Библиотека
|
ваш профиль |
Социодинамика
Правильная ссылка на статью:
Цыдыпова Л.С.
Этноэкономические аспекты деятельности китайских мигрантов в Баргузинском Прибайкалье
// Социодинамика.
2018. № 9.
С. 77-85.
DOI: 10.25136/2409-7144.2018.9.27349 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=27349
Этноэкономические аспекты деятельности китайских мигрантов в Баргузинском Прибайкалье
DOI: 10.25136/2409-7144.2018.9.27349Дата направления статьи в редакцию: 08-09-2018Дата публикации: 27-09-2018Аннотация: В статье представлены результаты полевых исследований этноэкономических взаимосвязей местных сообществ Баргузинского Прибайкалья с китайскими мигрантами в первой половине ХХ века. Исследование фокусируется на интеграции китайского сообщества, социокультурных практиках его взаимодействия с местным населением. В его основу легли вторичные источники, качественные данные, фрагменты личной памяти, а также статистические показатели похозяйственных книг районного архива. Пространственная локализация большинства китайских мигрантов связана с северо-восточной частью территории исследования. Выделен этнотерриториальный ареал сообщества локального уровня, выявлены факторы, обусловившийего границы. Показана роль условий социокультурной и природной среды в построении жизнеобеспечения и механизме самоструктурирования этнической группы. Результаты проведенного исследования позволяют сделать вывод об устойчивости представлений местного населения о своем территориальном единстве и этнической толерантности сообщества баргузинцев. Включение качественных методик культурной географии позволило воссоздать факты взаимодействия сообществ, зафиксировать степень соседства и близость общения, выявить изменения в этнической и территориальной идентификации, экономических заимствованиях и хозяйственных практиках местного сообщества. Ключевые слова: этноэкономика, хозяйство, полиэтничное сообщество, китайские мигранты, Баргузинская котловина, местное сообщество, культурные традиции, микротопонимика, этноидентификация, этноэкономические связиAbstract: This article provides the results of filed research of ethno-economic relations between the local communities of Barguzinsky Districts and Chinese migrants in the early XX century. The study focuses on the integration of Chinese community, sociocultural practices of its interaction with the local population. It is based on the secondary sources, qualitative data, fragments of personal memory, as well statistical indexes of the rural household register from the district archive. Spatial localization of the majority of Chinese migrants is associated with the northeastern part of the territory of research. The author determines the ethno-territorial areal of the community of local level, as well as the factors substantiating its boundaries. The role of the sociocultural factors and natural environment in the maintenance of life and the mechanism of self-structuring of the ethnic group is underlined. A conclusion is made on sustainability of perceptions of the local population about their territorial integrity and ethnical tolerance of the Barguzin community. The inclusion of qualitative methods of cultural geography allowed restoring the facts of cooperation of the communities, record the level of neighborship and closeness of relations, as well as determine the changes in ethnic and territorial identification, economic borrowings and economic practices of the local community. Keywords: ethnoeconomic, economy, multi-ethnic community, Chinese migrants, Barguzin Valley, local population, cultural traditions, microtoponymy, ethnoidentification, ethnoeconomic networkВведение Баргузинское Прибайкалье – полиэтничный регион. Сегодня на территории проживают более пяти этнических групп: эвенки, буряты, русские, евреи, татары, белорусы, украинцы и другие. Современная территория Баргузинского Прибайкалья охватывает 2 муниципальных района Республики Бурятия: Курумканский и Баргузинский. Административное устройство территории исследования претерпело ряд изменений. Так, Баргузинский уезд последовательно считался административной единицей в составе ранее существовавших Забайкальской области, Прибайкальской области, Прибайкальской губернии и Бурят-Монгольской АССР, где центром являлся г. Баргузин. В 1917 г. учрежден Баргузинский уезд, в который вошло компактно проживающее русское население. Бурятское и эвенкийское население вошло в Баргузинский аймак, образованный в пределах бывшей Баргузинской степной думы и Баунтовской тунгусской управы. В 1923 г., после создания Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической Республики (БМАССР), Баргузинский уезд и аймак объединяются в одну административную единицу - Баргузинский аймак в границах бывшего Баргузинского уезда и входят в БМАССР. В 1924 г. часть территории, занятой эвенками, отошла в Баунтовский аймак. В 1925 г. создан Северо-Байкальский аймак, в него из Баргузинского аймака перешла часть Верхнеангарской волости и территория, занятая тунгусскими родами. Постановлением Президиума ВЦИК от 26 сентября 1927 г. «О новом административном делении БМАССР, было упразднено деление республики на уезды, волости, хошуны, теперь аймаки делились только на сельские (сомонные) и поселковые Советы, и г. Баргузин был переименован в сельское поселение – село. Согласно Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 августа1944 года, из состава Баргузинского аймака был выделен и образован Курумканский аймак БМАССР [2]. Одной из главных особенностей в этот период состоит в заселении народов с различными этническими, лингвистическими и хозяйственно-культурными типами. Территория расположена между Икатским и Баргузинским хребтами, она протянулась с северо-востока на юго-запад; абсолютная высота днища котловины колеблется от 500 до 700 м, тогда как высота окружающих горных хребтов достигает 2000 – 2700 м над уровнем моря. Территория долины лежит в горно-таежной зоне, а ее средняя часть представляет собой остров степных и лесостепных ландшафтов, расположенных в замкнутой межгорной котловине среди горно-таежных пространств. В пойменных участках и на террасах реки Баргузин и ее притоков характерно мозаичное чередование луговых степей, лесостепей и заболоченных пространств. Лесная растительность преобладает в предгорных участках и на склонах рек (до 1100 – 1300 м высоты). Леса богаты ягодами, грибами, орехами. Баргузинский хребет протягивается вдоль северо-восточного берега озера Байкал. Высокий и труднодоступный хребет, увенчанный скалистыми пиками гольцов, поднимается почти до 3000 м. Икатский хребет окаймляет Баргузинскую долину с северо-востока. Гребни его представляют собой широкие, плоские водораздельные пространства с пологими сглаженными вершинами. Климат Баргузинской долины в целом характеризуется резкой континентальностью сравнительной суровостью и засушливостью. Более суровые условия климата имеют горные районы Баргузинского и Икатского хребтов и верховья реки Баргузин. Среднегодовая температура в котловине равна 2-3 градуса Цельсия, а в горных районах минус 5-7. Продолжительная (более 6 месяцев) зима отличается суровыми морозами, сухостью, ясным небом и затишьем. Режим температуры воздуха в районе подвержен большим колебаниям не только в течение года, но и по сезонам – в отдельные месяцы, и даже в течение суток [1]. Характеристика китайских мигрантов рассмотрена в контексте этноэкономического взаимодействия (коллективизация и последовавшее за ней трудное время ломки традиций). Динамика этнодемографической структуры учитывает первые годы жизни в иноэтничном поселении, естественное и миграционное движения, а также процессы ассимиляции, отражённые в переписях населения, и возвратной переидентификации. Материалы и методы исследования Подход этнокультурного ландшафтоведения, представленный в статье, раскрывает детали этнодемографической ситуации исследуемого сообщества, позволяет выделить хозяйственный ареал. Этнокультурный ландшафт, как природно-географический и этнический конструкт, формирует базу социо-культурных, духовных и экономических связей сообщества в динамике. В анализ включены интервью жителей северо-восточной части Баргузинского Прибайкалья (сс. Алла, Могойто, Аргада, Гарга, Курумкан, Барагхан), это люди 1920-40-х годов рождения, которые являются потомками китайских мигрантов, а также те, кто непосредственно знал и общался с первыми мигрантами из Китая. Конструкции связей природопользования, основанные на опыте этнической группы и собранные из значимых его фрагментов – это истории, выстраивающие события в сюжет, объясняющие логику взаимодействия местного населения друг с другом и властью. В работе также использованы первичные материалы районного архива. В исследовании были поставлены задачи изучения территориального обустройства и адаптации китайских мигрантов, выявления ключевых событий, значимых для формирования этноэкономических линий, анализа историй информантов с акцентом на хозяйственных практиках. Теоретической основой исследования стали разработки в сфере культурной географии и этноэкономики [9, 10]. Результаты исследования Первоначально экономическая деятельность китайцев была связана с добычей золота. Послереволюционный период характеризовался установлением в России государственной монополии на его добычу, но этому препятствовала затянувшаяся в Забайкалье гражданская война. Это был период упадка золотой промышленности, в том числе и в Баргузинской тайге. В 1925 году там было зарегистрировано 687 рабочих, из них около 70% китайцев. Золото добывалось в основном старателями, его количество учесть было трудно, так как каждый стремился скрыть истинный объем добычи. К 1930 году из-за ужесточения налоговой политики все они свою работу прекратили [3, 6]. Помимо золотодобычи, занятием китайцев была торговля. Так, М. Новомейский вспоминал: «… Китайские купцы, владельцы маленьких лавок и лабазов, ладили с местным населением и заслужили его доверие.Одна черта отличала китайскую торговлю: в ней не было ни хозяев, ни наемных работников, господствовал кооперативный принцип [7]. Это же отмечают и местные старожилы: «…китайцы часто приезжали из Под-Иката в Баргузин и продавали местным мыло, чай. А потом закрыли границу…» (с. Аргада) После закрытия золотоносных приисков, государство потребовало выселения всех приезжих рабочих, объясняя это необходимостью обезопасить подступы к российско-китайской границе. Политическое руководство Китая переживало в этот период кризис [4, с. 115-119]. Поэтому оставшаяся часть мигрантов на куйтунах (северо-восточные степные участки ландшафта – Л. Ц.) Баргузинской котловины постепенно притягивается к близлежащим поселениям. Респонденты сообщают: «приехали китайцы ещё при царской России. Когда русско-японская война была, в Сарюрах они были. В 1920-х гг., китайцы в основном были в Баунте [на золотых приисках – Л.Ц.]. (с. Алла). Потом они появились в Улюнхане в 47-ом году, в Алле их не было, потом постепенно начали появляться - заселяться. Потом осели в Аргаде, Гарге, Курумкане и дальше. Те китайцы, которые накопали золото, они, конечно, из Советского Союза уезжали, а которые рабочие остались…постепенно так. В Курумкане их много было.» (с. Курумкан) Начало массового переселения информанты отмечают в 1920-30-е гг., однако в похозяйственных книгах записи о китайцах начинаются с 1940-х гг., место выбытия – «Карафтит» (Баунтовский район Республики Бурятия). Основными занятиями до 40-х годов ХХ века указаны: «огородник», «кирпичник». Позже отмечается привлечение основной массы в «рабочие» ближайших колхозов, единицы продолжали работу на кирпичном заводе. Среди дополнительных видов занятости, старожилы отмечают мастерство китайцев в кулинарии, а также по изготовлению кирпича, шитью и починке обуви: «…готовили они мастерски! Готовили мужчины, был у нас такой повар Ч. в столовой работал, по-русски Александр Иванович. Здорово готовил! Издалека аромат доносился! А женщины наши не умели тогда, да и не ели такое раньше мы. Позже научились…» (с. Барагхан) «Некоторые наши семьи входили в овощеводческую бригаду, организованную местным колхозом им. Калинина. Бригадиром был К. Выращивали капусту, картофель, огурцы, помидоры, морковь, свеклу, табак. Снабжали продукцией район. Сеяли два сорта табака: маньчжурский, с длинными листьями (это более дорогой сорт), и турецкий с широкими листьями, высотой с рост человека. Табак собирали и сушили, опрыскивали чем-то для душистости, продавали, шел он нарасхват. Летом по заказу колхоза работал кирпичный цех, где делали кирпич. Мы ногами месили глину, колхоз выделил быка. Взрослые формировали и обжигали кирпич.» (с. Курумкан 2012 г., записано Раднаевым Э.Ц.) В этот период часть китайских мигрантов прежнего состава образовала в районе поселения компактного проживания китайско-русских и китайско-бурятских семей (сёла Алла, Арзгун, Аргада – п. Шанхай, с. Хонхино – Усадьбы китайские, с. Барагхан – местность Епишка), укрепились взаимобрачные связи, и, следовательно, усилились процессы аккультурации и обмена традиционными знаниями. В колхозы и коммуны в период с 1941-1950 гг. вступило 92 % ранее мигрировавших и уже обжившихся китайцев, численность их составила около 200 человек [8]. Важной отличительной чертой в китайской семье являлось воспитание в духе сплоченности и трудолюбия: «…Воспитывали нас строго, требовательно. Мы с малых лет приучены к труду, умеем ценить время. Отец по натуре невозмутимый, терпеливый, традиционно по-восточному непоколебимый, был по-западному рациональным. Отцу было 35 лет, когда он приехал сюда.» (с. Аргада 2012 г., записано Раднаевым Э.Ц.) «Наш отец работал много, как все. Они ведь се молодыми сюда приехали. Лет по 20 им было…» (с. Курумкан) Все информанты-старожилы отрицают случаи конфликтов и недопонимания в общении: «Буряты к ним нормально относились (ямаршьгуй байга), и китайцы тоже. Колхозу помогали. В колхозном огороде работали и ухаживали за картофелем, табаком, капустой, огурцами, помидорами. Всё, что росло здесь, выращивали. Сажать то у них всё было. Потом русские тоже научились. Татары потом в 41-ом году приехали, когда началась война. Приехали с Казани… До первого луча солнца они уже в поле и так до последнего луча солнца. Может и спали немного. Орудия деревянные плуг и соха. Коровы были впряжены, и теленок за ней ходил. Они ни молоко, ни масло не ели, коров не доили они. Белую пищу не ели. Сейчас до сих пор не едят же.» (с. Алла) «Нет, не было. [конфликтов – Л. Ц.] Потому что они дружно жили, потому что вместе работали. Помощь оказали картошками да капустами, а буряты семье их молоко, сметану. Обмен был. Русские шили, но мять кожу не совсем получалось, поэтому материал для пошива обуви буряты давали. Буряты кожу же умели мять, делали. Первые русские переселенцы у нас, в Аргаде, с Багдарина Баунтовского района. А с Суво и Уро первыми приехали двое - Бровкин Петр Николаевич и Аввакум Филипович Козулин. Бровкин дедушка первый построил водяную мельницу.» (с. Аргада) «Ну, вот как наши жили, например, все нормально было. И я вот с ними сколько лет прожила, я бы никогда плохого не сказала бы. Я, например, довольна. Он хороший человек». (с. Могойто) «Нет. Таких случаев не было. Даже и в мыслях такого не было.» (с. Аргада) В этот период места компактного проживания китайцев в составе бурятских поселений района именуются «Шанхай». Сегодня микротопонимический план местности старого населенного пункта (отдаленной периферии) является памятным центром, где проявились все пространственно-временные отголоски политико-социальных перемен. Несмотря на компактность проживания в иноэтничной среде, процесс ассимиляции обеспечил стабильность и неприкосновенность проживания на территории и продолжение рода – фамилии и имена глав и членов в китайских семьях на территории исследования сохранялись в русской транскрипции. Этот процесс сопровождался освоением хозяйственно-культурных навыков, в повседневном общении происходило обучение китайцев бурятскому и русскому языкам. «В школе 100 детей обучалось. Нас в детстве немного учили китайскому языку. Но отец много не рассказывал о своей родине. Нам же прививал любовь к Шанхаю, к местному населению. Говорил, чтобы мы хорошо учились в школе» (с. Аргада) «По-русски то говорили, но с акцентом. Понятно было» (с. Могойто) «Они по-бурятски разговаривали немного, которые на бурятках женатые были К., М., они на разгонских (гаргинских) были женаты.» (с. Гарга) «Были Аюша и Аранза хитад (китайцы – Л.Ц.), с бурятскими именами. А по-китайски не знаю, они позже приехали. По-бурятски может и понимали, но изъяснялись по-русски.» (с. Барагхан) Огородничеством то отцы их занимались. В нашем посёлке в основном дети взяли фамилию мамы. Я не знаю почему меняли, но я знаю, что в Разгоне и остальных деревнях, китайцы с фамилиями отцовскими были. А эти зачем взяли не знаю. Чем-то удобнее, как-то было, не знаю». (с. Могойто) В религиозном отношении потомки чтут местные традиции. Наблюдается религиозный синкретизм, заимствуются праздничные и похоронные обряды (95%), повседневные практики семейных мероприятий (75%), хозяйственной деятельности (95%). Жамбалова С.Г. отмечает: «в быту потомков особых китайских элементов культуры в настоящее время не наблюдается за исключением одной уважаемой семьи п. Баргузин. Здесь огород возделывают по китайской технологии китайскими орудиями труда, по праздникам готовят китайские блюда, отмечают новый год по китайскому календарю» [5]. Результаты опроса выявляют стойкое позитивное отношение к мигрантам в советский период, обусловленное неизбежными экономическими трудностями, которые переживали все жители территории. Большинство семей, благодаря заимствованию традиционных китайских навыков огородничества, в некоторой степени предотвратило для себя проблему голода: «Они научили проводить оросительные системы – канавы... сажали капусту, помню был такой Л., очень выручал во время войны - давал капусту, турнепс. А буряты сажать ведь тогда не умели, да и вообще таким не питались раньше. Ягодные культуры не сажали…» (с. Алла) «Воспитывали нас, детей, строго. У каждого были свои обязанности, свой фронт работы, с которым обязательно должны были справиться. Жили сначала в землянках, потом многие научились, стали строить дома, а в землянках держали кур. У нас их, например, было штук где-то тридцать. Дома стояли в разброску, их соединяли тропинки» (с. Аргада) «Они обеспечивали наряду с другими весь колхоз (1940-1950 гг.), районный центр» (с. Барагхан) Переселение китайцев для местных жителей означало не только новое социальное окружение и культурные традиции, но и формирование новой системы землепользования, а также столкновение со специфической идеологией приграничных районов, определивший взгляд местных сообществ на собственное место в локальной истории края. Данные, полученные в ходе полевой работы, свидетельствуют об увеличении численности китайских мигрантов в первой половине ХХ века в населенных пунктах района. Это в свою очередь указывает на положительную адаптацию: рост смешанных браков, сохранение ведущей роли традиционной ориентации хозяйства (овощеводство, торговля) в их жизнеобеспечении, несмотря на суровые природно-климатические условия. Анализ этнодемографических характеристик свидетельствуют о тенденции увеличения китайских мигрантов. На это указывают высокая доля брачности, мужчин среднего возраста, трудоспособного населения, общая численность домохозяйств. Уровень рождаемости на протяжении 10 лет относительно стабилен. Факт понижения среднего размера семьи, естественного прироста, объясняется оттоком китайцев в соседние коллективные хозяйства в качестве специалистов по овощеводству и кулинарии: «Мастера овощеводы ведь китайцы. Бригада женщин 10-15 человек, и дети. Все вручную выращивали отличный урожай. Скотоводством не занимались, для себя держали, а так, овощеводством, кирпич делали. Буряты ведь раньше цементные работы не умели делать. А китайцы цементировали ямы для силоса, штукатурили.» (с. Барагхан). «Работали в колхозах и столовых. Их специально отправляли на работу в крупных населенных пунктах. Только в таких были столовые» (с. Курумкан) Уменьшение в доле пожилого поколения (25-15%) объясняется притоком молодых мужчин (15-25 лет) с Карафтита.
Этнодемографические показатели поселения Шанхай Харамодунского сельского сомонного совета*
* по данным похозяйственных книг Курумканского района 1940-1950 гг. За счет китайско-русских браков поддерживается высокая численность и мобильность группы, регистрация на территории СССР: «Отец приехал, в Под-Икате работал, в Баунтовском районе золото они мыли. Они приехали пацанами тоже молодыми и вот тут женились, а уж как они туда попали… потом детей нажили, а в 50-х годах они уже выехали в Курумкан с тайги. И вот тут они жили. У них вначале то много было, потом трое осталось...» (с. Курумкан) Интерес представляет сообщение о вынужденных случаях браков китайцев и буряток информанты сообщают следующее: «Раньше что случалось-то, с молодыми девушками, репрессии же были. И вот, если ты из богатой семьи – в тюрьму тебя! Или если я, например, то меня в тюрьму в Баргузин там расстреляют, а моя жена так здесь остаётся с детьми, бедные, здесь шатуном ходили. По домам ходили подаяния просили. Из богатых знатных семей, женщины и дети без вины виноватые. Поэтому за китайцев выходили замуж. Жить то…такие девушки и вынуждены. Нужда заставляет. В жены буряты не берут, боятся. В дом не заводили их, под страхом расстрела. Ты уже изменник, предатель. Вот такое время было. Вот и Г. дочь вышла за Ф., мама её была из кулаков. Всю её семью на расстрел увели. Более 70 человек тогда увели на расстрел… тоже там расстреляли в Баргузине» (сс. Аргада, Гарга) Дополнительных сведений об этом факте обнаружить не удалось. В результате проведенного интервьюирования установлено, что потомки китайских мигрантов и сегодня в видении местных жителей, представляют собой сплоченный, дружный, трудолюбивый социум. «Китайцы-то свою грамоту знали. Дедушка же сам писал, адрес, всё. Что-то по-своему читал.» (с. Могойто) «Праздновали мы один единственный праздник – Сагаалган, ходили друг другу в гости. Я никогда не видела, чтобы они ругались, ссорились. Одевались опрятно. Позднее некоторые семьи стали держать скот, лошадей.» (с. Курумкан 2012 г., записано Раднаевым Э.Ц.) «Внуки конечно знают. Мы точно не знаем, где родственники живут, дети вот ихние, толи жизнь была такая, не знаю, но я помню он посылки слал, отправлял. Будто бы они (внуки – Л.Ц.) сейчас как метисы, от метисов третье поколение пошло, а все равно как китайская кровь, они все равно общаются, мои ребята, как-то лучше.» (с. Курумкан) «Аргадинцы то Л. очень хвалили, у него помидоры на кустах краснели. Он вообще труженик был. Я когда кладовщиком работала, аргадинцы приезжали и старика хвалили «О, у нас Л.! Когда он работал, у нас помидоры на кустах краснели» это же на диво было в то время, в магазинах такого ничего не было. И вот хвалили они его. И он правда всем ребятам образование дал. Ребята все хорошие. У нас тоже. Всех вырастили славно!» В условиях экстремального климата и тяжелой экономической ситуации, китайская интеграция в этнокультурном ландшафте Баргузинского Прибайкалья - позитивный феномен. Заключение Китайские семьи и группы мигрантов в буквальном смысле выжили благодаря толерантным межэтническим связям всех этносов территории, и в свою очередь, помогли выживанию местных сообществ в сложной экономической ситуации. Этнические группы объединены линиями взаимобрачных отношений, взаимной помощи и поддержки, обмена культурными традициями. Адаптация китайских мигрантов и их потомков на преимущественно бурятских территориях имела свои особенности. Несмотря на компактность проживания в иноэтничной среде, процессы ассимиляции и аккультурации обеспечили стабильность, возможность трудиться и продолжить свой род. Залогом успешной адаптации мигрантов было повседневное и тесное общение, обучение бурятскому и русскому языкам, освоение хозяйственно-культурных навыков бурят, эвенков и русских. Китайцы учились взаимодействовать не только с новыми социумами и этносами, а также с непривычной для них и контрастной в ландшафтном отношении природной средой, причем результат этого взаимодействия можно признать успешным. В материалах опроса старожилов просматривается тенденция к взаимному дополнению гражданской и этнической идентичности. Традиции как таковые размыты, религиозные представления потомков китайских мигрантов соответствуют общей картине местных сообществ – буддизм, шаманизм. Этническая идентичность, «китайскость» уступает свое место другим формам самоидентификации «баргузинцы», а также носит локальный характер: «аргадинцы, гаргинцы, барагханцы» и т. д. Сегодня потомки китайцев живут в населенных пунктах Курумканского района (сс. Алла, Аргада, Гарга, Могойто, Курумкан, Барагхан), и г. Улан-Удэ. Полученные результаты позволяют предположить, что последовательный анализ семейно-родовых историй служит надежным источником, обеспечивающим понимание того, каким образом взаимодействуют экономика, история, память и природный ландшафт. Этноэкономические практики взаимодействия становится основой взаимопомощи и крепости территориальной самоидентификации всех этносов региона. В итоге, можно отметить, что сложившиеся на основе этноэкономических практик способы жизнеобеспечения в полиэтничных сообществах способствуют адаптации локальных сообществ к меняющимся социально-экономическим и социокультурным условиям. Библиография
1. Азьмука Т.И. и др. Почвы Баргузинской котловины. – Новосибирск: Наука, 1983.-С. 3-6.
2. Баргузинская котловина (в прошлом, настоящем и будущем). – Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1993. – 157 с. 3. Верхотурова Г. А., Жерлов В. Ф. История добычи золота на среднем Витиме (из книги Золотой край Бурятии). До 1940 года. [Электронный ресурс] URL: https://zolotodb.ru/articles/other/history/10330/?page=all (дата обращения 25.05.2018) 4. История внешней политики СССР, 1917-1980 / Под ред. А. А. Громыко, Б. Н. Пономарева. — М.: Наука, 1980 – Т.1 — 397 с. 5. Жамбалова С.Г. К вопросу типологизации внутриэтнических групп русских Бурятии // Сибирская ментальность и проблемы социокультурного развития региона-Улан-Удэ, 2006-Т. 1.-С. 138-141 6. Нагишкин Д. Баргузинская тайга: экономический очерк. Верхнеудинск, 1917 – 25 с. 7. Новомейский М. От Байкала до Мертвого моря. [Электронный ресурс] URL: http://novomeysky.narod.ru/mose/book/glava1_1.htm. (дата обращения 25.05.2018) 8. Похозяйственные книги Харамодунского сомонного совета 1940-1950 гг. 9. Рагулина М.В. Культурная география: теории, методы, региональный синтез. – Иркутск, 2004. – 171 с. 10. Корытный Л. М. и др. Географический подход к выделению территорий традиционного природопользования // География и природные ресурсы. – 2004. – №. 3 – С. 35-41. References
1. Az'muka T.I. i dr. Pochvy Barguzinskoi kotloviny. – Novosibirsk: Nauka, 1983.-S. 3-6.
2. Barguzinskaya kotlovina (v proshlom, nastoyashchem i budushchem). – Ulan-Ude: BNTs SO RAN, 1993. – 157 s. 3. Verkhoturova G. A., Zherlov V. F. Istoriya dobychi zolota na srednem Vitime (iz knigi Zolotoi krai Buryatii). Do 1940 goda. [Elektronnyi resurs] URL: https://zolotodb.ru/articles/other/history/10330/?page=all (data obrashcheniya 25.05.2018) 4. Istoriya vneshnei politiki SSSR, 1917-1980 / Pod red. A. A. Gromyko, B. N. Ponomareva. — M.: Nauka, 1980 – T.1 — 397 s. 5. Zhambalova S.G. K voprosu tipologizatsii vnutrietnicheskikh grupp russkikh Buryatii // Sibirskaya mental'nost' i problemy sotsiokul'turnogo razvitiya regiona-Ulan-Ude, 2006-T. 1.-S. 138-141 6. Nagishkin D. Barguzinskaya taiga: ekonomicheskii ocherk. Verkhneudinsk, 1917 – 25 s. 7. Novomeiskii M. Ot Baikala do Mertvogo morya. [Elektronnyi resurs] URL: http://novomeysky.narod.ru/mose/book/glava1_1.htm. (data obrashcheniya 25.05.2018) 8. Pokhozyaistvennye knigi Kharamodunskogo somonnogo soveta 1940-1950 gg. 9. Ragulina M.V. Kul'turnaya geografiya: teorii, metody, regional'nyi sintez. – Irkutsk, 2004. – 171 s. 10. Korytnyi L. M. i dr. Geograficheskii podkhod k vydeleniyu territorii traditsionnogo prirodopol'zovaniya // Geografiya i prirodnye resursy. – 2004. – №. 3 – S. 35-41. |