Эмигрантский журнал «Рубеж» как источник по антропологии моды русского зарубежья 1930-1940-гг.

Дмитриев Иван Евгеньевич аспирант, кафедра этнологии, Московский государственний университет имени М.В. Ломоносова 119992, Россия, г. Москва, Ломоносовский проспект, 27, корп. 4 Dmitriev Ivan Post-graduate student, the department of Ethnology, M. V. Lomonosov Moscow State University 119992, Russia, g. Moscow, Lomonosovskii prospekt, 27, korp. 4 beauregard53@yahoo.com Другие публикации этого автора

Периодические издания, выпускавшиеся в среде эмигрантов «первой послереволюционной волны», представляют собой неотъемлемую часть культурного наследия русского зарубежья. Для беженцев из России издание периодики на родном языке было эффективным способом сохранения русской культуры и привычного образа жизни, коммуникативным каналом, способствовавшим сплочению диаспоры. Согласно точному определению О.И. Барковой, «печатное слово на русском языке было важным условием сохранения традиций национально-культурной идентичности, родного языка и одним из наиболее эффективных средств массовой коммуникации в среде российских эмигрантов «первой послереволюционной волны» ^{[1, с. 97]}.

Количество периодических изданий на русском языке варьировалось от страны к стране и напрямую зависело от размеров и организованности русского сообщества. Одним из ведущих центров русского зарубежья по размеру издательской деятельности был город Харбин, история которого представляет собой уникальный феномен существования русского города за пределами границ России.

Основание Харбина неразрывно связано с Китайско-Восточной железной дорогой (КВЖД) – транспортной артерией, соединявшей Сибирскую магистраль и Уссурийскую дорогу по кратчайшему пути через Маньчжурию. КВЖД представляла собой важнейший инфраструктурный проект Российской империи, поскольку обеспечивала бесперебойное сообщение между европейской частью государства, Владивостоком и Порт-Артуром и служила мощным инструментом политического и экономического влияния России на Дальнем Востоке. В 1896 г. был заключен первый в истории русско-китайских отношений союзный договор, предусматривавший, в частности, передачу территорий необходимых для постройки, эксплуатации и охраны новой линии в распоряжение акционерного Общества КВЖД ^{[2, с. 51-52]}. Строительство железной дороги началось в 1897 г., а уже в 1898 г. был заложен ее административный центр - город Харбин.

Со дня своего основания Харбин развивался быстрыми темпами. Основанный, фактически, на болоте, Харбин всего за несколько лет превратился в процветающий город. Стратегически важное расположение города в точке пересечения КВЖД (эксплуатация началась в 1903 г.) и реки Сунгари (судоходство открыто в 1904 г.), а также огромные средства, которые администрация КВЖД вкладывала в строительство жилых зданий, школ, больниц, средств связи и т.п. создавали благоприятные условия для развития Харбина. Динамика роста населения говорит сама за себя: если в 1903 г. население Харбина составляло 44 576 человек, из которых 15 579 были русскими подданными, а 28 338 – китайскими, то уже к 1917 г. в Харбине проживало более 100 тыс. человек, из них русских было свыше 40 тыс. ^{[2, с. 66]}

Революция 1917 г. сыграла в судьбе Харбина ключевую роль. Попытка установить в городе советскую власть была сорвана местной администрацией во главе с Д.Л. Хорватом и призванными им на помощь китайскими войсками. В результате, статус города оказался в подвешенном состоянии, чем вскоре воспользовалось китайские власти. В 1920 г. президент Китайской Республики издал декрет, лишивший русское население права экстерриториальности и административной власти. С этого момента и вплоть до 1932 г. Харбин подчинялся китайскому правительству в Пекине. Несмотря на то, что в 1924 г. советским дипломатам в ходе тяжелых длительных переговоров удалось подписать соглашение с Китаем об использовании КВЖД на паритетных началах, повлекшее за собой смену руководства железной дороги, Харбин продолжал оставаться свободным от власти большевиков.

Именно тот факт, что Харбин не попал под советскую юрисдикцию, обусловил последующий расцвет города как центра русской эмиграции не только в Китае, но и на всем Дальнем Востоке и Юго-Восточной Азии. В период с 1918 по 1923 гг. в Харбин массово эмигрировали представители белого движения вместе с семьями. Их привлекала возможность трудоустройства на КВЖД и благоприятная культурная среда, позволявшая сохранить прежний дореволюционный уклад жизни. О многочисленности этой волны эмиграции говорят данные статистики Земельного отдела КВЖД: в 1923 г. в Харбине насчитывалось 165 857 русских ^{[3, с. 94]}. С 1924 г. в Харбин стали прибывать советские специалисты для работы на железной дороге, которые также приняли участие в формировании уникального харбинского социума.

Таким образом, в 1920-е гг. в Харбине сформировалась диаспора выходцев из России, весьма разнообразная по своему социальному составу. Согласно данным, которые приводят исследователи Н.И. Дубинина и Ю.Н. Ципкин, 68,7 % российской колонии в Харбине составляли рабочие, крестьяне и казаки; 3,6 % - дворяне; 9,5 % - мещане; 10,9 % - не определившие свой социальный статус ^{[4, с. 72-73]}. Массовый наплыв русских беженцев превратил Харбин в ведущий культурный центр русского зарубежья в Азии. Период 1920- начала 1930-х гг. можно с полным правом назвать временем расцвета «русского Харбина», в городе функционировало множество больниц, школ, высших учебных заведений, музей, православные храмы и даже Дома моды.

В то же время, стоит отметить, что существование русской диаспоры в Харбине было отнюдь не безоблачным. Трудное материальное положение, высокий уровень безработицы, практическое бесправие, полицейский гнет китайских властей, необходимость обеспечения будущего детей, напряженная внутриполитическая обстановка в Китайской Республике, постоянные советско-китайские конфликты на КВЖД – вот те причины, которые заставляли русских эмигрантов уезжать из Харбина в Северную и Южную Америку, Австралию, Европу и даже в СССР ^{[2, с. 135]}. Однако, конец процветанию русского Харбина положила Япония, которая в 1932 г. создала на территории Маньчжурии марионеточное государство Маньчжоу-го, а в 1935 г. вынудила СССР продать свою долю в КВЖД маньчжурскому императору. Японские власти рассматривали многочисленную русскую эмиграцию как угрозу своему влиянию в регионе и стремились выдавить русскоязычное население из Маньчжурии. С середины 1930-х гг. из Харбина начался массовый отток русского населения. Те, кто имел советское гражданство уезжали в СССР, обладатели китайских и нансеновских паспортов эмигрировали в Китай и другие страны. В 1945 г. Харбин заняли советские войска, после чего многие русские эмигранты были вывезены в СССР и репрессированы. В 1955 г. Харбин был передан Китайской Народной Республике, что фактически положило конец русскому Харбину как социокультурному явлению.

Уникальность феномена русского Харбина заключается в том, что город изначально строился как русский форпост на китайской территории, имевший стратегическое значение. В отличие от всех прочих центров эмиграции, где русские составляли хоть и значительное в культурном отношении, но все же меньшинство, Харбин представлял собой в полном смысле слова русский город за пределами России, обязанный своему появлению и процветанию русским переселенцам. Несмотря на то, что большую часть населения Харбина составляли китайцы, культурная доминанта была русской. В период 1920-1940-х гг. Харбин по своему облику, архитектуре и ритму жизни горожан напоминал провинциальный сибирский город, однако был не лишен европейского флера благодаря массовой эмиграции из европейской части России. По мнению исследователя Г.В. Мелихова, «почти тридцать лет после Октябрьской революции общественная и культурная жизнь большой русской колонии по-прежнему протекала по укладу дореволюционной России, с тщательным соблюдением традиций и обычаев, православных праздников» ^{[5, с. 149]}.

Таким образом, после Революции 1917 г. Харбин оказался настоящим заповедником дореволюционного образа жизни, неотъемлемой частью которого была периодическая печать. Харбин быстро превратился в один из ведущих издательских центров русского зарубежья. Согласно статистике и библиографии Маньчжурии 1927 г., в 1920 г. в Харбине появилось 25 новых периодических изданий, в 1921 г. – 32, в 1922 г. – 30, в 1923 г. – 25, в 1924 г. – 17, в 1925 г. – 31, в 1926 г. – 13. В течение 1901-1926 гг. в Харбине издавалось 102 газеты и 141 журнал - в общей сложности 243 периодических издания. Согласно указателю периодической печати города Харбина, изданному в августе 1936 г. экономическим бюро Харбинского управления государственных железных дорог, за период с 1 января 1927 г. по 31 декабря 1935 г. выпускались 51 русскоязычная газета и 106 журналов, не считая большого числа таких временных изданий, как рекламные листки, экстренные выпуски, бюллетени ^[6]. Среди наиболее популярных харбинских изданий можно назвать «Русское слово» (1926-1935 гг.), «Новости жизни» (1914-1929 гг.), «Зарю» (1926-1945 гг.), «Молву» (1924-1929 гг.), «Рупор» (1921-1937 гг.) и др.

Характерной особенностью периодики русского зарубежья, в целом, и харбинской периодики, в частности, является количественное преобладание литературных журналов над газетами, что было обусловлено желанием эмигрантов читать не только прессу, но и художественные произведения на родном языке ^{[1, с. 95]}. Литературные журналы пользовались высоким спросом благодаря знакомому еще по дореволюционной жизни формату, удачному совмещению информационного и развлекательного сегментов, активному сотрудничеству с ведущими писателями эмиграции. Одним из самых популярных журналов такого типа был «Рубеж».

Журнал «Рубеж» появился благодаря стараниям крупнейшего на Дальнем Востоке издателя-эмигранта Е.С. Кауфмана, который, по его собственным словам, преследовал цель сохранения русской культуры в эмигрантском сообществе ^{[7, с. 1-2]}. В течение первых 3-4 лет журнал не имел большого успеха, и издателям пришлось приложить немало усилий для его популяризации ^{[8, с. 97]}. Период второй половины 1930-1940-гг. стал для издания нелегким временем: постепенный отток русского населения из Харбина, а также введенная местными властями жесткая цензура печати привели к сокращению тиража, ухудшению качества материалов и полиграфии. Так, в последние годы своего существования «Рубеж» был вынужден публиковать пропагандистские статьи, прославлявшие японскую внешнюю политику. Тем не менее, выпуск продолжался почти 19 лет, за которые свет увидели 862 номера «Рубежа». Закрытие издания было связано с переходом Харбина под контроль СССР, в результате которого типография была конфискована, а многие сотрудники и авторы журнала были арестованы ^{[8, с. 100]}.

Редакторами журнала в разное время были А.С. Цыганов, Н.Д. Шилов, Е.С. Кауфман, М.Ц. Спургот, П. Михайлович, Е.Г. Кокшаров, А. А. Орэ, В. М. Петров, Л.П. Ефимов, М.С. Рокотов (Бибинов) ^{[9, с. 65]}. В «Рубеже» публиковались весьма известные местные литераторы: Алексей Ачаир, Л. Н. Андерсен, Арсений Несмелов, Валерий Перелешин и др. Писали для журнала также и собственные корреспонденты в Европе, Америке и Австралии: А.В. Амфитеатров (Рим), В.Н. Унковский (Париж), Т.А. Баженова (Сан-Франциско) и др. ^{[8, с. 96]}

Вниманию читателя предлагались художественные произведения популярных писателей и авторов журнала, новости со всего мира (в том числе из СССР), анекдоты и сатирические заметки, часто высмеивающие советскую жизнь, а также практически полное отсутствие глубоких материалов на политическую и экономическую тематику. Таким образом, журнал «Рубеж» представлял собой издание развлекательной направленности, совершенно индифферентное к вопросам политики и экономики, занимающее, впрочем, ярко выраженную антисоветскую позицию.

Отличие «Рубежа» от большинства других эмигрантских изданий заключалось в систематическом обращении к вопросам моды, в целом, нехарактерном для периодики русского зарубежья. Специализированного издания о моде среди русскоязычной прессы за рубежом не существовало, и «Рубеж» наряду с издававшимся в Париже литературным журналом «Иллюстрированная Россия» (1924-1939 гг.), представлял собой уникальный пример профессионального освещения модных тенденций ^[10]. В данной статье автор сознательно ограничил рамки исследования периодом 1930-1940-х гг., поскольку мода 1920-х гг. представлена на страницах «Рубежа» фрагментарно: издание журнала начинается 20 августа 1926 г., а уже 24 октября 1929 г. произошел обвал на Нью-Йоркской фондовой бирже, ознаменовавший начало Великой депрессии, которая привела к смене эстетической парадигмы, доминировавшей в модной индустрии на протяжении 1920-х гг.

Статьи, посвященные последним тенденциям в мире моды, регулярно появлялись на страницах журнала, занимали одну печатную страницу и практически всегда содержали фотографии моделей известных Домов мод, дававших читателю визуальное представление о новых коллекциях известных кутюрье. Интересен и тот факт, что материалы о моде представляли собой не просто перечисление модных тенденций, а давали читателю советы относительно выбора фасона, материала, орнамента платья, обуви, аксессуаров и пр.

Наряду со статьями о моде существовала специальная рубрика «Страничка женщины» или «Уголок женщины» (в поздних номерах). Вниманию читательниц предлагались кулинарные рецепты, рекомендации по ведению домашнего хозяйства, анонсы вышедших книг и пр. Большое внимание уделялось практическим модным советам. Как добиться белизны рук и избавиться от блеска лица, как сшить платье по выкройке и украсить модным кружевом нижнее белье – все это и многое другое можно было узнать на последних страницах журнала. К примеру, в первом номере за 1930 г. авторы отмечают, что непременным аксессуаром модницы в новом сезоне становится сумочка, которая должна обязательно подходить к туалету цветом, материалом, стилем, и представляют читательницам универсальную сумку, которую может изготовить любая портниха ^{[11, с. 27]}.

Косвенные сведения о состоянии модной индустрии в Харбине можно получить из раздела рекламных объявлений, размещавшихся в начале и конце каждого номера. С их помощью свои услуги предлагали ателье, магазины готовой одежды и портные. Русские харбинцы предпочитали одеваться по последней европейской моде, несмотря на географическую удаленность их города от ведущих мировых центров модной индустрии. Манера одеваться была одним из основных культурных маркеров, который отличал русских жителей Харбина от китайцев, которые придерживались традиционной китайской моды ^{[12, с. 192]}. Для многочисленной русской колонии Харбина возможность следовать актуальным модным тенденциям, несомненно, являлась важным элементом сохранения дореволюционного образа жизни и, как следствие, неотъемлемой частью их национальной идентичности и культурного кода.

Благодаря высокому спросу на модные товары в среде русских эмигрантов, харбинская модная индустрия была весьма развита. Уже в 1900 г. известный в Российской империи Торговый дом «И.Я. Чурин и Ко» открыл магазин в районе Старый Харбин, в котором продавалась женская и мужская одежда ^{[12, с. 184]}. Это был самый большой магазин модных товаров в Харбине, при котором работало ателье по пошиву одежды, шляпная и обувная мастерские. «Чурин» ориентировался на парижскую моду, например, для пошива одежды использовались лекала ведущего французского модного журнала Vogue ^{[12, с. 194]}. Будучи крупным игроком на модном рынке Харбина, Торговый дом «Чурин» активно размещал рекламу в журнале «Рубеж». Например, в июльском выпуске 1929 г. «Чурин и Ко» предлагает читателям шерстяные и фильдекосовые купальные костюмы, а также чепчики, туфли, махровые халаты, накидки «в огромном выборе» ^{[13, с. 22]}.

Настоящий расцвет модной индустрии Харбина наступил в 1920-е гг., когда свои двери открыло множество новых салонов и ателье по производству на заказ одежды и аксессуаров, а также, магазинов по продаже готовой продукции, которые, главным образом, были ориентированы на служащих КВЖД, являвшихся наиболее платежеспособными клиентами ^{[14, с. 132]}. Среди наиболее успешных модных предприятий можно назвать Дома готового платья «Волга-Байкал», «Венское товарищество», ателье «Люкс» и «Лувр», модные салоны «Варшавский» и «Антуанетт», салон белья «Белосол» и др. ^{[12, с. 198-200]} Благодаря их работе, харбинцы имели возможность одеваться согласно последней европейской и американской моде. Поскольку «Рубеж» являлся одним из наиболее популярных харбинских журналов, указанные выше и другие Модные дома, магазины, салоны, ателье часто размещали рекламу на его страницах. В качестве примера можно привести №4 за 1935 г., в котором читателю предлагалось посетить шляпный салон «Антуанетт», салон дамских платьев М.С. Ольмерт, салон «Люкс», салон Е.Н. Обухова по изготовлению зимнего и весеннего пальто, салон мадам Здоровениной по изготовлению платьев и белья, мастерскую вязаных, шерстяных и шелковых изделий Л.А. Храмченко, салон дамских нарядов «Прима», салон И.В. Фомина ^{[15, с. 12]}, а также №4 за 1930 г., в котором рекламировались меховые товары Торгового дома «А.И. Винокуров с с-ми», парфюмерия фабрики «Брокар и Ко», галоши и боты фирмы «Квадрат» ^{[16, с. 20-22]}.

В целом, харбинская мода развивалась в русле европейской и американской моды, однако местный климат вносил свои коррективы. Продолжительные морозные и снежные зимы, характерные для Харбина, а также относительная дешевизна меховых изделий, обусловили их более высокую по сравнению с Европой популярность, где зимний климат был ощутимо мягче. Среди многочисленных магазинов, специализировавшихся на продаже мехов, можно отметить «Балыков и Григорьев», «Братья Я. И А. Бент», «Б.И. Палей», «Барнаульское товарищество», «Торговый дом А.К. Винокуров и сыновья», а также магазин С. Гуревича ^{[14, с. 135]}. Ателье «Кондор» удовлетворяло спрос харбинцев на крашенные меха, которые вошли в моду в конце 1920-х гг. ^{[17, с. 8.]}

Еще одной особенностью харбинской моды, проявившейся в 1920-х гг., был несравненно меньший, в сравнении с Европой, успех т.н. стиля «style à la russe» (фр. «русский стиль»), который характеризовался широким использованием русских национальных мотивов в производстве одежды, аксессуаров и парфюмерии. Если в европейских странах, в частности, в законодательнице моды, Франции, наплыв русских эмигрантов, пришедшийся на начало 1920-х гг., привел к всплеску интереса к русской культуре, которая представлялась для местного населения экзотикой, то в Харбине с его русской культурной доминантой эта модная тенденция не вызвала такого ажиотажа ^{[14, с. 132]}.

Точкой отсчета периода 1930-х гг. в моде можно считать 1929 г., когда начавшаяся Великая депрессия явилась главным катализатором появления новых эстетических идеалов, сформировавших облик следующего десятилетия, и которые оставались актуальными вплоть до начала Второй мировой войны (1939-1945 гг.). На смену образу прожигающей жизнь девушке-флэпперу (от анг. flapper - «хлопушка») приходит образ зрелой женщины, примерной супруги и заботливой матери, которая, прежде всего, думает о благополучии семьи, а не о развлечениях. Именно такой образ проповедовал Голливуд, чей расцвет в 1930-е гг. был связан как раз с фильмами о красивой жизни, непременно завершающимися «хэппи эндом» (от анг. happy end - «счастливый конец»). Идеалом становится фигура звезды киноэкрана – стройная, с узкими бедрами, выраженной талией, поднятой грудью и широкими плечами ^{[18, с. 180]}. «Похороны мужской прически для дам уже состоялись… Эта прическа олицетворяла собой женскую эмансипацию… Вместе с ней наступает закат и для другого модного явления – «стройной линии». Вместо нее упорно выдвигаются снова на первый план вечно-женственные округленные, мягкие формы, всегда привлекательные для мужского глаза и не уничтоженные даже беспощадной модой» ^{[19, с. 10]}. Действительно, с появлением моды на зрелых и чувственных женщин экстремально короткие стрижки вытесняются волосами средней длины, которые красили в цвет блонд и завивали в локоны на манер Марлен Дитрих и Джин Харлоу. Модный обозреватель «Рубежа» Вивиан Денис разбирает типы популярных женских причесок на примере голливудских актрис Нормы Ширер, Кэтрин Хепберн, Сесил Паркер и Джун Найт: «Теперь в моде локоны, самые разнообразные, плоские и пышные» ^{[20, с. 19]}.

Исчезает декор у платьев, предпочтение отдается практичным фасонам и немарким цветам. Вместо популярного в 1920-е гг. шелка, дизайнеры используют шерсть, хлопок, лен, твид. Подол платья опускается до икры, а вечером достигает пола. На смену маленьким шляпкам «клош» приходят шляпы с широкими полями. Вот как об этом пишет журнал «Рубеж» в заметке «Mesdames, мужайтесь…»: «Бесспорно, 1930 год несет с собой возвращение к тому ужасному времени, когда женщины усиленно конкурировали с подметальщицами улиц и выкалывали глаза прохожим своими шляпными булавками…» ^{[11, с. 21]}.

Вечерние платья теперь делаются не только из ламе, атласа, шифона, органди, шелка, муара, но и крепа, ранее считавшимся материалом для дневных платьев. Вот что пишет журнал «Рубеж» о наряде голливудской дивы Лоретты Янг: «Изумителен и ее вечерний туалет, – обеденное платье.… Из черного крепа, на котором огромные белые цветы с черными серединками, сделана юбка; верх – из гладкого черного крепа, и только на груди – аппликация из белых цветов, вырезанных из того же материала, из которого сделана юбка» ^{[21, с. 17]}.

В качестве верхней одежды широко используются пальто и тренчи, в целом повторяющие форму платья, а также элегантные накидки – кейпы, которые на страницах «Рубежа» демонстрируют американские актрисы Мэдж Эванс и Бетти Фернесс ^{[22, с. 17]}.

В 1930-е гг. ткани становятся эластичными, что производит революцию в производстве белья, которое постепенно обретает современный вид. Среди новинок - женские трусы, комплекты боди, а также бюстгальтеры без жестких чашечек треугольной формы. Жесткий корсет, который до Первой мировой войны представлял собой оплот женственности, теперь заменен на мягкую грацию. В №14 за 1938 г. журнал «Рубеж» представляет читателям модную модель грации, сделанную из искусственного шелка без кружев и какой-либо декоративной отделки, отмечая простоту и удобство современных моделей женского белья ^{[23, с. 31]}.

В период Второй мировой войны журнал «Рубеж» продолжал писать о моде, однако, по мере того, как положение Японской империи и ее сателлита Маньчжоу-го становилось все более отчаянным, статей на эту тему становилось все меньше, к 1945 г. они практически исчезают совсем. Вся информация умещается в несколько строк и одну миниатюрную фотографию. Тем не менее, основные тенденции моды первой половины 1940-х гг. в той или иной степени нашли свое отражение в материалах авторов «Рубежа».

Развитие моды в 1940-х гг. так или иначе определялось Второй мировой войной. Элегантная роскошь нарядов голливудских звезд 1930-х гг. теперь рассматривалась как избыточная и вульгарная, а такие материалы, как новоизобретенный нейлон и шелк были зарезервированы для нужд военной промышленности ^{[18, с. 256]}. В моде простота и естественность. «Простота - вот, чего требует мода от внешности женщины в этом году, - от ее туалета, прически и манер, конечно» ^{[24, с. 15]}. В женской одежде активно использовались мужские фасоны, идеально подходящие для трудного военного времени. Это подтверждает, в частности, опубликованная в 1942 г. заметка «Война и мода», в которой автор Анни Руней пишет о том, что женская мода стала практичной, удобной, ноской и похожей на мужскую. В моде брюки покроя «слэгс» и длинные фланелевые жакеты военного покроя ^{[25, с. 22]}.

Номинальным центром мировой моды на протяжении всей войны был Париж, однако немецкая оккупация нанесла удар по его влиянию. «Париж был и остался законодателем моды. Несмотря на все затруднения, связанные с войной, элегантные представительницы всех стран продолжают выписывать свои туалеты из Парижа», - сообщают журналисты «Рубежа» ^{[24, с. 17]}. Тем не менее, по мере ухудшения экономической ситуации в Третьем Рейхе, и ужесточения оккупационного режима в самой Франции, многие парижские Дома моды были вынуждены закрыться, и главными творцами моды стали дизайнеры США и Великобритании. Уже в 1941 г. «Рубеж» пишет: «Париж молчит, и заботы о женщинах падают теперь на плечи Нью-Йорка, Лондона, Берлины и Вены» ^{[26, с. 19]}.

Еще одним ориентиром для харбинцев стал Шанхай, главный центр модной индустрии на Дальнем Востоке. «Рубеж» размещает на своих страницах модели шанхайского Модного дома «Современная женщина», представляющие собой архитипичный пример модных тенденций 1940-х гг. Пальто военного кроя, юбка с удобной длиной по колено, акцентированная талия, жакет с накладными плечами, туфли-боты на низком каблуке и шляпка из джерси создают точеный женский силуэт столь характерный для первой половины 1940-х гг. Все вещи выполнены в немарких защитных цветах – черном, зеленом, терракотовом ^{[27, с. 25]}. В дальнейшем модели Дома «Современная женщина» неоднократно появлялись на страницах «Рубежа» ^{[28, с. 25; 29, с. 21; 30, с. 23]}.

Харбинская модная индустрия также переживала кризис. Японская оккупация пагубно сказывалась на экономике Харбина и благосостоянии горожан. К середине войны остро встал вопрос снабжения русского населения текстильными материалами и обувью, харбинцы были вынуждены донашивать старые вещи, поскольку на приобретение новых не хватало средств ^{[14, с. 138]}. В то же время, в Харбине появляются японские модные товары, такие как зонты от солнца, веера, соломенные сумочки, чулки и др., которые хоть и были невысокого качества, однако активно продвигались японской администрацией в противовес европейским и американским изделиям как пример экономии и практичности ^{[14, с. 139]}.

В период Второй мировой войны дизайнеры были вынуждены работать в условиях постоянной нехватки материалов, поэтому значительную роль играли детали и аксессуары. В заметке «Спешите, - весна не ждет!» авторы «Рубежа» обозначают приметы модного образа на весну и лето: «Тонкая талия, широкая юбка, прилегающие корсажи, пышные рукава, как отделка – карманы. Новое – только в деталях, в мелочах. Так карманы, делают очень заметными, пышными вроде мешочков» ^{[31, с. 17]}. Огромную популярность также приобрели простые хлопковые платья самых разных расцветок и фасонов ^{[32, с. 19]}.

Прически первой половины 1940-х гг. были высокими, с обилием локонов, которые закалывали булавками для придания формы, позволяющей носить фуражку или пилотку ^{[33, с. 15]}. Большую популярность имели разнообразные шляпы, служившие напоминанием о мирном времени. Неоднократно на страницах «Рубежа» была запечатлена и еще одна важная тенденция военного времени – тюрбан ^{[34; 35, с. 21; 36, с. 17]}. Мода на этот восточный головной убор, для изготовления которого было достаточно отреза шерстяной или шелковой ткани, пришла из Парижа и позволяла выглядеть элегантно в условиях нехватки воды и мыла для мытья волос.

Военный период отличался разнообразием обуви, что было связано с дефицитом качественной кожи. Как и многие другие материалы, кожа была зарезервирована для нужд фронта, поэтому обувное производство переориентировалось на доступные замшу, спилок, резину, пробку, дерево, пленку. На примере статей журнала «Рубеж», мы видим, что сложившееся ситуация вынудила производителей экспериментировать с фасонами и использовать оригинальные цветовые сочетания ^{[25, с. 19]}.

Подавляющее большинство модных публикаций в журнале «Рубеж» было ориентировано на женскую аудиторию. Это было связано с тем, что мода традиционно рассматривалась как вид дамского досуга, и основными потребителями товаров модной индустрии также были представительницы слабого пола. Кроме того, мужская мода рассматриваемого периода была значительно менее разнообразной и подверженной переменам, чем женская. Тем не менее, мужской стиль не остался без внимания авторов «Рубежа». В статье «Денди с головы до ног…» автор Брюмель указывает на те незначительные, на первый взгляд, детали в одежде, которые позволяют мужчине приобрести вид истинного денди и франта. К таким нюансам он относит обувь, галстук и шляпу, особо отмечая, что «шляпа придает вовсе не много элегантности мужскому силуэту» ^{[37, с. 17]}.

Проведенный анализ материалов эмигрантского журнала «Рубеж» позволил автору сделать следующие выводы.

Во-первых, несмотря на то, что «Рубеж» по своей направленности представлял собой литературный, а вовсе не модный журнал, тем не менее, его материалы представляют собой ценный и, в то же самое время, малоизученный источник по истории развития мировой модной индустрии и антропологии моды русского зарубежья. На страницах журнала регулярно публиковались профессионально написанные статьи и заметки о последних модных тенденциях, которые позволяют отслеживать изменение эстетической парадигмы общества на протяжении 1930-1940-х гг. Существовавший наряду со статьями о моде, раздел рекламных объявлений помогает воссоздать ретроспективную картину антропологии моды русского зарубежья в городе Харбин.

Во-вторых, русские эмигранты сыграли определяющую роль в организации модной индустрии Харбина. Для того чтобы удовлетворить эстетические запросы русских харбинцев, стремившихся к сохранению привычного уклада жизни, в Харбине открылось множество Модных домов, магазинов и ателье, которые предлагали продукцию в соответствии с последними тенденциями европейской и американской моды. Таким образом, в Харбине сформировалась весьма развитая модная индустрия, благодаря которой Харбину удалось на протяжении нескольких десятилетий оставаться уникальным в своем роде центром европейской моды в Азии.

В-третьих, несмотря на следование тенденциям европейской моды, свойственное харбинской модной индустрии, географическая удаленность Харбина от мировых центров модной индустрии, климатические особенности, национальный состав населения, а также политическая конъюнктура обусловили некоторую обособленность и самобытность харбинской моды. Можно с уверенностью утверждать, что именно харбинская модная индустрия явилась важнейшим фактором сохранения этнической и культурной идентичности русских харбинцев на протяжении 1920-1940-х гг.