Недобросовестность и осведомленность как обстоятельства доказывания при признании сделок недействительными

Шухарева Анна Васильевна кандидат юридических наук доцент, заместитель начальника кафедры гражданского права и процесса, Нижегородская академия МВД России 603950, Россия, г. Нижний Новгород, ул. Анкудиновское Шоссе, 3 Shukhareva Anna Vasil'evna PhD in Law Associate Professor, Head of the Department of Civil Law and Process at Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia 603950, Russia, g. Nizhnii Novgorod, ul. Ankudinovskoe Shosse, 3 dychko-anna@mail.ru Другие публикации этого автора

Критерий добросовестности является довольно популярным в последнее время объектом для исследования, и причина этому не только его недавнее законодательное закрепление в Гражданском кодексе РФ (далее – ГК РФ). Традиционно «добрая совесть» выходит на передний план в вопросах защиты права собственности (виндикационном иске) и недействительности сделок.

Традиционно добросовестность правоведы рассматривают в объективном и субъективном смыслах. По мнению М.М. Агаркова добросовестность в субъективном смысле заключается в отсутствии осведомленности субъекта права об условиях, запрещающих его реализацию, а объективная – предполагает наличие некоего общего формата, общей модели поведения ^[1].

Для целей судебной защиты нарушенных прав собственника (при виндикации) или заинтересованного лица (при совершении недействительной сделки) принимается во внимание «добрая совесть» приобретателя имущества или стороны сделки как отсутствие знания о факте. Таким образом, добросовестность будет характеризовать внутреннюю, субъективную сторону обстоятельства, суть которого, как правило, внешне сводится к передаче вещи либо денежных средств. Как уже было отмечено нами, вопрос о добросовестном поведении лица решается при применении ст. 302 ГК РФ, когда приобретатель не знал и не мог знать о незаконности своего владения и неуправомоченности отчуждателя. Таким образом, «классическим» определением добросовестности является конструкция «не знает и не мог (не должен) знать о незаконности своего владения» ^{[8, С. 84]}. Перефразируя данное значение применительно к институту сделок, добросовестной стороной можно назвать лицо, которое не знало и не могло (не должно) знать о порочном элементе совершаемой сделки. Кроме сферы вещных правоотношений гражданское законодательство относит данный критерий и к принципам обязательственных отношений. В п. 3 ст. 307 ГК РФ указывается на обязанность участников действовать добросовестно. Законодатель считает, что это не один принцип доброй совести, а вкладывает в данное определение значение трех принципов: добросовестность, оказание содействия и предоставление необходимой информации ^{[4, С. 276]}.

Одним из качеств добросовестности является заботливость, упоминаемая наряду с осмотрительностью применительно к субъективной стороне деяния лица. И здесь также речь идет не столько о заботливости личной, сколько о соблюдении интересов другого лица, контрагента. В случаях заключения сделок, в частности договоров, где есть минимум два участника, такой критерий становится весьма значимым для решения вопроса о последствиях таких действий. Таким образом, сокрытие информации об известном пороке сделки вполне логично является свидетельством нарушения принципа добросовестности.

Современное гражданское законодательство идет по пути отхода от упрощенных способов защиты нарушенных гражданских прав, в том числе сокращаются легальные возможности признавать сделку недействительной, и внедрение критерия недобросовестности, в частности его элемента – осведомленности другой стороны о пороке сделки, служит этой цели.

На безоговорочную обязательность этого критерия при решении вопроса о применении конкретного основания недействительности сделки указывает используемая законодателем формулировка: «сделка может быть признана недействительной … , если доказано, что другая сторона сделки знала или должна была знать о …».

Анализ положений ГК РФ показал, что в ряде случаев для признания сделки недействительной в предмет доказывания будет включаться факт осведомленности контрагента в дополнение к самому пороку сделки и наравне с ним. Речь идет о случаях осведомленности о пороках субъектного состава и воли.

Так, подлежат доказыванию факты осведомленности:

– Об ограничениях целей деятельности юридического лица в его учредительных документах, при совершении им сделки в противоречии с ними (ст. 173 ГК РФ).

– Об отсутствии согласия при совершении сделки, требующей в силу закона согласия третьего лица, органа юридического лица или государственного органа либо органа местного самоуправления (ст. 173.1 ГК РФ).

– Об ограничениях полномочий представителя или органа юридического лица при совершении сделки с выходом за эти пределы (ст. 174 ГК РФ). Норма о первоочередном значении осведомленности стороны сделки об ограничениях, установленных учредительным документом (иными корпоративными актами) строится на основе принципа публичной достоверности для третьих лиц сведений, включенных в Единый государственный реестр юридических лиц. В п. 22 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» ^[2] разъяснено, что по общему правилу закон не устанавливает обязанности лица, не входящего в состав органов юридического лица и не являющегося его учредителем или участником, по проверке учредительного документа юридического лица с целью выявления ограничений. Субъекты, полагающиеся на данные указанного реестра о лицах, уполномоченных выступать от имени юридического лица, по общему правилу вправе исходить из неограниченности этих полномочий. Таким образом, осведомленность об установленных учредительным документом ограничениях полномочий на совершение сделки является решающим критерием для признания ее недействительной, без таковой – ссылки лишь на содержание учредительного документа несостоятельны.

– О наличии запрета распоряжения имуществом, наложенного в судебном порядке (п. 2 ст. 174.1 ГК РФ). В случае распоряжения имуществом должника с нарушением наложенного запрета права кредитора или иного управомоченного лица, чьи интересы обеспечивались арестом, могут быть реализованы только в том случае, если будет доказано, что приобретатель имущества знал или должен был знать о запрете на распоряжение имуществом должника, в том числе принял все разумные меры для выяснения правомочий должника на отчуждение имущества. Если речь идет о недвижимости, то с момента внесения в соответствующий государственный реестр прав сведений об аресте имущества признается, что приобретатель должен был знать о наложенном запрете. Таким образом, в данном случае, осведомленность может быть фикцией, она будет доказываться фактом формального наличия записи в открытом и публичном реестре, а в реальности приобретатель мог действительно не знать о существующих ограничениях.

– О невозможности контрагента понимать значение своих действий и руководить ими при совершении сделки гражданином, впоследствии ограниченным в дееспособности вследствие психического расстройства (п. 2 ст. 177 ГК РФ).

– Об обмане потерпевшего третьим лицом (ст. 179 ГК РФ). В этом случае законодатель предусматривает презумпцию недобросовестности лица. Считается, что сторона знала об обмане, если виновное в обмане третье лицо являлось ее представителем или работником либо содействовало ей в совершении сделки. В данном случае лицо признается осведомленным об обмане и действующим недобросовестно, если не докажет обратное.

Нормы специального законодательства также содержат такой критерий как осведомленность об определенных обстоятельствах как признак недобрососвестности. В соответствии с Федеральным законом от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее закон о банкротстве) ^[7] в ряде случаев необходимым условием признания сделки должника недействительной является недобросовестность контрагента должника. В данном случае осведомленность о признаках оспоримости такой сделки либо о неудовлетворительном финансовом состоянии должника является обязательным критерием в дополнение к умыслу контрагента на обход положений законодательства о банкротстве или осведомленности о признаках оспоримости такой сделки либо о неудовлетворительном финансовом состоянии должника ^[5]. Далее нами будет рассмотрен пример судебной практики из такой категории дел.

Итак, недействительность жестко связана с установлением факта, что другая сторона сделки знала или заведомо должна была знать о незаконности сделки, ограничениях или иных препятствиях к заключению сделки. При этом бремя доказывания второго обязательного условия для признания сделки недействительной лежит на оспаривающем сделку лице.

Как мы видим, случаи применения законодателем критерия осведомленности о потенциальной недействительности сделки касаются пороков субъектного состава либо воли лица в сделке.

Осведомленность является также основанием «ужесточения» гражданской ответственности «знающей» стороны в части последствий признания сделки недействительной. Если общим последствием является двусторонняя реституция, то дополнительное последствие недействительности сделок состоит в обязанности возместить убытки, причиненные в связи с совершением и исполнением недействительной сделки. Такая обязанность возлагается на дееспособную сторону, если она знала или должна была знать о пороках субъектного состава, например, дееспособная сторона обязана, кроме того, возместить другой стороне понесенный ею реальный ущерб, если дееспособная сторона знала или должна была знать о недееспособности другой стороны (ст. 171, а также ст. ст. 172, 175-177 ГК РФ), в этом случае возмещению подлежит реальный ущерб.

Также специфические правила предусмотрены п. 6 ст. 178 ГК РФ (сделка, совершенная под влиянием существенного заблуждения). В качестве общего правила установлено, что обязанность возместить другой стороне реальный ущерб возлагается на заблуждавшуюся сторону. Вместе с тем если другая сторона знала или должна была знать о наличии заблуждения, в том числе если заблуждение возникло вследствие зависящих от нее обстоятельств, то реальный ущерб ей не возмещается. То есть осведомленность о заблуждении лишает сторону права требовать возмещения ущерба, что могла бы получить, являясь добросовестной стороной. Такое последствие является автоматической санкцией за недобросовестное поведение лица в части его осведомленности о пороке сделки ^[3].

Конструкции «не мог (не должен) знать» и «не мог (не должен) не знать» вызывают определенные трудности в правоприменении. Судам приходится оценивать фактические обстоятельства дела с точки зрения потенциальной возможности быть известными стороне сделки. Примером может быть практика оспаривания сделок при банкротстве, в частности сделок с предпочтением как разновидности недействительных сделок с условием осведомленности о пороке сделки.

Если сделка совершена не ранее чем за шесть месяцев и не позднее чем за один месяц до принятия судом заявления о признании должника банкротом, то для признания ее недействительной требуется установление факта осведомленности контрагента должника по сделке о признаке неплатежеспособности или недостаточности имущества либо об обстоятельствах, которые позволяют сделать вывод о признаке неплатежеспособности или недостаточности имущества.

Рассмотрим конкретный пример. В рамках дела о банкротстве конкурсный управляющий обратился с заявлением о признании сделки недействительной и применении последствий недействительности сделки по делу о несостоятельности (банкротстве).

Основным доводом суда при отказе в удовлетворении заявления было отсутствия доказательств осведомленности контрагента должника о наличии у должника признаков неплатежеспособности или недостаточности имущества.

Суд отклонил доводы конкурсного управляющего о том, что Банк не мог не знать о неудовлетворительном финансовом состоянии последнего, в том числе ввиду просрочек платежей по кредитным обязательствам, превышающих три месяца, наличия предъявленных к должнику исковых заявлений о взыскании задолженности, информация о которых размещена в открытом информационном ресурсе «Картотека арбитражных дел».

Суд указал, что доказательством осведомленности стороны о неплатежеспособности лица не является наличие просрочки в погашение кредитной задолженности, что факт неоплаты конкретного долга отдельному кредитору сам по себе не свидетельствует о том, что кредитор должен одновременно располагать и информацией о приостановлении должником операций по расчетам с иными кредиторами.

При решении вопроса о том, должен ли был кредитор знать об указанных обстоятельствах, во внимание принимается то, насколько он мог, действуя разумно и проявляя требующуюся от него по условиям оборота осмотрительность, установить наличие этих обстоятельств. Сделаем интересное замечание, что здесь объективная добросовестность (осмотрительное и разумное поведение) является критерием осведомленности как элемента субъективной добросовестности.

К числу фактов, свидетельствующих в пользу такого знания кредитора, могут с учетом всех обстоятельств дела относиться следующие: неоднократное обращение должника к кредитору с просьбой об отсрочке долга по причине невозможности уплаты его в изначально установленный срок; известное кредитору (кредитной организации) наличие картотеки по банковскому счету должника (в том числе скрытой) в течение длительного времени; осведомленность кредитора о том, что должник подал заявление о признании себя банкротом ^[6].

Объяснима в этой связи позиция законодателя и относительно последствий совершения сделок с предпочтением в процессе банкротства. Так как данные сделки представляют большую опасность для прав кредиторов, т.к. в данном случае недобросовестный кредитор имел умысел на причинение вреда имущественным правам остальных кредиторов. Поэтому в качестве последствия признания сделки недействительной по п. 3 ст. 61.3 Закона о банкротстве устанавливается, что требования таких кредиторов удовлетворяются после удовлетворения третьей очереди кредиторов, то есть «понижаются» в очереди.

Таким образом, зачастую осведомленность о пороке сделки приравнивается к недобросовестности лица и влечет соответствующие справедливые последствия. На наш взгляд, такая осведомленность является первоочередным но не единственным критерием недобросовестности, поэтому исходя из презумпции добросовестности участников гражданских правоотношений подлежит тщательной проверке и доказыванию в суде. Важность критерия осведомленности о порочном элементе совершаемой сделки, заключается, во-первых, в том, что он сужает, ограничивает само основание недействительности, выраженное в несоответствии какому-либо условию действительности, во-вторых, помогает оценить факт осведомленности как основание для возникновения обязанности недобросовестной стороны по возмещению реального ущерба.