Корпусный анализ концептуализации понятия «мир» в романе В.О. Пелевина «Любовь к трем цукербринам»

Холод Юрий Сергеевич преподаватель, Институт среднего профессионального образования, Кубанский государственный университет 350040, Россия, Краснодарский край, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149 Holod Yuriy Sergeevich Lecturer at Institute for Secondary Vocational Training of the Kuban State University 350040, Russia, Krasnodarskii krai, g. Krasnodar, ul. Stavropol'skaya, 149 philolog_21@mail.ru Другие публикации этого автора

В рамках современной антропоцентрической парадигмы анализ концептов – один из популярных методов ученых-филологов. Корпусный подход к лингвистическим исследованиям является актуальным и перспективным ^[7]. Ранее мы уже применяли интегрированный концептуально-корпусный подход к анализу творчества постмодерниста В.О. Пелевина в ряде работ ^{[8, 9, 10]}. В данном исследовании сохраняется заложенный общий методологический вектор. Мы рассмотрим концепт МИР в аспекте экспликации индивидуально-авторского восприятия В.О. Пелевина. Материалом к исследованию послужили контексты романа «Любовь к трем цукербринам» (2014 г.), извлеченные из Национального корпуса русского языка ^[3]. Отметим, что данное произведение в настоящее время было рассмотрено в основном с литературоведческих позиций ^{[1, 2, 6, 11]}. Проанализируем указанный роман с точки зрения концептологии и корпусной лингвистики.

Национальный корпус русского языка предлагает следующие статистические данные: 80 вхождений единицы МИР среди 7189 предложений и 85358 словоформ в романе В.О. Пелевина «Любовь к трем цукербринам» ^[5]. Данные цифры указывают на частотность выбранного нами концепта в этом произведении, как и вообще в текстах постмодерниста, представленных в Корпусе: 416 вхождений в 28 документах ^[4]. Используя метод сплошной выборки, проанализируем наиболее значимые с точки зрения индивидуально-авторской концептуализации контексты романа «Любовь к трем цукербринам» с вхождениями лексемы МИР (нумерация контекстов, использованная в Корпусе, сохранена).

1) (...) Главным заблуждением человека является вера в то, что вокруг него – какой-то «внешний» МИР, от которого он отделен воздушным зазором. Человек состоит именно из МИРА, прорастающего сквозь него тысячью зеленых ветвей.

В первом контексте иллюстрируется характер взаимосвязи между человеком и окружающим его миром: мир для него не является внешним (разделение человека и мира представляется здесь в качестве главного заблуждения); наоборот, мир – это то, что его образует, являясь своеобразным строительным материалом природного происхождения (метафора «тысяча зеленых ветвей»).

2) МИР изменился. И как! (...).

Приключение героя было не «занимательным и веселым», как это могло показаться; напротив, он «чувствовал себя ныряльщиком, окруженным стаей агрессивно настроенных рыб, в которых превратились все без исключения предметы». В данном контексте враждебность представляется как доминантное свойство окружающего мира.

3) (...) Мне стало ясно, почему животным раньше отказывали в душе – они ничем не отличались от того, что с ними происходило, в то время как люди несли в себе обособленный, клокочущий и никак не связанный с окружающим МИР.

Здесь изображается различие между мирами, связанными с животными и с людьми. Мир первых идентичен внешним обстоятельствам, мир вторых не связан с происходящим извне. Отсюда возможно сделать следующий вывод: мир, изображаемый в первом контексте выше, по своей сущности является душой человека.

4) Творог и итальянское оливковое масло (...) проделали такой мучительный и не всегда гигиеничный путь к моей тарелке, что я не знал, как буду их есть дальше. А чай… Нет, лучше бы я не видел, кто и как сгребает его в кучи. В общем, выглядело это так, словно МИР перестал меня стесняться – и показал мне свой срам.

Данный контекст связан с плохим качеством употребляемой пищи из-за гигиенических нарушений, что сравнивается с «бесчисленными срамами».

5) И я шагнул прямо в точку невозврата: (...) позволил МИРУ заполнить меня целиком, со всех сторон и сразу. (...) Поэты тоже обладают подобием всезнания и ясновидения. Но они не смотрят на МИР из окна своей башни, а валяются на поэтической кушетке, глядя в потолок, куда падают отблески столь милых им закатов. (...)

Героя, шагнувшего в «точку невозврата», мир заполнил «целиком, со всех сторон и сразу». Далее говорится о поэтах, которые способны отражать происходящее «очень своеобразно», то есть поверхностно. Герой же отождествляется с неким пророком, что подтверждает дальнейшее цитирование А.С. Пушкина в следующем контексте.

6) (...) МИР был огромным разрисованным блюдом, дно которого балансировало на вершине конуса – и этим конусом был мой ум.

Мир сравнивается с «огромным разрисованным блюдом», которое «балансирует на вершине конуса» – на уме героя. После сравнения вспоминаются строки из стихотворения А.С. Пушкина «Пророк»: «И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет, ...».

7) МИР (...) оказался на самом деле совершенно библейским.

Мир, «свалившийся» на героя, именуются «библейским».

8) А все солнца, звезды, галактики, квазары и прочие черные дыры были только существующей в МИРЕ возможностью, и чем дальше от меня располагалась эта возможность, тем менее реальной она выглядела. (...) Я просто пытаюсь описать реальность так, как я ее ощутил, когда стал Киклопом. Так же ее, видимо, ощущали и все предыдущие Киклопы, отчего человеческое ясновидение никогда не вступало в конфликт с самой обскурантистской картиной МИРА. Мой МИР состоял не из предметов, а из зыбких, постоянно меняющихся вероятностей.

В этом контексте наблюдается переход к мифологическому восприятию мира. Уточняется новая роль героя: теперь он «Киклоп», ощущающий реальность по-иному.

9) Ибо в реальности (...), по отношению к которой весь видимый МИР есть лишь зыбкая тень, пузырится огромное число возникающих и исчезающих МИРОВ, и у каждого есть свой Бог, и над каждым поднят черный балдахин своего космоса с удивительной древней вышивкой, и среди этих вышивок нет двух одинаковых.

Здесь обозначается уникальность и политеистичность каждого из существующих миров. К этим свойствам добавится многогранность, изображенная в последующих контекстах. Далее автор иллюстрирует причинно-следственные связи в мирах и их общее устройство. Обозначим соответствующие тезисы с указанием номера контекста.

Сохранность человеческого мира обеспечивается посредством взаимных нейтрализации и компенсации «эгоистических и безрассудных действий людей». Данные связи, сравниваемые с индусским понятием кармы, представляются как системные, «несмотря на их нелепость», поскольку «они развивают и продолжают тот импульс, который дал когда-то начало миру» (контекст 10).

Миру свойственно то, что в естественных науках определяется как эффект бабочки: «...вредная гражданка в городе Киеве раздумывает, брать ли с собой зонт – и от этого в будущем может случиться много неожиданного. Если она положит зонт в сумочку, мир будет одним. А если нет, он будет другим» (контекст 11).

«Киклопов», следящих за балансом на разных участках мира, существует «как минимум несколько». «Ясновидение» главного героя имеет границы; он отвечает за русскоязычные географические территории (контекст 12).

Главный герой, будучи «киклопом», не имел возможности влиять на несправедливость и останавливать различные преступления. При этом для мира реальные угрозы и дисбалансы «возникали вовсе не там, где их видели СМИ» и персонаж «в своей человеческой ипостаси». Все это могло быть частью плана, по которому развивается мир. Задача героя – «охранять не свои человеческие представления о должном, а существующий порядок вещей – вернее, не сам этот порядок, а так называемую связь времен» (контекст 13).

В мире была еще одна «воля», невидимая для главного героя, носящая враждебный характер. Цель «Врага» – «сжить со свету» героя (контекст 14).

В контекстах 15–24 изображается мир в свойственной В.О. Пелевину гротескно-мифологической ипостаси: создают и обновляют мир безобразный «Вепрь» и «Птицы». Остальные контексты концепта МИР (25–80) в основном детализируют сюжет романа, и им характерны типичные свойства постмодернистской концептуализации (хаотичность, враждебность и т.д.).

Анализ концепта МИР в романе В.О. Пелевина «Любовь к трем цукербринам» корпусным методом позволяет представить следующую индивидуально-авторскую интерпретацию:

– человек состоит из мира;

– мир враждебен для человека;

– мир – душа человека;

– у мира есть «бесчисленные срамы»;

– шаг в «точку невозврата» позволяет «целиком, со всех сторон и сразу» заполниться миром и быть пророком;

– мир – «огромное разрисованное блюдо»;

– мир имеет библейское начало;

– мир постигается через мифологические образы.