Между несчастной и счастливой идентичностью. Франция в поисках себя

Осипов Евгений Александрович кандидат исторических наук старший научный сотрудник, Институт всеобщей истории РАН 119334, Россия, г. Москва, ул. Ленинский Проспект 32а, 26 Osipov Evgeny Aleksandrovich PhD in History Senior Scientific Associate, Institute of World History of the Russian Academy of Sciences 119334, Russia, Moscow, ul. Leninsky Prospekt 32a, 26 eaossipov@gmail.com Другие публикации этого автора

Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РНФ № 15-18-00135

С начала XXI века вопрос сохранения национальной идентичности постепенно стал превращаться в одну из главных проблем Франции. Сенсационный выход лидера Национального фронта Жан-Мари Ле Пена во второй тур президентских выборов в 2002 г. показал, что уже тогда национальный и религиозный вопросы перестали быть маргинальной темой и стали частью общенационального дискурса. В дальнейшем эта тенденция становилась все более очевидной. В 2015 г. 58% жителей Европейского союза, и Франция не исключение, назвали иммиграцию главной угрозой для дальнейшего развития общества ^{[1, p. 12]}. А выход Марин Ле Пен во второй тур президентских выборов в 2017 г. уже никого не удивил.

Термин «идентичность» употребляется сегодня во Франции в узком этно-конфессиональном смысле. То есть речь идет о проблемах интеграции и адаптации представителей национальных меньшинств, давно проживающих на территории Пятой республики, и недавно приехавших во Францию мигрантов к традиционному для страны жизненному укладу, а также о страхах коренных французов перед увеличением роли ислама в стране.

Учитывая важность проблемы сохранения национальной идентичности для Франции и повышенное внимание СМИ, многие эксперты предсказывали, что именно эта тема станет определяющей в президентской кампании 2017 года ^[2,3,4]. Сам её ход, казалось, подтверждал прогнозы. Победа Франсуа Фийона на праймериз правых и центра в ноябре 2016 г. во многом объяснялась его жесткой, близкой к Марин Ле Пен, позицией по миграционному вопросу и по проблемам интеграции во французское общество представителей национальных и религиозных меньшинств. А низкие рейтинги социалистической партии в целом и ее кандидатов на пост президента в частности легко объяснялись, наоборот, ее либеральной позицией по выше перечисленным вопросам.

Однако, целая серия неожиданных событий и, прежде всего, финансовый скандал с Франсуа Фийоном – главным фаворитом гонки – привели к серьезному изменению ситуации за несколько месяцев до выборов и в итоге к победе Эммануэля Макрона, 39-летнего политика, малоизвестного широкой публике еще несколько лет назад.

Победа Макрона, глобалиста по убеждениям, свидетельствует, что тема идентичности в итоге не стала главной в президентской гонке. Сам Макрон старался обходить ее стороной, не желая играть на поле своего главного соперника – Марин Ле Пен. А в те моменты, когда будущий президент все-таки высказывался на подобные темы, это вызывало громкие скандалы. Так, выступая в феврале 2017 г. в Лионе Макрон заявил, что «не существует французской культуры, есть культура во Франции, и она разная», а чуть позже, в Алжире, он назвал колониализм «преступлением против человечества». Оба высказывания вызвали резко негативную реакцию части французского общества и привели к снижению рейтинга политика. Правда, снижение популярности в обоих случаях оказалось временным.

После победы на президентских выборах Макрон не мог более обходить молчанием вопросы идентичности. Социологические опросы 2017 г. показывают, что эта тема по-прежнему сильно волнует французов. Согласно проведенному в июле 2017 г. опросу 61% французов не желает принятия новых мигрантов на территорию Франции, и 65% французов считают, что в стране уже слишком много «иностранцев или людей иностранного происхождения» ^[5]. Более того, продолжается рост популярности крайне правых и популистских партий в разных странах Европы. Изначально избрание Макрона, глобалиста и убежденного сторонника европейской интеграции, президентом Франции трактовалось как прекращение тенденции по продвижению крайне правых политических сил во власть в Европе. Однако, сегодня уже становится очевидным, что это было лишь временное отступление. Уже после победы Макрона в Чехии на парламентских выборах победило правоцентристское движение миллиардера Андрея Бабиша, выступающее против европейских квот о принятии беженцев и за улучшение отношений с Россией; в Австрии премьер-министром стал правый политик Себастьян Курц, во многом перенявший программу крайне правой австрийской «Партии свободы», занявшей второе место на недавних парламентских выборах, в Германии праворадикальная «Альтернатива для Германии» сенсационно заняла третье место на выборах, получив впервые в своей истории 94 места в Бундестаге. Продолжается заметное движение вправо во внутренней политики Венгрии, Польши и Словакии.

Первый раз по вопросам идентичности президент Макрон высказался 20 июня 2017 г. в речи перед Французским советом по мусульманскому культу. Он заявил, что «во Франции нет с одной стороны мусульман и с другой стороны французов. Но есть единство французов, разных взглядов и конфессий, и все они граждане Республики, светский характер которой гарантирует каждому свободу, равенство и братство…»^[6]. Он также отметил важность борьбы против фанатизма и любой формы тоталитарной идеологии, сказал, что «никто не должен считать, что его вера несовместима с Республикой» и что «имамы должны обучаться на территории Франции»^[6]. А 22 сентября 2017 г. Макрон высказался на тему светскости французского государства, отметив, что светскость – это не отрицание религии, а способность разных конфессий к сосуществованию в перманентном диалоге»^[7].

Что касается миграционной проблемы, то Макрон в своих высказываниях после избрания президентом неоднократно подчеркивал, что необходимо отделять беженцев, имеющих право на пересечение границ, от экономических мигрантов. 9 октября 2017 г. он заявил: «Я хочу, чтобы была улучшена процедура приема тех, кто имеет право на убежище, чтобы были сокращены негуманные и неэффективные сегодня сроки рассмотрения документов…и чтобы мы действовали гораздо строже при выдворении за пределы страны тех, кто не имеет такого права (права на убежище – Е.О.)»^[8]. При этом Макрон вписывает свои решения в общеевропейскую миграционную политику. Тогда же, 9 октября, он сказал, что «Европа должна построить общее пространство защиты и солидарности…создав общую программу интеграции и обучения беженцев»^[8]. Если говорить о каких-то нововведениях французской политики при Макроне, то можно отметить предложение о создании на территории Ливии пунктов приема беженцев с тем, чтобы все необходимые документы оформлялись еще за пределами Европейского союза^[9]. Правда, само же французское правительство признает, что в данный момент эту идею реализовать невозможно из-за нестабильной политической обстановки в Ливии.

Из приведенного выше материала нетрудно заметить, что Макрон не очень конкретен в своих планах по решению национального и религиозного вопросов. Кстати, отсутствие детально проработанной программы по неэкономическим вопросам в целом характерно для него еще с самого начала президентской кампании. Он публично объявил о прекращении деления политической жизни Франции на правых и левых, сказал, что не относится ни к тем, ни к другим, и в течение всей президентской кампании умело играл на противоречиях традиционных для Пятой республики политических сил. Свою программу он намеренно представил последним из фаворитов президентской гонки, 2 марта 2017 г., всего за 7 недель до первого тура выборов. И многие эксперты тогда сразу отметили недостаточную конкретность различных аспектов программы. Вспомним, что и часто употребляемая им фраза «но в то же время» также говорит о стремлении политика уходить от прямого ответа на многие вопросы.

Тем не менее, очевидно, что в течение своего первого президентского срока Макрону придется четко сформулировать свою позицию по теме идентичности. Исходя из общего расклада политических сил во Франции, сложившегося после президентских выборов, и первых решений французского президента, можно попытаться спрогнозировать, какой будет позиция Макрона по этой проблеме. Представляется, что национальная и религиозная политика Макрона в будущем будет постепенно «праветь». И объясняется это несколькими причинами.

После президентских выборов 2017 г. в глубоком кризисе, и даже под угрозой исчезновения, оказались две крупнейшие политические партии в стране – Социалистическая партия и «Республиканцы». Но если социалистов постиг настоящий кризис идей, то у республиканцев - скорее кризис лидерства. Неудачно проведенные праймериз правых и центра в декабре 2016 г., когда из политической гонки выбыли два самых известных в партии человека – Николя Саркози и Ален Жюппе, а потом и финансовый скандал, перекрывший дорогу к Елисейскому дворцу Франсуа Фийону говорят о тактических ошибках партийного руководства «республиканцев», но не имеют отношения к программе партии. А в том, что касается как раз идей, французское общество сегодня как никогда справа. И во многом это связано как раз с темой идентичности, которая постепенно стала центральной в программе правых партий, в том числе, системных правых партий. Как сказал профессор Венского университета Рют Водак (Ruth Wodak) «программа крайне правых, в действительности, уже воспринята традиционными партиями».

Первым политиком общенационального уровня, построившим свою программу на теме идентичности, был Николя Саркози. Точкой отчета можно считать его речь, тогда еще в статусе кандидата в президенты, в Тулузе 12 апреля 2007 г., за десять дней до первого тура президентских выборов: «Во Франции сегодня политик не может говорить про иммиграцию. Это не сюжет для дебатов, это неприлично! Но вы (французы – Е.О.), вы ощущаете на себе последствия неконтролируемой иммиграции. Политик не имеет права говорить о национальной идентичности, это неприлично…Политик не имеет права говорить о падении уровня образования, в то время как каждый видит это на примере собственных детей. Политик не может говорить об обесценивании дипломов. Хотя мы под лозунгом демократизации, не понимая последствий, раздаем их всем… Я хочу, чтобы Франция была на стороне тех женщин, которых заставляют носить никаб, на стороне тех женщин, которых заставляют выходить замуж не по любви. Я хочу, чтобы Франция защищала тех женщин, которым братья запрещают носить юбки. Мы не можем допустить на нашей территории средневековое поведение…Левые партии обвиняют меня в том, что я хочу, чтобы политика иммиграции учитывала вопрос национальной идентичности. Но успешная интеграция – это когда полностью ощущаешь себя французом. Это когда к своей изначальной идентичности, добавляется французская, вместе с которой и приходит ощущение принадлежности к сообществу, называемом Францией!»^[10].

Приверженность современных французов правым взглядам и идеям косвенно подтвердил сам президент Макрон, выбрав своим премьер-министром Эдуара Филиппа, который на момент назначения был членом партии «Республиканцы» и ближайшим соратником Жюппе.

Еще одна причина, по которой Макрон в своей политике может двигаться в правую сторону заключается в тяжелом кризисе внутри еще одной правой партии - Национальный фронт. Одна из главных причин кризиса состоит как раз в утрате партией монополии на такие темы, как миграционный кризис, опасность постепенной исламизации Франции, провал политики интеграции мигрантов во французское общество, то есть как раз всего того, что составляет понятие национальной и религиозной идентичности. На протяжении длительного времени Национальной фронт был единственной заметной политической силой в стране, кто строил свою программу именно вокруг темы идентичности. Собственно, первые успехи партии в 80-е гг. XX века прямо связаны с первыми проявлениями провала политики мультикультурализма в пригородах крупных французских городов. Сегодня же Национальный фронт потерял свой главный козырь, то, что его отличало от других.

В целом, для Марин Ле Пен выход во второй тур президентских выборов с историческим для Национального фронта результатом (в первом туре она набрала на 4,44% больше голосов, чем ее отец в 2002 г.) стал «пирровой победой». Попытки расширить электоральную базу Национального фронта за счет малопонятных и спорных экономических решений и очень слабое выступление Марин Ле Пен на теледебатах перед вторым туром привели к достаточно низкому результату во втором туре – 33,9%, и к полноценному партийному кризису впоследствии. Партия провалила парламентские выборы, получив всего 8 мест в Национальном собрании. О завершении политической карьеры заявила восходящая звезда французской политики Марион Марешаль-Ле Пен, а в сентябре 2017 г. из партии со скандалом ушел вице-президент Флориан Филиппо. Если учесть, что Марешаль-Ле Пен и Филиппо как раз возглавляли два основных течения в партии, то степень серьезности внутрипартийного кризиса становится очевидной.

Сложившаяся на правом фланге, учитывая и Национальный фронт, ситуация открывает для президента Макрона множество перспектив. Среди французских правых сегодня во Франции нет лидеров, которые могли бы составить конкуренцию Макрону, но есть содержательная основа, есть пользующиеся поддержкой основной массы населения идеи и концепции. Макрон при определенных условиях мог бы стать лидером умеренного правого фланга французской политики.

Есть ли у президента Макрона перспектива движения в левую сторону политического спектра? Главная составляющая программы нового президента Макрона – реформа трудового законодательства. Именно эта цель стояла в центре его предвыборных лозунгов, и уже в самом начале своего президентского срока Макрон объявил, что первой крупной реформой его президентства станет как раз изменение трудового законодательства.

Цель, поставленная Макроном, действительно, очень амбициозна. Уже давно во Франции действует одно из самых социальных в Европе трудовых законодательств. Расширенные права рабочих, 35-часовая рабочая неделя, налоги на крупные состояния – ключевые аспекты французского кодекса труда, являющиеся постоянным предметом для ожесточенных споров среди политиков, общественных деятелей и профсоюзов. Французские президенты правого толка неоднократно пытались изменить и смягчить трудовое законодательство, чтобы сделать экономику более конкурентноспособной, но неизбежно наталкивались на ожесточенное сопротивление профсоюзов. В 1995 г. при президенте Шираке правительство Жюппе попыталось повысить эффективность французской экономики с помощью значительного сокращения государственных расходов и урезания прав рабочих. После масштабных манифестаций, в которых по всей стране участвовали около 2 миллионов человек, правительству пришлось отказаться от своих планов. В 2010 г., уже при президенте Саркози, закон о повышении минимального возраста выхода на пенсию с 60 до 62 лет (притом, что в Германии – с 65 лет) также привел к массовым манифестациям, парализовавшим всю страну на несколько недель. Правительству стоило больших усилий все-таки провести этот закон через французский парламент. В 2012 г. его принятие стало одной из причин поражения Саркози на президентских выборах.

Нет сомнений, что серьезная реформа трудового законодательства, задуманная и уже начатая Макроном, вызовет серьезное противодействие профсоюзов и скажется на рейтинге популярности президента. За первые месяцы он уже потерял много позиций в рейтингах, причем, что логично, потеря популярности идет в основном за счет левого электората Макрона. По социологическому опросам в октябре 2017 г. среди французских социалистов рейтинг президента был 44%, а среди электората партии «Республиканцы» заметно выше – 52%. В ближайшем будущем при проведении активной фазы реформы трудового законодательства вполне вероятно еще большее падение рейтингов среди левого электората.

Еще один аргумент в пользу проведения правой политики заключается в том, что если на правом фланге, как уже говорилось, достойных конкурентов у Макрона на данный момент нет, то с другой стороны политического спектра есть Жан-Люк Меланшон – великолепный трибун, популист, лидер движения «Непокоренная Франция», чьи рейтинги как раз неизменно растут в последние годы (в первом туре президентских выборов в 2012 г. он набрал 11,10%, в 2017 г. – уже 19,58%).

Если политика Макрона будет постепенно сдвигаться в правую сторону, то можно предположить, какой в итоге окажется его позиция по вопросу идентичности.

За последние годы на правом фланге французской политики сформулировано сразу несколько достаточно известных концепций, каждая из которых имеет своих сторонников и приверженцев. Очевидно, что президент не будет руководствоваться самыми радикальными и провокационными программами. Если же говорить про умеренные концепции, то среди них выделяются две противоположные друг другу.

В 2013 г. Ален Финкелькро, известный философ и академик, опубликовал книгу «Несчастная идентичность», которая и сама по себе стала бестселлером, и ее название надолго запомнилось французам. Автор описал тягостную картину «кризиса совместного проживания»^{[11, p. 203]} (vivre-ensemble) во Франции и в Европе, «ставшей против своей воли континентом иммиграции»^{[11, p. 203]}, и призвал к немедленным действиям, пока не стало совсем поздно. Из известных французских политиков в наибольшей степени воспринял идеи Финкелькро Николя Саркози. Их позиции достаточно близки, в 2007 г. Финкелькро не скрывал, что поддерживает Саркози на президентских выборах, а Саркози говорил про него, что «Финкелькро – интеллектуал, который делает честь французской интеллигенции. И если есть много людей, критикующих его, так это потому что он говорит правильные вещи».

С другой стороны правого фланга находится Ален Жюппе. Противопоставляя себя Финкелькро и Саркози, он неоднократно говорил о «счастливой идентичности», о «желании убедить французов, что пройти через трудности и построить совместное благо можно только путем преодоления различий между людьми»^{[12, p. 186]}.

Макрон по своим убеждениям в наибольшей степени близок именно к Жюппе. Европеист и глобалист, новый президент Франции скорее всего поддержал бы идеи Жюппе в вопросе идентичности. Однако, сегодня очевидно, что неожиданное поражение Жюппе на праймериз правых и центра в ноябре 2016 г. во многом произошло из-за его слишком мягкой и близкой к социалистам программы по проблемам идентичности. Соответственно, Макрону придется ужесточить свою позицию, что он уже и делает. При этом взгляды Саркози все равно останутся неприемлемыми для него.

Макрон займет серединную позицию – между «несчастной» и «счастливой идентичностью». Он не будет подобно Жюппе и самому себе в период президентской кампании обходить стороной эту тему, но и к радикальным мерам не перейдет. Макрон постарается свести вопрос идентичности к проблеме безопасности и терроризма. На практике это будет означать усиление контроля за финансовыми потоками из арабских стран и за работой мусульманских проповедников во Франции, усиление борьбы с религиозным фундаментализмом и радикализмом, расширение финансовой помощи странам, из которых в Европу направляется основное количество мигрантов. По мере приближения к следующим президентским выборам эти тенденции, видимо, будут усиливаться. Концептуально, Макрон постарается вернуть религиозную и национальную политику к традиционному для умеренных правых лозунгу «интеграции» меньшинств во французское общество. Термина же «ассимиляция», все чаще звучащего в современной Франции, мы от него вряд ли услышим.