Жизнь и творчество А.С. Пушкина в восприятии испанских писателей «Поколения 98 года»

Волховская Анна Григорьевна соискатель, кафедра истории зарубежной литературы, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова 119034, Россия, г. Москва, ул. Пречистенка, 12/2 Volkhovskaia Anna post-graduate student of the Department of the History of Foreign Literature of Faculty of philology at Lomonosov Moscow State University 119034, Russia, g. Moscow, ul. Prechistenka, 12/2 cengobel@yandex.ru Другие публикации этого автора

Первые сведения об А. С. Пушкине появились в Испании в 1838 г., когда в газете «Атлант» была опубликована заметка о смерти поэта ^[2]. В 1847 г. в журнале «Феникс» в Валенсии был издан первый перевод произведения Пушкина на испанский язык ^{[12, c. 816]}. Это был перевод повести «Метель», сделанный анонимным автором с французского языка. Исследователь рецепции русской литературы в Испании Р. Монфорте выяснил, что в последующие тридцать лет Пушкин оставался самым публикуемым в периодических изданиях русским автором, а «Метель», в свою очередь, — самым переводимым его произведением ^{[8, c. 309]}.

Когда в Испании начали появляться переводы произведений И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого на европейские языки, интерес к Пушкину стал угасать. Французский испанист И. Лиссорг в своем исследовании «Русский роман в Испании (1886–1910)» отмечает: «Несмотря на то, что Кларин, Хулиан Худериас, Фернандо Араухо и особенно донья Эмилия время от времени цитировали поэтические произведения Пушкина и Лермонтова, в Испании они не имели успеха» ^[6].

Действительно, курс лекций доньи Эмилии Пардо-Басан о русском романе, прочитанный в мадридском клубе «Атеней», а затем опубликованный в 1887 г. в книге «Революция и роман в России», фактически констатирует существовавшую ситуацию. Пушкину Басан отводит лишь небольшую часть главы, в то время как русским романистам она уделяет гораздо больше внимания ^{[1, 9]}.

С книгой Пардо-Басан были также знакомы писатели, которых позднее назовут представителями «Поколения 98 года». Как известно, они знали и почитали русских авторов второй половины XIX века – Тургенева, Достоевского, Толстого. Невозможно предположить, что при этом они не знали о существовании Пушкина. Тем не менее, в их художественных и критических текстах лишь изредка встречаются упоминания о Пушкине. К сожалению, писатели «Поколения 98 года» слишком мало внимания уделяли проникновению в суть сочинений великого русского писателя. Вероятно, он не был им духовно близок, и глубина, поэтичность, лиризм пушкинского творчества не были постигнуты ими в полной мере. Возможно, это стало причиной того, что они писали о Пушкине незаслуженно мало. Результаты научного поиска ограничились всего тремя авторами.

Первым из писателей «Поколения 98 года» к Пушкину обратился Пио Бароха. В 1890 г. он опубликовал в газете «Либеральный союз» серию заметок о русской литературе. Это был хронологически последовательный рассказ о русских авторах и литературных течениях, начиная с переписки Ивана Грозного с Андреем Курбским и заканчивая произведениями Герцена. Наибольший интерес в связи с темой исследования представляет заметка, посвященная романтизму, поскольку создателем русского романтизма Бароха называет Пушкина. В тексте статьи речь идет о сложностях, возникающих при попытках провести четкую границу между русским романтизмом и классицизмом, поскольку русский романтизм не был таким авторитарным и деспотичным как французский ^{[3, с. 180–181]}. В качестве основных авторов русского романтизма Бароха отмечает Пушкина, которого считает его основателем, и Рылеева, произведения которого, по мнению автора, содержат не только литературные, но и политические идеи ^{[3, с. 181]}.

Далее следует небольшой фрагмент, в котором Бароха приводит некоторые биографические, в основном достоверные, данные. Единственная допущенная неточность: Бароха пишет, что в возрасте 13 лет Пушкин написал стихотворение «Recuerdos de Parskogelo», которое вызвало большой резонанс из-за возраста автора. Видимо, речь идет о «Воспоминаниях в Царском селе», стихотворении, написанном в 1829 г. Как известно, в 1814 г. было опубликовано первое стихотворение Пушкина «К другу стихотворцу», но поскольку заметка Барохи не содержит ни цитат, ни анализа стихотворения, неточность в названии не может повлиять на восприятие читателя.

Произведение, вознесшее Пушкина, по мнению Барохи, «на вершину славы, – трагедия "Борис Годунов", восхитительное произведение, которое русские считают одной из лучших своих пьес, и которая была написана после серьезного исследования пьес Шекспира» ^{[3, с. 182]}. Судя по всему, эта идея заимствована автором из лекций Пардо-Басан, а она, в свою очередь, почерпнула ее из книги Э. М. де Вогюэ «Русский роман», где она выглядит следующим образом: «Впоследствии у него [Пушкина] развилась страсть к истории. Он обращается к Шекспиру, чтобы изучить историческую драму. Этот факт он признает в двух письмах, служащих предисловием к «Борису Годунову». Он не обманывает себя, открыто признавая, что создает шекспировскую драму на русском материале» ^{[15, c.67]}.

Отдельного внимания заслуживает комментарий Барохи к незаконченной драме Пушкина «Русалка»: «Среди его известных стихотворений упоминается поэма "Русалка", достаточно неудачное подражание которой написал маркиз де Вальмар» ^{[3, с. 182]}. Речь идет о стихотворении «Русалка. Фантастическая легенда» испанского писателя-романтика Леопольдо Аугусто Куэто, первого маркиза де Вальмара (1815–1901). В примечании к названию (La Rusalka) Куэто пишет следующее: «Этот пустяковый фрагмент подражает драматической поэме знаменитого русского писателя Пушкина» ^{[4, с. 291]}. Далее он приводит объяснение русского слова, которым озаглавлено стихотворение: «Русалка в русских легендах – как ундина в немецких – морская нимфа, сирена, которая своим колдовством покоряет волю человека. Но по характеру русалка – зловредное существо: по ночам она завлекает мужчин, чтобы утянуть их в воды рек или озер и утопить» ^{[4, с. 291]}.

Примечательно, что этот комментарий почти полностью повторяет аналогичное объяснение слова «русалка», приведенное во франкоязычном издании драматических поэм Пушкина 1862 г. ^{[10, с. 199]}. Судя по всему, Куэто читал «Русалку» в этой версии. Уже в 1871 г. в комментариях к пятому тому собрания сочинений Гертрудис Гомес де Авельянеды Куэто сравнивает ее «Русалку голубого озера» с другими «Русалками» мировой литературы: «Пушкин, великий русский поэт, написал фантастическую легенду под названием "Русалка", т.е. ундина в русских сказках; легенда, несомненно, уступающая "Русалке голубого озера". Но автор воздерживается от объяснений сверхъестественных вещей, которые происходят в легенде. Также поступает Гофман, великий мастер фантастической литературы» ^{[5, c. 406]}.

Бароха, младший современник Куэто, судя по всему, читал его «Русалку», а также франкоязычную версию «Русалки» Пушкина, поскольку счел текст испанского автора неудачным подражанием русскоязычному оригиналу.

Среди других произведений Пушкина Бароха называет оду «Вольность», «Кавказского пленника», «Руслана и Людмилу» и «Бахчисарайский фонтан». Маловероятно, что он читал все эти произведения. Скорее всего, он использовал материалы Пардо-Басан и Вогюэ. В пользу этой версии свидетельствует весьма обобщенное, расплывчатое замечание, приведенное Барохой о «Евгении Онегине»: «Среди его [Пушкина] романов самый известный — "Евгений Онегин". Он содержит прекрасные описания светской жизни Санкт-Петербурга» ^{[3, c. 182]}.

Иными словами, обзор Барохи, по крайней мере, в той части, что касается Пушкина, несколько вторичен. Можно предположить, что критические его замечания сделаны на основании статей его предшественников. Тем не менее, в своем обзоре русской литературы он считает необходимым упомянуть имя Пушкина, как очень значимого писателя-романтика.

Следующим автором «Поколения 98 года», который обратился к Пушкину, стал Мигель де Унамуно. В своем произведении «Как написать роман» (1927 г.) он привел следующие рассуждения: «Нет способа предугадать, предсказать, как все это закончится там, в моей Испании; никто не верит в то, что называет своим; социалисты не верят ни в социализм, ни в классовую борьбу, ни в неизменность заработной платы ни в какие-либо иные марксистские символы; коммунисты не верят в сообщество (и уж тем более – в приобщение), консерваторы ­– в консервацию, анархисты – в анархию, преторианцы не верят в диктатуру… Народ, сплошь состоящий из нищих! Верит ли кто-нибудь сам в себя? Верю ли я сам в себя? "Народ безмолвствует" — так заканчивается трагедия Пушкина "Борис Годунов". Беда в том, что народ не верит сам в себя. И Бог безмолвствует! Здесь мы видим источник мировой трагедии: Бог безмолвствует. И Бог молчит потому, что он — атеист» ^{[13, c. 91]}. Особенно важно отметить, что Унамуно, делая такие глубоко философские выводы, опирается на Пушкина.

Над этим произведением Унамуно работал в 1927 г.; в то время он находился в изгнании во Франции, в городе Андай. Трагедия «Борис Годунов» тогда еще не была переведена на испанский язык, но французский перевод уже существовал. В 1862 г. в Париже был опубликован уже упоминавшийся сборник драматических произведений Пушкина, в который вошел также «Борис Годунов» ^[10]. Перевод И. С. Тургенева и Л. Виардо выполнен очень близко к оригинальному тексту и до сих пор считается одним из лучших.

Таким образом, можно с определенной долей уверенности предположить, что Унамуно читал трагедию Пушкина и воспринял описанные события в сравнении с событиями, происходящими на тот момент в Испании. Эта цитата из «Бориса Годунова» представляется очень значимой, т.к. обращаясь к ней, Унамуно выводит одну из самых трагических мыслей — народ безмолвствует и Бог оставил его. Ведь именно с молчаливого согласия народа происходят все трагические события в истории – как в 1920-е гг. в Испании, так и начале XVII века в России при Борисе Годунове.

Идея о Боге-атеисте, который также не верит сам в себя, как и Унамуно, как и испанский народ, вероятно, была слишком радикальной. Поэтому в некоторых редакциях часть приведенного отрывка отсутствует, в том числе — упоминание Пушкина. Например, в полном собрании сочинений Унамуно, изданном уже после его смерти в 1958 г. в Мадриде, этого отрывка нет ^{[14, c. 876-877]}. Вероятно, он был убран из-за цензурных соображений. Испанский исследователь Армандо Субисаррета в книге «Unamuno en su "nivola"», посвященной этому произведению Унамуно, детально разобрал историю его создания, структуру и использованную лексику. Приведенный фрагмент удостоился особого внимания: по мнению Субисарреты, здесь Унамуно обвинил испанцев в недостатке веры и покорности диктатуре. При этом исследователь никак не прокомментировал обращения к Пушкину ^{[16, c. 50]}.

В 1937 г. в СССР, как известно, масштабно отмечалось 100-летие со дня смерти А. С. Пушкина. В Испании также прошли некоторые памятные мероприятия. В 1938 г. в Мадриде был опубликован сборник «Пушкин. Театр», в который вошли маленькие трагедии «Каменный гость» и «Пир во время чумы», впервые переведенные напрямую с русского на испанский язык ^[11]. Над переводом совместно работали советский журналист Овадий Савич и испанский поэт, представитель «Поколения 27 года» Мануэль Альталагирре. Тогда же Антонио Мачадо выступил в газете «Час Испании» со статьей «Апокрифическая мешанина», начав ее следующими словами: «В 1837 в Италии угасает горькая и недолгая жизнь Джакомо Леопарди; в том же году, в возрасте 28 лет Фигаро кончает с собой в Мадриде, а в России умирает Александр Пушкин, родившийся в 1799. Тремя разными путями — врожденная болезнь, дуэль и самоубийство — в один и тот же год пришла смерть к дверям трех выдающихся молодых людей. Были ли преждевременными смерть Ларры и Пушкина, насколько были они неожиданными и случайными?» Далее Мачадо приводит рассуждения о том, что романтиком можно называть автора, достигшего полной своей писательской зрелости к моменту ранней смерти, ведь «во времена романтиков молодость и смерть были неразлучны как близнецы», а «долголетие погубило больше романтиков, чем сама смерть» ^{[7, c. 8]}.

Кроме того, Мачадо развивает сравнение фигур Пушкина и Ларры, поскольку в их биографиях есть очень похожие эпизоды. Это сравнение еще не раз будет возникать в текстах испанских исследователей в связи с поиском аналогов фигуры Пушкина в испанской литературе.

«Александр Пушкин был величайшим поэтом России, — отмечает Мачадо. — Его творчество — краеугольный камень славянской литературы. Лирическая поэзия, театр и роман окончательно сформировались благодаря Пушкину. Гоголь, Тургенев, Достоевский, Толстой откровенно восхищались им. Русские клянутся его именем. Весь мир прославляет немеркнущее величие Пушкина в современной литературе» ^{[7, c. 10]}.

Судя по всему, Мачадо подробно изучил биографию Пушкина и обстоятельства его гибели: «Пушкину хватило элегантности умереть, со священным рвением защищая честь своей жены» ^{[7, c. 10]}. При этом Мачадо предполагает, что в смерти Пушкина, как и в смерти Ларры, присутствовало нечто суицидальное, что Пушкин позволил себя убить: «Так ли боялся Пушкин быть убитым придворными интригами, когда думал, что ему уготовано бессмертие в сердце русского народа?» ^{[7, c. 10]}.

Мачадо завершает статью, напоминая читателям о памятной дате, послужившей поводом для написания статьи: «Сегодняшняя Россия, которая отмечает столетие смерти Пушкина, — такая великая, как и мечтал поэт. И вся она говорит сегодня: наш Пушкин! И вместе с ней повторяем мы, все ценители свободы и культуры — наш Пушкин!» ^{[7, c. 11]}.

Удивительно, что в этой статье не упоминается ни одно из произведений Пушкина: вывод о романтизме его творчества сделан исключительно на основании обстоятельств его жизни и смерти. Тем не менее, очевидно, что Мачадо был знаком с творчеством Пушкина и читал о нем критические статьи.

К сожалению, нам не удалось обнаружить обращений других авторов «поколения 98 года» к творчеству Пушкина. Вероятно, причиной тому послужило небольшое количество качественных переводов, сделанных напрямую с русского языка. Однако те немногие, кто писал о нем, внесли значительный вклад в процесс интеграции творчества русского писателя в испанскую литературу конца XIX — начала XX веков. Оставаясь в рамках общей тенденции восприятия Пушкина как писателя-романтика, сформировавшегося во многом благодаря Э. Пардо-Басан, они предложили испанскому читателю новые ракурсы восприятия.

Закономерно, что для каждого из вышеназванных писателей Пушкин открывается по-своему. Так, для Барохи Пушкин – автор поэмы «Русалка», которой подражает классик литературы испанского романтизма Л.А. Куэто, его имя встраивается в ряд знаковых имен европейской литературы, таких как Шекспир и Гофман. Для Унамуно Пушкин — писатель-философ, идеи которого созвучны идеям самого Унамуно. Для Мачадо Пушкин — символ свободы и основоположник всех жанров русской литературы.

Этот многогранный образ Пушкина во второй половине ХХ века был дополнен новыми исследованиями испанских авторов. Но для нас важен сам факт обращения писателей «Поколения 98 года» к творчеству Пушкина, что подтверждает универсальность его произведений.