Разработка В.В. Розановым и священником А.П. Устьинским учения о "поле и браке в христианстве" накануне религиозного движения за церковную модернизацию. (По документам корреспонденции писателя 1898–1899 гг. в фондах РГАЛИ и НИ ОР РГБ)

Воронцова Ирина Владимировна кандидат исторических наук кандидат богословия, старший научный сотрудник, НИО НИРПЦ, богословский факультет, ПСТГУ 121359, Россия, г. Москва, ул. Новокузнецкая, 23 Б, каб. 2 Vorontsova Irina Vladimirovna PhD in History senior researcher of the Scientific Department of Contemporary History of the Russian Orthodox Church, Theological Faculty at Saint Tikhon's Orthodox University of Humanities 121359, Russia, Moscow, Saint Tikhon's Orthodox University of Humanities, str. Novokuznetskaya, 23 B, room No. 2 irinavoronc@yandex.ru Другие публикации этого автора

На рубеже XӀX и XX вв., а затем в первые годы ХХ в. в С.-Петербурге, Москве и Киеве, позже в губернских городах, один за другим стали возникать кружки религиозно-философского просвещения. В них встречались "люди нового сознания", услышавшие "подземный гул", звук грядущей эпохи (А. Белый), мир в которой представал в синтезе небесного и земного, сакрального и секулярного. Одни из них обратили взор к Церкви и христианству, другие углубились в поиск новой метафизики и их направление назвали "ново-" и "неохристианством", "неоправославием". Значение его трудно переоценить: оно занялось пропагандой своих религиозных концептов, пыталось оказать воздействие и на духовенство, и на церковную иерархию для того, чтобы вызвать церковную модернизацию в виде реформ, которые устраняли бы традиции аскетизма, ввели учение о развитии догматов, о поле и браке в христанстве, свободу совести, и отделили бы Церковь от государства. НРС стало своего рода интеллектуальным "мейнстримом" в движении за модернизацию Русской Церкви, которое широко развернулось в 1905 г., в нем участвовали литераторы, философы, инженеры и юристы, образованные рабочие, церковные реформаторы. Василий Васильевич Розанов стоял у истоков движения, которое стало называться "религиозным" ^{[31, c. 4–5; 24, c. 107]}; ему принадлежат тезисы – о религиозности пола и необходимости учения о нем в христианстве. Однако начало занятий им этой темой накануне движения малоисследовано, и это несмотря на то, что мы опубликовали ряд научных работ о том, какое место занимала в доктрне НРС его "религия пола и брака" ^{[3, 4, 5]}. Изучение переписки писателя с Н.Н. Глубоковским с 1905 г. показало, что В.В. Розанов широко использовал подготовленные профессором материалы по истории Русской Церкви. Надлежало понять, не помогал ли кто-то В.В. Розанову и ранее: писатель не был глубоко религиозным человеком и не получил специального духовного образования, между тем, его статьи уже в начале ХХ в. показывали, что он обладет знаниями и навыком работы со Священным Писанием. Мы обратились к изучению архивной переписки писателя со священником, на поддержку которого он неоднократно указывал. История разработки в 1898–1899 гг. В.В. Розановым гендерного вопроса в христианстве сосредоточена в архивах писателя, – в РГАЛИ и Отделе рукописей Российской государственной библиотеки. Обзор и сопоставление документов из фондов этих архивов дает полноценную картину генезиса темы "пол, брак и семья в христианстве", ставшей неотъемлемой частью "неохристианской" доктрины о "плоти", в которой пол и брак имели сакральное значение. Описание и цитирование корреспонденции 1898-1899 гг. открывают сведения о том, как начинался путь В.В. Розанова в религиозный реформизм.

Лидер "нового религиозного сознания" начал свою общественную карьеру под руководственным началом почвенников. Н.Н. Страхов был литературным "воспитателем" В.В. Розанова. Писатель начал опубликоваться в народническом "Русском вестнике" (1891). Вскоре он отбросил утилитаризм народнических идеалов, приобрел навык посещать православное богослужение. После смерти своего друга Н.Н. Страхова (1896) он испытывал интеллектуальное одиночество. В 1897 г. произошла встреча с ушедшим от народников Д.С. Мережковским. Образовавшаяся вокруг них группа интеллигенции переняла от славянофилов – идею соборности, от народничества – любовь к народу и заботу о лучшем будущем для России, из наследия архимандрита Феодора (А.М. Бухарева) – учение о христианизации жизни, сочетала философию В.С. Соловьева с духом народного сектантства и начала движение, которое позиционировалось его участниками как движение за возрождение в обществе религиозного сознания. Православная Русская Церковь воспринималась ими как открытый новым откровениям о "земле" социальный институт. Не встретив одобрения церковной иерархией своих религиозных концептов, лидеры движения начали борьбу за модернизацию православной Церкви в России. Движение просуществовало около 13 лет, в 1917 г. к его идеологическому наследию обратился «Союз демократического духовенства и мирян» священника, будущего "обновленческого" митрополита А.И. Введенского, ряд постулатов НРС попал в реформаторские разделы программы обновленческой Церкви 1923 г.

К вопросу о том, занимает ли, и какое, по его мысли, должен занимать пол в христианстве, В.В. Розанов приступил в 1897 г. Это было время отхода писателя от славянофильства, начало сотрудничества в "Новом времени" с последующим увольнением из наскучившего В.В. Розанову ведомства начальника Государственного контроля покровителя славянофилов Т.И. Филиппова (1825‒1899). Известный биограф писателя В.А. Фатеев пишет, что процесс изменения взглядов В.В. Розанова во 2-й пол. 1890-х гг. был стремительным. В.В. Розанов написал статью «Место христианства в истории цивилизации» (1890). Сложно сказать, заинтересовал ли писателя распространившийся тогда в Европе исторический метод изучения Библии, или это был его личный подход, но данный интерес привел В.В. Розанова к сопоставлению семитского миросозерцания с христианским, к вопросу об аскетизме и мысли о религиозности пола. Тему требовалось обсудить с кем-то, кто придерживался религиозного миропонимания. Сначала тема была поднята им в переписке с его давнишним другом, православным педагогом С.А. Рачинским. Но после нескольких попыток объяснить В.В. Розанову духовную безблагодатность заинтересовавшей его темы, С.А. Рачинский, отказался от ее дальнейшего обсуждения. В 1898 г. писатель обрел долгожданного собеседника, им стал священник из Старой Русы кандидат богословия Александр Петрович Устьинский (1854–1922), выпускник (1881) Санкт-Петербургской духовной академии. В вакууме, который образовался вокруг В.В. Розанова со смертью его наставника Н.Н. Страхова, священник стал для писателя своего рода "отдушиной", вначале он был молчаливым слушателем, но вскоре принялся содействовать обработке розановской идеи. Роль "первой скрипки" в этом дуэте, безусловно, принадлежала писателю, но религиоведческую поддержку священнослужителя сложно переоценить

Гендерный вопрос в творчестве В.В. Розанова, – до сих пор был темой филологических и философских исследований, не позиционировавших ее в исторической плоскости и не рассматривавших его в контексте церковной и общественной жизни конца XIX – начала XX вв. Между тем, никто не станет спорить, что идея – есть то малое зерно, из ростка которого способно возникнуть интеллектуальное учение и вырасти общественное движение. Общественное движение – это сила, творящая историю, о чем говорит разворачивание отечественного общественного "освободительного" движения в XIX – начале ХХ вв. Религиозное же сознание всегда являлось неотъемлемой частью социума, даже выросший на его отрицании атеизм в своих социальных задачах опирался на религиозные нравственные ценности: сострадание, заботу о ближнем (народе), любовь, секуляризируя их понимание.

До конца ХХ в. розановская "религия пола", как тема научных исследований, не привлекала внимания российских ученых, во-первых, потому что гендерные проблемы не были предметом советской науки (если это не касалось медицины), во-вторых, потому что эта тема тесно связана с религиозным вопросом, а его, как известно, в стране Советов официально не существовало. На В.В. Розанова смотрели как на последователя славянофилов и ортодоксального христианина, пусть и критично относившегося к официальной Русской Церкви, и такая точка зрения долго была востребована в научных дисциплинах. Неоднозначная личность писателя, его необычная открытость читателю, непривычный стиль интересовали культурологов и филологов, были напечатаны (и сегодня сохраняющие свою научную ценность) монографии филологов В.Г. Сукача ^[25], А.Н. Николюкина^[12], в начале ХХ в. – В.А. Фатеева ^[29]. В 2008 была защищена диссертация о В.В. Розанове Я.В. Сарычева ^[23], углубившегося в гендерный вопрос, и тогда же эпистолярный материал писателя был задействован в контексте движения "новое религиозное сознание" И.В. Воронцовой ^[2]; исторический аспект проблемы был рассмотрен в проекции на нашу современность М.Э. Юрдановой ^[32]; в 2014 г. культурную дихотомию "биография-мифологизация пола" изучала Г.В. Зорина ^[9]. Работ, обращавшихся помимо основной их темы, к сотрудничеству В.В. Розанова и священника А.П. Устьинского крайне мало (тему затрагивали: Николюкин и Фатеев); и тем паче в значении исторической перспективы их сотрудничества. Имя А.П. Устьинского фигурировало в трудах вышеуказанных ученых, упоминались письма из сборника "Сущность брака", но не изучалось значение и тексты источников 1898–1899 г. Между тем, заявленная В.В. Розановым и А.П. Устьинским проблема была весьма существенна для становления писателя в роли интеллектуального лидера религиозной общественности в начале ХХ в., как и сам факт того, что это был совместный проект писателя и священника по выдвижению, де факто, не существовавшей, проблемы: "пол и брак в христианстве". Мы придаем решающее значение работе с архивным эпистолярным наследием, считая, что этот вид источников содержит достоверные сведения об исторической личности, ибо опубликованный тематический (научный или публицистический) труд того или другого культурно-исторического деятеля всегда формализован, скован законами жанра, стиля, печати (а для XIX – начала XX вв. и цензуры), и только доверительный характер письма позволяет воссоздать историю проблемы, измерить ее глубину, понять культурного деятеля и его значение для эпохи.

В РГАЛИ в начале XXI в. переписка писателя и священника (нам довелось работать с ними в 2009–1913 гг.) находились в весьма плачевном состоянии, скопом хранилась в ветхой канцелярской папке без "бортов", и после нашего заявления в дирекцию об опасности такового "хранения", доступ к корреспонденции закрыли. Сегодня работа исследователей с этими документами невозможна: мелкий бисерный, трудно прочитываемый и на бумаге, почерк В.В. Розанова расшифровать на предоставляемой архивом старой микропленке, совершенно невозможно. Остается надежда на работу по их оцифровке. Письмам в фонде писателя в НИ ОР РГБ повезло больше. Здесь аккуратно хранится многолетняя переписка (1898–1919) В.В. Розанова и протоиерея А.П. Устьинского. В данной статье мы основываемся, используем и цитируем наиболее значимые для заявленной темы письма 1898–1899 гг.

Корреспондент В.В. Розанова был последователем архимандрита Феодора (А.М. Бухарева) ^[6] поднявшего в 1858–1860-х гг. вопрос о христианизации обыденной жизни и труда, и имманентности Бога Слова человеческим истории, культуре, прогрессу и творчеству (комплекс "телесность") ^[7]. Обладая хорошим литературным слогом, священник А.П. Устьинский (до знакомства с В.В. Розановым) периодически посылал письма в редакции центральных газет и журналов, иногда их публиковали. По его собственному признанию, А.П. Устьинский мечтал написать исследование об архимандрите Феодоре (А.М. Бухареве) и его богословии. А.П. Устьинский усмотрел в статьях В.В. Розанова дорогую для него тему А.М. Бухарева о повороте христианства прочь от неотмирности – к христианизации жизни. Прочитав ряд публикаций В.В. Розанова 1890–1892 гг. в "Русском вестнике" и в "Вопросах философии и психологии", А.П. Устьинский стал поклонником писателя ^{[26, c. 51]}, ознакомился с его другими сочинениями, начиная с "Место христианства в истории" (1890). Философская работа "О понимании" (1886) стала настольной книгой А.П. Устьинского. Осенью 1897 г. у В.В. Розанова вышли статьи "Христианство пассивно или активно?" ^[20], "Семя и жизнь" ^[21]. Критика в "Церковных ведомостях" статьи В.В. Розанова "Смысл аскетизма" (1897) побудила священнослужителя в 1898 г. написать письмо и поддержать писателя, и уже с января 1899 г. А.П. Устьинский стал другом, советником ^{[16, л. 23]}, наставником, помощником и союзником ("Если Вы уже видели № 52 "Р [усского]. Тр[уда]", то знаете, что продолжать нашу [тему] брака нельзя. Но прошу Вас продолжить… обработку …вопроса. …Работайте, и… пришлите мне…" ^{[16, л. 16]}) в религиозной обработке розановской темы. "Читал (я взял их с собою на дачу) ваши рассуждения о браке по Ветхому Завету и по Апостольскому и соборному учению <…> и прямо восхитился строем Вашей мысли. Непременно все напечатаю со временем, если Бог благословит 2-й том “Религии и культуры”, куда войдут и “Бр[ак] и хр[истианство]”. Ваша мысль (буквально совпадающая с заключительною главою пр. Исайи, что половой акт нужно совершать в свете Лица Божия <…> а не относить его в грязный чулан и темный угол, где нет и образов <…>) и есть начало брака, начало святого в браке, начало сокрушения главы Змия. Ибо <…> от зараженности телесного теперь и заражено духовное. О, все это буди, буди!!! Ваш глубоко преданный ученик В. Розанов" ^{[16, л. 11–11 об.]}. В лице А.П. Устьинского писатель получил долгожданную поддержку священнослужителем Русской Церкви его гипотезы о религиозности пола, а затем и его идеи о необходимости в христианстве учения о поле и браке. "Очень обрадован Вашею готовностью написать мне о браке с догматической стороны. По крайней мере хоть потом, на досуге от школы Вы сделаете это. Ваше [неразб.] Писание сослужит мне огромную службу; хотя по Библии (её непрестанно читаю) я знаю, до какой степени существо брака – свято и нерушимо. <…> По поводу фельетона ожидаю кратких, но важных замечаний Ваших… Вы обратили ли внимание еще на следующее: христианство вообще не реализуется, – и это от того, что оно поставлено вне связи с [неразб.] главнейшего в мире реализма – семенем…" Следствием отсутствия такого учения, по В.В. Розанову, было равнодушие христианства к браку, деторождению, а Русской Церкви – к проблеме незаконнорожденных детей и "незаконнорождающих" (Розанов).

В.В. Розанов стал регулярно высылать А.П. Устьинскому свои "фельетоны" и книги: "Многоуважаемый Александр Петрович! Посылаю Вам два фельетона: “Семя и жизнь” – очень ранний, и “Номинализм и христианство” – недавний. Но оба их прошу вернуть, ибо находятся у меня в одном экземпляре и нужны для возможного (теперь вероятного) издания сочинений. Зная, что вы здоровы и только очень заняты, впредь буду брать по 2 экз. газеты с статьями <…> и буду направлять их Вам в собственность" ^{[16, л. 11]}. А.П. Устьинский непременно высказывался об их литературном, церковном и общественном значении. Так, получив книгу Розанова "Сумерки просвещения!, он написал, что "Сумерки просвещения" должны постоянно лежать на столе "рядом с Зерцалом" как "руководственная книга" в "наших Ученом и Учебном Комитетах, где создаются и издаются к употреблению… учебные программы" ^{[14, л. 9]}. Рецензии на статьи и книги В.В. Розанова А.П. Устьинский неизменно прочитывал ("С возмущением просмотрел я рецензию на Вашу книгу “Сумерки просвещения”…") и не никогда не соглашался с отрицательной оценкой творчества писателя ^{[14, л. 17, 19]}. Статья 1899 г. "Женщина перед великою задачей" ^[22], в которой В. Розанов заявил о сакральности пола, вызвала особую похвалу А.П. Устьинского. "Ну что за прелесть, что за роскошь, – писал он. – Так я расцеловал бы Вас за вашу статью! Ведь Вы открываете своего рода Америку… это область, куда не ступала нога христианская… Вся христианская догматика составлена монахами… Нужно, чтобы на христианские темы писали и женатые люди, ведущие семью к Богу" ^{[26, c. 61]}. Положительные отзывы священника писатель публиковал. А.П. Устьинский формулировал доводы, рассуждал, руководил, приводил аргументы и документы из церковной истории и права. Так, по поводу рассуждений писателя об Ипостаси Святой Троицы, А.П. Устьинский разъяснял: "Указанные Вами три категории бытия (силы, воли, хотения (Δύναμη, Θέδημα, βούληση), разума (Άιτιολογία): логос, закона, нормы, правила, порядка) и чувства, [любви, благоволения (Дух отца Небесного (Мф. 10. 20) свидетельствует о Сыне: Сей есть Сын Мой возлюбленный...), радости (Сам Дух ходатайствует о нас воздыханиями неизреченными, Рим. 8. 26), утешения (егда же приидет Утешитель), (идеже Дух Господень, там свобода, 2 Кор. 3. 17), ясновидения, предвидения, пророчества (грядущая возвестит вам, Иоанн. 16. 13)], обозначенные Вами по образу и подобию Пресвятой Троицы, пожалуйста, оттените как можно рельефнее и внушительнее, и поставьте их в основание своей метафизики. Такое основание, положенное непосредственно на корне Пресв[ятой] Троицы, конечно, будет непоколебимым и несокрушимым" ^{[14, c. 45–47]}.

В.В. Розанов хвалил слог А.П. Устьинского ("Удивительная у Вас ясность мысли, спокойствие и выдержанность тона. В вопросе о браке это такая помощь, что веруя, что и “волос с головы не падет без Господа” – прямо думаю, что с Вами наша встреча – фатальная, роковая, “посланническая”" ^{[13, л. 42]}) и широко использовал объемные части писем и заметок священника, цитаты и ссылки на Священное Писание. В одно из опубликованных В.В. Розановым писем была намеренно включена информация о всеми забытом А.М. Бухареве ^{[26, c. 64–66]}. Именно в переписке 1898–1899 гг. были рекомендованы А.П. Устьинским В.В. Розанову статьи "Консисторский суд над Бухаревым" в "Русской старине" за март 1897 г., отзывы о богослове П.В. Знаменского, экзегетические труды А.М. Бухарева (с указанием страниц, на которые Розанову нужно обратить внимание), – "О миротворении", "О св. апостоле Павле", его религиозная публицистика ("О православии в отношении к современности", "О современных духовных потребностях мысли и жизни, особенно русской"). А.П. Устьинский считал, что А.М. Бухарев мог стать "основательной и авторитетной точкой опоры" [там же] для писателя.

27 марта 1898 г. В.В. Розанов писал: "Лицо, о коем Вы мне написали (вставлено: отец Архимандрит Бухарев; в сноске Розанова:"Кажется, я о нем читал в “Воспоминаниях” ли Н.П. Гилярова-Платонова; или – архиеп. Никанора (Одесского) из [жизни] ученого монашества" ^{[16, л. 5 об.]}), очень меня заинтересовало словами о консисторском над ним суде… и судя по другим строкам Вашего письма, чуть ли не на брачной почве. Вы бы мне сделали большое одолжение, если бы сообщили что-нибудь фактическое и биографическое о ... любимом Вами писателе; Ваша любовь к нему – глубока и трогательна; напрасно Вы над ним не работаете; если бы Вы мне в форме письма или брошюры прислали что-нибудь о нем или из его “глубоко-мистических трудов”, как Вы их определили, – Вы бы одолжили меня, и уж непременно бы я прочел" ^{[16, Л. 5 об.–6]}. 8 мая 1898 г. В.В. Розанов вновь вернулся к А.М. Бухареву: "Как мне важно было бы знать, хотя бы в 5 строках, что есть особенного в воззрениях Бухарева, и, как я догадываюсь из Ваших слов, именно на брак же. Мне было бы очень важно это знать. Важно бы знать хоть и указания на что-нибудь фундаментальное в русской церковной литературе о браке" ^{[16, л. 7]}. А.П. Устьинский ответил, и с указанием страниц в книге "О миротворении"; его ответ, видимо, и был затем выбран для публикации в "Русском труде". Согласно письму от 7 января 1898 г., В.В. Розанов уже ознакомился c подходом А.М. Бухарева к браку в книге "О миротворении" с помощью понимавшей сложный стиль богослова писательницы Ольги Александровны Фрибес, и написал по повожу указанных А.П. Устьинским страниц: "Фрибес привезла “О миротворении” Бухарева, и стала читать у меня <…> Ваши страницы: правда, совпадает с моими мыслями … но, думаю, у него слишком обще" ^{[16, л. 16]}. А через полгода, в октябре 1898 г. В.В. Розанов написал: "Читаю с наслаждением “О Миротворении” архим. Феодора; самый прекрасный и глубокий ум; и как мне все родственно: [нет продолжения фразы, – И.В.] с моей точки зрения – двух лиц в человеке (“образ и подобие”) как было радостно до восторга, до удивления – прочесть у него: “и рече Бог … и сотвори Бог”: два акта, и разделения двух лиц. Ведь этого же я не читал, но с этою указанною особенностью библейского текста до чего согласуется, до чего требует даже (его мне указание, что пол в человеке – не орган и не функция… но зиждительное ноуменальное лицо в соответствии и противоположении верхнему логическому лицу (порядок je pens, порядок je jeny). Самое определение Иеговы: Аз есмь Сый есть откровение его не в порядке и категории je pens, а в порядке и категории jeny: почему для разума он и не определим и не постижим: но Он Есмь и все Сущее из Него и от Него. Связав два лица в человеке, феноменальное и ноуменальное… и без моих дальнейших объяснений Вы видите, как все это важно" ^{[16, Л. 10–10а]}. Через три года писатель опубликовал большую статью в защиту богослова ^[19], опираясь на рекомендованную А.П. Устьинским работу П.В. Знаменского "Печальное 25-летие".

А.М. Бухарев (1822–1871), в монашестве архимандрит Феодор (в 1864 г. снял с себя сан), был одним из тех мыслителей 2-й пол. XIX в., которые хотели вернуть веру атеизировавшемуся русскому обществу. Он считал, что теоцентричное сознание можно возродить новой апологетикой, в которую включены естествознание и философия Нового времени (в тех ее системных элементах, которые не противоречили бы Преданию), а церковный акт христианизации обыденно-трудовой жизни должен помочь укреплению веры. Богослов не обошел стороной гендерный вопрос, но в отличие от "неохристиан", связал его с учением о грехопадении и с духовностью, достигаемой только в Церкви. Отмечая, что от начала дней Творения были созданы двое, и разных полов, он рассматривал размножение рода человеческого в проспективном плане "Творческого благословения" (т.е. "Творца") и оно имело у богослова прямое отношение к святости единожды воплотившегося в истории Сына Божия как и сына человеческого. Согласно богослову, это "Творческое благословение" "не успело открыться" в истории человечества, поскольку и само "чадорождение" (которое, у богослова, по тому же "благословиению", есть рождение детей как "образов Бога"), началось уже вне Эдема, после грехопадения. В "первоначальном супружестве", вследствие "благословения", по А.М. Бухареву, нет и не было "ничего недостойного чистоты и святости райской жизни"; это тот "нормальный" гендерный статус, который обеспечивает и содержит "в себе таинственную [силу, – И.В.]… благодатного рождения чад Божиих" ^{[30, c. 82–83]}. Наличное же, т.е. совершающееся в истории "естественное чадорождение", по А.М. Бухареву, "представляет уже почти только внешнюю или плотскую сторону проявления "Творческого благословения", отторгнутую самим человеком от духовности" [там же]. "Внутренняя… сила того же благословения о размножении человеков сохранила свои следы", но проявляется она настолько, насколько в "настоящем расстройстве человеческого естества остаются еще… следы …состояния по образу и подобию Божию" [там же, c. 83]. Такое состояние, по А.М. Бухареву, в истории человечества возможно, и сохраняется; и со всей полнотой раскрывается "отрешенно от всего плотского" – в Церкви, в таинственном действии "благодатнаго возрождения". "Творческое благословение" в истории человечества "дополняется проявлением в первозданной человеческой чете тайны союза Христа с Церковью" [там же], Телом Христовым. Рассуждения о поле и браке, занимавшие в целом в книге А.М. Бухарева около 6 страниц, выходили на мысль о том, что Адам, как родоначальник усыновляемых Богу и живущих в общении с Богом (молитвенном и евхаристическом), "есть представитель Христа", а Ева "есть явно светлый и живой образ Церкви, возрождающей в жизнь чад Божиих" [там же]. В Церкви сохраняется с ветхозаветных времён порядок, обеспечивающий тайну благодати семейных отношений.

Насколько В.В. Розанов понял выстроенную богословом связь благословения первой семьи (Адама и Евы) с исторической канвой церковного единства христиан в Церкви-Теле Христовом, судить сложно. В письме, полученном А.П. Устьинским 28 ноября 1898 г. читаем: "В “Миротворении” Бухарева – мысль как у меня, но только ужасно смутно выраженная, как догадка… перстом указанное, а не [неразб.] развитая мысль" ^{[16, л. 13]}. Однако сама мысль о преемственности "Творческого благословения" писателя устроила, и легла в основу теории В.В. Розанова, о сакральности пола, а среди других теоретиков НРС – о трансцендентности плоти ^{[1, c. 344]}. В.В. Розанов, и "неохристиане" исключили учение о грехе и грехопадении, занимавшее немаловажное место в учении А.М. Бухарева. Для участия в наследии "Творческого благословения", по А.М. Бухареву, надобно либо родиться в известном "избранном роде" патриархов и святых, либо преодолеть личную греховность. У "неохристиан" человек просто наследовал "святость" по вере в Богочеловека, и эта "святость" распространялась ими на всю земную человеческую жизнь и все ее проявления. И эта черта "неохристианства" в религиозном движении отразилась в учении "христианских социалистов" о христианских политике и хозяйстве, и вполне согласовывалась с проектом (1907) церковных реформаторов о христианизации труда, проблемой повторных браков для духовенства.

Кажется странным, что считавший себя последователем А.М. Бухарева А.П. Устьинский не разглядел разницу между подходоми богослова и писателя. Наиболее вероятно предположить, что каждый из корреспондентов стремился высказаться сам, и выделял у своего собеседника лишь интересные себе аспекты. В.В. Розанов зачастую "заказывал" А.П. Устьинскому развернуть в отдельном письме прежде высказанный священником тезис, или случайно брошенное замечание, к которым впоследствии прибегал в своих статьях или ссылках на мнение "русского священника": "Вот что, Александр Петрович: если будет у Вас время и силы, набросайте мне схемку того, что мы… говорили о Св. Троице в связи с Петром и о Софии-Премудрости, и их изображениях. Ведь Св. Троицкая лавра была до Петра? Это на всякий случай, чтобы иметь матерьял под рукой" ^{[16, л. 73–74]}. Такого рода моменты, вкупе с последующим использованием писателем материала, готовившегося для него профессором Н.Н. Глубоковским, вызывает вопрос о самостоятельности В.В. Розанова как религиозного писателя, каковым он был признан многочисленными корреспондентами (в том числе молодыми иноками и священниками) в начале ХХ в., обращавшимися к нему за советом или содействием в публикации ^{[2, 3, 4]}.

А.П. Устьинский хотел публиковаться в центральных газетах, и потому иногда высылал писателю тезисный план своих писем-статей, сверяясь с его мнением, как журналиста. Если статьи не проходили в печать, А.П. Устьинский предлагал В.В. Розанову использовать их материал "по своему усмотрению". И спустя некоторое время темы А.П. Устьинского появлялись в обработке писателя. Архивная корреспонденция священника показывает, что часто В.В. Розанов просто убирал приветственное обращение в начале письма А.П. Устьинского, надписывал свое начало, и письмо отсылалось в набор (на некоторых письмах остались следы типографской краски). В.В. Розанову было особенно важно то, что его позицию поддержал священнослужитель, и он пристраивал заметки А.П. Устьинского (как это было, например, с письмом, опубликованным в "Русском труде" в 1899 г. ^[28]). В 1899–1900 гг. А.П. Устьинский активно писал и, возможно, надеялся стать известным. Так, в одном из писем он сообщал о приостановке пересылки В.В. Розанову обещанных рассуждений о браке, так как у него есть своя тема: он подготовил заметку о Вл. Соловьеве и просил отнести её в "Русский труд" или в "С.-Петербургские ведомости", что В.В. Розанов охотно исполнил и похлопотал о гонораре ^{[17, л. 20]}. В начале ХХ в. протоиерей А.П. Устьинский был так увлечен своей растущей популярностью и диалогом с именитым писателем, что, став своим в кругу "неохристиан", порой достраивал и религиозные конструкции Д.С. Мережковского: "Несколько слов Дмитрию Сергеевичу по поводу его Духа и плоти. Эти два понятия в христианстве, по-моему, всего лучше, удобнее и правильнее выясняют друг друга из понятия о Лицах Отца и Сына, или из идеи отечества, родительства и идеи сыновства, девственности» ^{[15, л. 42]}.

Можно предположить, что негативное отношение к апостолу Павлу, которое позже пытался поколебать у писателя Н.Н. Глубоковский ^[5], у Розанова тоже формировалось при поддержке А.П. Устьинского. "По Павлу, – писал А.П. Устьинский В.В. Розанову, – плотию мы служим закону греха. Может быть и так, по сознанию девственников. Но мы, брачники, имеем полное право заподозрить учение Павла в неистинности, или, по крайней мере, в односторонности. Опротестовать его, и признать, что и плотию мы служим тоже закону Божию…" ^{[13, л. 17–20]}.

Иногда А.П. Устьинский вел себя как опытный стратег. Так, 29 января 1899 г. он переслал через В.В. Розанова "открытое" письмо издателю "Русского труда" С.Ф. Шарапову ^{[14, л. 4]}, в котором оспаривал комментарии С.Ф. Шарапова к публикациям писем В.В. Розанова и А.П. Устьинского. "Что касается письма к Ш[арапо]ву, то сомневаюсь: будет ли оно полезно для дела? Т.е. продолжения наших идей. В сущности, его примечание крайне нам нужно… Его строки через год, через ½ сыграют свою нужную роль" ^{[17, л. 20–21]}. О чем речь? "Дуумвират" планировал темой "пол и брак в христианстве" начать борьбу с аскетизмом [там же, л. 21].

До 1900 г. А.П. Устьинский помогал рассматривать "существо брачных отношений с догматической или богословской точки зрения", обещал написать и о "современном церковном взгляде на этот предмет" ^{[13, л. 1]}, планировал прислать Розанову свои рассуждения и тезисы по темам: "понятие “законный брак”" [там же] и "христианский развод" ^{[14, л. 32–33]}, указывал на признанных церковных авторитетов – профессоров С-Петербургской духовной академии протопресвитера И.Л. Янышева и А.Ф. Гусева. "В письме Вы говорили: “Ведь все так думают, что Христос девство поставил выше, а брак считал слабостью, которая дана маломощным”. …В среде наших богословов есть два авторитетных гиганта, которые так не думают. Это – протопресвитер Янышев, бывший мой ректор и профессор, и профессор А.Ф. Гусев. Пожалуйста, приобретите книгу Янышева “Православно-христианское учение о нравственности”. Москва, 1887 г. и познакомьтесь с ней. <…> Она и разрешит некоторые ваши противоречия и недоумения, и даст вам в руки несокрушимое орудие < …> Проф. Гусев высказал свой взгляд по занимающему нас вопросу в “Христианском чтении” за 1843 год… приблизительно такого заглавия “Евангельские советы”, а потом тот же взгляд развивал и во многих других своих статьях, рассеянных преимущественно в “Православном обозрении”. Имея за своей спиной два таких влиятельных авторитета, Вы можете действовать самоувереннее" [там же, л. 19].

Со своей стороны, В.В. Розанов в 1899 г. предложил А.П. Устьинскому проект тематических публикаций переписки священнослужителя с писателем, который и был осуществлен в газете "Русский труд" ^[18].

Публикуясь, священник не хотел раскрывать свое имя ^{[14, л. 5–6]} и использовал псевдоним "А. У–ский" (иногда "Русский священник"), который "дуумвират" варьировал как "Ус-кий" или "У-й", а читатели предполагали, что расшифровывается он как "Успенский" ^{[14, л. 48]}. История с публикацией "писем" после статьи Н.М. Меньшикова ^[11], раскрывшего псевдоним священнослужителя, дошла до обер-прокурора К.П. Победоносцева и императора Николая II. И в начале ХХ в. "неохристиане" хлопотали об А.П. Устьинским, а Д.С. Мережковский лично посещал епископа Ямбургского Сергия (Страгородского), чтобы избавить А.П. Устьинского от строгостей духовного суда. Посредническую роль взял на себя епископ Антонин (Грановский), викарий митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского), будущий "митрополит" обновленческой Церкви 1920-х гг.

Отклики на тему В.В. Розанова появились в 1898 г. Из опубликованных писем В.В. Розанова, А.П. Устьинского и откликов на них Н.П. Аксакова, И.Р. Романова ("Рцы"), С.Ф. Шарапова и статьи М.И. Спасского был составлен сборник "Сущность брака", вышла книга В.В. Розанова "В мире неясного и нерешенного" ^[18] с ранее опубликованными письмами протоиерея А.П. Устьинского, и критическая брошюра священника А.А. Дернова "Брак или разврат" (автор ее писал о "чудовищном извращении фактов" и "поверхностном понимании" В.В. Розановым "сущности тайны спасения" ^{[8, c. 75]}. Цель корреспондентов была достигнута: идея о том, что для православия не существует проблемы пола и брака, а Русская Церковь равнодушна к социальным проявлениям этой "проблемы", – вышла на широкую православную аудиторию (розановская тема обсуждалась даже в "Богословском вестнике") и привлекла внимание будущих церковных реформаторов, задумавшихся о пересмотре аскетической традиции православия. В публикациях следующих лет тема была В.В. Розановым социализирована ^[27].

А.П. Устьинский до конца жизни поддерживал писателя, в том числе, материально, когда он был болен и голодал в Сергиевом посаде; в 1921 г. А.П. Устьинский приветствовал акт неканонического рукоположения женатого протоиерея Василия Липковского в архиепископа Киевской самостийной Украинской Автокефальной Православной Церкви, и не дожил нескольких месяцев до обновленческой Церкви (1922).

Розановская "религия пола" возникла как субъективный интерес писателя на почве личных религиозных исканий, которым способствовало общее чувство разочарования интеллигенции 1890-х гг. результатами общественного движения 1860–1880 гг. Именно при активном содействии А.П. Устьинского, гипотеза В.В. Розанова о религиозной природе пола получила значимую аргументацию, привлекла внимание либерально настроенных священников. Благодаря сотрудничеству в 1898-1899 гг. с А.П. Устьинским, писатель был достаточно подготовлен для того, чтобы сформулировать собственное «учение» (9 февраля 1900 г., он сообщал о сделанных им религиозных открытиях), и поставил проблему "пол и брак в историческом христианстве". В процессе религиозного движения за церковное обновление "проблема" целенаправленно транслировалась "неохристианами" в традиционное сознание русского общества. Гендерный вопрос, по сути, являвшийся субъективистским развитием идеи А.М. Бухарева о христианизации всей жизнедеятельности человека, благодаря союзу писателя и священника получил религиозный статус, чем на десятилетие вызвал интерес представителей самых разных сословий российского общества, способствовал дискуссии православного сообщества и церковных реформаторов о "церковном разводе", "женатом епископате", "повторных бракам для духовенства", получившим свое место в обновленческой Церкви.