О формализованной методике анализа комплексов мемуарных источников

Изменения в современной творческой лаборатории историка связаны с сосуществованием различных источниковедческих и методических подходов, что во многом связано с переосмыслением значения отдельных видов источников. К ним несомненно относятся источники личного происхождения, которые раньше рассматривались как «второстепенные» и «субъективные» (характерно, что в коллективной монографии «Источниковедение новейшей истории России: теория, методология и практика» раздел, посвященный этим источникам, называется «Переосмысление источников личного происхождения») ^{[1, с. 59–65]}. Важной составляющей работы с источниками становится совершенствование методов анализа и компьютерных технологий на основе принципа их адекватности целям и задачам конкретно-исторического исследования ^[1].

Среди источников личного происхождения особую группу составляют мемуары. А.Н. Тартаковский писал о разнообразии и эволюции мотивов мемуаротворчества, но при этом указывал на единство целевого назначения мемуаров: «стремление личности запечатлеть для современников и потомства опыт своего участия в историческом бытии, осмыслить себя и свое место в нем» ^{[2, с. 23)]}. Специфическая социальная функция мемуаров как источников заключается в том, что «именно в мемуарах с наибольшей последовательностью и полнотой реализуется историческое самосознание личности», потребность в котором «соответствует относительно высокому уровню общественного сознания» ^{[2, с. 24]}.

Вопрос о научно-познавательной ценности мемуаров решался по-разному: дореволюционные исследователи мемуаров высказывали позитивные оценки их информационного потенциала. В течение XX в. наблюдались спады и подъемы общественного интереса к мемуарам и менялось отношение историков к этим источникам в теоретическом и методическом аспектах ^{[3, с. 135]}.

Большой интерес к мемуарам, в первую очередь, воспоминаниям участников революционного движения, приходится на 1920-е гг., когда их публикация выполняла важную идеологическую задачу – показать неизбежность падения самодержавия ^{[3, с. 128]}. В отличие от предыдущего периода, с середины 1930-х гг. преобладало скептическое отношение к мемуарам, основанное на утверждении их неизбежной субъективности и, соответственно, ограниченной возможности использования, когда они рассматривались только как носитель фактографической информации, иллюстрирующей сведения источников других видов.

Однако после окончания Великой Отечественной войны ситуация вновь изменилась в связи с «мемуарным взрывом», вызванным этим важнейшим периодом отечественной истории. Термин «мемуарный взрыв» употребляется в настоящее время рядом исследователей в связи с такими ключевыми событиями, как Отечественная война 1812 г., революции 1905 и 1917 гг., гражданская война, Великая Отечественная война. Наряду с этим, в 1950–1960-х гг. велись дискуссии, в центре которых стояла проблема субъективности информации мемуаров и их информативных возможностей по сравнению с другими видами источников.

Как известно, в работах Б.Г. Литвака дано определение массовых источников, которое иногда называют «формулярным». Формулировка, предложенная им в 1964 г., определяет массовые источники как «…такие источники, которые имеют или которым можно придать сравнительно разработанный формуляр, что дает возможность содержащиеся в них отдельные частные факты, сами по себе имеющие ограниченную для исторического исследования ценность, подвергнуть статистической или иной обработке и научной группировке для получения данных обобщающего характера». В 1965 г. Б.Г. Литвак дал уточнение этого определения: «под массовым источником мы разумеем такие документы, которые отражают единичный факт или явление, сами по себе имеющие ограниченный интерес, но в совокупности позволяющие выяснить ту или иную закономерность. По форме своей эти документы представляют определенный формуляр или зачатки его» ^{[4, с. 6]}. Интересно, что упоминание о статистической обработке во второй версии определения отсутствует.

Критерии ординарности происхождения, однородности содержания и однотипности формы исключали из концепции массовых источников Б.Г. Литвака источники таких классов, как повествовательные, нормативные, статистические. Формуляр повествовательных источников, по его мнению, всегда «индивидуален и уникален, содержание –многообразно, и в превалирующих случаях посвящено неповторяющейся, небудничной ситуации или событию». ^{[4, с. 7–8]}

Начиная с 1970-х гг., в работе с мемуарными источниками преобладает новый подход, при котором используется не только фактографическая информация, но сведения об авторах мемуаров как личностях и как представителях определенных социальных групп, участниках общественной жизни исторической эпохи. Роль мемуаров как полноценных исторических источников возрастает, особенно учитывая масштабный рост массива мемуарной литературы, формирование комплексов мемуарных источников.

Одним из важных вопросов изучения таких комплексов является возможность рассмотрения мемуаров как массовых источников. Единого мнения по этому вопросу до сих пор нет, однако ряд исследователей в работах последних десятилетий поддерживает точку зрения на тематические комплексы мемуаров как массовые источники. Упомянем, например, диссертационные исследования Л.А. Колесниковой «Историко-революционная мемуаристика (1917–1935 гг.) как массовый источник по истории русских революций (методика количественного анализа)» ^{[5] [6]}, А.С. Мастренкова «Мемуары по истории Гражданской войны в Оренбуржье» ^[7], С.В. Павловской «Дневники и воспоминания отечественных историков как исторический источник изучения общественно-политической и научно-педагогической жизни России конца XIX — начала XX веков» ^[8].

В работе Л.А. Колесниковой, посвященной изучению массива воспоминаний по истории трех российских революций, созданного в 1920-х – начале 1930-х гг., явно утверждается принадлежность массива воспоминаний по истории трех российских революций к массовым источникам и возможность его исследования нетрадиционными (количественными) методами анализа ^{[5, с. 5]}. С.В. Павловская, изучая специфику воспоминаний, оставленных профессиональными историками, также апеллирует к возможностям количественного анализа массива текстов с целью извлечения скрытой информации: «Идеи о скрытой информации применительно к комплексу мемуарных текстов убедительно показали эффективность такого подхода к мемуарам. Информация, полученная из одного текста дневника или воспоминания историка, – уникальна, но такого же рода информация встречается и в текстах других историков. Применение количественных методов для изучения каждого текста дает возможность выявить скрытую информацию, характерную для большинства текстов, которая выступает в обобщенном виде не как описание отдельного факта, но как характеристика явления истории, такую информацию можно получить только при рассмотрении дневников и воспоминаний как массовых источников»^[9]. А.С. Мастренков подчеркивает: «Актуализируя задачу расширения источниковой базы исследования Гражданской войны, следует учитывать массовый характер многих видов источников. И в первую очередь это относится к мемуарам» ^{[7, с. 3]}.

Некоторые положения, высказанные в перечисленных работах 2000-х гг., представляются чрезмерно оптимистичными, например, о том, что В.С. Голубцов и А.А. Курносов «показали необходимость широкого объективного подхода к мемуарам по новейшей истории как массовым историческим источникам» ^{[5, с. 8]}, или о том, что намечается сближение приемов изучения некоторых разновидностей мемуарных источников с методами обработки массовых статистических источников ^{[7, с. 9]}.

Тем не менее, новым и перспективным в работах 1970-х гг. было то, что исследователи, которые обосновывали ценность мемуаров как полноценных исторических источников и не отводили им роль второстепенных, иллюстративных, указывали на массовый характер мемуарных источников ^{[10] [11] [12]}. Так, А.А. Курносов писал, что мемуары во второй половине XIX века «стали массовым (в количественном отношении) источником» и «массовым видом литературы» ^{[11, с. 20]}, эту же точку зрения он развивает в главе «Мемуары» коллективной монографии «Источниковедение новейшей истории России»: «Учитывая массовость мемуарной литературы в XX в., наилучшим для историка-исследователя выходом будет не привлечение каких-то отдельных воспоминаний и свидетельств. Надо опираться на комплексный подход, группируя содержание различных мемуаров вокруг интересующих исследователя вопросов и пытаться создавать объемное видение того, какими представлялись исторические события современникам и почему менялись их оценки с течением времени» ^{[1, с. 303]}.

Эта точка зрения находит отражение и в учебниках. В главе 22 «Воспоминания, дневники, частная переписка» учебника по источниковедению (1981 г.) констатируется: «Количество произведений мемуарной литературы сильно увеличилось. Мемуары становятся в известной мере массовыми источниками» ^{[13, с. 346]}. Подчеркнем, что речь идет не просто о количественном росте источников этого вида, а о тематически однородных массивах, или комплексах.

Фактически, в работах 1970-х – 1980-х гг. массивы мемуаров рассматриваются как отражение массовых социальных процессов, что соответствует определению массовых источников, данному И.Д. Ковальченко: «Массовыми являются источники, характеризующие такие объекты действительности, которые образуют определенные общественные системы с соответствующими структурами. Массовые источники отражают сущность и взаимодействие массовых объектов, составляющих эти системы, а следовательно, строение, свойства и состояние самих систем» ^{[13, с. 6] [14, с. 13]}.

Общим для рассмотренных работ является акцент на анализе комплексов мемуарных источников в отличие от уникальных, единичных текстов и, соответственно, на возможности формирования с использованием количественных методов обобщенного представления исторических явлений и процессов, скрытого за отдельными текстами таких комплексов.

О том, что в XIX веке мемуаротворчество становится массовым явлением, писал и А.Н. Тартаковский. Однако он проводил разграничение между мемуарами как «множественными» источниками (т.е. не массовыми по происхождению) и массовыми источниками «в точном смысле слова» (по И.Д. Ковальченко), под которыми он понимал «однотипные по структуре и номенклатуре отражения информации документы, предназначенные в ходе социально-исторической практики для систематической фиксации массовых (т.е. однородно-повторяющихся ) явлений жизни общества» ^{[2, с. 19–20]}. Поэтому А.Н. Тартаковский предлагал, ссылаясь на концепцию Б.Г. Литвака, оставить за мемуарами термин «множественные источники», указывая, что ошибочно относить их к массовым источникам только на основании такой количественной характеристики, как «множественность».

Вместе с тем, в своей монографии А.Г. Тартаковский предложил программу анализа мемуаров в форме несложной статистической обработки, т.е. в известной мере – работу с мемуарами как с массовым источником: «Поскольку объектом исследования является … массив, корпус мемуарных источников, … он требует адекватных своему масштабу и значению методов. В их основе лежала специально разработанная программа в виде анкеты-вопросника из нескольких десятков пунктов … которая была «предъявлена» каждому мемуарному памятнику. … Картотеки были сведены в три перечня, … дающие систематизированное представление о составе этого массива и позволяющие применить к нему формализованно-количественные способы обработки. Пределы их в приложении к таким своеобразным … источникам, как мемуары … конечно, весьма ограничены сравнительно с массовыми источниками в точном смысле слова… Поэтому мы сочли возможным прибегнуть лишь к некоторым элементарным подсчетам на базе выделения чисто «внешних» признаков (датировка мемуаров, хронология публикаций, их численность и т.д.), не затрагивающих внутренней ткани мемуарного повествования, с последующей историко-источниковедческой интерпретацией полученных данных» ^{[2, с. 19–20]}.

Невозможность жесткого разграничения на методологическом уровне между массовым и уникальным источником констатируется в главе 10 «Массовые источники и компьютеризация исторических исследований» коллективной монографии «Источниковедение новейшей истории России: теория, методология и практика», где на примере писем показано, что один и тот же источник может рассматриваться с разных точек зрения, и как массовый, и как уникальный, в зависимости от постановки исследовательской задачи ^{[1, с. 410]}.

И сложности с отнесением мемуарных источников к массовым, и необходимость выбора адекватных методов их анализа связаны, в первую очередь, с отсутствием явной структуры в таких текстах: «Вопрос о подходе к текстам как массовым источникам наиболее сложен. Объем источниковедческой работы возрастает при переходе от источников с явно выраженными структурами к тем, где последние присутствуют скрытно, имплицитно» ^{[1, с. 417]}.

По оценке А.К. Соколова, дихотомия «массовые» и «уникальные» имеет противоречивый характер, если считать массовыми только источники, имеющие стандартный формуляр: наличие формуляра является доказательством множественности и системности источника, но исходит, скорее, из внешних признаков, а не из сущностных свойств. С другой стороны, несомненно наличие противоречия и между понятиями «массовые» (в противоположность «уникальным») и «множественные» (в противоположность «единичным») источники. Отнесение мемуаров к уникальным источникам верно только применительно к единичным источникам, тогда как современные комплексы мемуарных источников, безусловно, таковыми не являются ^{[1, с. 408]}. Поэтому «обобщению поддается содержание и таких источников, как воспоминания, описывающих жизненный путь представителей различных социальных групп. Изучая социальный, профессиональный, образовательный и т.д. состав авторов воспоминаний, группируя содержание вокруг важных для общества вопросов, можно проследить на этой основе исторические закономерности» ^{[1, с. 417]}.

* * *

В данном исследовании мы рассматриваем воспоминания как массовый источник, прежде всего, применительно не к отдельным текстам, а к тематическим комплексам, массивам таких источников, образующим своеобразный «мемуарный шлейф», возникающий при отражении в этих источниках крупных исторических событий, массовых процессов. Таковы «шлейфы», которые особенно характерны для XX века: это воспоминания участников революции, Великой отечественной войны, узников Гулага и т.д.

«Множественность» таких источников, каждый из которых в отдельности является уникальным, позволяет считать массовыми их комплексы, имеющие во многом сходные смысловые акценты, связанные с осмыслением масштабных, массовых процессов на уровне человеческой личности.

Поскольку источниковедческий анализ комплекса мемуаров включает характеристику авторов, важную роль играет возможность создания их коллективного портрета (коллективной биографии) в форме просопографической базы данных. Изучение состава авторов позволяет исследователю получить представление о его социальной, возрастной, профессиональной структуре и сделать выводы о степени полноты и репрезентативности тех оценок, которые дают авторы воспоминаний тем историческим событиям и процессам, свидетелями и участниками которых они являлись.

Таким образом, источниковой базой работы с мемуарами как с массовым источником, является, с одной стороны, полнотекстовая база данных мемуаров, а с другой стороны – табличная база данных биографического характера. Статистический анализ этой базы данных позволяет получить общее представление об авторах воспоминаний. Более того, биографические сведения об авторах, которые можно превратить в атрибуты текстов, дают возможность строить группировки текстов по отдельным атрибутам с целью сравнительного анализа их влияния на содержание текстов.

В отличие от табличной просопографической базы данных с ее стандартными полями и записями, полнотекстовая база данных не обладает «естественной» структурой (формуляром), и хотя отсутствие структуры не противоречит возможности работы с комплексом мемуаров как с массовым источником, она помогает формализовать содержание мемуаров путем выявления основных смысловых категорий, характеризующих содержание текстов, и позволяет в полной мере использовать возможности его статистической обработки. Инструментом создания такой структуры при анализе текстов является разработка системы семантических категорий и индикаторов с учетом интересующих исследователя вопросов. Эта «семантическая сеть» привносится в тексты при обращении к методам контент-анализа. Частотный анализ системы категорий и особенно анализ совместной встречаемости категорий выявляет в содержании то общее, что свойственно комплексу текстов разных авторов как массовому источнику, освещающему восприятие исторического события его современниками.

* * *

Трагический след в отечественной истории советского периода оставили политические репрессии, затронувшие представителей всех социально-политических слоёв и групп населения. Наряду с множеством источников информации о лагерной эпохе в истории страны (делопроизводственная документация, пресса и др.) существует большой комплекс источников личного происхождения, таких, как письма, дневники, интервью, воспоминания, количество которых исчисляется тысячами, в них наиболее полно и ярко отражены переживания авторов и их взгляды на события практически всей жизни или наиболее значимого её периода, а также оценки периода репрессий в жизни страны. Один из ценных комплексов мемуаров собран на сайте Сахаровского центра в разделе (базе данных) «Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы» ^[15].

В настоящий момент в базу входит информация о 2802 авторах, написавших воспоминания о ГУЛАГе, и 1626 текстов; база постоянно пополняется. Среди авторов лагерной мемуаристики много женщин – процент тех, кто выжил в лагерях и дожил до того времени, когда смог сесть за мемуары, среди женщин выше, чем среди мужчин ^[16]. К тому же, женские воспоминания отличаются гораздо большей эмоциональностью и скрупулезностью описания лагерного быта и человеческих взаимоотношений – женщины пишут о своих страданиях гораздо более открыто и искренне.

Значительная тематическая коллекция мемуаров указанного ресурса до сих пор не становилась объектом отдельного изучения. И в целом, анализ воспоминаний узников ГУЛАГа пока не является хорошо изученной темой; в качестве исключений можно назвать статьи И.Л. Щербаковой «Память ГУЛАГа. Опыт исследования мемуаристики и устных свидетельств бывших узников»^[16] и Г.А. Салтык «Воспоминания бывших узников исправительно-трудовых лагерей СССР как исторический источник» ^[17], а также публикацию «Женщины в ГУЛАГе: воспоминания» на сайте «Историческая память: XX век», где в качестве источников использованы несколько текстов воспоминаний, размещенных в базе данных Сахаровского центра ^[18]. Перечисленные работы написаны в классическом описательном стиле, их авторы не ставят перед собой задачу обобщения информации воспоминаний. В данном исследовании мы ставим две основных задачи: во-первых, описание коллективного портрета авторов мемуаров и, во-вторых, изучение всего комплекса мемуаров женщин, собранных на сайте, не ограничиваясь отдельными, наиболее яркими примерами, а выявляя общие черты в их восприятии лагерной жизни.

В ходе исследования по материалам Сахаровского центра была создана просопографическая база данных. Источником для неё послужили краткие биографические справки об узницах лагерей, опубликованные в электронном ресурсе «Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы».

Так как объектом данного исследования являются воспоминания именно женщин-заключенных, на первом этапе из всего объема биографических справок были отобраны лишь те, которые относятся к женщинам, на себе испытавшим ужасы лагерной жизни. Во время отбора справок и их прочтения был сформирован примерный список характеристик, информация о которых присутствовала для большинства женщин. К таким характеристикам относятся фамилия, имя, отчество, год рождения и год смерти, уровень образования, учреждение, где образование было получено, род занятий, год ареста, статья, приговор, год начала заключения, год освобождения, лагерь, в котором женщина отбывала срок (см. рис. 1).

Рис. 1. Схема данных базы данных «Женщины-заключенные ГУЛАГа»

На этапе внесения информации в базу данных был выявлен ряд проблем. Главная из них заключается в том, что в таблице оказалось множество лакун. К примеру, если информация о дате рождения, роде занятий, дате ареста, сроке заключения и годах начала и окончания срока имелась практически для всех заключенных, то такие характеристики, как статья обвинения (что чрезвычайно важно), уровень образования, образовательное учреждение, лагерь, были отражены в гораздо меньшем количестве биографических справок. Несмотря на то, что ряд данных в базе отсутствует, большая часть сведений о биографиях женщин-заключенных представлена неплохо, и именно на этих данных базируется создаваемый «коллективный портрет». Основная таблица базы данных насчитывает 230 записей, общий объем базы данных – около 1 МБ.

Распределение авторов мемуаров по уровню образования представлено на рис. 2: 116 человек получили высшее образование, 11 человек получили среднее специальное образование, 5 – среднее, 4 – неоконченное высшее, 4 отмечают, что были грамотны.

Рис. 2. Уровень образования авторов мемуаров

Таким образом, как минимум половина женщин-заключенных из нашей совокупности имела высшее образование.

Несмотря на то, что процент группы «нет сведений» довольно велик (практически 40%), логично предположить, что за редким исключением все они были по крайней мере грамотны. Во-первых, мы анализируем биографии тех женщин, которые оставили воспоминания о своей жизни именно в письменной форме. Во-вторых, переходя ко второй характеристике коллективного портрета – роду занятий женщин-заключенных – отметим, что практически все они были заняты в сферах деятельности, где требовалось профессиональное образование. Таким образом, мы можем заключить, что авторы мемуаров репрезентировали не всех заключенных, а наиболее образованных и занимающихся интеллектуальным трудом.

Рис. 3. Род занятий авторов мемуаров

Как видно на рис. 3, отсутствует информация лишь о 15 женщинах-заключенных, а профессии остальных, на наш взгляд, требуют не только грамотности, но и профессионального образования.

Таким образом, 94% женщин-заключенных из нашей совокупности были грамотными, а 50% из них получили высшее или среднее специальное образование. И все они были заняты в тех областях, в которых требовалось высшее образование, так что, на наш взгляд, процент женщин, которых мы могли бы отнести к группе лиц с высшим образованием, должен быть значительно выше, чем 50%.

В основном женщины попадали в лагерь в наиболее трудоспособном возрасте – с 20 до 34 лет. С увеличением возраста количество арестованных значительно падает, а большинство арестов приходится на группу 30–34 года. Вероятно, это можно объяснить политикой власти, которая состояла в том, что «полезнее» было наличие в лагере именно наиболее трудоспособных заключенных, находящихся в расцвете жизненных и физических сил.

Отметим, что данных о статьях обвинения женщин-заключенных, к сожалению, немного, большинство из известных статей – это статья 58, которая предполагала наказание вплоть до расстрела. Судя по текстам мемуаров, большинство женщин из нашей базы данных попали в лагерь как ЧСИР, то есть, как члены семей изменников Родины.

В большинстве случаев женщины получали срок 10, 8 или 5 лет ИТЛ. Однако встречались и другие приговоры: 25 лет ИТЛ, расстрел, ссылка и др.

Для контент-анализа в программе MAXQDA на основе частотного словаря лексических единиц была создана система семантических категорий и индикаторов – были выделены такие категории, как «быт», «власть», «тюрьма», «война», «дети», «дружба», «искусство», «любовь», «работа», «религия», «семья», «смерть». Затем все тексты воспоминаний были проиндексированы на основе этой системы. В результате этого было размечено 164029 фрагментов текста, содержащих индикаторы этих категорий (см. табл. 1). Общий объем полнотекстовой базы данных составил 194 МБ.

Табл. 1. Количество проиндексированных фрагментов по категориям

Ввиду значительного объема источников контент-анализ проводился по крупным смысловым группам. Программа MAXQDA позволяет давать каждому тексту значения некоторых переменных (атрибутов). В данном случае этими атрибутами стали род занятий женщин-заключенных, их возраст на момент ареста, а также срок, который они отбывали. Этот прием дал возможность объединить тексты в более однородные группы, выявить сходства и различия между этими группами, а также попытаться установить вероятные причины этих различий.

В группе «Род занятий» было выделено 5 подгрупп в зависимости от областей, в которых были заняты авторы мемуаров: искусство, литература, точные науки, медицина и преподавание. В подгруппу «Искусство» попали воспоминания женщин, которые были по профессии актрисами, режиссерами, помощниками режиссера, музыкантами, певицами, балеринами, художницами и т.д., то есть, всех тех, кто так или иначе был связан со сценическим и визуальным искусством. К подгруппе «Литература» относятся мемуары тех женщин, которые по профессии были писателями, литераторами, поэтессами, журналистами, филологами, издательскими работниками и библиотекарями. К «Точным наукам» были отнесены мемуары тех, кто получил естественно-научное или инженерное образование – инженеров, химиков, математиков, астрономов, биологов. В подгруппу «Медицина» попали мемуары женщин следующих профессий: медицинский работник, медсестра, врач, ветеринарный врач. В последнюю подгруппу, «Преподавание», попали воспоминания учителей, педагогов, воспитателей и преподавателей. Всего в группу «Род занятий» мы объединили 112 текстов из 220, что составляет около 50%.

В табл. 2 приведены частоты встречаемости категорий по различным подгруппам.

Табл. 2. Частоты встречаемости категорий по группе «Род занятий»

Наиболее часто встречающейся категорией в воспоминаниях этой группы является «быт». Это объясняется тем, что ужасающие условия жизни в лагере, по-видимому, оставили неизгладимое впечатление в душах женщин-заключенных и принесли множество страданий, воспоминания о которых попали на страницы мемуаров. По словам В.М. Мухиной-Петринской, заключенные «очень страдали от скудного тюремного пайка» ^{[19, с. 36]}, а «склизкий, пахнущий плесенью и аммиаком холодный черный коридор острога, построенного в екатерининское время, был еще одним страданием для зрения, обоняния и унижал человеческое достоинство» ^{[20, с. 39]}.

Высокая встречаемость категории «работа» объясняется тем, что труд был неотъемлемой частью отбываемого срока и, так или иначе, касался существования всех авторов мемуаров. Н.Ф. Одолинская рассказывает, что на протяжении всего лагерного срока она придумывала планы побега, чтобы «сбежать от этого воше-клопиного ада, от непосильной работы, от рабского унижения!» ^{[21, с. 26]}.

Отметим и высокую частоту встречаемости категории «Власть». Репрессированные женщины отмечают, что «адская машина НКВД заработала с новой силой» ^{[22, с. 47]}. «Итак, арест это не только лишение свободы, допросы, карцер, унижение – нет. НКВД предусмотрел более широкий спектр человеческих страданий, горя, боли, лишения всех прав, вечного, и после освобождения, страха... даже продолжения рода человеческого» ^{[22, с. 125]} – так пишет о государственной репрессивной политике Н.Г. Бардина.

Дополнительную информацию о содержании текстов дают таблицы частот совместной встречаемости категорий по подгруппам документов.

Табл. 3. Частоты совместной встречаемости категорий по всей группе «Род занятий»

Отметим, что на очень низком уровне находится частота совместной встречаемости категории «дружба» с другими категориями, а также в целом, т.е. о понятии «дружба» в связи с лагерной жизнью женщины упоминают нечасто.

Другой темой, о которой практически не пишут в мемуарах, была религия. Антирелигиозная пропаганда, которая велась в Советском Союзе, судя по всему, имела определенный успех, и женщины-заключенные лишь изредка задумывались о боге и вере. Встречаются эпизоды из мемуаров, открыто высмеивающие бога и религию, что также свидетельствует о том, что их авторам не была чужда господствующая в то время в стране антирелигиозная пропаганда.

Гораздо большее внимание женщины уделяли иным вопросам, важнейшими среди которых были быт и работа. Это подтверждается тем, что частоты совместной встречаемости у этих категорий очень высоки.

Неудивительно, что и одна, и другая темы являются ключевыми в повествовании авторов, ведь наибольший отпечаток на заключенных и их воспоминания о лагерном этапе жизни накладывают именно условия существования и труда. Женщины писали о работе, рассказывая не только о вопросах быта, но и о политике власти, что подтверждается высокой частотой совместной встречаемости категорий «власть» и «работа». Наиболее показательным проявлением этой взаимосвязи можно считать следующую цитату: «Эта надпись («труд делает свободным») на воротах немецких концентрационных лагерей – зеркальное отражение нашего ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь): будешь трудиться (бесплатно, на родную советскую власть), исправишься – освободишься!» ^{[23, с. 94]}. Власть обвиняли в том, что она применяет по отношению к заключенным «все методы угнетения, и очень древние, и новые, сочиненные ею сообразно новой обстановке»^{[24, с. 261]}.

Таковы общие тенденции описания лагерной жизни, которые касаются всех подгрупп по роду занятий. Но не менее интересным нам видится анализ наиболее ярких особенностей каждой из подгрупп.

В подгруппе «Литература» помимо основных, типичных, уже перечисленных взаимосвязей, в первую очередь обращает на себя внимание необычная связь между категориями «быт» и «тюрьма». С чем связано то, что именно в группе литераторов отмечается наибольшая частота совместной встречаемости этих категорий? По всей видимости, степень вмешательства конвоиров и надзирателей в частную жизнь узниц действительно была беспрецедентной, несравнимой с остальными группами. Возможно, литераторы чаще получали сроки как «политические» и, по мнению надзирателей, заслуживали отбываемый срок. Поэтому в воспоминаниях заключенных, относящихся к подгруппе «Литература», «тюрьма» и «быт» так часто встречаются вместе.

При анализе частот совместной встречаемости категорий для подгруппы «Искусство» было выявлено, что наибольшие величины этих частот отмечаются, вопреки общей тенденции, не между категориями «быт» и «работа», а именно между категорией «искусство» и другими категориями. Однако это неудивительно: вся лагерная жизнь, включая быт и работу, у людей искусства была связана с творчеством и выступлениями на сцене. «Как это ни парадоксально звучит, но в лагере, в тяжелейших, страшнейших условиях, было искусство» ^{[25, с. 172]}.

Попасть в актив культбригады или в труппу лагерного театра было очень сложно, но это давало шанс на относительно спокойную жизнь, наполненную искусством. Во-первых, заключенные, которые играли в театре, располагали гораздо большей свободой передвижения. К тому же, условия их быта были лучше, чем у простых заключенных, что в первую очередь касается питания: «хлеб мы забирали с собой, а в театре мы как-то обходились: кто-то получал посылки, кто-то ходил в близлежащие магазины, что-то доставал, ну, в общем, я не испытывала голода» ^{[25, с. 174]}.

Во-вторых, и иной характер работы позволял актерам чувствовать себя иначе, отлично от большинства заключенных: «Я почти не голодала в лагере, я почти не работала на общих работах и поэтому мне трудно говорить о том, что чувствовали люди, которые изо дня в день занимались изнурительным физическим трудом»^[25]. Именно с этим, по-видимому, связана для данной подгруппы низкая частота взаимной встречаемости категорий «власть», «тюрьма», «быт» и «работа» с иными категориями, кроме «искусства».

Проведенный по всем подгруппам группы «Род занятий» анализ совместной встречаемости семантических категорий в мемуарах показал: во-первых, существует ряд общих тенденций, характерных для всех подгрупп. К этим тенденциям мы относим низкий уровень взаимосвязей категорий «дружба», «религия» с иными категориями, а также в целом низкую частоту встречаемости этих категорий; высокую взаимосвязь между категориями «быт» и «работа», «власть» и «работа». Кроме того, отметим, что каждая из выделенных нами подгрупп текстов («литература», «преподавание», «искусство», «медицина», «точные науки») имеет свои особенности, которые, тем не менее, в большинстве случаев не противоречат общим тенденциям. Эти особенности определяются спецификой профессий в каждой подгруппе и, следовательно, условиями труда и быта для заключенных, которых использовали либо на общих, наиболее тяжелых, работах, либо «по специальности», что давало больше шансов выжить.

По такой же схеме был проведен анализ мемуаров в группе «Возраст на момент ареста», где мы выделили 9 подгрупп: 15–19, 20–24, 25–29, 30–34, 35–39, 40–44, 45–49, 50–54, 55–59 лет. Они включили 199 мемуаров, или 90% всех текстов. Информация о дате рождения или дате ареста авторов оставшихся 10% мемуаров неизвестна.

Табл. 4. Частоты встречаемости категорий по группе «Возраст на момент ареста»

Как и для группы «Род занятий» наиболее часто встречающимися категориями в группе «Возраст на момент ареста» являются категории «быт» и «власть». Анализ частот совместной встречаемости категорий по группе «Возраст на момент ареста» также выявляет ряд тенденций в восприятии лагерной жизни, отмеченных для группы «Род занятий»: низкие частоты совместной встречаемости категорий «религия» и «дружба» с другими категориями, а также высокую взаимосвязь категорий «работа» и «власть».

Табл. 5. Частоты совместной встречаемости категорий по группе «Возраст на момент ареста»

Удалось выявить и различия между отдельными подгруппами. Прежде всего, резко выделяются две подгруппы: «15–19 лет» и «50–54 года».

В самой молодой подгруппе многочисленными взаимосвязями обладает категория «семья», что нетипично для остальных заключенных. Молодые девушки пишут о своих семьях и об эмоциях, которые с ними связаны, гораздо более охотно, чем представители иных возрастных подгрупп. С особой нежностью они пишут не только о родителях и братьях или сестрах, но даже о бабушках: «Увидев бабушку, я ее сразу полюбила. У бабушки были васильковые глаза, добрые и мудрые. И вот в приступе я зову бабушку, как свое спасение: «Бабушка, иди ко мне!» И теряю сознание» ^{[26, с. 11]}. Как мы видим, членов семей воспринимали «как свое спасение» ^[26].

Самые молодые, в силу возраста, были гораздо сильнее привязаны к своим семьям и поэтому разлуку с близкими переживали острее. Они очень часто вспоминают своих родителей: «Смотрю на небо и жду ответа. Но небо безмолвно. Молчание небосвода, усеянного звездами. Где она, моя звезда счастья? Мамочка моя! Зачем ты не дождалась меня? Как мне без тебя трудно! Никого нет, ни одной родной души».

В возрастной подгруппе 50–54 года множеством взаимосвязей, по сравнению с другими подгруппами, обладает категория «религия». Частоты встречаемости категорий «религия» и «смерть», низкие в остальных группах, в этом случае оказываются наиболее высокими, как и частота их совместной встречаемости. По-видимому, женщины, попадавшие в лагерь в этом возрасте, значительно чаще обращались к богу, противостояли антирелигиозной пропаганде: «Человек ненавидит Бога. Он хочет Его убить. Сначала он убивает Бога в себе, потом он хочет убить Его во мне, и, если я не даю убить своего Бога, он сажает меня в тюрьму, в лагерь или ссылает в пустыню».

Взаимосвязь категорий «религия» и «быт» показывает, как благодаря вере заключенные справлялись с невыносимыми условиями быта и работы: «…тюремный режим оказывается лишь фоном, на котором проявляются самые разные стороны человеческого духа, а Соловки и ссылка, в первую очередь, – не подневольный труд и не бесчеловечные условия жизни, а … общение с девственной природой, вечным божественным Источником Истины и Мудрости» ^{[27, с. 94]}.

Еще одним фактором, влияющим на восприятие лагерного этапа в жизни, безусловно, является срок заключения, который женщины были вынуждены отбывать.

По группе «Приговор» были выделены следующие подгруппы: ссылка, 3 года ИТЛ, 5 лет ИТЛ, 6 лет ИТЛ, 7 лет ИТЛ, 8 лет ИТЛ, 10 лет ИТЛ, 15 лет ИТЛ, 25 лет ИТЛ. Всего в группу попало 77% воспоминаний. В табл. 6 приведены частоты встречаемости различных категорий по подгруппам.

Табл. 6. Частоты встречаемости категорий по группе «Приговор»

Как и в других группах наиболее часто встречающейся категорией является «быт». Затем идут категории «власть», «работа» и «искусство», что характерно как в целом, так и для отдельных подгрупп. Однако подгруппа «8 лет ИТЛ» резко отличается от остальных. Наиболее часто встречаемой категорией в подгруппе является «власть». Мы предполагаем, что это связано с тем, что ЧСИР чаще всего получали срок именно в виде 8 лет ИТЛ, так что в эту подгруппу в основном попали жены репрессированных, которые в воспоминаниях пишут о власти с особенным ожесточением: «страшные годы оплели всю страну колючей проволокой сталинских лагерей» ^{[28, с. 28]}.

Как и в других группах, в группе «Приговор» можно проследить те же закономерности – низкие частоты совместной встречаемости категорий «дружба» и «религия», а также высокие частоты совместной встречаемости категорий «быт» и «работа» и «быт» и «власть» (см. табл. 7).

Табл. 7. Частоты совместной встречаемости категорий по группе «Приговор»

Однако можно выделить особые характеристики данной группы. К примеру, во всех подгруппах по приговору так или иначе выражена взаимосвязь «тюрьма» – «быт», что объясняется уже не раз упомянутым фактором влияния лагерной администрации на все аспекты быта заключенных: «Совершенно невыносимо было переживать тюремный режим: гробовая тишина, которая нарушается только лязгом ключей, открывающих какую-нибудь дверь камеры, беспрерывный глаз надзирателя в «глазке» на двери»^{[29, с. 37]}.

Можно отметить и следующую тенденцию – в зависимости от увеличения срока заключения возрастают частоты совместной встречаемости категории «война» с другими категориями. На наш взгляд, это обусловлено тем, что чем выше был срок, чем больше времени женщины-заключенные проводили «за решёткой», тем выше была вероятность того, что они застали военное время в лагере. А война, конечно, оказала влияние на заключенных. К тому же, на послевоенное время приходится одна из волн репрессий.

Анализ частот совместной встречаемости категорий по отдельным подгруппам показал, что наиболее заметные особенности можно отметить в подгруппах «3 года ИТЛ» и «ссылка».

В подгруппе «3 года ИТЛ» помимо традиционных взаимосвязей вызывает интерес высокая частота совместной встречаемости категорий «быт» и «семья». Это можно объяснить тем, что женщины, срок заключения которых был невелик, не спешили привыкать к лагерной жизни и не старались намеренно забыть членов своих семей, чтобы испытывать меньше страданий. По-видимому, на протяжении всего лагерного периода они не оставляли надежд о скорой встрече с семьей и возвращении домой. Некоторых женщин в лагерях навещали их родственники, не позволяя им полностью погрузиться в лагерную жизнь и забыть о семье: «Следующим летом мои родители повторили свой подвиг, опять приехали ко мне, и на этот раз расставание было спокойным. …Осенью следующего года мой срок заканчивался…» ^{[30, с. 67]}.

Вероятно, высокая взаимосвязь этих категорий также объясняется и тем, что в тексты мемуаров попадали эпизоды, связанные с жизнью после лагеря, а значит, и с семьей. Так, одна из женщин рассказывает о том, как её семья выживала после её освобождения. Чтобы прокормить членов семьи, ей пришлось продать старинные пластинки с голосами знаменитых певцов, которые принадлежали ее отцу: «Мысленно я просила папу простить нас, что мы так поступили, но деньги за пластинки спасли нас от дистрофии и других последствий длительного голодания» ^{[30, с. 94]}.

Особую картину мы можем наблюдать и в подгруппе «Ссылка». Здесь мы не наблюдаем значительной взаимосвязи между категориями «работа» и «быт», как в других подгруппах, где она является одной из важнейших. Логично предположить, что это обусловлено отсутствием принуждения к труду в среде ссыльных, в отличие от лагерей.

Именно в этой подгруппе женщины чаще всего вспоминают о своих семьях в сочетании с другими темами. Наиболее сильной связью обладают категории «семья» и «власть». Это объяснимо, если учесть, что нередко преследовались члены семей репрессированных.

В этой же подгруппе значительной частотой совместной встречаемости обладают категории «война» и «власть». Женщины рассуждают о том, что в ссылке и исправительно-трудовых лагерях они «тяжелое чувство переживали от того, что в такое тяжелое для Родины время ничего, совершенно ничего не могли сделать для фронта, для обороны страны» ^{[31, с. 298]}. В то же время, мужчины «возили тачки вместо того, чтобы воевать на фронте или работать на оборонных предприятиях в тылу» ^{[31, с. 299]}.

* * *

Проведенное исследование подтверждает, что мемуары являются незаменимым источником для изучения восприятия человеком важных, нередко драматических периодов жизни страны и общества. Важно отметить, что современные методы анализа позволяют работать не только с отдельными текстами, а с большими тематическими полнотекстовыми коллекциями как с массовыми источниками, что повышает объективность и репрезентативность полученных результатов.

Специфика комплекса источников – наличие биографических справок вносит в исследование просопографический аспект и дает возможность создать «коллективный портрет» женщин-заключенных, оставивших свои воспоминания.

Методической новизной данного исследования является работа с большим неоднородным массивом текстов, представленным в виде больших групп и подгрупп более однородной информации, сформированных в соответствии с наиболее существенными атрибутами авторов мемуаров (род занятий, возраст на момент ареста, приговор), что позволяет дифференцировать содержание воспоминаний каждой группы.

Контент-анализ мемуаров по каждой группе и подгруппе позволил выявить их особенности, что подтверждает эффективность предложенной классификации текстов. В то же время можно отметить ряд устойчивых тенденций, характерных для всех групп воспоминаний – своеобразный формуляр, отражающий наиболее важные темы и их взаимосвязи. Так, на основании проведенного анализа можно утверждать, что в мемуарах женщин, прошедших лагеря, отмечается определенное сходство восприятия лагерной действительности, которое выводило на первый план в воспоминаниях не человеческие эмоции, думать о которых было особенно больно, а проблемы ежедневной борьбы за существование в нечеловеческих условиях, которые становились обыденностью.