Цветовая реальность: свойства и относительность

Введение

Концепт «цвет» рассматривается с многих позиций: физиологической, психологической, лингвистической, культурологической и т. д. О многовекторности исследований в этом вопросе писали многие авторы. Имеющаяся литература по цветоведению как в отечественной, так и в зарубежной литературе в основном посвящена многочисленным статистическим исследованиям о влиянии цвета на культуру, традиции и языки народов, а также на психику людей. Между тем, философских исследований, посвящённых сущности цвета, практически нет (за исключением некоторых работ Исаева А. А. и Серова Н. В.). В основном, цвет в философии упоминается в той или иной связи как удобный пример иллюстрации каких-либо мировоззренческих взглядов.

В этой статье, основываясь на феноменологическом подходе, попробуем дать онтологическое описание цвета как особого рода реальности. Реальность для нас интересна в том самом аспекте, в котором она проявляет себя в интенции в каждый момент времени через интенциональное (актуальное) свойство относительно познающего субъекта. В момент интенции цвет представляет собой актуализированное с какой-то конкретной характеристикой свойство «быть цветным», конституируемое познающим субъектом. Все остальные свойства предмета, на которые направлена интенция, игнорируются. Тем самым задаются особые (цветовые) граничные условия реальности. Такая реальность приобретает свою «цветовую» топологию и связанную с ней семантику (смыслонаполненность). Её и будем называть цветовой. С развитием бытия (с увеличением числа объектов в нём) развивается и цветовая реальность. В каждый момент времени в интенции она проявляет себя дискретно: через цветовой текст. Он представляет собой единое целое, которое в момент интенции конституируется в сознании на основе восприятия цвета конкретного предмета и всей той ситуации, в которую предмет помещён (освещённость, цветовая комбинация окружающих предметов и т. д.). Важным элементом цветового текста является та основа, на которой цвет предмета закреплён (холст, ткань, штукатурка и т. д.). Поверхность предмета становится носителем цвета, благодаря чему цветовой текст приобретает функциональные черты. Цветовая реальность на дискретном уровне состоит из бесчисленного количества цветовых текстов, актуализирующихся поочерёдно в интенциональности.

Цель настоящего исследования: дать онтологическое описание концепта «цвет» через цветовую реальность; рассмотреть различные аспекты этой реальности, выявить её основные свойства, показать зависимость этих свойств от физиологии, психологии познающего субъекта, от его языка и культурной среды, в которой пребывает. Обосновывается положение об относительности цветовой реальности: актуализированная в каком-то цветовом тексте, она относительна тому общему состоянию познающего субъекта, в котором он готов её воспринять в момент интенции. По Гуссерлю, реальное существование всегда конкретно. Актуальное свойство «быть цветным» конкретно в той мере, в какой конституирование цветового текста ограничено естественными установками, теми ограничениями, которые ставятся самим познающим субъектом в момент интенции. Цветовая реальность не воспринимается вся целиком, в каждый момент времени она конституируется через актуальный цветовой текст, она всегда конкретна. В интерсубъективности она проявляется для большинства познающих субъектов объективно как полнота визуального. Визуальную информацию об окружающем мире мы получаем через непрерывный поток цветовых текстов. «Все живое стремится к цвету», – писал Аристотель. «Цвет – это жизнь, и мир без красок представляется нам мертвым», – пишет И. Иттен ^{[10, с. 10]}. Цветовая реальность есть тот этап в познании мира, на котором достигается полнота его визуального восприятия. Окружающий мир мы можем воспринимать либо конкретно, либо в какой-то мере абстрактно. При этом она может быть абстрагирована в зависимости от контекста (ситуации).

Культура и цветовая реальность

В культуре каждого народа цветовая реальность занимает особое место. Как пишет Кульпина В. Г.: «Цвет разлит в природе, но в первую очередь он − принадлежность нашего сознания, в том числе этнического, этнолингвистического сознания, и он − часть мира наших эмоций» ^{[12, с. 79]}. Несмотря на очевидность того, что всё воспринимаемое нами с помощью зрения имеет какой-либо цвет, изучением систематического влияния цвета на культуру стали заниматься лишь в XX веке. Цвет в своём аспекте встраивает нас в культуру. Как пишет Макаров О.: «Цвета − окно во внешний мир, однако, человек видит и сознает в них самого себя. Красный, синий, зеленый могут внушать страх, действуют угнетающе, повергают в меланхолию или, напротив, возбуждают, дарят людям радость, украшают жизнь. Но, главное, цвет нас не обманывает» ^{[13, с. 341]}. В каждой культуре тот или иной цвет имеет свои культурные традиции, ведущие своё начало с древнейших времён. «Цветовосприятие и цветопредставление включают все основные области жизнедеятельности этноса» ^{[7, с. 111]}.Символизм цвета на протяжении многих и многих веков оказывает своё влияние на наши обычаи. Как пишет Шашева С. А.: «Своя цветовая символика есть у каждого народа, как носителя языка» ^{[20, с. 145]}.

В искусстве, в живописи, цвет изображаемого предмета носит смысловую нагрузку, которую в обычной жизни обычно не замечают. Дополнительное эстетическое измерение цветовой реальности есть её важная характеристика. Цвет предмета при этом приобретает особую ценность, вместе с другими способами выражения составляет то единое целое, которое идеализирует реальность в конкретном контексте, ситуации. Как писал И. Гёте, произведения живописи представляют мир более зримым, чем сама действительность. Удачное экспериментирование с цветом создаёт со временем весомые в культуре эстетические направления, в частности, в живописи. Так открытие М. Э. Шеврёля (мельчайшие точки чистого цвета смешиваются непосредственно в глазу человека) в некотором смысле породило живопись импрессионистов.

Цветовой текст ассоциативно cвязан с каким-либо семантическим полем значений. В конкретной ситуации он становится главной смыслонаполненной компонентой, именно на него обращается внимание в связи с общим контекстом в культурном измерении каждого народа. Как отмечают Кудрина А. В. и Мещеряков Б. Г.: «Каждый цвет обладает своим значением, закрепленным в культуре, а значение основывается на чувственной ткани (например, красный повышает давление и пульс, прилив крови к коже, так как, по мнению М. Люшера, еще со времен первобытного человека он символизирует опасность нападения и атаки)» ^{[11, с. 2]}. Они пришли к выводу о том, что каждый цвет имеет свои семантические поля в разных культурах. Ими были выстроены такие поля в трёх культурах: английской, немецкой и русской. Подчёркнута связь синего цвета с пьянством и алкоголем в немецкой культуре, красного цвета с красотой, праздником и торжественностью в русской культуре, зеленого цвета с ревностью и завистью в английской культуре, желтого цвета с сумасшествием и изменой в русской культуре и завистью в немецкой культуре. Цветовая реальность многогранна: одна семантическая область, обозначенная в нашем сознании каким-либо цветом, незримо связана с какой-то другой областью, относящейся, может быть, вообще к другой реальности, но с которой у познающего субъекта есть какие-то воспоминания и ассоциации. В этом плане она не только многогранна, она крайне субъективна.

Абстракция и категоризация

Как пишет О. Макаров: «Главная загадка цвета заключается в его укоренённости в мире − физическом и метафизическом, природном и духовном, реальном и идеальном» ^{[13, с. 333]}. Эта укоренённость цветовой реальности с философской точки зрения обусловлена двумя важными её свойствами. Благодаря инвариантности в коммуникативном пространстве социума она стабильна и представляет собой целое. Кроме того, она может рассматриваться с разной степенью детализации-абстракции.

Абстрагирование – это логическая операция, а категоризация – это абстрагирование, действующее в какой-либо реальности. На тесную связь категоризации с языком указывает Р. М. Фрумкина: «Познавательную операцию, позволяющую определить объект через его отнесение к более общей категории, принято называть категоризацией. Категоризация − это фундаментальная операция, которую мы совершаем незаметно для себя на каждом шагу.… Наиболее важную роль в процессах сжатия информации и концептуализации неисчерпаемого многообразия мира играет именно отношение член категории−имя категории, поскольку оно лежит в основе операции обобщения. Категоризация начинается с принятия решения о том, имеем мы дело с уже известным объектом или нет. Если объект нам не знаком, то мы пытаемся выяснить, не похож ли он на что-то уже известное. Как только мы начинаем искать в новом возможные сходства и отличия между этим новым и известным, мы переходим к категоризации. Осмысление любой полученной нами из внешнего мира информации проходит данные этапы: мы сравниваем новое с известным, отождествляем или обнаруживаем несходство, ищем подходящую категорию и присваиваем "ярлык" − слово естественного языка» ^{[18, с. 36]}. Если абстрагирование совершается в цветовой реальности, то речь будет идти о категоризации цвета. Поэтому, этот «ярлык»-слово есть цветообозначение, подпадающее под какую-то категорию цвета. С исторической точки зрения в соответствии с теорией Берлина-Кея цветообозначения в языке появились не сразу. Это было обусловлено развитием процесса абстрагирования. Об этом пишет А. П. Василевич: «Вначале цвет передается в языке опосредованно, путем указания на цвет соответствующих распространенных предметов или объектов природы: “как молоко”, “как снег” (белый), “как сажа” (черный), “как кровь” (красный) и т. д. Затем появляются абстрактные слова специально для обо­значения цвета (белый, черный, красный). Некоторые из них ста­новятся названиями основных категорий, на которые делится цве­товое пространство в данной культурно-языковой общности людей (те самые “основные цветонаименования”)» ^[5]. (В противоположность этой точки зрения следует упомянуть о когнитивной теории Анны Вежбицкой, согласно которой цвета в языке не абстрактны, а связаны с какими-то значимыми для человека объектами во внешнем мире, ассоциирующимися с тем или иным цветом).

Первым осознанным цветом-абстракцией был красный (после традиционных ахроматических – белого и чёрного). Это произошло уже у древних греков ^{[1, с. 120]}. У древних римлян не было абстракции синего цвета. Соответственно, у римлян не было общего слова, обозначающего синий цвет, но были разные слова, обозначающие его оттенки ^{[1, с. 116]}. В языках древних неевропейских народов не было конкретных понятий «синий» и «зеленый». Но понятие красного у них уже было ^{[1, с. 118]}. По тому, как со времён Сократа происходили изменения в цветонаименовании, мы можем судить о том, как человечество постигало абстрагирование и училось построению понятий.

Итак, абстрагирование цветовой реальности производится на языковом поле. В этой связи в цветовой реальности можно выделить три уровня абстракции: конкретность (это нулевой уровень абстракции), категории цвета и, наконец, цветность вообще (аналог онтологических Всё и Ничто, они конституируется как присутствие и отсутствие цветности вообще; последние играют роль двух полюсов, между которыми любой цветовой текст бытийствует относительно познающего субъекта, это те границы, между которыми заключена цветовая реальность; в этом смысле она представляет собой тот универсум, внутри которого возможна какая-либо визуализация). Уровень абстракции зависит от общего контекста. В одной ситуации достаточно указать категорию цвета, например, красный, а при других обстоятельствах требуется, указать не просто категорию, а уточнить цвет предмета в этой самой категории, например, не просто красный, а малиновый.

Динамика цветовой реальности

Цветовая реальность может быть только в динамическом развитии. Она «живет» своей жизнью. Особенно это сказывается на произведениях искусства. Родившись под рукой мастера, живописное полотно со временем стареет. Краски тускнеют. Первоначальный цветовой текст с течением времени сменяется другим. Этот процесс затрагивает не только произведения искусства, но и архитектурный колорит городов, раскраску домов. Покрашенные дома со временем становятся бледными, их снова красят уже в другой цвет и т. д. На этот счет проведено много статистических исследований, касающихся цветового многообразия городов мира (Грибер Ю. А., Шиндлер В. М., Зу Дж. Дж., Херинг Б., Шарне И. и др.). Такое изменение происходит как в малых, так и в больших масштабах времени. Изменения цветовых текстов касаются, прежде всего, изменений материальных носителей цвета: стен, холстов, камня и т. д., всего того, что несёт на себе цвет. Кроме того, вопрос о динамизме цветовой реальности тесно связан с познанием цветовых текстов в исторической ретроспективе. Например, если где-то обнаружим в источниках описание цвета тоги Юлия Цезаря в день его гибели в сенате, мы вряд ли сможем сейчас этот цвет воспроизвести. Одного словесного описания мало, даже если и была цветная зарисовка – она со временем изменилась бы: один цветовой текст сменился на другой – более бледный и тусклый. Цветовые тексты со временем изменяются так же, как меняются ситуации, окружение предметов, освещенность, сами предметы, их поверхности и т. д. Изменяются и сами познающие субъекты с их восприятием цвета. Говоря о цветовом восприятии в прошлом, К. С. Романова пишет: «В то время наши предки воспринимали цвета и оттенки гораздо тоньше. В наше время восприятие цвета грубеет, утрачивает свою философичность и многозначительность» ^[16].

Базисы и инварианты цветовой реальности

На нулевом уровне абстракции цветовая реальность в каждый момент времени имеет два базиса, определяемых физическими (измеряемыми и наблюдаемыми) параметрами. Это хроматический и ахроматический базисы. Первый в граничных условиях, задаваемых оптикой, выражается через основные цвета. Считается, что основных цветов три: красный, желтый и синий (RGB−пространство, R – red, G – green, B – blue). В другой системе (полиграфической триаде СМY) выделяют другие основные цвета: пурпурный, жёлтый и голубой. Основные цвета составляют хроматический базис. Но ахроматические цвета (белый, чёрный и их комбинация – серый) не могут быть выражены через него. Они составляют свой (ахроматический) базис. В силу этого цвет предмета может быть разделён на две части: спектральную часть («белый» спектр) и ахроматическую часть («серый» спектр − оттенки серого, начиная от белого и кончая черным). Очевидно, что цветовая реальность (хроматическая + ахроматическая) по количеству объектов в ней богаче, чем только чёрно-белая (ахроматическая) реальность. В этом плане цветовая реальность может быть разделена на относительно бедную по содержанию ахроматическую реальность и более богатую, насыщенную всеми красками ахро-хроматическую цветовую реальность. Поэтому об ахроматической цветовой реальности мы можем судить как о неполной.

К сказанному добавим, что белый цвет и чёрный – это идеальности, подобно пределу бесконечного натурального ряда. Об этом пишет Исаева М. В.: «В природе нет черного и белого цветов, есть только серые цвета. Если даже видимый цвет кажется черным или белым, то найдется всегда другой черный или белый, поставленный рядом, который сведет первый тон к темному или светлому серому тону. В природе нет вещей и поверхностей, которые не отражали бы падающий на них свет. Даже сажа отражает до 4% падающего света, хотя кажется черной. Только в случае экранирования можно создать источник черного цвета, если площадь экрана будет достаточно большой при восприятии (зависит от расстояния) и находится на светлом фоне с минимальной светлотой (иначе не сможем выделить поверхность черного цвета), воспринимаемой глазом. Черное определяется чувствительностью глаза или наличием фона. Глаз воспринимает как черное любое световое излучение любого цвета ниже порога чувствительности глаза, дающего возможность воспринимать световое излучение как свет, а не как отсутствие светового излучения. Пределы белого света тоже ограничены возможностями глаза. Очень яркие поверхности ослепляют и сводят восприятие света на нет» ^[9].

Следует учитывать, что один базис (ахроматический) может проникать в другой (хроматический) базис, создавая в отношении цвета то, что мы называем тоном. Такое проникновение одного базиса в другой, как говорят математики, есть коммуникативная операция: получим тот же результат, если хроматический базис будет размещён в ахроматическом. «Когда же мы хотим определить степень светлоты или темноты какого-либо цвета, то мы говорим о его тональном качестве. Тон цвета может быть изменён двумя способами: или через соединение данного цвета с белым, чёрным или серым, или за счёт смешения с двумя цветами различной светлоты» (Иттен, ^{[10, с. 16]}). Р. М. Фрумкина высказала мнение, что для русского человека разница между чёрным и белым заключается, прежде всего, в степени освещенности. Исходя из всего сказанного, все цвета предметов можно отобразить на некоторой воображаемой плоскости, на которой горизонтальная ось (хроматическая) отображает цвета спектра, а вертикальная (ахроматическая) – освещённость. Таким образом, цвета предметов могут быть отображены в некотором абстрактном двумерном пространстве. В нём действует своя алгебра цвета, незримым образом связанная с нашим подсознательным ощущением гармонии и равновесия.

На более высоком уровне абстракции базисы цветовой реальности представляют собой инварианты, проявляемые в языке через категории. В традициях тот или иной цвет играют роль инвариантов, неизменных психолого-культурных образований, повторяющихся из года в год при совершении одних и те же обрядов. Из всего многообразия традиций отметим лишь две из них. В некоторых восточных странах (Китай, Индия, Вьетнам и др.) невеста в день свадьбы надевает красное платье. В Японии свадебный наряд невесты – это белое кимоно. Скандинавские и испанские невесты в день свадьбы надевают платья чёрного цвета. Таковы традиции. Но в последнее время во многих странах невеста одевается в «английском стиле»: в традиционное белое платье. Для другого обычая также у разных народов мира имеются свои инварианты цвета. Для европейских народов траурным цветом является чёрный цвет, в некоторых восточных странах (Индия, Китай, Япония и др.) траурным во время похорон является белый цвет. У корейцев и некоторых народов Африки траурным считается красный цвет.

Инвариантность цветовой реальности наиболее зримо проявляется в языке в форме категорий цвета. Они неизменны в языковом пространстве на протяжении долгого времени. В силу этого они играют роль инвариантов благодаря своей неизменности и стабильности в культурах народов. Отсюда следует вывод: в цветовой реальности есть несколько точек опоры, тот базис, благодаря которому любой цветовой текст может быть формализован на основе принятых в соответствующей культуре цветообозначений (своеобразных «единичных ортов пространства» цветовой реальности). Категории цвета – это та база языковой реальности, на которую познающий субъект может опереться при составлении своего мнения о визуальном. Как цветовая реальность имеет свой (двусоставной) базис на нулевом уровне абстракции (конкретности), так и её языковое выражение имеет свой абстрактный базис. Он выражается через категории, с помощью которых фиксируются особенности цветового восприятия целых народов и бытие цветовой реальности в их культурах. В интерсубъективности цветовая реальность нивелируется и становится объективной – приобретает качество, благодаря которому она осознается познающим субъектом в каждый момент времени в соответствии с языковыми и культурными традициями соответствующего народа. Благодаря категориям цветовая реальность объективируется. Следует заметить, что способы категоризации цвета в языке обусловлены культурой народа (об этом пишут Лурия А. Р., Кудрина А. В., Мещеряков Б. Г. и др.). Категории цвета появились в истории народов не сразу и не вдруг. Равно как и не сразу появилась цветовая реальность, отображаемая в языке. Теория Берлина-Кея утверждает, что в истории каждого народа можно выделить семь этапов развития языкового представления цветовой реальности. Для каждого народа «действующий» этап такого языкового представления говорит о развитости цветовой реальности в его коммуникативном пространстве.

Герменевтика цвета

В социуме из инвариантности цветовой реальности следует её коммуникативность. Она обнаруживается в том, что здесь будем называть герменевтикой цвета. В цветовой реальности познающие субъекты должны каким-либо образом коммуницировать друг с другом. Такая коммуникация производится либо вербально (с помощью языка), либо эстетическими средствами (с помощью рисунка, зарисовки и т. д.). Ясно, что для адекватного коммуникативного общения в цветовой реальности необходим понятный всем язык, способ общения. Л. Витгенштейн поставил вопрос: если мы видим коричневый предмет, то можем ли с уверенностью говорить о том, что кто-то другой, видящий этот же предмет, воспринимает его как коричневый? Это вопрос понимания, общей коммуникации цветового текста. Он предложил использовать особый язык. «То, о чём мы говорим, связано с тем особым стремлением сказать: “Я никогда не знаю, что другие реально подразумевают под “коричневым” цветом или что он реально видит, когда он (правдиво) говорит, что он видит коричневый объект, − Мы можем предложить тому, кто говорит это, использовать два разных слова вместо одного слова “коричневый”: одно – для его определённого впечатления, другое – то, которое обладает значением, которое другие люди помимо него в состоянии понять» ^{[6, с. 125−126]}. При этом такой язык (метаязык цветовой реальности) есть язык, удостоверяющий понимание того или иного цветового текста разными познающими субъектами. А такое удостоверение может быть произведено только статистическими методами − путём опроса в рамках обыденного языка (в нашем случае, действительно ли вы видите коричневый цвет?). Статистический результат, таким образом, становится символом метаязыка, применяемого для понимания цветовой реальности. В объективности, такие символы обобщаются путём категоризации и становятся доступными для повседневного общения.

Понимание конкретного цветового текста отдельным «Я» или кем-то Другим может быть двояким в зависимости от граничных условий восприятия: либо вербально, либо эстетически. В первом случае говорящий доводит до сведения Другого цветовой текст, актуализированный относительно него в какой-то момент времени с помощью символов указанного выше метаязыка. Во втором случае – показывающий доводит до сведения Другого цветовой текст с помощью комбинации базовых цветов, отображённых на предметах, т. е. выражает изучаемый цветовой текст эскизно с помощью другого более простого цветового текста. В любом случае в каждый момент времени имеем дело с цветовым текстом, размещаемым на фоне общей, ничем не ограниченной реальности.

Тот факт, что мы не можем проверить, воспринимает ли Другой тот же самый цветовой текст, что и «Я», говорит о том, что с герменевтической точки зрения цветовая реальность в своей эмпирической базе основана на доверии между познающими субъектами. Различные теории сознания и не менее разнообразные условия субъективной граничности в рамках общей интерсубъективности в сумме не позволяют объективно решить как же познаётся цветовая реальность. Относительно «Я» она бытийствует в рамках субъективности. Но относительно Другого (Других) как предмет объективного философского знания она может быть изучена в рамках герменевтики на основе инвариантности категорий цвета.

Цветовая реальность познаваема в той мере, в какой каждый познающий субъект готов адекватно воспринимать и понимать развёртывающиеся цветовые тексты в интенциональности. Её познаваемость мало чем отличается от познания объектов других реальностей. Единственное отличие: цветовая реальность – это такое целое, которое состоит из неисчислимого (несчетного) количества цветовых текстов, сменяющих друг друга. И это происходит не только для какого-то одного «Я», но и для множества Других. В этом плане познание цветовой реальности неотделимо от герменевтики цвета. Восприняв какой-то цветовой текст, отдельное «Я» может сообщить о своих впечатлениях Другим. Но для этого он в той или иной мере должен с этими Другими коммуницировать. Общение в этом случае между «Я» или Другими происходит либо языковыми средствами (через отображение цветовых текстов на лингвистическую основу), либо изобразительными – отображение цветового текста на поверхность материала: полотно, бумагу. С гносеологической точки зрения познание цветовой реальности происходит в соответствии с категориями, предпочтениями, гармонией, адекватностью восприятия, влиянием на большее или меньшее число зрителей и т. д. В настоящее время считается, что цвет предмета конституируется в мозге наблюдателя на основе данных, получаемых от его органов зрения, в частности, от всего того контекста (ситуации, окружающей обстановки), в которую предмет помещён, т. е. субъектом в интенциональности познаётся весь цветовой текст целиком и сразу.

Относительность и связанные с нею свойства цветовой реальности

Для цветовой реальности характерны два уровня восприятия. Познающим субъектом она воспринимается как сознательно, так и подсознательно. В первом случае её восприятие обусловлено лингвистическими и культурными традициями (лингвистически-культурный, сознательный уровень). Во втором случае – она воспринимается таковой, каков сам познающий субъект с его физиологическими и психологическими особенностями, проявляемыми в момент восприятия (это психофизиологический, подсознательный уровень). Анализируя результаты отечественных и зарубежных исследований по цветоведению, приходим к следующему выводу. Поскольку уникальность всякого познающего субъекта обусловлена его физиологией, психикой, языковыми и культурными традициями, в рамках которых он воспитан и живёт, то и цветовая реальность для такого субъекта уникальна в момент направленного на неё взгляда (в момент интенции). Её конституирование в интенциональности относительно: она конституируется познающим субъектам такой, каков сам познающий субъект в момент интенции, т. е. каковой он её готов воспринимать в этот очень малый момент времени. В силу многоуровневости самого познающего субъекта, характеристики цветовой реальности в такой относительности также многоуровневые. Они включают в себя физиологичность и психологичность цветовой реальности (соответствуют подсознательному уровню познающего субъекта), языковые и культурные составляющие (соответствуют сознательному уровню познающего субъекта). В пользу этого вывода говорят психосемантические исследования П. В. Яньшина и гипотеза Сепир-Уорфа. Восточная мудрость гласит: мир вокруг тебя такой, каков ты сам. Это правило выполнимо лишь в субъективности отдельного «Я». В интерсубъективности относительность цветовой реальности, о которой здесь говорим, становится незаметной и размытой. Она в ней элиминируется.

Поскольку цветовая реальность в каждый миг разворачивается перед познающим субъектом той стороной, какая соответствует сознательному и подсознательному уровням самого познающего субъекта в момент интенции, то в силу сказанного она может быть рассмотрена с двух взаимодополняющих позиций, обусловленных особенностями самого субъекта: с психофизиологической и с лингво-культурной. Рассмотрим это подробнее.

В оптике любое явление может быть зафиксировано тогда, когда световой поток, преломлённый в оптической системе, попадёт в глаз исследователя, производящего наблюдение. В силу этого цвет регистрируется только благодаря познающему субъекту. Как отметили А. А. Исаев и Д. А. Теплых, световой поток, поступающий в глаз наблюдателя, на самом деле цветовой ^[8]. Цветовая реальность вне субъекта не имеет места. В восприятии цвета конечным реципиентом всегда является познающий субъект. В силу этого цветовая реальность физиологична и зависит от возможностей самого познающего субъекта. При обычной чувствительности человек способен различать до ста тысяч оттенков, а согласно В. Оствальду – миллион оттенков, причём женщины различают больше цветов и делают это более точно, чем мужчины. Объективно цветовая реальность адекватно воспринимается большинством субъектов единообразно, что подтверждается общностью того коммуникативного пространства в общении. В субъективном плане восприятие цветовой реальности физиологически не одинаковое. Дальтонизм (цветовая слепота) – это наиболее яркий пример. Известно, что Джон Дальтон не различал красного и зеленого цветов. Кроме того, ряд художников имели иное восприятие цвета, вызванное какой-либо болезнью. Например, помутнение зрачка способствовало преобладанию синего цвета у Клода Моне, такая же ситуация у Поля Сезанна, у него преобладание синего было вызвано развившимся у него диабетом (об этом пишет Ян Балека, ^{[1, с. 57]}). Исаева М. В. субъективное (уникальное для познающего субъекта) восприятие цвета трактует как иллюзию. «Цвет − иллюзия, созданная и воспринимаемая глазом конкретного человека. Каждый человек видит цвет по-разному и трудно объяснить другому человеку, о каком цвете идет речь, хотя основные насыщенные цвета можно определить приблизительно словами: красный, желтый, синий и др. И для того, чтобы увеличить достоверность и взаимопонимание, названия многих цветов связывают с предметами и веществами. Например, кроваво-красный, лимонно-желтый, небесно-голубой, вино-красный, малиновый, горчичный, бирюзовый, сиреневый, морской волны, салатный, молочный, изумрудный, белый, как снег, и черный, как сажа. Единственный способ не ошибиться при коммуникации − показать этот цвет на предмете или эталоне. Не стоит забывать, что около 6% мужчин и 1% женщин дальтоники, и они видят цвет по-другому. И так как цвет − иллюзия, и для каждого человека эта иллюзия индивидуально обусловлена, то и появляются сложности с объективным определением цвета, его толкованием и интерпретацией» ^[9].

Онтологически субъективность и связанная с нею уникальность восприятия цветовой реальности в коммуникативном пространстве («Я» и Другие) допускают её детализацию. C. Ф. Нагуманова пишет о том, что в ходе экспериментов замечено: если один из участников эксперимента определяет образец цвета как чисто зеленый, то большинство остальных определяют его либо как желтовато-зеленый, либо голубовато-зеленый, тем более, если они различаются по полу и возрасту, разброс составляет от 490 нм до 517 нм спектра, что составляет 9% видимого спектра ^{[14, с. 195]}. С другой стороны, в коммуникативном пространстве любое особое восприятие цвета может интерпретироваться как отклонение от нормы. «То, что мне кажется ближе к красному, чем к оранжевому, вам может показаться ближе к оранжевому. Если под цветом понимать некий интерсубъективный диапазон, то мы оба можем правильно, хотя и немного по-разному, воспринимать один и тот же цвет» ^{[14, с. 196]}. Как видим, цветовая реальность в определённых пределах цветового диапазона – субъективна и для каждого уникальна.

Имеются ряд экспериментов, доказывающих, что цветовой текст (например, тональность комнаты, в которой находится испытуемый) может воспринимать не только с помощью зрения, но и кожей. Шалимова Л. А. и Насонова Л. И. пишут: «Известный российский психолог А. Н. Леонтьев разработал методику развития у людей высокой чувствительности к цвету. В эксперименте ему удалось выработать у группы испытуемых условный рефлекс на восприятие цветовых потоков, которые осуществлялись с помощью ладони человека. Цветной луч падал на ладонь, а специальные приборы регистрировали тот или иной характер специфической реакции. Причем, ее характер точно соответствовал спектральному составу падающего на ладонь луча. Более того, испытуемые Леонтьева научились различать цвета “ладонью”, при полном исключении возможности увидеть цветовой поток с помощью глаз. Аналогичные эксперименты проводились в 70-е годы в Чехословакии. Испытуемый, обвешанный датчиками, связанными с многочисленными регистрирующими устройствами, заходил обнаженным в экспериментальную комнату. Все предметы в комнате были выкрашены в один определенный тон, и приборы регистрировали совершенно определенную реакцию человека на воспринимаемый всей поверхностью кожи цвет. По показаниям приборов можно было легко различить, в какую именно комнату – синюю или красную, желтую или зеленую – зашел испытуемый. Сами испытуемые со временем научились по каким-то еле уловимым признакам и одним лишь им ведомым критериям различать цвета, в поле действия которых они попадали. Самым удивительным в этом эксперименте оказалось получение достоверных значимых результатов при полном отсутствии освещения в “цветных комнатах”. Люди заходили в темное помещение, в котором и глаз бы не различил превалирующий цветовой тон. Тем не менее, организм четко реагировал на “поставленную задачу” – происходило ясное определение характера цвета, в пространстве которого оказался человек» ^[19]. Кстати, о том, что тактильные ощущения дополняют визуализацию зрением, писал и М. Мерло-Понти. Наложение друг на друга видимого и осязаемого он определял как своеобразный вид хиазмы.

Как отмечает Г. Браэм: «Цвета могут воздействовать на частоту дыхания, ритм биения сердца, пульс. Прибегнув к тому или иному цвету, можно повысить или понизить кровяное давление, быстрее залечить раны. Цвета могут создавать ощущение холода или согревать, вызывать жажду или голод, успокаивать человека или же, наоборот, вызывать агрессию» ^{[3, с. 12]}. «Красный цвет активирует физиологические процессы в человеческом организме, в то время как синий замедляет их. Красный цвет возбуждает, а синий успокаивает. … В комнате, оформленной в сине-зеленых тонах, уже при 15° тепла человек начинает мерзнуть. В помещении с оранжевыми обоями и мебелью эта отметка снижается до 2° тепла» ^{[3, с. 8]}. Он отмечает, что психологически цвет предметов влияет на физическую нагрузку. Были проведены соответствующие эксперименты и доказано, что психологически вес красного и черного ящиков кажутся почти в два раза тяжелее ящиков белого цвета с тем же весом. О глубоком влиянии цветов на человеческую психику говорит и тест Люшера. В нём по цветовым предпочтениям можно судить о характере человека. Цвета, согласно М. Люшеру, представляют собой «визуализированные чувства» ^{[3, с. 13]}. «…Вся воспринимаемая нами информация на 80% является визуальной. Из этого становится ясным, какую важную роль играют цвета, детерминируя наше восприятие мира. Мир ярок и разноцветен, и каждый цвет по-своему влияет на нас» ^{[3, с. 14]}. П. В. Яньшин и А. Клюева отмечают: «Люди с разной структурой личности склонны видеть мир буквально в разном цвете. Например, эмоционально уравновешенные экстраверты видят мир более красочным, с преобладанием теплых тонов. Тревожные интроверты, напротив, − менее красочным, с преобладанием синего. Кроме этого, в зависимости от особенностей личности “колорит мира” по-разному представлен для правого и левого глаз» ^[21]. Яньшин П. В. пишет о том, что цвета влияют на эмоциональную сферу испытуемых: при воспоминании о приятном усиливалась чувствительность к тёплой части спектра, а воспоминания о негативном – в холодной части спектра. Это означает, что цветовая реальность поворачивается к нам тёплой или холодной стороной в зависимости от приятных или неприятных воспоминаний. «В целом можно с уверенностью говорить, что бодрые и/или напряженные люди видят цвета более яркими, а вялые и/или расслабленные – тусклыми; отрицательные эмоции придают колориту воспринимаемого мира синий оттенок» ^[23]. Он отмечает, что цвет влияет на восприятие длины отрезков и промежутков времени и т. д. В добавление к этому Исаева М. В. отмечает, что цвет предмета влияет на восприятие его площади на фоне каких-то других цветов ^[9]. В целом, можно сказать, что цвета на подсознательном уровне имеют способность манипулировать нашим сознанием, нашими чувствами, они могут как исцелять, так и причинять вред. «Цвет сам воздействует на человека и в этом смысле может быть рассмотрен в качестве субъекта, обладающего чем-то напоминающим волю» ^{[22, с. 20]}. Итак, с точки зрения психологии цветовая реальность разворачивается в момент интенции перед познающим субъектом таким образом, каково психологическое состояние самого познающего субъекта. В силу этого конституирование цвета в момент интенции зависит от психологической реакции на конкретный цвет предмета, воспринимаемый в каком-то контексте, ситуации, т. е. на цветовой текст.

Цветовая реальность в культурно-лингвистическом аспекте представляет собой такое единое целое, изучение которого по раздельности (средствами языка, культурологии или философии) не даёт ясности в полноте её многообразных проявлений. По словам М. Хайдеггера, язык – дом бытия. Бытие цветовой реальности неотделимо от способов его выражения в культуре разных народов, в том числе и в языке. Если мы называем цвет (конкретного предмета или категории), то тем самым утверждаем о бытии цвета. Цветовая реальность не просто бытийствует где-то, она есть, она осознаётся нами и выражается через язык.

Языки по-разному делят действительность (в соответствии со своим фонетическим и лексическим строем). При этом важным свойством выражения языковой реальности является тот факт, что мысль, выраженная на одном языке, может быть выражена и на другом языке. Язык является одним из самых необходимых элементов приспособления познающего субъекта к окружающей его реальности. И он задаётся теми граничными условиями, которые конституируют эту область реальности. По мнению академика Ю. Д. Апресяна в каждом языке заложена концептуализация того мира, который отражается в соответствующей культуре. Как пишет Сидоренко Е. Г. «…в каждом языке заложена та или иная концептуализация мира. Различия в концептуализации обуславливают различие “языковых картин мира”, нельзя на естественном языке описать “мир как он есть”. Язык изначально задаёт определённую картину мира своим носителям, причём каждый язык − свою» ^[17].

Об относительности цветовой реальности той культуре народа, в языке которой она отражается, говорит гипотеза лингвистической относительности Сепира-Уорфа: разнообразие слов в языках народов определяется самим бытием этих народов, особенностями территории их размещения, климатом и т. д. «Лингвисты Э. Сепир и Б. Ли Уорф, придерживавшиеся теории Вильгельма Гумбольдта об организующей роли языка … доказали, что именно языки, его словарный запас, определяют возможности познания» ^{[1, с. 119−120]}. А. П. Василевич пишет об этом следующее. «Так, совершенно естественно, что у эскимосов и саами имеется большое количество слов, соответствующих различным видам снега. Наконец, языки различаются еще и тем, как в них осуществляется разграничение разных семантических сфер. Как раз цветовое пространство является наиболее популярной областью исследования в связи с этой проблемой, поскольку оно может быть описано объективным образом и не имеет границ, обусловленных природными факторами. Языки различаются потому, сколькими и какими способами делят они это пространство на категории. В чукотском языке есть очень мало слов, обозначающих цвета, но есть 25 терминов, называющих масти оленей. В некоторых языках отсутствует само слово, соответствующее понятию “цвет”, хотя нет языка, в котором отсутствовали бы слова, называющие конкретные оттенки цвета» ^{[4, с. 20−21]}. Рахилина Е. В. отмечает, что в ирландском языке имеется подробная детализация красной части спектра, для многих тюркских и финно-угорских народов − синей части спектра ^{[15, с. 176]}. Если какого-то цветообозначения нет в языке, то на этом цвете внимание носителя языка не акцентируется, его как бы и нет. На это указывает Кульпина В. Г.: «…Если в данном языке нет языковой фиксации какого-либо цвета, то носитель данного языка как бы и не видит, не замечает, не фиксирует на нём своё внимание» ^{[12, с. 78]}. Все эти особенности цветообозначений следуют из специфичности бытия соответствующих народов. Добавим ещё одну интересную особенность (Шашева С. А.): «Анализ широкого ряда фразеологических единиц даёт возможность утверждать, что чем древнее термин цветообозначения, тем вероятнее его нахождение в структуре большого числа фразеологизмов» ^{[20, с. 148]}. Это означает, что базовые термины (наиболее древние) в большей мере укоренены в бытии народов, нежели термины цветообозначения, появившиеся позже. Другую особенность языкового выражения цветовой реальности отметил Г. Браэм: «Во многих странах ежегодно публикуются так называемые “хит-листы” наиболее употребительных слов. Опираясь на эту статистику, можно установить, что за изменения претерпевает язык, какие слова используются стабильно часто, а какие представляют собой лишь дань моде и устаревают со временем… Язык выступает здесь в роли индикатора, подтверждая невидимые невооруженному взгляду явления. Интересно также, что в первой сотне слов встречается всего лишь одно обозначение цвета, а именно красный (он стабильно входит в первую “двадцатку”). Все остальные цвета (зеленый, желтый, синий и т. д.) находятся либо далеко за отметкой “100”, либо вообще не попадают в список. Эту неоспоримую позицию фаворита красный цвет занимает в подобных исследованиях с самого начала их проведения» ^{[3, с. 22]}.

Заметим, что в русской культуре цветовая реальность приобретает черты, обусловленные её своеобразием. Они обусловлены огромной территорий России, её богатой историей взаимосвязи с другими народами. Цветообозначения привносились в русский язык извне в силу исторических причин. Кроме того, в русском языке, вопреки теории Берлина-Кея, к основным цветонаименованиям добавляется ещё голубой цвет наряду с синим. Таким образом, набор основных терминов цветоообозначения в русском языке увеличивается до 12 (детализации синей части спектра, Е. В. Рахилина, ^[15]). Ещё одна особенность: это отсутствие устоявшейся единой терминологии для цветообозначения. На это указывает Д. Н. Борисова. Она отмечает, что в русском языке в настоящее время само понятие цветообозначения не унифицировано и именуется по-разному. «…При описании лексем, называющих цветовые оттенки, были отмечены следующие понятия: “цветообозначение”, “цветонаименование”, “имя цвета”, “название цвета”, “цветовой термин”, “термин цвета”, “выражение (наименование) с цветовым компонентом”, “прилагательное / существительное со значением цвета”, “колороним”, “хроматоним» ^[2].

Особая грань цветовой реальности – это сочетаемость имён предметов со цветонаименованиями. Будучи выраженной в языке, она не может выйти за границы принятого и допустимого в культуре семантического значения. Иными словами, её выражение в языке ограничено устоявшимися традициями применения языка. Не каждое цветонаименование может сочетаться с каким-то именем. Так, например, невозможно словосочетание «белая новостройка» или «красный шлюз». На это указывает Рахилина Е. В., ^{[15, с. 169]}. В языке есть области, семантические значения которых не сочетаются с какими-либо цветообозначениями. Это говорит о том, что цветовая реальность в языке семантически отрегулирована, структурирована особой топологией сочетаемости цветонаименования и предметных имён.

Как пишет О. Макаров: «Чтобы обрести значение, наполниться смыслом, цвет должен быть “проговорен”. Но и сегодня, когда в мире насчитывается не менее пяти тысяч естественных языков, наш словарный запас недостаточен для обозначения и особенно точной дефиниции цветов и их оттенков, которые различает и чувствует человек» ^{[13, с. 341]}. Сколько слов-цветообозначений в языке? «Британский антрополог В. Рэй в своих исследованиях пришел к выводу, что в английском языке существует около пятидесяти тысяч обозначений цветов и их оттенков, из которых, согласно Э. Торндайку и И. Лоджу, используются не более трех тысяч» ^{[1, с. 119−120]}. В отношении русского языка можно сказать, что творческой группой «Колорит» (А. П. Василевич, С. С. Мищенко, С. Н. Кузнецова и др.) издан «Каталог названий цвета в русском языке». Он включает в себя более 2 тыс. слов и цветовые карты, на которых для некоторых слов приведены цветообразцы.

Цветообозначения в языке и культуре имеют онтологическую особенность, заслуживающую дальнейшего изучения. Как пишет А. П. Василевич: «Цветонаименования обладают большой денотативной не­определенностью. Это естественно: ведь мир цвета, наши цвето­ощущения непрерывны, а названия цвета – дискретны» ^[5]. Это объясняется герменевтикой цвета. Конституирование цветовых текстов в пределах субъективности происходит непрерывно, но в коммуникативном пространстве при сообщении Другим своих переживаний мы вынуждены прибегнуть к помощи языка, который по своей семантической структуре дискретен.

По тому, как развивается языковой способ выражения цветовой реальности, можно судить о том, как происходит её историческое развитие. Теория Берлина-Кея для большинства народов мира сохраняет свою правоту, несмотря на некоторые недостатки в ней. Как же теперь развивается цветовая реальность? В настоящее время для цветовой реальности характерна коммерциализация. По мнению А. П. Василевича: «…Все более употребительными становятся слова, для которых рекламная функция − основная. Они не называют конкретного цвета, а лишь привлекают внимание. Представление о цвете можно получить только благодаря тому, что сам товар помещен рядом. Однако термин будет удачным только в том случае, если он имеет с называемым цветом определенную ассоциативную связь. Исследования психолингвистов показали, что ассоциативное поле слова − вещь вполне реальная и самым тесным образом связана с культурно-исторической традицией. Устойчивые ассоциации можно очень умело использовать для названия цвета в рекламе товара. Игнорирование ассоциативных законов, напротив, делает название малоэффективным» ^{[4, с. 65]}. Цветовые тексты влияют на выбор товара. Как пишет Кульпина В. Г.: «В наши дни, скажем прямо, цветообозначения могут быть настолько изощрёнными по форме, что догадаться относительно их цветовой сущности весьма трудно, если не проникнуться мыслью автора художественного произведении или создателя цвета губной помады или цвета автомобиля. Цвет всё больше становится языковой и эмоциональной сущностью, несмотря на создание целой массы, гаммы, палитры цветовых образцов» ^{[12, с. 79]}. Иными словами, цветовая реальность в настоящее время всё чаще нормируется словами прикладного и коммерческого назначения. С развитием индустрии общество становится всё более потребительским и в то же время легко внушаемым. Происходит манипулирование цветом.

Как видим, цветовая реальность относительна, это следует из её интенционального обоснования. Она чем-то напоминает океан Солярис из известного романа С. Лема. Сформулируем принцип относительности для цветовой реальности: каков сам познающий субъект в момент интенции, такова и цветовая реальность при восприятии актуального в этот момент цветового текста. Это правило выполняется как на сознательном уровне (в языке и в культуре), так и на подсознательном уровне (в психологии и физиологии самого познающего субъекта). Заметим, что если на подсознательном уровне цветовая реальность действует всегда субъективно, индивидуально на каждого человека в отдельности, то на сознательном уровне благодаря своим семантически укоренённым связям она действует на уровне целых сообществ и народов через язык и культуру.

Заключение

Цветовая реальность – это самый первый вид реальности, который разворачивается перед взором познающего субъекта при его знакомстве с окружающим миром. Она стоит на границе между конкретной субъективностью и социальной интерсубъективностью. С одной стороны цвет предмета в категориальной классификации объективен, с другой стороны цвет этого же предмета воспринимается каждым в какой-то мере субъективно в соответствии со своими физиологическими и другими особенностями. Относительность «объективное-субъективное» для цвета проявляет себя в наиболее полной и отчётливой форме. Из сказанного следует, что цветовая реальность в небольшом диапазоне параметров субъективна в силу конституирования этой реальности самим познающим субъектом в границах, определённых внешней интерсубъективностью. В рамках этих границ субъективность отдельного «Я» сохраняет свою уникальность.

Мы показали различные аспекты цветовой реальности, выявили основные её характеристики, обосновали её относительность и соответствие «текущему состоянию» познающего субъекта, её глубокую связь с физиологией и психологией познающего субъекта, с его языковыми и культурными традициями. Цветовая реальность по-разному проявляет себя в объективности и в субъективности, на сознательном и подсознательном уровнях. Она живёт вместе с нами в нашей культуре и в языке, и, обладая элементами воли, влияет на нас. Проявляясь в каждом мгновении, она, тем не менее, остаётся для нас до конца непознанной, туманной и загадочной. По словам Кульпиной В. Г.: «Цвет приобрёл огромную значимость как таковой. То, что цвет сам по себе рассматривается как ценность, мы наблюдаем на каждом шагу. Цвету на основе синестезийного переноса приписываются свойства и характеристики, которыми он не может обладать в силу своей природы, тем не менее, цвет для нас и вкусный, и сочный, и романтичный и какой только не бывает» ^{[12, с. 77]}.