Гомеровские заимствования в поэме императрицы Евдокии «О св. Киприане»

Александрова Татьяна Львовна кандидат филологических наук доцент кафедры древних языков и древнехристианской письменности Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета 127051, Россия, г. Москва, ул. Лихов Переулок, 6 Aleksandrova Tatiana PhD in Philology Associate Professor of the Department of Ancient Languages and Ancient Christian Writing at Saint Tikhon's Orthodox University 127051, Russia, g. Moscow, ul. Likhov Pereulok, 6 tatianaalexandrova@yandex.ru Другие публикации этого автора

Настоящая работа посвящена исследованию способов работы с гомеровским текстом в поэме императрицы Евдокии «О св. Киприане». Специальных исследований на эту тему в настоящее время не существует, хотя в общих обзорах, посвященных творчеству Евдокии, тема регулярно затрагивается. «Ее морфология вдохновлена Гомером, однако временами там встречаются ошибки», — писал П. Ван Дойн, акцентируя внимание на неправильностях языка Евдокии по сравнению с гомеровским ^{[11, p. 279]}. Аллюзии на Гомера указываются в статье Ю. Грин и Й. Зафира об эпиграмме Евдокии, найденной в гадарских банях ^{[5, p. 83]}. Б. Сауэрс, говоря о языке сочинений Евдокии (поэмы «О св. Киприане» и эпиграмм), употребляет термин «гомеризм», который понимает как определенную манеру говорить в отличие от явных аллюзий ^{[10, p. 29]}. Имитация гомеровской метрики у Евдокии проанализирована в статье Дж. Агости и Ф. Гоннелли, посвященной гекзаметру у позднеантичных поэтов. Авторы отмечают у Евдокии архаизирующие тенденции ^{[2, 315]}. В настоящей работе речь пойдет о конкретных случаях и видах использования Евдокией гомеровских формул и грамматических форм, а также о переосмыслении ею гомеровской лексики применительно к новому, христианскому содержанию. Поиск текстуальных совпадений производился автором при помощи поисковой системы TLG (URL: http://stephanus.tlg.uci.edu, даты обращения 15–17.05.2018).

В основе творчества позднеантичных поэтов лежало следование традиции, апелляция к опыту прошлого. Античное образование руководствовалось принципом подражательности ^{[3, p. 106]} и базировалось прежде всего на изучении Гомера. Работа с гомеровским текстом проходила на разных уровнях: чтение с правильной просодией, разбор литературных приемов, изучение грамматики, этимологии, фразеологии, прозаические парафразы и т.п. ^{[3, p. 185]} В итоге человек, прошедший полный курс обучения, достаточно хорошо знал гомеровские поэмы для того, чтобы вполне свободно цитировать их и вспоминать к случаю. Это знание было своего рода культурным кодом и отличало образованного человека от необразованного. Та же ситуация сохранялась и в христианской империи, поскольку христиане проходили ту же выучку, что и язычники. Отношение к Гомеру было в высшей степени благоговейным. Для философов он был носителем высшей правды ^{[8, p. 16; 169]}; его текст деконтекстуализировался и истолковывался аллегорически, вне связи с сюжетом (как, например, в сочинении Порфирия «О пещере нимф»). Что же касается античных поэтов, то для них гомеровские поэмы служили непреходящим эталоном и в то же время арсеналом поэтического, готовых эпических формул и литературных приемов.

Именно такое отношение к Гомеру: как к образцу для подражания, как к пророку, причастному высшей истине, и как к ресурсу для пополнения собственного поэтического словаря демонстрирует в своей поэзии и поэтесса V в. н.э. императрица Евдокия, писавшая гекзаметром на христианские темы и составившая их гомеровских стихов центон, повествующий о пришествии в мир Христа. Хорошее знание гомеровского текста позволяло Евдокии свободно комбинировать гомеровские формулы и в целом ориентироваться на гомеровскую морфологию. Несмотря на достаточно свободное отношение Евдокии к классическим правилам стихосложения, Гомеру она следует порой более верно, чем александрийским образцам, на которые преимущественно ориентировалась поэзия ее эпохи. Заимствования из Гомера составляют основу поэтического лексикона Евдокии, а прямых текстуальных совпадений с Гомером в сравнительно небольшой поэме «О св. Киприане» (в дошедших до нас двух частях из трех — около 800 стихов) нам удалось найти около полутора сотен (в статье приводятся лишь некоторые типичные примеры).

При этом возможны следующие варианты

Евдокия может поставить заимствованную у Гомера формулу в той же позиции, что и у него, причем в ряде случаев получается практически центонный текст:

Она может также переставить гомеровскую формулу в другую метрическую позицию:

Нередко обнаруживаются совпадения одновременно с Гомером и с каким-то более поздним автором, например, Аполлонием Родосским, Оппианом или Григорием Богословом ^{[1, с. 312]}. В этих случаях особенно заметно единство метода античных поэтов: все они так или иначе прибегают к помощи Гомера. При наличии таких текстуальных совпадений (особенно в одной и той же метрической позиции) естественнее предположить, что все поэты заимствовали у Гомера, поскольку это был главный и, несомненно, всем знакомый источник.

При этом не исключено, что, переставляя формулу в иную метрическую позицию, Евдокия следует кому-то из предшественников:

В приведенном примере видно, что Евдокия следует скорее Оппиану, нежели Гомеру, видно также, что и Оппиан руководствуется в работе тем же методом.

Бывает, что поэтесса по какой-то причине использует вариацию гомеровской формулы:

Иногда Евдокия заменяет неподходящее ей по смыслу слово гомеровской формулы на другое, аналогичное по грамматической форме и сходное по звучанию.

Евдокия достаточно хорошо знает морфологию гомеровского диалекта, знает правила и исключения из правил. Так, используя синкопированные формы, которых обычно избегали поэты имперской эпохи, она старается заимствовать их у Гомера:

Иногда Евдокия употребляет крайне редкие гомеровские формы — например, единожды встречающуюся в Гомера (Hom. Il. 7, 212) и считаные разы — в последующей литературе форму προσώπασι (Eudoc. Cypr. 2, 261).

Позднеантичные поэты, претендовавшие на изысканность, старались избегать элизии, особенно в знаменательных частях речи. Евдокия, напротив, прибегает к ней очень часто, нередко заимствуя гомеровские формы.

Евдокия также отдает себе отчет в вариативности форм гомеровского диалекта: что у Гомера могут употребляться, например, формы γῆ, γαῖα, αἶα, γαίη («земля»); τέσσαρες и πίσυρες («четыре»); μιν и αὐτόν («его») (множество образцов подобной вариативности можно найти в любой грамматике гомеровского диалекта, например, грамматике Монро ^[9]). Эти и другие формы использует и Евдокия, а порой сочиняет никогда не существовавшие ложноэпические формы, похожие на гомеровские, но у Гомера не зафиксированные.

Весьма интересно переосмысление Евдокией гомеровской лексики и приписывание словам новых христианских значений. Так, христианскому Богу усваивается гомеровский эпитет ἄναξ («вождь») — Eudoc. Cypr. 1, 2 1, 52 и др. Для обозначения христианского священника используется как нейтральное ἱερεύς, так и маркированно-эпическая форма ἱρεύς, а также слово ἀρητήρ («жрец, служитель») — Eudoc. Cypr. 1, 200; 1, 330. Диавол может называться μῶμος («насмешник») — Eudoc. Cypr. 1, 84. Слово θῶκος («трон») может обозначать епископскую кафедру — Eudoc. Cypr. 1, 306. Слово μέγαρον, «чертог», обозначает христианский храм — Eudoc. Cypr. 1, 257; 1, 281. Интересно переосмысления слова σκόλοψ. У Гомера оно означает «кол», «жердь», у Евдокии же становится «крестом», «древом крестным» — Eudoc. Cypr. 1, 47; 1, 77, однако это не есть ее собственное изобретение: в таком значении это слово присутствует у Дидима Слепца (Fr. in Ps. 270, 5) — можно предположить, что Евдокии известно его сочинение. Однако в других случаях она предпочитает брать слова непосредственно из христианской литературы (таково, например, слово νυμφών, встречающееся и в Новом Завете — Мф. 9, 15, и у Григория Богослова Greg. Naz. Carm. 502, 6).

Вывод состоит в том, что способы работы Евдокии (и не только ее одной) с гомеровским текстом многообразны. Это может быть прямое заимствование эпических формул в той же метрической позиции, что у Гомера или с переносом в иную метрическую позицию; частичная модификация самих формул, последовательное использование гомеровской морфологии с учетом ее вариативности, употребление гомеровской лексики в исконном значении или с приписыванием нового смысла в соответствии с потребностью изображать новые реалии. В целом создается впечатление, что в стиле Евдокия равно ориентируется на гомеровскую архаику и эклектическую неупорядоченность христианской поэзии, которая для нее столь же полноправна, как и гомеровская традиция ^{[1, 327]}.

Сокращения:

Eudoc. Cypr. — Eudocia Augusta. Martyrium sancti Cypriani ^[4].

Fr. in Ps. — Didymus Caecus. Fragmenta in Psalmos.

Greg. Naz. Carm. — Gregorius Nazianzenus, Carmina.

Hesiod. Theog. — Hesiodes. Theogonia.

Hom. Il. — Homerus. Ilias ^[6].

Hom. Od. — Homerus. Odyssea ^[7].

Opp. Cyneg. — Oppianus. Cynegetica.