Развитие российской уголовной политики: уголовный проступок, административная преюдиция, проблемы поощрительных норм

1. Правовые понятия уголовной и уголовно-правовой политик государства сегодня носят неоднозначный характер. В юридической доктрине имеются различные мнения, что должно включаться в это понятие (только ли вопросы уголовного законодательства или (и) уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права и как должен быть определен сам термин). На наш взгляд, уголовная политика – это публичная концепция, единая доктрина государства, включающая приоритеты, которые определяют изменения, вносимые в уголовное законодательство (криминального цикла), а также направления деятельности правоохранительных органов и суда. Приходится признать, что в этом смысле досудебная практика в России практически отсутствует. Необходима разработка и принятие концепции уголовной политики, как официального документа, который бы отражал идеологию государства в данной сфере, определял приоритеты и содержал подходы к решению конкретных вопросов. При этом очевидно, что снижение преступности и более полное обеспечение прав и свобод граждан станут возможными только в том случае, если осуществляемое в рамках такой концепции изменение уголовного закона будут сопряжены с преобразованиями в деятельности правоохранительных органов (и суда).

В настоящее время все активнее обсуждается идея современного Уголовного кодекса для последующей реализации на уровне законодательной концепции «большего, но мягкого» в противовес «маленького, но жесткого», например, введение в Россию уголовной ответственности юридических лиц ^{[1, с.62-69; 2, с. 52-59]}. Проблема находится в гораздо более широкой плоскости и касается соотношения уголовного права и права административных правонарушений, точнее даже – границ уголовного права как таковых, отграничения функционального подхода к ним от формального. В функциональном плане просто мы не называем такую ответственность, поскольку она не предусмотрена УК РФ, а существует в других законах: КоАП, Налоговый кодекс, Закон «О защите конкуренции». Россия не испытывает институциальной потребности в уголовной ответственности юридических лиц. Как только уголовная ответственность юридических лиц становится эффективной, она неизбежно превращается в форму коллективной ответственности, которая приводит к своего рода «двойной объективизации». Возможно, речь идет исключительно о процессуальных инструментах, которые должны быть предусмотрены уголовно-процессуальным правом.

В качестве «промежуточного решения» предлагается пока сохранить административно-правовой характер ответственности юридических лиц, но скорректировать что-то типа «соединенного процесса» (видимо, по аналогии с институтом гражданского иска в уголовном деле), когда вопросы уголовной ответственности юридических лиц будут рассматриваться в рамках единого уголовного дела ^{[1, с.62-69; 2, с. 52-59]}. Уголовный процесс – это не только эффективность, но и гарантия. Поэтому схема с институтом гражданского иска в уголовном процессе, когда к делу следует всего лишь привлечь гражданского ответчика, да и то в той мере, в которой он отвечает за действия обвиняемого, здесь работать не может. Если речь идет об ответственности юридического лица, пусть и административная, но в рамках уголовного дела, то нужно выдвигать обвинения, знакомиться с ним, обосновывать право на защиту, на ознакомление с материалами дела, встраивать юридическое лицо в структуру состязательности судебного дела, предоставлять ему право на обжалование ^{[3, с.105-114; 4, с. 132-142]}. Дополнительно возрастает нагрузка на следователей и судей, что будет выглядеть совершенно лишенным смысла.

Обсуждение и принятие новой концепции кодификации административной ответственности выявило ряд пробельных положений, прежде всего, понятийно-категориального аппарата административного права ^[5]. Отказ от легального определения вины и ее форм в непосредственно КоАП РФ позволяет привлекать к административной ответственности физических и юридических лиц при отсутствии их виновности. Авторы в который раз не учитывают тот факт, что «юридическое лицо – категория гражданско-правовая». Административно-правовая концепция юридического лица отсутствует. Административно-правовой наукой она также не разработана. Неуклюжие попытки разработчиков и некоторых ученых вмонтировать частно-правовую категорию в институт публичного административного права и рассматривать в таком виде юридических лиц в качестве субъектов административной ответственности является псевдонаучным, конъюнктурным и не имеет научной перспективы. Общеизвестно, что административное правонарушение является единственным основанием административной ответственности и не может быть совершено юридическим лицом, поскольку оно по своей природе не способно к сознательным и волевым проявлениям. Поэтому категория вины, выработанная наукой административного права, для применения к физическим лицам (как психологическое отношение лица к совершенному им противоправному деянию и его последствиям) не может быть механически перенесена на юридических лиц и, в том числе, применена к субъектам административной ответственности ^{[6, с. 29-37]}.

2. Уголовный проступок: правовая необходимость или очередная красивая теория?

По данным статистики, в 2016 году судимости за совершенные преступления получили на 10000 человек больше (772920), чем годом ранее (762556). Большая часть осужденных (72 %) наказаны за преступления небольшой и средней тяжести. Количество уголовных дел, которые суды рассматривают в упрощенном порядке, уже которой год стабильно держится на уровне 65 % (636431 из 967146 уголовных дел, рассмотренных в 2016 году) ^[7]. Из приведенных выше цифр можно сделать вывод, что тюремное население страны продолжает увеличиваться за счет тех лиц, которые совершили преступления небольшой или средней тяжести. В последние годы как среди ученых (А. Александров, Г. Есаков, С. Пашин, С. Князев, Н. Щедрин и др.), так и практикующих юристов (А. Бастраков, Б. Гаврилов, В. Гордиенко, И. Пастухов) активно обсуждаются вопросы оптимизации и совершенствования законодательства в области дифференциации уголовной ответственности за совершение различных по степени тяжести общественно опасных деяний путем их градации на преступления и уголовные проступки.

С учетом современного развития общественных отношений, предусматривающих в том числе гуманизацию уголовного законодательства, сегодня создались реальные условия для введения в российское законодательство уголовных проступков. Об этом свидетельствуют и масштабные изменения в июле 2016 года законодательства, направленные на либерализацию уголовной ответственности ^[8]. В Уголовный кодекс предлагается внести «уголовно-наказуемый проступок» ^[9], подчеркнув при этом, что уголовный проступок – это новый элемент уголовно-правовой политики. Введение уголовного проступка, по мнению председателя Верховного Суда РФ В.М. Лебедева ^{[10, с. 13-15]}, позволит исключить некоторые составы из числа уголовно-наказуемых деяний, сохранив за их совершение такие эффективные меры ответственности, как исправительные и принудительные работы, нехарактерные для КоАП РФ. За уголовный проступок не может быть назначено наказание в виде лишения свободы, он не образует судимости, которая влечет существенные социальные ограничения. На наш взгляд, данная идея была бы более привлекательна, если бы наряду с этим из Кодекса об административных правонарушениях изъяли бы все составы, которые по своим признакам тяготеют к преступлениям (большинство из них рассматриваются судами, и признаются в качестве уголовных проступков). В КоАП РФ ныне довольно много составов, которые по своей правовой природе не относятся к административным правонарушениям. Однако по тем или иным причинам они не могут быть отнесены к преступлениям, и именно здесь и возникает правовая тема для деяний, которые пока условно можно назвать уголовными проступками. Любая попытка закрыть институциальные границы уголовного права неизбежно приводит к размыванию части деформируемых норм и деформирует юридическую логику. В настоящее время российская уголовно-процессуальная система сохранила ту же модель дознания (ее мы можем обнаружить в действующем УПК РФ), так и не сумев институциально отделить дознание от предварительного следствия (дуализм в духе «процессуальной деятельности») ^{[11, с. 88-89]}.

Таким образом, комплекс проблем, который существует, имеет подоплеку не столько материально-правовую, сколько процессуально-правовую. Введение в УПК РФ уголовного проступка потребует разработки соответствующей формы сокращенного расследования данного вида противоправных деяний.

Б.Я. Гаврилов, Е.В. Рогова предложили применять протокольную форму досудебной подготовки материалов дела ^{[12, с. 2-5]}. Главным условием возможности производства в протокольной форме авторы называют признание подозреваемого факта совершенного деяния, характера и размера причиненного вреда и согласие с его квалификацией. Орган дознания должен составить протокол о таком преступлении в отношении лица, совершившего его, при условии очевидности данного преступления. Очевидность преступления может быть основанием для задержания подозреваемого (ст. 91 УПК РФ). Полагаем возможным ведение протокольной формы расследования уголовных проступков ^{[13, с. 18-23]} по следующей принципиальной схеме:

– форма расследования должна устанавливаться исключительно такими обстоятельствами, как определенная уголовным законом тяжесть преступления;

– решение о производстве расследования должно быть за уголовно-процессуальным законом и лицом, производящим расследование;

– предоставленные сегодня потерпевшему согласно п. 6 ч. 1 ст. 226.2 УПК РФ право возражения против производства дознания в сокращенной форме может быть распространено исключительно на расследование уголовных дел в частном обвинении;

– при расследовании уголовных проступков обязательным условием является начало производства дознания по уголовному делу без вынесения процессуального решения о возбуждении уголовного дела;

– ведение формализованного бланка единого протокола, предполагает необходимые виды следственных действий и не допускает производство иных, кроме указанных выше, следственных действий;

– срок производства по такому уголовному делу ограничивается двумя сутками, что в условиях очевидности совершенного преступления является вполне достаточным;

– после направления прокурором уголовного дела в суд последний незамедлительно назначает судебное заседание и одновременно продлевает задержание подозреваемого сроком не более 72 часов, в течение которых рассматривается уголовное дело ^{[12, с. 2-5; 14, с. 88-92]}.

Тем самым законодательное закрепление уголовных проступков позволяет:

– представить преступность адекватной действующему характеру и общественной опасности;

– сократить на 70 % число лиц, осужденных к лишению свободы, и соответственно снизить уровень судимости населения страны и рецидив;

– за счет ведения протокольной формы расследования уголовных проступков повысится эффективность уголовного судопроизводства, а также уровень обеспечения прав потерпевшего;

– законодательством об уголовных проступках и разработанного для него процессуального законодательства необходимо закрепить ныне отнесенные к уголовному законодательству деликты в виде преступления небольшой и частично средней тяжести, за которые в качестве основного вида наказания не предусмотрено лишение свободы, а также проступки, за которые ныне предусмотрено наказание в виде приостановления деятельности и штраф в величинах, применяемых в качестве основного вида наказания ^{[15, с. 24-26]}.

3. Понятие уголовного проступка предлагают увязывать с административной преюдицией, когда деяние становится преступным (уголовными проступками), только если до этого лицо уже подвергалось за то же самое административной ответственности. В период с 2009 г. по 2016 г. в России количество приговоров, постановленных судами первой инстанции с применением преюдиции (ст. 90 УПК РФ), в среднем составила 0,01-0,02 % от общего количества рассмотренных судами уголовных дел с постановлением приговора. Тенденция к уменьшению ежегодного количества приговоров, постановленных судами с применением преюдиции, при одновременном увеличении количества случаев их проверки и пересмотра судами апелляционной, кассационной и надзорной инстанции свидетельствует о том, что закрепленный в УПК РФ в 2009 г. межотраслевой неопровержимый характер преюдиции привел к фактическому ее неприменению ^{[16, с. 4]}.

В июле 2015 г. вступил в силу Федеральный закон от 29.06.2015 № 191-ФЗ «О внесении изменений в статью 90 Уголовного-процессуального кодекса Российской Федерации», которым в действующую редакцию ст. 90 УПК РФ была проведена дифференциация, вступивших в законную силу судебных приговоров по признаку их юридической значимости ^[17]. К числу таковых относятся доказательства для цели применения преюдиции: 1) постановление в уголовном судопроизводстве (по правилам УПК РФ – приговоров, апелляционной инстанции); 2) вынесение в гражданском судопроизводстве (по правилам ГПК РФ или АПК РФ – решений суда); 3) вынесенное в судопроизводстве в арбитражных судах (по правилам АПК РФ – решение суда); 4) вынесенное в административном судопроизводстве (по правилам КАС РФ или АПК РФ – решений суда) ^{[18, с. 25-27]}. Полагаем, что преюдиционное значение не должны иметь судебные постановления по уголовному делу, не являющиеся приговором, в частности, судебные постановления о прекращении уголовного дела по нереабилитирующим основаниям, поскольку факты совершения определенным лицом конкретных действий (бездействий) устанавливается судом в этом случае неокончательно.

Квалифицируя преступления с административной преюдицией важно помнить, что сама по себе эта преюдиция является в достаточной степени ограниченной. С учетом сложившейся судебной практики и результатов конституционно-правовой проверки положения ст. 90 УПК РФ, можно, по видимому, говорить в данном случае о преодолении презумпции преюдиционного значения постановления по делу об административном правонарушении. Факты, установленные этим постановлением, признаются в качестве достоверно установленных, однако при наличии каких-либо обоснованных сомнений они должны быть проверены при рассмотрении уголовного дела ^{[19, с. 59-65]}.

В процессе применения норм об ответственности за преступления с административной преюдицией могут возникать вопросы, пинализации и депинализации наиболее распространенных преступлений ^{[20, с. 75-79]}. Представляется необходимым в научной дискуссии переместить в центр внимания вопрос о концептуальной упречности административной преюдиции в уголовном праве, ведь признание общественной опасности деяния и общественной опасности личности альтернативными основаниями криминализации и декриминализации, соответственно влияет на квалификацию преступления и наказания и может трактоваться как попытка реабилитации опасного состояния личности и наказания, как мера социальной защиты, которая в советский период времени была сначала реализована, а затем отвергнута в связи с массовыми нарушениями прав человека ^{[21, с. 17-20]}.

Преюдиционная декриминализация, при которой вводится (устраняется) уголовно-правовой запрет на основе того, что лицо ранее привлекалось к административной (уголовной) ответственности, имеет как сторонников, так и противников запретов с административной преюдицией ^{[22, с. 21-29]}. При этом следует признать, что законодатель применяет эти конструкции все более интенсивно. Дискуссия была подогрета Постановлением Конституционного Суда Российской Федерации, вынесенное по жалобе И.И. Дадина, который ставил вопрос о несоответствии Конституции РФ положения статьи 212.1 УК РФ, предусматривающей уголовную ответственность за неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования.

Конституционный Суд РФ пришел к выводу о том, что создание и введение в уголовный закон таких составов в полной мере согласуется с Конституцией РФ. Повторное (мнократное) совершение лицом однородных (аналогичных) административных правонарушений объективно свидетельствует о недостаточности имеющихся административно-правовых средств для результативного противодействия таким деяниям, что в купе с иными факторами может рассматриваться в качестве конституционно-значимых принципов криминализации действий (бездействий), так как такие деяния, оставаясь в своей первооснове административными правонарушениями, по характеру степени общественной опасности приближаются к уголовно-наказуемым деяниям. Основанием для привлечения к уголовной ответственности в таких случаях является новое правонарушение (а не ранее имевшее место), но совершенное специальным субъектом – лицом, уже привлекавшимся к административной ответственности ^{[23, с. 98-108, 24, с. 78-83]}, приводящая в целом к общественной опасности такого поведения. Разумеется, роль различных категорий и признаков в определении общественной опасности того или иного деяния различно. Не только вред, но и иные признаки состава, например, мотив, цель, признаки субъекта могу обуславливать наличие общественной опасности, в том числе в отдельных случаях и повышенную опасность личности. Поддерживая позицию Конституционного Суда РФ, к сожалению, отметим, что Суд четко не определял этот ключевой довод в пользу введения в УК РФ составов с административной преюдицией. Мотивировка в постановлении Суда есть, но думается, что она могла бы быть более развернутой и убедительной.

Использование административной преюдиции как криминообразующего признака в УК РФ должно происходить в строго ограниченных случаях, когда оно свидетельствует об общественной опасности запрещаемого поведения. Например, повторное управление автомобилем в состоянии опьянения, если за наложенное нарушение лицо уже было привлечено судом к ответственности, но тем не менее, дерзко проигнорировано судебный акт (ст. 264.1 УК РФ). Поэтому мы считаем обоснованным и крайне важным вывод КС РФ, зафиксированный в постановлении от 10.02.2017 № 2-П о возможности построения составов с административной преюдицией. Выходом из этой ситуации может стать перевод некоторых административных правонарушений в разряд уголовных проступков (и тогда исчезнет административная преюдиция, а появляется уголовно-процессуальная преюдиция).

4. Проблема поощрительных норм в уголовном праве. В настоящее время в уголовно-правовой теории не сложилось единого мнения по вопросу об общественной опасности экономических преступлений: одни авторы полагают, что данные посягательства содержат достаточно высокий потенциал вредоносности для общества и государства, другие же, наоборот, не видят необходимости в применении к представляемым преступлениям традиционных мер уголовно-правового предупреждения. Нами разделяется мнение о высокой опасности экономических преступлений ^{[25, с. 305-313]}, Современная доктрина и дифференциация уголовной ответственности предполагает, что последнее могут быть реализованы не только путем реального применения к преступнику уголовного наказания, но и в том числе путем освобождения от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям. Современный период развития уголовного права ознаменовался возвращением к историческому опыту, где одним из первых источников уголовного права, содержащим нормы, освобождающие от уголовной ответственности, предусматривалось выплата денежного возмещения потерпевшему и государству как субъекту правосудия (Судебник 1497 г.).

Определение основания для освобождения от уголовной ответственности традиционно осуществляется следующим образом: общие основания, распространяющие свое действие на преступления, не представляющие значительной общественной опасности и относимые к законодательным категориям небольшой или средней тяжести. В этом случае лицо может быть освобождено от уголовной ответственности при выполнении ряда действий, совокупность которых характеризуется как позитивное постпреступное поведение.

Специальные основания для освобождения от уголовной ответственности устанавливаются в особых случаях. Речь идет о тяжких и особо тяжких преступлениях, представляющих серьезную угрозу для безопасности, посягающих на значимые интересы общества и государства. Цель в этом случае достигается путем стимулирования виновного на прекращение преступной деятельности или на совершение действий, направленных на устранение возникшей опасности, взамен на гарантированное освобождение от уголовной ответственности (примечания к статьям 126, 205, 206, 275 УК РФ и др.) ^{[26, с. 108-113]}.

С декабря 2011 года УК РФ дополнен нормой-новеллой, предусматривающей специальный вид освобождения от ответственности за совершение преступлений в сфере экономической деятельности (ст. 76.1 УК РФ). Данная статья включена в главу 11 УК РФ, нормы которой предусматривают виды освобождения от уголовной ответственности за совершенные преступления. Сопоставление положений статей 75, 76 УК РФ, статья 78 УК РФ, с одной стороны и ст. 76.1 – с другой стороны, позволяет сделать вывод о невозможности включения последней в общую систему норм освобождения норм об ответственности по причине их разнородности. Во-первых, ст. 76.1 УК РФ по сути единственным условием для положительного решения для освобождения от ответственности признается полное возмещение ущерба, причиненного в результате совершения преступления. Формально можно назвать еще одно условие – совершение преступления впервые. Даже изменение категории совершенного преступления не может влечь возникновения основания для применения положения ст. 76.1 УК РФ. Во-вторых, нельзя предусматривать в нормах уголовного законодательства обязанность суда принимать решения об освобождении от ответственности в перечисленных случаях, в противном случае мы рискуем вступить в противоречие с общеуголовным принципами равенства граждан перед законом и справедливости (ст. 4, 6 УК РФ).

К сожалению, именно такое противоречие наблюдается при анализе положений части 1, 2 ст. 76.1 УК РФ. Здесь освобождение лица от ответственности за налоговые преступления допускается (обязывается) в случае полного возмещения ущерба, причиненного бюджетной системе России. Несколько иной подход предусмотрен в отношении лиц, совершивших иные преступления в сфере экономической деятельности. На момент введения данной нормы освобождение от ответственности за совершение преступлений, перечисленных в ч. 2 ст. 76.1 УК РФ, было обязательным, если виновный в полном объеме компенсирует потерпевшему причиненный материальный вред, а также перечислит в бюджет сумму, в пять раз превышающую размер причиненного ущерба или дохода, полученные в результате совершения преступления. Федеральным законом РФ от 03.07.2016 № 325-ФЗ пятикратный размер «отступных» выплат, предусмотренных в ч. 2 ст. 76.1 УК РФ, уменьшен до двухкратного размера и, думается, что это не последняя корректировка суммы, которую необходимо заплатить за освобождение от уголовной ответственности ^{[27, с. 23-31]}.

Оценивая принципиальную возможность и целесообразность включения подобных оснований для освобождения от уголовной ответственности, можно спрогнозировать реальное наступление негативных последствий как для практики противодействия экономической преступности, так и для общественного сознания, развращаемого подобными возможностями. Так, положения главы 50.1 УПК РФ прямо направлены на решение вопросов исключительно экономического характера (пополнения государственного бюджета, сокращение процессуальных издержек по делам небольшой и средней тяжести), в ущерб общим задачам уголовного судопроизводства и даже конституционным принципам ^{[28, с. 7]}.

Таким образом, возникает вопрос о справедливости формулируемого вывода ст. 76.1 УК РФ, закрепляющего специальное основание для освобождения уголовной ответственности в сфере экономической деятельности. Введение подобного основания вообще оспаривает действительно общественную опасность соответствующих деяний гл. 22 УК РФ, дополнение уголовного закона ст. 76.1 УК РФ по сути приравнивает перечисленные к ней преступления к разновидности гражданско-правового деликта, поскольку последствия совершения последнего сводится к возмещению причиненного ущерба и исполнение предусмотренных законом и договором штрафных санкций. Данное решение не учитывает общественной опасности деяния, признанного преступлением, и возможность противодействия ему уголовно-правовыми средствами, связанными с освобождением лиц от уголовной ответственности.

Обратим внимание на три, как представляется, наиболее сложные ситуации: 1) деятельное раскаяние и примирение с потерпевшим (ст. 75-76, примечание к ст. 284.1 УК РФ); 2) освобождение от ответственности с назначением судебного штрафа (ст. 76.2 УК РФ); 3) малозначительность (ч. 2 ст. 14 УК РФ).

Они вызывают некоторые общие проблемы, в частности, деятельное раскаяние и примирение с потерпевшим не включены в КоАП РФ в разряд обстоятельств, исключающих административную ответственность. Эти обстоятельства не позволяют признать совершенный проступок малозначительным. Их правовое значение состоит только в смягчении административного наказания. Тем самым, можно констатировать, что лица, совершающие преступления, поставлены в более привилегированное положение по сравнению с лицами, совершившими административный проступок.

Подобное освобождение от уголовной ответственности не снимает проблемы возможного привлечения таких освобожденных лиц к административной ответственности. Представляется, что необходимо различать две группы обстоятельств: 1) при которых отсутствуют основания для привлечения к уголовной ответственности (малозначительность); 2) при которых таковые основания имеются. В первом случае непривлечение к уголовной ответственности не исключает возможности привлечения к административной ответственности за деяние, содержащее признаки административного правонарушения. Во втором случае, когда лицо освобождается от уголовной ответственности, правовая оценка деяния не меняется, оно по-прежнему преступление. В связи с чем применение мер административного наказания в данном случае невозможно и недопустимо. Более того, можно сказать, что освобождая от уголовной ответственности в силу данных положений за совершение преступлений с административной преюдицией, государство представляет своего рода (уголовно-правовую компенсацию) отсутствия аналогичных норм в административно-деликтном законодательстве. Когда же освобождение от уголовной ответственности сопровождается применением иных мер уголовно-правового характера (судебного штрафа или принудительных мер воспитательного воздействия), необходимо констатировать продолжение уголовно-правовых отношений до момента окончания применения таких мер. Следовательно, в этом случае тем более отсутствует основание для применения мер административного наказания в рамках существующих уголовно-правовых отношений ^{[29, с. 24-39; 30, с. 57-65]}.

Одна из последних новелл уголовного и уголовно-процессуального закона, введенная Федеральным законом РФ от 03.07.2016, – освобождение от уголовной ответственности с назначением судебного штрафа (ст. 76.2 УК РФ). Сущность данного вида освобождения от уголовной ответственности заключается в усмотрении преступных последствий (возмещение ущерба, заглаживание причиненного вреда и т.д.), а также отчисление определенных денежных средств в пользу бюджета государства (судебный штраф, денежное возмещение и т.п.).Новый вид уголовно-правового воздействия востребован практикой (за первые три месяца действия нормы суды вынесли более 1350 решений об освобождении от ответственности с назначением судебного штрафа). Чтобы рассмотреть применение данного института, Верховным Судом РФ обобщены рассмотрение судами уголовных дел. По результатам Пленум Верховного Суда принял постановление от 29.11.2016 № 56, в котором дал разъяснение по спорным вопросам. Основная часть изменений в правоприменительную практику внесена в постановлении Пленума Верховного Суда от 27.06.2013 № 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего ответственность и порядок освобождения от уголовной ответственности» ^[31].

В юридической доктрине разделились мнения о юридической природе судебного штрафа, его процессуальном значении, а также последствиях его применения. Среди значительного числа представителей наук уголовного и уголовно-процессуального права сформировалось устойчивое мнение, что решение о назначении судебного штрафа по своей сути не отличается от решения о признании лица виновным в совершении преступления. А сам судебный штраф, по их мнению, есть не что иное, как «суррогат наказания» ^{[32, с. 74-78]}.

На наш взгляд, появление нового основания для прекращения уголовного дела в связи с применением специфической меры отличается от уголовного наказания, что дает возможность утверждения о расширении альтернатив уголовного преследования в российском уголовном процессе. Между тем, само законодательное закрепление судебного штрафа и складывающаяся на данный момент судебная практика дают основания для сомнений в том, что судебный штраф можно причислить к альтернативному уголовному преследованию. Правовой механизм решения вопроса назначения штрафа в правоприменительной практики скорее воплощается в аналог ускоренного производства по уголовному делу. Определенное сходство можно обнаружить при сопоставлении норм об особом порядке судебного разбирательства (гл. 40 УПК РФ) и норм о производстве и назначении иных мер уголовно-правового характера (гл. 51.1 УПК РФ). Очевидно, что большинство условий прекращения дела в связи с примирением сторон и назначением судебного штрафа совпадают. Видимо, институт, предусмотренный ст. 25.1 УПК РФ, рассчитан на уголовные дела, по которым есть процессуальная фигура потерпевшего. При этом если в суде будут установлены основания для прекращения уголовного дела по ст. 25 и 25.1 УПК РФ, решение о том, какое основание применять, суд будет принимать по своему усмотрению ^{[33, с. 93-99; 34, с. 30-31]}.

Как отмечает Л.В. Головко: «При применении судебного штрафа в УПК РФ суд рассматривает вопрос по существу, решает вопрос виновен подсудимый или нет, но никаких гарантий и способов защититься у обвиняемого нет» ^{[35, с. 43]}. В результате во внимание не применяются правила исследования и оценки доказательств, а также принцип презумпции невиновности. Высока вероятность, что при таком производстве судебный штраф уплачивает невиновное лицо.

Не отрицая в целом положительную тенденцию к снижению уголовной репрессии, которая проявила себя в ряде последних поправок в законодательстве, все же полагаем, что, внедряя в уголовный процесс институт судебного штрафа, было бы целесообразно развивать его в сторону гармонизации положения УПК РФ, допускающих прекращение уголовного преследования в связи с выполнением каких-либо дополнительных обязанностей обвиняемым (выплаты судебного штрафа, возмещение ущерба и др.), а не сводить его назначение исключительно к ускоренному решению вопроса о мере воздействия. В таких случаях можно было бы с большей уверенностью говорить о формировании альтернативных подходов в уголовном судопроизводстве.

В современных условиях рыночной экономики, в условиях активного взаимодействия субъектов налоговых правоотношений, все больше эффективность показывают альтернативные (внесудебные) формы урегулирования возникающих споров. М.В. Аракелов рассматривает две группы рассматривает альтернативных форм урегулирования споров, вытекающих из налоговых правоотношений: 1) включает превентивные процедуры, такие как налоговое консультирование и горизонтальный мониторинг; 2) такую форму как медиация, которая имеет место уже непосредственно после возникновения спорных ситуаций, а также обоснование актов налоговых органов, действия или бездействия их должностных лиц ^{[36, с. 8-10]}. Применение альтернативных форм эффективно на любой стадии рассмотрения спора. Необходимо наделить налоговые органы специальными полномочиями, касающиеся взыскания сумм с налогоплательщика. Речь идет об институте, называемом в уголовно-процессуальном праве как «сделка с правосудием». В настоящее время налоговый орган лишен каких-либо полномочий, по которым он мог бы «простить» налогоплательщику определенные правонарушения и (или) суммы, подлежащие взысканию.

Новое основание прекращение уголовного дела поставило перед теоретиками и практиками ряд других серьезных проблем: 1) условия применения судебного штрафа; 2) освобождение от ответственности при совершении нескольких преступлений; 3) согласие обвиняемого и признание подозреваемым (обвиняемым) своей вины в совершенном преступлении; 4) возможно ли применение данного института к покушению на преступление и к преступлению с формальным составом; 5) не следует ли из буквального применения данных норм, что преступление, которое не причиняет никакого ожидаемого вреда, опаснее, чем преступление, которое было доведено до конца ^{[37, с. 24-27; 38, с. 82-91]}.

Таким образом, институт судебного штрафа следует расценивать как профилактическую и компенсационную меру уголовно-правового характера, призванную, с одной стороны, обеспечить наполнение бюджета, а с другой – оказать реальное воздействие на участников уголовно-правовых отношений.