Эффективность внешнеторговой юридической конвергенции (на примере Венской конвенции 1980 г.)

Асадов Раму Беюкханович старший преподаватель кафедры государственного права и управления таможенной деятельностью, Юридический институт Владимирского государственного университета имени А. Г. и Н. Г. Столетовых (ВлГУ); главный редактор, НПЖ Диалог (www.npzhdialog.ru) 600000, Россия, г. Владимир, ул. Горького, 87 Asadov Ramu Beyukhanovich senior lecturer of the department of state law and management of customs activitieslaw, Law Institute of Vladimir State University named after A. G. and N. G. Stoletovs (VlSU); editor-in-chief, NPZH Dialog (www.npzhdialog.ru) 600000, Russia, g. Vladimir, ul. Gor'kogo, 87 asadov@npzhdialog.ru Другие публикации этого автора

Интенсивное развитие международных коммерческих связей способствует усилению экономической взаимозависимости различных государств, интернационализации производства. Уникальность правовых систем различных государств затрудняет установление контактов между их контрагентами, что влечет за собой замедление темпов экономического роста. Поэтому, особую актуальность, на фоне происходящих процессов глобализации мировой экономики и интеграции стран мирового сообщества приобретают вопросы эффективности юридической конвергенции на международном уровне.

Юридическая конвергенция данного уровня весьма сложна и неоднозначна: существует около двухсот стран в мире, связи их многообразны и разноплановы, неоднородны и производные цели данного вида конвергенции ^[1].

Практика Международного коммерческого арбитража при ТПП РФ (далее – МКАС) свидетельствует о том, что лидирующая роль, среди различных видов внешнеэкономических сделок, принадлежит внешнеторговому контракту купли-продажи товаров (поставки). Путем его заключения и исполнения осуществляется большая часть внешнеторгового обмена России. Так, например, согласно официальной статистики МКАС, внешнеторговый контракт, как основание исков, поступивших на рассмотрение в арбитраж в 2014 году, составлял 63,0% ^[2], в 2015 – 67,0% ^[3] (см. рисунок 1). Такая роль договора обусловливает серьезное внимание к его правовому регулированию, призванному содействовать развитию международного коммерческого оборота.

Согласно данным, представленным Федеральной службой государственной статистики, в России наблюдается положительная динамика показателей внешнеторгового оборота, который за январь-август 2017 года составил 365217 млн. долларов США, из них страны дальнего зарубежья – 320243 млн. долларов США, государства-участники СНГ – 44973 млн. долларов США ^[4] (см. рисунок 2).

Вопросы внешнеторговой деятельности, которая выступает связующим звеном национальной экономики государства и мировой экономики в целом, были отнесены В.В. Путиным к числу важных, среди них – формирование внешнеэкономического имиджа страны и активная работа по продвижению брендов российских экспортёров. Также, говорилось о необходимости проведения системной работы по присутствию в медиапространстве, интернет-ресурсах зарубежных рынков ^[5]. Для России актуализация правовой конвергенции обусловлена многими факторами, в том числе «падение» рубля, инфляция, экономический кризис. В связи с этим назрела необходимость в исследовании вопросов оптимизации эффективности юридической внешнеторговой конвергенции.

Существующие многочисленные различия в национальных правовых нормах, применимых к внешнеторговому контракту, влекут за собой трудности при формулировании его условий и определении последствий их нарушения. Данное обстоятельство вызывает необходимость в построении такой правовой платформы, которая послужила бы эффективному развитию отношений между контрагентами различных государств, складывающиеся в процессе реализации ими предпринимательской деятельности. Основным инструментом в данном случае будет выступать юридическая конвергенция, под которой следует понимать процесс взаимодействия между элементами внутри системы права, правом и иными регуляторами отношений в обществе, а также между правовыми системами в целом ^[6]. Такое взаимодействие осуществляется путём проникновения принципиально новых правовых институтов и ценностей в национальную правовую систему и её последующая трансформация ^[7].

Юридическая конвергенция идет по разным направлениям и затрагивает различные отношения, в том числе и опосредованные внешнеторговой деятельностью, отсюда происходит увеличение количества современных регуляторов в форме международных и внутригосударственных договоров, а также модельных законов.

Эффективность юридической внешнеторговой конвергенции – это комплексная проблема, разрабатываемая в рамках теории права как на понятийном, так и на эмпирическом уровнях. Международный опыт демонстрирует взаимообусловленность экономик большинства государств на нашей планете, поэтому их юридическое согласование – насущная необходимость стабильного мироустройства.

Рассматриваемая категория обусловлена характером конкретной правовой деятельности, реализацией соответствующих правовых средств. Техника юридической внешнеторговой конвергенции оснащена собственным инструментарием, посредством которого развитие правовых систем различных государств происходит в русле взаимного обогащения и интеграции, что ведет к образованию целостной юридической конструкции, являющейся симбиозом преимуществ и достижений различных сфер права.

Об эффективности данного процесса нельзя судить, абстрагируясь от его целей, которые органически связаны с «результативностью». При этом, одной лишь констатации данных процессов в нашем государстве, явно недостаточно для эффективной ассимиляции компонентов другой правовой культуры в национальную систему и экономику.

Целью данного процесса является оптимизация формирования когерентности правовых систем. В данном случае, именно «эффективность» будет являться базовым критерием оценки качества действующего нормативного материала. Она будет зависеть от того, насколько адекватно идеи трансформации и интеграции, инициируемые процессом юридической внешнеторговой конвергенции, позволяют совершенствоваться отечественной правовой системе (здесь важно оценить степень влияния конкретных правовых систем-доноров и международного права, а также установить причинную связь между конвергенционным воздействием и его результатом). Свидетельством этому будет служить повышение уровня юридической техники (т. е. должен увеличиться арсенал ее средств, приемов, категорий и т. д.).

Измерение эффективности конвергенции правовых систем в сфере внешнеторговой деятельности необходимо проводить в контексте культуры общества в целом, социальной обусловленности права.

Таким образом, эффективность юридической внешнеторговой конвергенции представляет собой оптимальное соотношение между целью юридической конвергенции и уровнем когерентности.

В качестве иллюстрирующего примера приведем анализ некоторых положений Конвенции Организации Объединенных Наций о договорах международной купли продажи товаров 1980 г. ^[8] (далее – Венская конвенция 1980 г.), явившейся кульминацией чрезвычайно важной работы международного правового сотрудничества по обеспечению компромисса в сфере транснациональных продаж.

Ярким подтверждением признания мировым сообществом необходимости и значимости унификации права внешнеэкономических контрактов явилось образование Комиссии Организации Объединенных Наций по праву международной торговли (далее – ЮНСИТРАЛ) в 1965 году.

Более чем за пятьдесят лет, ЮНСИТРАЛ внесла значительный вклад в содействие реализации инициатив, которые формируют основу для упорядоченного функционирования открытой экономики. Данной Комиссии удалось не только разработать документы, которые позволили расширить число государств, применяющих единообразные нормы в области международной купли-продажи товаров, но также обогатить и внедрить практический инструментарий унификации (например, Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже 1985 года ^[9]). Таким образом ЮНИСТРАЛ оказало поддержку развивающимся странам в использовании преимуществ глобального рынка.

Венская конвенция 1980 г. была разработана ЮНСИТРАЛ и открыта для подписания 11 апреля 1980 г. Для СССР она вступила в силу с 1 сентября 1991 г. ^[10] По данным Секретариата ЮНИСТРАЛ, ее участниками являются 88 ведущих государств ^[11], в число которых входит Российская Федерация (как правопреемник СССР). Приведенная цифра наглядно демонстрирует значимость глубокого и системного анализа тех положений Конвенции, которые в настоящее время искусственно препятствуют развитию внешнеторгового оборота и приводят к возникновению споров.

Венская конвенция 1980 г. выступала в роли оригинального и универсального правового инструмента, служащим образованию единой, многосторонней торговой системы, направленной на либерализацию и сбалансированное регулирование международного товарооборота. Часто и справедливо учеными-правоведами отмечается, что Конвенция является «моделью компромисса государств, правовые системы которых предусматривают разное правовое регулирование сделок международного характера ^[12]», «основным нормативным актом универсального характера в области международной купли-продажи ^[13]», «искусным компромиссом, мостом между договорным правом и коммерческой практикой ^[14]». Однако, необходимо учесть, что на фоне технического прогресса и информационной революции глубоким и разнообразным изменениям подвергается право в целом и его структурные элементы. Процессы глобализации мировой экономики, интеграции стран мирового сообщества неизбежно влекут образование многоуровневой системы со все более размытыми границами и усиливающейся остротой коллизий. Безусловно, данные условия не являются благоприятными для нормотворчества и создания документа, претендующего на универсальность. Поэтому особую значимость для науки и практики приобретают вопросы юридических коллизий в сфере применения Венской конвенции 1980 г. В этом случае ключевая роль отводится национальным судам, которые на основе анализа передового опыта практики других юрисдикций, особенно в отношении интерпретации международных инструментов, должны стремиться к достижению гармонизации торгового законодательства и пресечению конвергенции, умаляющей транснациональную деловую конъюнктуру.

Не вызывает сомнений актуальность решения задачи информирования судебных органов о нормативном регулировании, содержащемся в Венской конвенции, существующей практике зарубежных судов и международных арбитражей. Эта деятельность, по мнению А. С. Комарова, должна осуществляться с целью овладения весьма сложной материей Венской конвенции, которая соткана из норм и правил, характерных для разных национальных правовых систем, а также теми проблемами, которые возникают при применении унифицированного текста судами различных государств ^[15]. Хотелось бы отметить, что Секретариат ЮНСИТРАЛ создал систему сбора и распространения информации о судебных и арбитражных решениях, касающихся разработанных Комиссией конвенций и типовых законов – Прецедентное право по текстам ЮНСИТРАЛ (далее – ППТЮ) ^[16]. Целью этой системы является содействие распространению в международных масштабах информации о правовых текстах, разработанных Комиссией, и облегчение единообразного толкования и применения этих текстов. Кроме того, впечатляющей является база данных по Конвенции 1980 г., которую ведет Университет Пейс ^[17]. Данная работа весьма ценна и направлена, прежде всего, на взаимное обогащение и взаимодействие между внутригосударственным законодательством, практикой, юридическими концепциями, понятиями, терминами и их значениями. В результате в правовом мире происходят разнообразные и порой конкурирующие и противоречащие друг другу тенденции.

Общепризнанно, что проблема аутентичного, единообразного толкования положений Венской конвенции 1980 г. остается открытой и наиболее сложной. Рассмотрим ее на примере критерия «place of business».

Ключевым моментом в определении «внешнего» характера договора купли-продажи товаров является местонахождение коммерческих предприятий (place of business) сторон в разных государствах (article 1 (1): This Convention applies to contracts of sale of goods between parties whose places of business are in different States ^[18]).

В Конвенции не содержатся разъяснения относительно обозначенной категории, однако в пункте «a» статье 10 говорится о том, какое из нескольких коммерческих предприятий стороны следует принимать во внимание: если сторона имеет более одного коммерческого предприятия, ее коммерческим предприятием считается то, которое, с учетом обстоятельств, известных сторонам или предполагавшихся ими в любое время до или в момент заключения договора, имеет наиболее тесную связь с договором и его исполнением. В связи с этим возникает вопрос: каким образом необходимо определить наиболее тесную связь между несколькими коммерческими предприятиями и договором?

Даже в небольших компаниях подразделения, играющие значительную роль в заключении и исполнении договора, могут быть расположены в разных городах или странах (например, инженерный отдел; департамент финансов, который осуществляет финансирование продавца, без которого сделка не была бы завершенной; юридический отдел и т. д.). Неопределенность усиливается и тем фактом, что различные национальные суды будут разрабатывать несовместимые критерии для решения данного вопроса. Это обстоятельство, к сожалению, не служит развитию единообразия толкования Конвенции, а является импульсом к возникновению дискуссий в научном мире и плюрализму интерпретаций в практике применения норм Конвенции.

Конвенция Организации Объединенных Наций об использовании электронных сообщений в международных договорах (документ вступил в силу для России 1 августа 2014 года ^[19]) содержит определение коммерческого предприятия, как любого места, в котором сторона сохраняет не носящее временного характера предприятие для осуществления иной экономической деятельности, чем временное предоставление товаров или услуг из конкретного места.

В сборнике ЮНСИТРАЛ по прецедентному праву, касающемуся Венской конвенции 1980 г. «коммерческое предприятие» приоритетно рассматривается в качестве места фактического осуществления коммерческой деятельности, с присущими чертами определенной продолжительности и стабильности, а также некоторой степени самостоятельности ^[20].

По мнению одного из судов «коммерческим предприятием» продавца является обычное место исполнения ^[21]. В деле № 1021 поскольку продавец владел несколькими коммерческими предприятиями, предприятием, имеющим наиболее тесную связь с договором и его исполнением, была признана штаб-квартира в Швейцарии (от ее имени велись переговоры, был подписан договор, поставлено оборудование и получена оплата). Арбитр попутно отметил, что, хотя в сербском законе о ратификации Венской конвенции 1980 г. вместо термина «коммерческое предприятие» использован термин «местонахождение», для целей единообразного толкования Конвенции ее перевод на сербский язык следует толковать в соответствии с терминологией, используемой в текстах Конвенции на официальных языках ^[22].

По делу № 697 суд решал вопрос о возможности применения Венской конвенции 1980 г. в случаях, когда проданный товар должен быть отгружен в другую страну, а коммерческие предприятия продавца и покупателя находятся в одной и той же стране. Сославшись на пункт 1 статьи 1 Конвенции, суд пришел к выводу о том, что факт отгрузки товаров в другую страну не имеет значения для целей определения применимости Конвенции ^[23].

В практике МКАС при ТПП РФ коммерческое предприятие стороны рассматривается как «компания» ^[24], «юридическое лицо» ^[25], «зарегистрированное предприятие» ^[26], «зарегистрированная организация» ^[27]. Из анализа опубликованных решений МКАС явно прослеживается тенденция констатации судами факта регистрации организаций сторон в разных государствах. Однако, существуют исключения, когда арбитры определяли коммерческое предприятие как синонимичное основному месту деятельности ^[28].

Федеральный арбитражный суд Уральского округа подразумевает под термином «коммерческое предприятие» (по смыслу Венской конвенции 1980 г.) постоянное место осуществления деловых операций, и коммерческим предприятием может являться место нахождения главной конторы юридического лица, а также его представительства, филиала. Если место деятельности представительства филиала продавца или покупателя тесно связано с договором купли-продажи и его исполнением, именно их следует рассматривать как коммерческое предприятие для целей статьи 1 Конвенции ^[29]. Аналогичное толкование встречается в постановлениях восемнадцатого арбитражного апелляционного суда ^[30].

Легального определения «place of business» («коммерческое предприятие», «местонахождение коммерческого предприятия») в отечественном законодательстве не существует. Фрагментарное упоминание содержится в пункте 3 статьи 1 Закона РФ от 07.07.1993 № 5338-1 «О международном коммерческом арбитраже» ^[31], где установлено, что в международный коммерческий арбитраж по соглашению сторон могут передаваться споры сторон, возникающие из гражданско-правовых отношений, при осуществлении внешнеторговых и иных видов международных экономических связей, если коммерческое предприятие хотя бы одной стороны находится за границей либо если любое место, где должна быть исполнена значительная часть обязательств, вытекающих из отношений сторон, или место, с которым наиболее тесно связан предмет спора, находится за границей, а также споры, возникшие в связи с осуществлением иностранных инвестиций на территории Российской Федерации или российских инвестиций за границей.

Так, например, по делу № 113/2014 ^[32], МКАС пришел к выводу о том, что спор касается гражданско-правовых отношений, возникших при осуществлении международных экономических связей (спор возник из контракта купли-продажи, и коммерческое предприятие Ответчика находится за границей – в Республике Беларусь), и, таким образом, в соответствии с пунктом 2 статьи 1 Закона РФ «О международном коммерческом арбитраже» и пунктом 1 § 2 Регламента МКАС, может быть рассмотрен МКАС. Подобное положение встречается и в ряде других дел ^[33].

Статья 1211 Гражданского кодекса РФ (далее – ГК РФ) регламентирует вопросы применимого права к договору и оперирует такими понятиями как «основное место деятельности стороны», «место жительства стороны» ^[34]: при отсутствии соглашения сторон о подлежащем применению праве к договору применяется право страны, где на момент заключения договора находится место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора.

В доктрине существуют различные позиции ^[35]. Так, например, А. В. Асосков отмечает, что понятие основного места деятельности является в российском праве проекцией категории основного коммерческого предприятия. Использование иного словесного обозначения этой категории в п. 1 ст. 1211 ГК РФ связано с тем, что русский перевод термина place of business как «коммерческое предприятие» признается неудачным, поскольку этот русский термин традиционно используется в отечественном гражданском праве в совершенно иных смыслах для обозначения либо некоторых разновидностей субъектов права (унитарные предприятия), либо особых объектов права (предприятие как разновидность имущественного комплекса) ^[36]. И. С. Зыкин, исходя из смысла используемого понятия, полагает более точным переводить его как «постоянное место деятельности». В официальном тексте Венской конвенции 1980 г. на русском языке он обозначен как «коммерческое предприятие», однако в него вкладывается иной смысл, чем в действующем российском гражданском законодательстве. В данном случае расхождение в терминах на английском языке, используемых при обозначении по сути одного и того же понятия, представляет собой незначительное терминологическое отличие, не несущее особой смысловой нагрузки ^[37].

К. И. Налетов под термином «местонахождение коммерческого предприятия» сторон контракта международной купли-продажи товаров понимает не предприятие как имущественный комплекс, а юридическое лицо или его подразделение при условии, что оно обладает определенной юридической автономией (в частности, способностью заключать сделки от имени юридического лица) ^[38].

И это всего лишь одна из проблем. Помимо этого, наиболее дискутируемыми остаются вопросы автономной квалификации судами и арбитражами при разрешении трансграничных споров, аутентичности переводов текстов Конвенции (представленных на официальном сайте ЮНИСТРАЛ), узкой сферы ее действия, возмещения убытков, утраты благоприятной возможности, неустойки и др. Они требуют более глубокого и детального анализа в ходе дальнейших научных изысканий.

Но все же, цели Конвенции оправданны, мерилом ее успеха могут послужить масштабы принятия государствами. Она, как результат юридической конвергенции, является связующим звеном не только между англосаксонским и континентальным правом, но и между различными правовыми культурами, системами, достичь когерентности которых – сложнейшая задача. Поэтому, не угасает необходимость в дальнейшем диалоге и нормотворческой работе в этой области посредством коллективного усилия специалистов и практиков стран-участниц. Только таким образом можно достичь эффективной конвергенции.