Право устойчивого развития: концептуально-методологические проблемы становления

В наступившем столетии может и даже должен произойти кардинальный поворот в человеческой истории, который по своей значимости вряд ли сравнится со всеми предыдущими революционными изменениями прошлого. Имеется в виду переход к устойчивому развитию (УР) как новой форме и главной магистрали дальнейшего развертывания цивилизационного процесса. Этот переход будет осуществляться, хотя и с огромными трудностями, но как осознанный (скорее, как еще осознаваемый) выбор всего человечества, во всяком случае, той части народов и государств, которая уже сейчас входит в ООН.

Смысл грядущего поворота эволюции цивилизации к глобальной устойчивости заключается в том, чтобы спасти человечество от гибели, от угрожающих и приближающихся катастроф, вызванных не какими-то внешними причинами, а самим предыдущим и нынешним развитием цивилизации. Именно в самом этом – неустойчивом развитии скрывается основная причина и «механизм», ведущие к быстрому либо медленному самоуничтожению человечества.

Концепция и стратегия устойчивого развития, как известно, была сформулирована Международной комиссией по окружающей среде и развитию в книге «Наше общее будущее», изданной на английском и ряде других языков в 1987 г. (русский перевод был издан в 1989 г.) ^[1]. Официальное же принятие концепции и стратегии устойчивого развития состоялось на Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро в 1992 г. (ЮНСЕД).

Именно на ЮНСЕД лидеры государств и главы правительств 179 стран, входящих тогда в ООН, осознали, что все достижения цивилизации без решения проблем окружающей среды и ряда других глобальных проблем поставлены под угрозу исчезновения. Ведь все человечество может быть ввергнуто в пучину антропоэкологической катастрофы, поскольку экологические условия, ресурсы и другие богатства природы, ее возможности самовосстановления оказались на грани исчерпания.

Принятые вначале на ЮНСЕД, а в дальнейшем и на других международных форумах по устойчивому развитию под эгидой ООН документы представляют собой источник, имеющий идейно-концептуальную основу, «мягкую» нормативно-стратегическую ориентацию, социально-политические рекомендации будущих норм, регулирующих переход к устойчивому развитию. До недавнего времени при рассмотрении проблем устойчивого развития в основном обращалось внимание на их концептуально-стратегическое содержание. И здесь также не будут обойдены эти аспекты проблемы перехода к устойчивому развитию, однако основное внимание будет сосредоточено на правовых вопросах обсуждаемой темы. Эти вопросы только начали исследоваться, и они сейчас представляют наибольший интерес, причем и здесь акцент будет сделан на научной стороне исследуемых проблем, предшествующих становлению принципиально новой для всего человечества правовой системы. Принципиально новая форма развития цивилизации требует для своей реализации и отличной от существующей формы (и содержания) права.

Вначале именно мировоззренческие и концептуально-стратегические проблемы оказались более привлекательными для осмысления проблемы устойчивого развития. Ведь необходимо было вначале осознать, что представляет собой устойчивое развитие как форма дальнейшего цивилизационного существования и прогресса, поскольку она оказалась принципиально новой. Эта форма и стратегия цивилизационного развития не была предсказана и развита ни одним достаточно распространенным обществоведческим направлением (теорией). Причина этого в том, что гуманитарии видели будущее в модели неустойчивого развития, существование человечества в рамках которой неявно предполагалось вечным. И это было одним из основных заблуждений прошлого, да и в значительной степени еще и современного социально-гуманитарного знания.

Как оказалось, нужно было обратить пристальное внимание на проблемы окружающей среды, чтобы понять невозможность дальнейшего бытия человечества в условиях опасной и неустойчивой модели (формы) современного цивилизационного процесса. Это был своего рода эколого-футурологический «крах» всего обществоведения или, во всяком случае, той его части, которая «отвечала» за объяснение сути происходящего и так или иначе пыталась заглянуть в обозримое будущее.

Здесь важно акцентировать внимание на нелинейном характере развития упомянутой части социально-гуманитарного знания. Многое из того, что «наработало» обществоведение, оказалось малопригодным для адекватного осознания будущего на пути выживания человечества. Да и сама идея устойчивого будущего появилась лишь потому, что пришлось обратить внимание на проблемы экологии, окружающей общество природной среды, т.е. выйти из социального мира в социоприродное измерение, что не было характерно для основной части социально-гуманитарного знания. И именно этот выход в более широкую систему бытия и, соответственно, более широкий взгляд на будущее развитие человечества привел к принципиально новой идее эволюции цивилизации. Можно сказать, что в парадигме осознания будущего произошли кардинальные трансформации, своего рода нелинейный переход к альтернативному традиционному, к «иному будущему», чем то, которое ранее представлялось большинству обществоведов и гуманитариев, и мыслилось как продолжение настоящего.

По мере осознания нового будущего стало понятным, что реальный и тем более эффективный переход к устойчивому развитию начнется только тогда, когда эта «должная форма» эволюции начнет постепенно включаться (и все большое заменять ее) в реальную нормативно-правовую, политическую и другие социокультурные нормативные системы, включая мораль и даже религию, несмотря на большую приверженность этой последней старой цивилизационной модели развития. Таким образом, в XXI веке будут параллельно и одновременно существовать две основные соционормативные системы – одна (сущая), которая за норму считает прошлое и современное развитие человечества и другая, – которая создает новую (должную) «норму», пока еще виртуальную, формируемую в модели устойчивого развития.

Понятие устойчивого развития фактически выступает теперь синонимом более «нормального» развития, где достигается такой уровень безопасности планетарной социоприродной системы, который обеспечивает выживание человечества и его неопределенно долгое существование. В модели неустойчивого развития механизм обеспечения «нормального» функционирования общества носит в основном локально-региональный (точечный) и кратковременный характер, а сама эта модель представляет собой в целом опасную и нестабильную среду для дальнейшего существования человека и человечества.

Международное и национальное право в перспективе станет выступать в качестве важнейшего механизма перехода цивилизации к устойчивому будущему и об этом шла речь в докладе Международной комиссии по окружающей среде и развитию ^{[1, с. 310-313]}. О важной роли правового регулирования переходом к устойчивому развитию свидетельствуют документы ЮНСЕД, в частности «Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию» ^{[2, с. 252-256]}. Эта декларация, содержащая 27 принципов, большинство из которых адресованы государствам, входящим в ООН, рекомендует использовать законодательные механизмы для перехода к устойчивому развитию. Так, принцип 11 акцентирует внимание на необходимости принятия государствами эффективных законодательных актов в области окружающей среды, причем экологические стандарты, цели регламентации и приоритеты должны отражать экологические условия и условия развития, в которых они применяются. Принцип 13 гласит, что: «Государства должны разработать национальные законы, касающиеся ответственности и компенсаций жертвам загрязнения и другого экологического ущерба. Государства оперативным и более решительным образом сотрудничают также в целях дальнейшей разработки международного права, касающегося ответственности и компенсации за негативные последствия экологического ущерба, причиняемого деятельностью, которая ведется под их юрисдикцией или контролем, районам, находящимся за пределами их юрисдикции».

Но, если упомянутые принципы относятся в основном к области экологического права (национального и международного), то последний 27 принцип уже непосредственно касается разработки проблем права устойчивого развития: «Государства и народы сотрудничают в духе доброй воли и партнерства в выполнении принципов, воплощенных в настоящей Декларации, и в дальнейшем развитии международного права в области устойчивого развития».

Эта ориентация на необходимость разработки правовых проблем устойчивого развития была продолжена и в документах Всемирного саммита по устойчивому развитию (ВСУР) в Йоханнесбурге. Согласно решениям ВСУР, состоявшегося в 2002 г., было рекомендовано, что с декабря 2005 г. до 2014 г. включительно начинается широкомасштабный переход мирового сообщества к устойчивому будущему. Каждая страна, в соответствии с Планом выполнения решений этого саммита, должна на национальном уровне «содействовать достижению устойчивого развития «посредством, в частности, принятия и обеспечения соблюдения четких и эффективных законов в поддержку устойчивого развития», а также осуществить другие меры по укреплению институциональной базы устойчивого развития ^{[3, с. 186]}.

Такой переход возможен только в том случае, если он обретет международно-глобальный характер, ибо устойчивое будущее в принципе не состоится в одной отдельно взятой стране либо какой-то их группе. Глобальный характер перехода к новой цивилизационной парадигме требует формирования новых международных отношений, которые руководствовались бы новыми стандартами, нормами и принципами, составляющими новую систему (форму) права – право устойчивого развития. Именно глобальный характер новой цивилизационной стратегии свидетельствует о приоритетности международно-правового регулирования по сравнению с регулированием национального (государственного) права (хотя приоритет международного права признается и в модели неустойчивого развития в большинстве систем национального права). Эта достаточно очевидная особенность права устойчивого развития проявляется в том, что основные рекомендательные акты, составляющие в настоящее время концептуально-ориентационную основу качественно нового права развития (в форме «мягкого права»), как уже упоминалось, были приняты в рамках ООН на ее различных форумах.

В связи с указанными рекомендациями ЮНСЕД, ВСУР, а теперь и Рио+20 ^[4] представляется актуальным и перспективным исследование правовых аспектов перехода к устойчивому развитию, причем в более широком формате, чем это обычно реализовалось в рамках экологического права. В ходе работы в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации над законопроектами по различным проблемам устойчивого развития (в подготовке которых участвовал автор статьи в составе экспертной группы) была сформулирована идея о выделении нового направления юридической науки и правовой деятельности – права устойчивого развития. Далее будут рассмотрены некоторые проблемы, связанные с возможной реализацией этой новой для современного права идеи ^[5-9].

Рекомендации ООН по переходу к УР носит в основном политический характер, хотя и были приняты на основе упомянутого доклада экспертов Международной комиссии по окружающей среде и развитию «Наше общее будущее». Этот доклад содержал одно из первых обстоятельных обоснований необходимости изменения курса цивилизационного развития и, по сути (как и все документы ЮНСЕД, ВСУР и Рио+20 в совокупности) составляют концептуальную модель УР. Международно-политическое решение было принято на базе экспертных оценок и научных исследований и прогнозов. Однако сейчас очевидно, что имеющихся научных обоснований перехода к новой модели социоприродного развития явно недостаточно и требуются более фундаментальные исследования и даже методологические трансформации современного образа (модели) науки.

Законотворчество в любой области, как известно, начинается с определения понятий и таким понятием для рассматриваемого нового типа права, конечно, является понятие устойчивого развития (УР). Это понятие должно быть приспособлено для юридических целей (юридическая экспликация). И если с этой точки зрения рассмотреть уже имеющиеся понятия устойчивого развития, то можно увидеть, что они фактически пока не приспособлены под законотворческие потребности. Но дело не только в этом: большинство наиболее широко используемых понятий УР оказываются слишком узкими и их юридическая экспликация в законах может оказаться неприемлемой и уведет в сторону от адекватного и широкого понимания этого пока еще не общепринятого понятия.

На ЮНСЕД широко использовалась дефиниция этого понятия, которая ранее была приведена в книге «Наше общее будущее»: «устойчивое развитие – это такое развитие, которое удовлетворяет потребности настоящего времени, но не ставит под угрозу способность будущих поколений удовлетворять свои собственные потребности» ^{[1, с. 50]}. Подобное определение распространяет принципы социальной справедливости и безопасности не только на нынешние, но и на будущие поколения, которым ныне живущие на планете поколения должны оставить приемлемые экологические условия и доступные природные ресурсы. Но стало понятным, что принципы социальной справедливости и безопасности, изложенные в таком важном документе ЮНСЕД как Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию, должны обрести не только свое темпоральное продолжение, но и распространиться в определенной степени на природу (прежде всего, на биоту), которая также «претендует» на удовлетворение потребностей своего развития и должна сохраниться, продолжая эволюционировать без мощного негативно-разрушительного воздействия цивилизации. Т.е. речь идет о сохранении биосферы и, прежде всего, ее биоразнообразия, естественных биологических сообществ, которые играют фундаментальную роль в стабилизации и регуляции природной среды ^[10].

Идея перехода к УР появилась в результате осмысления экологических проблем, или более точно и вместе с тем широко – проблем окружающей среды, когда стало понятным, что эти проблемы тесно связаны с социально-экономическим развитием. И хотя до осознания этой связи было выявлено немало противоречий в развитии человечества, тем не менее, именно во взаимодействии общества и природы проявилось то противоречие, которое считается основным противоречием взаимодействия современной цивилизации с природой. Это социоприродное противоречие между растущими потребностями мирового сообщества и невозможностью биосферы обеспечить эти потребности ^[11].

Можно согласиться с упомянутым определением понятия устойчивого развития МКОСР, что удовлетворение потребностей нынешних и будущих поколений людей – существенная характеристика устойчивого развития, что в каких-то отношениях приравнивает будущие поколения к ныне проживающим на планете (в случае реального перехода к устойчивому будущему), но требует от современных и ближайших трех-четырех поколений гигантских усилий по изменению курса цивилизационного развития. Этот принцип "равенства возможности жизни поколений" человеческого рода (его непрерывно-стабильного развития) в перспективе можно позиционировать и в дефиниции понятия устойчивого развития, однако нужно иметь в виду, что здесь скрывается еще одно серьезное противоречие, связанное с ранее упомянутым социоприродным противоречием. А именно: нынешние поколения и особенно в странах "золотого миллиарда" не только не хотят делиться своими достигнутыми благами с будущими поколениями, но и с нынешними, у которых этих благ в принципе не хватает на достойную человеческую жизнь на всем пространстве планеты.

Кроме того, «потребностное» видение УР в какой-то степени переносит вопиющие недостатки и несовершенства нынешней модели потребительского общества на планете на будущие времена. Ведь в современной модели социально-экономического развития значительная часть населения Земли лишена возможности удовлетворять даже свои витальные потребности и важно при переходе к УР разрешить это социальное противоречие, на котором акцентировали внимание социалистические теории.

Поэтому упомянутая выше дефиниция понятия УР подвергалась критике за свою нечеткость и даже антропоцентричность, поскольку определение понятия УР должно в явной форме учитывать как проблемы совершенствования социальной справедливости, так и вопросы сохранения окружающей природной среды. Вот почему из имеющихся целевых определений понятия УР важно устранить даже скрытые намеки как на деградацию человечества, так и биосферы. Это в какой-то мере сделано в Концепции перехода Российской Федерации к устойчивому развитию, где под УР подразумевается «стабильное социально-экономическое развитие, не разрушающее своей природной основы» ^[11]. Далее оно конкретизируется: «Улучшение качества жизни людей должно обеспечиваться в тех пределах хозяйственной емкости биосферы, превышение которых приводит к разрушению естественного биотического механизма регуляции окружающей среды и ее глобальным изменениям». Однако и здесь недостаточно раскрывается, что представляет собой стабильное социально-экономическое развитие, поскольку акцент был перенесен на проблемы экологии.

Так или иначе, многие авторы акцентируют внимание на связи социально-экономического развития с вопросами экологии, прежде всего с охраной окружающей среды, с обеспечением экологической безопасности. С этой точки зрения устойчивое развитие – форма социоприродного развития, которая обеспечивает выживание и непрерывный прогресс общества и не разрушает окружающую природную среды (особенно биосферу). Подобная «традиция» связи устойчивого развития с экологией (главным образом с экологической безопасностью) имеет свои основания, и пока очень редко можно встретить иную точку зрения.

Если говорить кратко, то УР – это сохранение биосферы и человечества, их коэволюция. Поэтому УР рассматривается как будущая форма глобально-коэволюционного и даже космического взаимодействия общества и природы, обеспечивающая их взаимное сосуществование ^{[12, с. 31-37; 7, с. 58]}.

Вероятно, не случайно в упомянутой дефиниции устойчивого развития МКОСР появился такой ключевой термин как "угроза", который принадлежит "кусту" понятий концепции безопасности. Речь, по сути дела, идет о формировании устойчивого развития как развития безопасного типа ^[13-14]. Поэтому с этой точки зрения устойчивое развитие может рассматриваться как цивилизационное развитие, обеспечивающее всеобщую безопасность глобальной системы. При этом безопасность в силу системного баланса с основными направлениями человеческой деятельности будет обеспечиваться именно через развитие (точнее – через прогрессивное развитие или УР), причем при переходе от слабой к сильной устойчивости гарантируется и все больший уровень безопасности в системе "человечество – биосфера".

Представляется, что понятие устойчивого развития не совпадает ни с одной из выявленных в философии основных форм понятия развития, к которым обычно относят понятия прогресса, регресса, нейтрального (или одноплоскостного развития). Специфика этого типа развития заключается в том, что оно носит "сохраняющий" характер, т.е. допускает лишь те изменения объекта (системы), которые не изменяют его природу как достаточно общую качественную определенность. Понятие устойчивого развития выражает инновационно-безопасный характер дальнейшего существования человечества. УР в этом смысле объединяет в одно системное целое все формы развития, которые исключают регрессивную ветвь, поскольку она не обеспечивает безопасности, ведет к деградации конкретной кибернетической системы.

Наряду с известными в философской теории развития основными упомянутыми типами развития предлагается выделить принципиально новый тип развития – устойчивое развитие. Особенность устойчивого развития (не только в социальном аспекте) как типа развития кибернетических систем заключается в том, что оно может сочетать в себе на различных этапах все нерегрессивные типы развития (прогресс, циклическо-волновое, нейтрально-одноплоскостное и другие типы развития), образуя специфическую темпорально-пространственную сбалансированную систему. Общим условием бытия этой целостной системы развития является обеспечение безопасности как во времени, так и в пространстве ее существования. Особый интерес на социальном и социоприродном уровнях представляет устойчивое развитие, обеспечивающее прогресс общества и одновременно его безопасность, включая и сферу взаимодействия с окружающей средой.

Среди понятий устойчивого развития, которые уже использовались для концептуальной разработки проблем качественно нового права, было понимание этой формы развития в связи с проблемами экологии, например, то, которое содержится в упомянутой «Концепции перехода РФ к устойчивому развитию». В этом ключе были написаны первые статьи и даже книга «Правовые аспекты устойчивого развития», в которой участвовал автор данной статьи ^[5]. Однако ясно, что экологическая трактовка права устойчивого развития должна быть расширена за счет других системных составляющих будущего права устойчивого развития. Иначе может сложиться мнение, что право УР оказывается лишь «расширением» экологического права, а вовсе не претендует на статус качественно нового права цицивилизации.

Сейчас стало понятым, что будущее устойчивое развитие будет состоять из ряда своих составляющих (как минимум): социальное устойчивое развитие, демографическое устойчивое развитие, экономическое устойчивое развитие и экологически устойчивое развитие. Все эти и другие составляющие единого устойчивого социоприродного развития становятся именно устойчивыми типами развития, если на них накладываются определенные ограничения и все они увязываются в единую «устойчивую систему», которая отличается от одномерно-экономоцентрического неустойчивого развития, характеризуемого в основном экономической эффективностью, имманентно сопряженной с экологической опасностью и неустойчивостью.

Наряду с таким широким (назовем его «системно-концептуальным» пониманием) этого типа развития, в последнее время стало развиваться представление как о более безопасном развитии (в той или иной степени), чем современное. В самом деле, выявление связи устойчивого развития с проблемой экологической безопасности, как оказалось, свелось к определению тех ограничений и, соответственно, новых норм, которые выражают предельно допустимую (несущую) емкость экосистем и биосферы в целом. Согласно К.С. Лосеву, несущая емкость экосистем – предельно допустимое возмущение локальной или глобальной экосистемы (биосферы) хозяйственной деятельностью человека, после превышения которого она прекращает функционировать как регулятор и стабилизатор окружающей среды, переходит в неустойчивое состояние и со временем может полностью необратимо деградировать» ^{[15, с. 692]}. Устойчивое развитие оказывается таким нормативным типом развития, которое происходит в пределах несущей емкости экосистем, т.е. нормативность здесь имеет естественно-природный характер. Впрочем, подобное понимание выражает в основном его экологический аспект и позиционируется как экологобезопасное развитие со следующими из этого нормами и стандартами.

Однако, если рассматривать не только экологически безопасное, но и другие формы и виды безопасного развития, то можно определить определенные границы (пределы) и нормы безопасного в том или ином отношении развития. Это касается экономически безопасного развития, социального, информационного, технологического и всех других форм и направлений развития и соответствующих им форм обеспечения безопасности. Развитие системы в целом оказывается устойчивым, если оно происходит в рамках соответствующего «нормативного коридора безопасности», т.е. той или иной «несущей емкости» антропогенной деятельности.

В этом смысле экологическая безопасность не отличается от других видов безопасности, но важно то, что понятие устойчивого развития впервые было сформулировано лишь в связи с экологией. И до осознания связи понятий «развитие и окружающая среда» изучались и другие виды безопасности наряду с экологической, но концепция устойчивого развития был создана на пути экологического (социоприродного) осмысления социально-экономического развития, его связи с проблемами окружающей среды.

В том, что необходимо обеспечивать все виды безопасности и прежде всего экономическую, экологическую, социальную, демографическую и т.д. достаточно очевидно, ибо развитие как целостная характеристика систем не обретет необходимую системно-глобальную устойчивость. Однако обеспечение безопасности во всех необходимых аспектах еще не гарантирует, что развитие будет устойчивым. Для этого типа развития важно, чтобы наряду с обеспечением безопасности, т.е. возможностью развития в определенном «нормативном коридоре», происходило бы не просто развитие, а именно – прогрессивное развитие социальных систем и общества в целом.

При обеспечении безопасности прогрессивно эволюционирующих, т.е. самоорганизующихся систем реализуется тот тип развития, к которому мы сейчас стремимся, потому что он дает возможность выживания и дальнейшего неопределенно долгого (перманентного) прогрессивного развития человеческого рода. Таким образом, устойчивое развитие состоит из двух взаимосвязанных форм социальной деятельности – прогрессивного развития субъекта (социума, цивилизации) социоприродной системы и обеспечения ее безопасности во всех возможных направлениях. Эта взаимосвязь социального прогресса и безопасности «работает» на наше глобальное будущее, позволяя удовлетворять жизненно важные интересы и потребности не только нынешним, но и будущим поколениям в условиях сохранения природных условий как естественного фундамента существования человечества.

Осознание имманентной взаимосвязи развития и безопасности и в перспективе – формирование системы «безопасность-развитие» привело к формулировке положения о возможности обеспечения безопасности через развитие, а если говорить точнее – через устойчивое развитие (причем этот тезис был впервые предложен еще в 1995 г. ^[16]). Становление более безопасной среды обитания человека и цивилизации в целом в процессе перехода к устойчивому развитию означает, что существенная часть функций по обеспечению безопасности может быть обеспечена не защитой, а самими этим новым более нормальным в современных и будущих условиях существования человечества, т.е. устойчивым типом развития, которое уменьшит количество, масштабы и интенсивность негативных и вредных воздействий. Защитный механизм обеспечения безопасности в этом случае перестает быть основным и превращается в дополнительное средство обеспечения безопасности и его нормативно-регулятивных систем через устойчивое развитие.

Первое такое нормативно-правовое осознание роли УР произошло, когда была принята «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» ^[17]. Принятие этой Стратегии (которая для краткости далее именуется как Стратегия-2020), имеет важное значение как для консолидации усилий общества и государства в области обеспечения национальной безопасности, так и дальнейшего социально-экономического развития страны на долгосрочную перспективу.

В Стратегии-2020 решено положить в ее основу фундаментальное методологическое положение о взаимосвязи и взаимозависимости устойчивого развития государства (и общества) и обеспечения национальной безопасности. Если «Концепция перехода Российской Федерации к устойчивому развитию», утвержденная Указом Президента РФ в 1996 г. имела в основном экологический акцент, то сейчас в связи с принятием Стратегии-2020 можно констатировать новое видение проблем устойчивого развития сквозь «призму» проблем безопасности и прежде всего национальной безопасности нашей страны. Это впервые произошло в России по той причине, что к настоящему времени в стране были разработаны концептуально-теоретические основы видения устойчивого развития в ракурсе проблем безопасности, а также обеспечения безопасности через устойчивое развитие. Стратегия-2020 представляет собой не только наиболее адекватную Стратегию национальной безопасности РФ, но и в какой-то мере новую – «безопасностную» версию российской концепции перехода к устойчивому развитию в видении этого развития с позиции обеспечения безопасности как нашей страны, так и всего мирового сообщества. Это важный мировоззренческий и концептуально-методологический поворот в области осознания проблем безопасности и в сфере проблем устойчивого развития, их объединения в единое научно-поисковое и практическо-деятельностное направления.

Стратегия-2020 окажет весьма позитивное влияние не только на формирование других национальных стратегий безопасности, но и в значительной степени определит более безопасную траекторию движения цивилизации по пути «глобальной устойчивости». Концепция УР в полном объеме характеризует только человеческую цивилизацию в целом. Поэтому УР одной отдельно взятой страны возможно лишь в качестве элемента УР всего человечества. Тем не менее, переход к УР – задача не только общецивилизационная, но и каждой конкретной страны, в том числе и России.

Стратегия-2020 – это пример для подражания для других государств, озабоченных как обеспечением национальных интересов и безопасности, так и эффективным переходом к УР. Стратегия-2020 знаменует начало появления принципиально новых подходов государств к своему устойчивому будущему, которое становится неотделимым от будущего всего человечества.

Реализуя ноосферную стратегию как оптимальную траекторию перехода к УР Россия должна будет особое внимание уделять интеллектуально-духовным факторам и, прежде всего, ориентировать науку, технологии, образование, здравоохранение, всю духовную культуру на цели перехода к УР. Собственно, это и предусматривается в Стратегии-2020, которая акцентирует внимание не только на системном объединении основных направлений социально-экономического развития, но и их с соответствующими направлениями и видами обеспечения безопасности.

Когда была принята Концепция перехода РФ к устойчивому развитию, в ней были запланированы определенные этапы перехода к УР, которые не реализовались даже в самом начале, поскольку это было экологическое видение УР, а экология под влиянием перехода к рыночным отношениям оказалась на периферии социально-экономического развития. А поскольку экологические надежды, заложенные в экологоцентристском видении УР, не сбылись, многие экологи стали говорить, что Россия уходит назад от траектории УР. Сейчас понятно, что, согласно этому представлению об УР страна действительно в экологическом плане уходила в сторону от «устойчивой» магистрали, по которой шли развитые страны Европы. Но сейчас становится понятным, что к устойчивой траектории следует относить не только решение экологических проблем, но и другие позитивные тенденции социально-экономического развития, о чем говорится в Стратегии-2020. Движение по пути устойчивости здесь понимается как достижение позитивных результатов в обществе и государстве, которые укрепляют национальную безопасность и способствуют прогрессивному социально-экономическому развитию.

Вместе с тем, особенно в условиях современного мирового финансово-экономического кризиса появились негативные тенденции, которые можно квалифицировать как опасности и угрозы на пути дальнейшего системного продвижения по пути устойчивого развития России. В предметную область создаваемой теории УР должна будет войти вся антикризисная и «циклическая» проблематика. Ведь глобализация человеческой деятельности сопряжена в силу сказанного с усилением кризисно-циклических явлений во всех сферах активности людей из-за появления глобальных ограничений и пределов. Если взять кризисно-циклические явления, которые стали изучаться в экономике, то, вопрос серьезно не ставился о возможности и необходимости их устранения или снижения. Речь шла в основном о признании их объективности и понимания того, как они развиваются. Между тем, в условиях усиления действия глобальных ограничений будут расти и отрицательные последствия кризисно-циклических феноменов во всех сферах деятельности человека. Поэтому важно связать изучение этих процессов с проблемой перехода к УР. Ведь если это не произойдет, то переход к УР не будет идти достаточно эффективно и опять на очередном форуме ООН по УР придется констатировать, что упомянутые надежды не только экологов, но и других сторонников такого перехода опять окажутся не реализованными. Поэтому становится понятным, что будущая теория УР должна оказаться гораздо шире, чем это представляет большинство ученых, которые занимаются «устойчивой» проблематикой.

Проблемы безопасности и устойчивого (прежде всего, социально-экономического) развития должны интегрироваться в единую концептуально-мировоззренческую систему стратегической ориентации. Ведь в новой модели безопасность будет обеспечиваться через устойчивое развитие, его приоритеты, а этот тип развития страны органически включит в себя обеспечение национальной безопасности. Это не будут два самостоятельных, отделенных друг от друга вида деятельности – основная – социально-экономическое развитие и дополнительная (обеспечение безопасности), как это сейчас имеет место в модели неустойчивого развития. Тем более что вопросы безопасности в современной модели существования человечества, которая с точки зрения кибернетики характеризуется положительной (разрушающей систему) обратной связью в системе «общество–природа», все больше становятся основной деятельностью, оттесняя проблему развития на периферию. В модели устойчивого развития безопасность будет обеспечиваться главным образом не через защиту, а преимущественно через этот тип развития, причем это будет самоподдерживающееся сбалансированное развитие, которое не будет порождать (а, тем более, существенно умножать) опасности, угрозы, негативные последствия и т.п. В новой модели реализуются иные принципы и самого развития, и обеспечения безопасности цивилизации, составляющих ее государств и народов, общества и личности, образующих целостную и все более гармоничную систему, способствующую сохранению цивилизации и природы.

Чтобы цивилизация существовала и нормально функционировала, необходимо обеспечивать ее безопасность в любой форме (модели) развития, ибо безопасность выступает инвариантно-фундаментальной жизненной потребностью как всего человечества, так и каждого человека (в принципе – всего живого на Земле). Вот почему проблема обеспечения безопасности в модели неустойчивого развития вышла на приоритетное место по сравнению с процессом развития (социально-экономического, прежде всего). Но теперь безопасность уже в глобальном масштабе в социоприродной системе необходимо обеспечивать иными средствами, совершенно другими механизмами, когда сам процесс мирового развития уже не отделялся бы от обеспечения глобальной безопасности.

В принципе концепция устойчивого развития могла появиться и не в «экологоцентрической» форме, если бы каким-то образом было осознано, что в принципе необходимо менять курс развития всего мирового сообщества в силу иных обстоятельств. И хотя исторически это впервые получилось благодаря экологии, все же нельзя новый тип развития связывать только с реализацией экологических императивов. Устойчивое развитие – это все-таки безопасно-инновационный тип развития во всех отношениях, который реализуется в достаточно узком эволюционном коридоре (в рамках несущей емкости экосистем).

Рассмотрение устойчивого развития сквозь призму проблемы безопасности означает не только новое видение механизмов и перспектив ее обеспечения, но фактически и переход к более широкому и адекватному пониманию устойчивого развития. Устойчивое развитие в этом случае представляет собой нерегрессивный тип развития, который элиминирует либо снижает до приемлемого уровня любые негативные воздействия на объект с целью его сохранения. Короче говоря, устойчивое развитие в этом широком смысле представляет собой наиболее безопасное развитие, в которое как частный (но главный и особенный случай) входит ставшее достаточно распространенным его «экологическое» понимание.

В широком смысле устойчивое развитие можно трактовать как процесс, обозначающий новый тип существования и развития мировой цивилизации, основанный на радикальных инновациях исторически сложившихся ориентиров и норм во всех, практически, параметрах бытия: экономических, социальных, демографических, экологических, политических, культурологических и др. При таком понимании речь идет об оптимальном управлении не только природно-ресурсным потенциалом, но и всей социокультурной сферой (экономикой, культурой, государственно-правовыми институтами и т.д.).

Правовое осмысление устойчивого развития не обязательно должно идти только через экологические нормы. Можно интерпретировать этот тип развития и через нормы безопасности, и через другие нормы и ограничения, входящие в его систему направления развития (и обеспечения безопасности), ранее изучающиеся как относительно автономные формы человеческой деятельности.

Идея об обеспечения безопасности через развитие (а, точнее через устойчивое развитие) в нашей стране потребует нового этапа законотворческой деятельности, возможно, разработки и принятия даже Кодекса о безопасности, в котором должны быть эксплицированы основные понятия, необходимые как для его правоприменения, так и для дальнейшего развития всех направлений науки о безопасности. Можно также считать правомерной постановку вопроса об оформлении особой отрасли права – «права безопасности», которое специально акцентировало бы внимание на реализации одной из главных функций государства – обеспечении безопасности личности, общества, государства и даже наднациональных объектов безопасности и обеспечения стратегической стабильности мирового сообщества ^[18].

По большому счету у государства имеются всего две основных функции – обеспечение безопасности и социально-экономического развития общества (теперь уже понятно, что речь идет об устойчивом развитии). Учитывая тесную взаимосвязь проблем безопасности и устойчивого развития, в будущем имело бы смысл принять закон (или даже Кодекс), отображающий эту связь. Однако это вряд ли произойдет в ближайшее время в силу недостаточной разработанности и понимания проблем устойчивого развития, особенно в ракурсе проблем безопасности.

В перспективе будет происходить процесс формирования права устойчивого развития, которое станет качественно новым правом, существенно стимулирующим продвижение мирового сообщества и каждого государства к новым цивилизационным целям. Процесс становления права устойчивого развития будет происходить на национальном и международном уровнях, причем этот последний процесс станет первое время опережать первый, что будет способствовать глобализации через устойчивое развитие. Начался также процесс формирования законодательно-нормативной базы по устойчивому развитию в ряде государств и он может существенно усилиться после осознания имманентной связи безопасности и развития, обеспечения безопасности через переход к устойчивому развитию. Наиболее перспективными траекториями формирования права устойчивого развития пока выступают в основном «экологическое» и «безопасностное» его направления, которые могут развернуться в особые отрасли законодательства в области устойчивого развития. Но не исключены и другие направления развития «устойчивого» законодательства.

Переход к новому типу развития невозможен без использования государственно-правовых институтов, которые при этом сами должны претерпеть существенные изменения. Принципы и цели, императивы и нормы устойчивого развития требуют новых форм правосознания, новых правовых норм, новой системы управления. Индивидуальное, корпоративное, общественное, а тем более – формирующееся глобальное правосознание должны отойти от стандартов узко-индивидуального, группового и даже национального эгоизма. Большинство людей не осознает, что при существующих методах хозяйствования их потомков ожидает экологическая катастрофа (или иные глобальные катаклизмы), предотвратить которую невозможно иначе, чем объединенными усилиями всего человечества. Объединение таких усилий требует новой концепции государственной власти и государственного суверенитета, которая выходит за пределы корпоративных и классовых интересов и в ряде случаев даже собственно государственных интересов. Из основных форм властных отношений на первый план во всем мире выходят ныне наиболее разумные формы демократии и управления, особенно ненасильственно-консенсусные, информационно-коэволюционные.

Смысл дальнейшей глобализации через переход к новой стратегии мирового сообщества, таким образом, состоит в существенном уменьшении негативных явлений и опасностей, угрожающих цивилизации. Причем такой глобальный переход неизбежно влечет за собой необходимость повышения качества жизни, прежде всего в бедных странах, совершенствования форм хозяйствования, управления, демократии. Важно отметить также, что в модели устойчивого развития безопасность личности, общества и государства обеспечивается не только через защиту и противодействие возникающим угрозам, а в основном путем предотвращения возникновения самих угроз.

Как только на уровне международных отношений, а также государств планеты (прежде всего членов ООН) начнут приниматься решения по обеспечению безопасности одновременно с решениями по основным видам деятельности (развития), тогда и начнется реальный переход к устойчивому развитию. Устойчивое развитие – это не только системное единство экономических, социальных, экологических и иных видов и направлений деятельности, но и имманентная взаимосвязь развития и безопасности, это обеспечение безопасности через УР и эффективного социально-экономи- ческого развития через обеспечение безопасности.

Формирование права устойчивого развития продолжает уже в новой цивилизационной модели идею господства права и правового государства, зародившейся в европейской политико-правовой мысли, которая философски-концептуально была оформлена в трудах И. Канта ^{[19, 20]}. Идея господства права как одного из главных принципов организации государственной власти распространялась вместе с политическими идеями демократии и оказалась весьма полезным фактором для развития надгосударственных интеграционных форм взаимодействия стран и народов и важнейшей правовой формой процессов регионализации и глобализации.

Идея господства права в национально-государственном плане направлена на формирование общественно-политической системы, которая была бы своего рода идеалом, стандартом для взаимоотношений государства, общества и человека. В правовом государстве приоритетным принципом является господство права, связанность (ограничение) государства и его граждан принятыми и реализуемыми правовыми нормами. Это избавляет общество от произвола государственных структур, злоупотребления властью, от коррупции, многих форм социальной несправедливости, тирании и других негативных явлений, мешающих наиболее эффективному государственному управлению.

Верховенство права, прежде всего, выражается в приоритетном действии законов как высшей юридической силы во всех областях общественной жизни, политических институтах и для всех субъектов гражданского общества, обеспечивая контроль государственно-политического процесса. Только при господстве права и, соответственно, верховенстве закона может быть реально обеспечено народовластие и его позитивное воздействие на всю общественно-политическую систему, уважение и охрана прав и свобод человека, гармоничное взаимодействие государства, общества и личности. Это обеспечивается тем, что в центре правовой системы оказывается конституция как фундамент и центр всей целостной системы законодательства. Именно на этом высшем правовом уровне формулируются идеи экономического, идеологического и политического многообразия, принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную, обеспечивающую ограничение влияния упомянутых ветвей власти, их сбалансированное воздействие на жизнь общества.

Процессы глобализации экономики и других областей хозяйственной деятельности вызвали необходимость информационной, политической, социокультурной и других форм интеграции в различных регионах мира, что наиболее рельефно проявилось в Европе, несмотря на возникшие в последнее время трудности. Именно в Европейском Союзе идея господства права вышла за пределы национальных государств, распространилась до региональных масштабов и обрела принципиально новый – наднациональный уровень и региональный статус, стала обязательной для всей интернациональной политической организации. Пример политико-правового процесса, основанного на идее господства права и созидания нового миропорядка охватывает и иные регионы, в том числе и такие, в которых происходят реинтеграционные процессы, например, Евразийское экономическое пространство. Это дает основание говорить о начавшемся процессе глобализации принципа господства права, создании международных тенденций в политико-правовом процессе и переходе с государственного через региональный на глобальный уровень господства права, без которого невозможен переход к устойчивому развитию всего мирового сообщества. Тем самым появляется новый правовой и геополитический фактор, который будет оказывать влияние на переход к устойчивому будущему, закреплять достигнутое и формировать новые пути глобализации в рамках новой цивилизационной стратегии.

Однако ясно, что столь эффективный фактор перехода к новой цивилизационной модели не может сыграть свою роль, если он не наполнится новым содержанием, соответствующим новым целям мирового сообщества. Поэтому, поддерживая идею продолжения и развертывания идеи (принципа) господства права, следует иметь в виду те объективно необходимые политико-правовые трансформации, которые связаны с выходом всей системы права на качественно новый уровень, ориентирующий и стимулирующий дальнейший прогресс мирового сообщества по пути новой общечеловеческой стратегии устойчивого развития как стратегии выживания. Идея господства права и общемировая стратегия перехода к устойчивому развитию может стать «мостом» для сближения как ЕС и России, так и дальнейших реинтеграционных процессов в постсоветском пространстве. Идея господства права в соединении с основными идеями и принципами нового качественного права может и должна в перспективе стать основой международных отношений, которые будут уходить от силовой международной политики, используемой странами (в том числе и ЕС) для реализации своих внешнеполитических целей.

Понятно, что эффективная реализация процесса глобализации господства права требует уважения суверенитета государств и создания многополярного миропорядка. Как подчеркивают С.Ю. Кашкин и П.А. Калиниченко, глобальное господство права может формироваться на базе демократических и естественно формирующихся интеграционных союзов в разных регионах мира, которые имели бы тенденцию к взаимному сближению, объясняемому глобальностью стоящих перед человечеством проблем, необходимых для его выживания. Это потребует становления надгосударственной координации мирового развития при готовности суверенных участников к серьезным индивидуальным и групповым компромиссам ^{[20, с. 108]}.

По мнению упомянутых авторов: «Утверждение господства права на глобальном уровне сделало бы невозможными политические махинации, диктат, агрессивное поведение и применение насилия на международной арене, значительно снизило бы степень коррумпированности некоторых международных организаций, помогло бы сделать наш мир более справедливым и отвести угрозу новой мировой войны. Это помогло бы сконцентрировать материальные и людские ресурсы на решении подлинно глобальных проблем человечества, таких как экология, сырьевые и энергетические ресурсы, изменение климата, продукты питания, питьевая вода и т.д.

Утверждение и признание господства права и правового государства на глобальном уровне вслед за правами человека стало бы логичным и закономерным результатом развития в нашу космическую эру гуманитарных идей, заложенных еще в эпоху Просвещения» ^[20].

Глобализация господства права необходима для воплощения новых международно-юридических принципов, исходящих из принципов и целей стратегии и политики устойчивого развития. Поскольку переход к новой цивилизационной парадигме возможен лишь в глобальном масштабе, то приоритетными оказываются глобально-международные аспекты, принятые мировым сообществом в рамках ООН. Однако это не означает, что вначале должны быть разработаны международные аспекты права устойчивого развития, а затем лишь приняты нормативно-законодательные акты на уровне отдельных стран. Эти процессы развития права устойчивого развития должны идти одновременно и параллельно, подпитывая своими идеями друг друга.

Документы ВСУР рекомендуют государствам и народам планеты направить процессы глобализации по траектории перехода к устойчивому развитию. Многие глобальные процессы в ходе реализации этой рекомендации могут обрести новое содержание, что существенно повлияет на развертывание глобализации и на разрешение глобальных противоречий и проблем, что уже нашло свое отражение в литературе ^[21-27].

Формирование права устойчивого развития в условиях этого этапа глобализации и принятие законодательных актов, например, на национальном уровне, зависит от выработки концептуально-понятийного аппарата, которого в становящемся праве устойчивого развития пока не существует, по крайней мере, в достаточно разработанном виде.

Некоторые особенности формирования права устойчивого развития

Право устойчивого развития пока формируется на концептуально-теоретическом уровне и его контуры носят в основном мировоззренческий характер для правосознания. Сейчас важно понять его содержательное отличие от ныне действующего «права неустойчивого развития». И некоторые особенности уже можно выявить, хотя их гипотетический характер очевиден.

В отличие от нормообразования на основе обычаев (обычной нормы) как сложившейся практики поведения людей, которая складывается длительное время, в процессе «всеобщих», единообразных и повторяющихся действий субъектов права, право устойчивого развития не может формироваться только на этой основе. Уже в модели неустойчивого развития становление обычных норм не успевало за потребностями правового регулирования и поэтому на смену кодификационной деятельности пришло формулирование новых правил поведения, которые не установились в качестве обычая, т.е. речь идет о прогрессивном действии права, в частности становлении норм в области охраны окружающей среды. Особое значение приобретают рекомендательные акты, к которым относятся декларации, резолюции, заявления, доктрины, концепции, планы, программы, особенно в международном праве (что относят к так называемому «мягкому праву», а его применение – к использованию «мягкой силы»). Примером может служить Декларация тысячелетия, принятая в сентябре 2000 г. ООН, в которой предложено восемь целей, являющихся по сути дела важнейшими задачами перехода цивилизации к устойчивому будущему. К такого рода декларациям относятся и декларации, принятые на Стокгольмской конференции ООН по окружающей среде 1972 г., на ЮНСЕД, ВСУР, Рио+20, резолюция Специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН «Рио+5» и т.д. и т.п. Упомянутые и другие рекомендательные акты способствуют выявлению норм международного права, предваряют формирование обычных и договорных норм и играют важную роль в формировании общих принципов и концептуального аппарата права устойчивого развития. Как показывает практика нормотворчества, так или иначе основные идеи и положения рекомендательных актов как производных источников международного права (особенно предложенных на форумах ООН) находят свое дальнейшее воплощение в при принятии законов в национальном праве и в международных конвенциях.

Новое качество права будет формироваться в основном как реакция на предварительные рекомендательные акты, принятые на форумах ООН и других аналогичных международных совещаниях, где заранее достигаются в ходе согласительных процедур и предложений правила дальнейших действий субъектов мирового сообщества. Согласительный характер международных рекомендательных актов предваряет заключение будущих двух- и многосторонних договоров, регулирующих поведение субъектов международно-правовых отношений, включающих в себя соответствующие нормы. Эти рекомендательные акты выполняют также моделирующую функцию, формируя концептуальную установку в области перехода к новой цивилизационной парадигме на глобальном, региональном, национальном и местном уровнях.

Именно так были сформулированы официальные документы по переходу к устойчивому будущему во многих странах, которые взяли для себя в качестве образца–модели Рио-де-Жанейрскую декларацию по окружающей среде и развитию и особенно – Повестку дня на XXI век, адаптируя их содержание к своим странам.

Уже принятые национальные концепции, стратегии, программы и им подобные официальные прогнозные документы, а также принятые всеми странами ООН рекомендательные документы выполняют координирующую функцию, поскольку и в национальных рекомендательных актах (типа Концепции перехода РФ к УР) отражаются уже согласованные на международном уровне общеприемлемые императивы и действия в тех или иных областях, признанных в качестве приоритетных при переходе к новому типу развития.

Координирующая функция принятых ООН рекомендательных актов, вполне естественно, дополняется ориентационно-объяснительной функцией, которая в случае заключения международных договоров или принятия национальных законов трансформируется в основную – регулирующую функцию права устойчивого развития в созидании нашего общего будущего. Без этого будет невозможен согласованный переход к новой мировой стратегии всех субъектов мирового сообщества и их составляющих (в случае союзов, федераций и т.д.).

Международные рекомендательные акты по устойчивому развитию имеют также информационно-коммуникативную функцию для всех коллективных и индивидуальных субъектов, поскольку ознакомление с ними, а тем более их реализация означает получение новой информации и свершения коммуникативных действий по формированию будущего ноосферного сознания и миропонимания.

Формирующееся новое право в отличие от ныне действующего права будет иметь опережающий характер, и тем самым будет выполнять упреждающе-прогностическую функцию. Ведь устойчивое развитие представляет собой нормативный прогноз, который может реализоваться лишь в случае создания и реализации права устойчивого развития, причем создание «устойчивого будущего» должно идти благодаря действиям современных поколений людей.

Если ранее, т.е. в модели неустойчивого развития формирование правовых норм, в особенности обычных норм, требовал продолжительного периода времени (до ста и более лет), то в праве устойчивого развития нормы должны носить императивно-опережающий характер. Это дает основание в известном смысле считать право устойчивого развития «опережающим правом» в отличие от ныне действующего международного и национально-государственного права, которое можно в этом ракурсе считать «отстающим правом». Примеры таких отраслей права уже существуют, в частности, – это международное и национальное космическое право, многие составляющие нормы которых рассчитаны как минимум на десятилетние и даже более отдаленные перспективы (включение в нормы права больших пространств, в данном случае – космических, ведет к более отдаленным предполагаемым периодам их действия).

Поскольку будущее право УР распространяется на глобальные пространства, следует ожидать, что вместе с территориальным расширением до планетарных масштабов будет происходить процесс футуризации права и становление опережающего права. Дело в том, что в силу упомянутого предположения (гипотезы) взаимосвязи пространства и времени в правовой области глобализация имманентно предполагает футуризацию. Это связано с тем, что избавление от глобальных катастроф (а тем более от их последствий) возможно только на пути превентивных, упреждающих действий), т.е. речь может идти только о предотвращении глобальных катаклизмов.

Сейчас право устойчивого развития в отличие от ныне действующего «права неустойчивого развития» является не сущим, а должным и виртуальным. Пока создается лишь его концептуально-теоретическая модель, которая устремляется от сущего в сторону «должного будущего» и тем самым как бы теряет свою связь с реальной «правовой жизнью». Именно за это и упрекали деонтологические модели естественного права, считавшиеся весьма абстрактными и непонятно куда уводящими юридическую мысль. Однако теперь ясно, куда они уводили – в сторону концептуально-юридического моделирования определенных аспектов будущего права устойчивого развития.

Вряд ли в ныне действующем праве (как праве модели неустойчивого развития) появится особая отрасль – право устойчивого развития, подобно, например, экологическому праву. Такое развитие событий даже теоретически некорректно: разве может существовать в рамках нынешней модели права неустойчивого развития особая отрасль – право устойчивого развития? Ведь в общей теории права общепринятым является тезис о том, что все структурные элементы системы права должны внутренне едиными, согласованными между собой. Невозможно говорить о праве устойчивого развития как особой отрасли российского или иного национального или международного права и потому, что у такой отрасли должен быть особый предмет и методы правового регулирования, которыми характеризуется любая отрасль права. Сейчас делать какие-либо прогнозы о содержании такого предмета и метода говорить, по меньшей мере, преждевременно. Вероятно, в будущем качественно новое право сможет выступать не в виде отдельной отрасли права, наряду с другими отраслями, но как качественная характеристика, принцип формирования и функционирования всей системы правовых норм. Окончательно это произойдет тогда, когда вся система права во всех его структурных элементах (все нормы, институты, отрасли права) трансформируется в систему устойчивого права. Между прочим, это вовсе не означает, что в настоящее время нельзя вести речь о формировании особой отрасли российского или иного национального законодательства – законодательства устойчивого развития. Именно это законодательство (совместно с международными договорами и «мягким правом» – рекомендациями ООН) выступит в качестве того механизма и стимулятора, который постепенно преобразует всю существующую правовую систему, ориентированную пока что на модель неустойчивого развития, приведет ее в соответствие с новой цивилизационной моделью ^{[8, 9, 28]}.

Право устойчивого развития тем самым выступит в качестве того «локомотива», который постепенно преобразует всю существующую правовую систему, которая, конечно же, пока в основном (если не сказать, целиком) ориентирована на модель неустойчивого развития. Право устойчивого развития, возможно, с самого начала своего существования окажется самым мощным стимулятором трансформации всех отраслей права, приведения всего законодательства в соответствие новой цивилизационной модели и тем самым ее социотехнологического проектирования и реализации.

Необходимо иметь в виду, что будущие законы (либо кодекс) об устойчивом развитии будет кардинально отличаться от уже принятых и принимаемых законов и в то же время должен быть четко выделен предмет правового регулирования. Принятие таких законов будет продолжением отхода от традиционного антропоцентрического видения системы права к новой нормативно-социоприродной системе, что уже было начато в результате формирования экологического права как юридической реализации экологической функции государства. В отличии от законов экологического права новый закон должен дать юридическую экспликацию не только упомянутой экологической функции, но и иных становящихся функций государства, реализующих принципы устойчивого развития. Имеется в виду не просто экологическое расширение границ правового регулирования, а законы (кодексы), которые, по сути дела, стали бы трамплином между экологическим правом и фактически всеми иными разделами права и преобразовали бы все другие уже принятые законы.

В том, что необходимы законы, в которых присутствуют идеи УР, сейчас уже мало кто сомневается, хотя это не казалось очевидным почти два десятилетия тому назад ^[29]. Однако первые попытки законотворчества в этом направлении в России и других странах показывают, что они были преимущественно связаны с проблемами экологии и соответственно, с экологическим правом. Подобная «экологическая» тенденция в законодательстве об УР в какой-то мере была оправданной лишь на раннем этапе развития этого направления правовой деятельности, поскольку об УР, как уже отмечалось, впервые заговорили в связи с решением проблем экологии.

Экологическое право, как известно, существует всего лишь несколько десятилетий; его международно-глобальным стимулятором стала Стокгольмская конференция ООН по окружающей среде (1972 г.). Следующая конференция ООН по окружающей среде и развитию – ЮНСЕД жестко «связала» экологию и УР, что нашло отражение в ряде национальных нормативно-правовых актов, созданных на основе ее рекомендаций. Примером может служить «Закон об устойчивом развитии», принятый 22 февраля 1995 г. в Эстонии, в котором УР рассматривалось исключительно сквозь призму экологического видения будущего и фактически отождествлялось с обеспечением экологической безопасности. Названный закон устанавливал основы национальной стратегии УР, но в основном в плане бережного использования окружающей природной среды и природных ресурсов. Это, по сути дела, был не закон об УР в его системном видении, а редакционное некое «продолжение» экологического права, получившее новое модное наименование. Аналогом подобного закона в нашей стране стал Закон РСФСР «Об охране окружающей природной среды» (1991 г.), в котором, однако, понятие УР отсутствует.

1 апреля 1996 г. Указом Президента Российской Федерации была утверждена Концепция перехода Российской Федерации к УР. В ней намечены задачи, направления и условия перехода к УР, изложены критерии принятия решений и показатели этого типа социоприродного развития. Концепция исходила из широкого понимания УР и должна была стать стимулом для формирования соответствующей законодательно-правовой базы. И в этом отношении она уже сыграла немалую роль. Появились законы, цели которых, как указано в них, реализуются на основе принципа УР. И здесь уместно обратить внимание, что проникновение идей УР в законотворческий и многие другие социальные процессы происходит в двух направлениях (формах). Исторически первичной является та форма, которая предполагает использование идей УР во вновь создаваемых законах, какими, например, являются Водный либо Лесной кодексы и т.д. Сейчас происходит рост числа подобных законов, и если бы идеи УР были бы связаны только с экологией, то эту тенденцию можно было характеризовать как экологизацию законотворческой деятельности.

Однако подобная тенденция носит более системный, содержательный и широкий характер, как это следовало из изложенного в предыдущих разделах статьи. Это и внедрение в законы идей обеспечения безопасности, и системной взаимосвязи экологии с экономикой и социальной сферой и т.д. И хотя становление права УР исторически идет через экологическое право, но его становление теоретически возможно и через другие отрасли, фрагменты и направления развития правового сознания и деятельности. Не исключен вариант развития права УР через формирование «безопасного» законотворчества, юридической экспликации идей об обеспечении безопасности во всех возможных направлениях. Мыслимы и многие другие пути вхождения на «территорию» права УР, а не только через экологическое право. Современный «экологоцентризм» нарождающегося права УР обусловлен исторически преходящими обстоятельствами, но он уже зафиксирован в современной литературе по экологическому праву и праву УР.

Второе направление развития законотворческой деятельности в области УР состоит в формировании специального закона (законов, кодексов) об УР, возможное влияние которого на развитие права трудно переоценить. Специальный закон об УР в нашей стране пока не принят, хотя в планах Государственной Думы, начиная со второго ее созыва, некоторое время значилась разработка законопроекта «О государственной политике по обеспечению устойчивого развития Российской Федерации». В этот же период под эгидой Комитета по экологии Госдумы ФС РФ стала проводиться работа по формированию концепции проекта закона об УР. Участие в этой работе приняли представители и других комитетов Государственной Думы. Кроме того, по названному вопросу проходили парламентские слушания в обеих палатах Федерального Собрания РФ.

В результате многолетней работы, которая, на мой взгляд, велась все же недостаточно активно, так и не была выработана концепция названного закона. Не была подготовлена и государственная стратегия УР России, которая должна была стать необходимым этапом в разработке официальных государственных прогнозных документов, облегчающих создание законопроекта об УР.

И этому были свои объективные и субъективные причины. Так, на первом этапе разработки концепции закона в Комитете по экологии Госдумы доминировала точка зрения, что это должен быть закон, в котором устанавливаются конкретные нормы хозяйственной и иной деятельности, которые должны носить в основном экологодопустимый характер. Но в ходе последующего обсуждения "нормативно-экологической" концепции закона выявилось ее несоответствие нынешнему пониманию этих проблем как в самом Федеральном Собрании, так и в обществе, в том числе в научном сообществе. Было признано, что не следует ограничиваться лишь теми критериями и нормами, которые уже имеются в экологическом праве, ибо такой подход ничего нового не вносит в законодательство, а лишь фактически отождествляет право УР с экологическим правом. Вместе с тем, до сих пор не выявлены в достаточной мере критерии и нормативы, необходимые для перехода к УР, не только в области экологии, но и, что не менее важно, в экономике, социальной и других сферах деятельности (пока лишь предложены некоторые индикаторы и индексы УР). Нельзя не отметить и такое уже упомянутое обстоятельство, как отсутствие общепринятого в научной литературе определения понятия УР и связанного с ним «куста» понятий, которые составили бы концептуальную основу закона об УР.

Нелишне заметить, что само экологическое право в модели неустойчивого развития, т.е. ныне существующая отрасль права, в принципе не может остаться без существенных изменений при переходе к модели УР . Укажем лишь на две особенности экологического права, ориентирующегося на переход к УР. Во-первых, в качестве приоритетных для такого экологического права должны выступать не только соответствующие международные договоры, но и те глобальные императивы и принципы, которые не эксплицированы в международном праве, а существуют лишь в качестве политических рекомендаций ООН или выявленных пока только наукой результатов исследований, обосновывающих стратегию УР (так называемое «мягкое право» УР).

Во-вторых, экологическое право, ориентирующееся на УР, будет отличаться даже в своих нормах и принципах тем, что будет более системно связано с другими правовыми нормами и принципами, регулирующими экономику, социальную, политическую и многие другие сферы деятельности (увязывая в единую систему обеспечения безопасности и социально-экономическое развитие).

Это сопряжено с тем новым системным эффектом, который появляется в праве, когда в нем последовательно закрепляются принципы УР. В этом случае у права как системы взаимодействующих и согласованных между собой юридических норм формируется новое качество – направленность на решение задач перехода к УР. Специфический системный эффект права УР будет заключаться в том, что все нормы и принципы в различных его отраслях будут взаимосвязаны прежде всего с позиции соответствия их задачам обеспечения УР. В силу сказанного выше, как отмечалось, нет оснований говорить о формировании в составе ныне действующего права особой отрасли – права УР, подобно, например, экологическому праву.

Необходимо иметь в виду, что национальный закон (кодекс) об УР должен кардинально отличаться от уже принятых и принимаемых законов. Он будет знаменовать дальнейший отход от традиционного антропоцентрического видения системы права к новой социоприродной системе, который уже был начат в результате формирования экологического права как юридического способа реализации экологической функции государства. Закон должен будет иметь и свой, специфический, предмет правового регулирования. В отличие от экологического права, он должен дать юридическую экспликацию не только экологической, но и иных функций государства с позиции реализации ими принципов УР. Речь идет, таким образом, не просто об «экологическом расширении» границ правового регулирования, а о законе, который, по сути дела, стал бы трамплином между экологическим правом и фактически всеми иными разделами права и «преобразовал» бы все другие, уже принятые законы. В силу этих обстоятельств экологическому праву «уготована» немаловажная роль в «переводе» современного права в будущее право УР.

Предмет правового регулирования нового закона об УР должен, наряду с экологическим аспектом (ориентацией на сохранение экосистем и биосферы в целом и деятельность в рамках несущей емкости экосистем), учитывать также и цели выживания народонаселения нашей страны, возможность воспроизводства здоровых поколений, которым не будет угрожать любая антропогенная, прежде всего экологическая или другие катастрофы. То есть экологическая функция закона в понятиях, принципах и нормах закона должна быть соединена в одно целое с другими аспектами УР. Для иллюстрации практической значимости этого положения обратимся к конкретному примеру. Известно, что в настоящее время в Российской Федерации более 50% населения живет в зоне экологического бедствия. Совершенно ясно, что названная проблема не только экологическая, но и экономическая (нужны средства для разрешения этой проблемы), социальная (в наиболее трудном положении оказываются беднейшие слои населения), политическая (нужна власть, которая способна решать эту проблему). Наконец, решение этой проблемы напрямую связано с уровнем и характером демократии, которая позволяет или не позволяет людям ставить перед властями вопрос об улучшении их положения, а властям, в силу действия демократических механизмов управления, соответственно дает или не дает возможности уйти от учета общественного мнения. Только соединение воедино способов и методов разумного разрешения экологических, экономических, социальных и других проблем дает надлежащий синергетический эффект устойчивости социальной деятельности.

Столь широкий круг вопросов, который должен получить отражение в законе об УР, подводит к выводу о том, что необходимо работать не просто над законом, а уже и над соответствующим кодексом, включающим различные аспекты правового регулирования деятельности государства, общества, органов самоуправления, граждан по переходу к УР. Можно предполагать, что первый закон (кодекс) такого рода станет в значительной степени «рамочно-мировоззренческим», в котором будет изложена стратегия УР и который введет в юридическую теорию и практику идеи, принципы и базовые нормы УР. Конечно, до появления закона (кодекса) об УР должны пройти этапы научного обоснования самой этой идеи и разработки стратегии и понятийного аппарата теории новой цивилизационной парадигмы. Поэтому в Комиссии по проблемам УР Государственной Думы третьего созыва было решено вначале разработать научную основу стратегии УР, что и был завершено в 2002 г. ^[30].

В концептуально-мировоззренческом ракурсе идея включения природы (Земли и Космоса) в государственно-правовой процесс не нова. Она берет свое начало еще в античности, когда мысль о естественном, божественном и космическом предназначении права, выходя из сферы человеческих отношений, устремлялась в пространства Вселенной. Идея включения природы в правовые системы высказывалась стоиками, считавшими, что существуют вечные нормы природы, которым в своих действиях должны следовать люди. Ренессанс этих идей на новой научной основе возможен и в наше время. Такое мнение оказывается созвучным стратегии перехода на путь устойчивого развития ноосферной ориентации. Так, Г.В. Мальцев полагал, что «основой юридического мировоззрения в будущем могут стать идеи антропокосмизма, учение о ноосфере, но прежде всего, конечно, переосмысление на базе современных естественнонаучных и общественных знаний теории естественного права и естественной справедливости» ^{[31, с. 33]}. Под справедливостью при этом можно понимать и совокупность представлений о наиболее совершенном правовом порядке ^{[32, с. 146]}.

Переход цивилизации на путь социоприродного устойчивого развития вызовет дальнейший интерес ученых-юристов к естественному праву. Согласно онтологической трактовке естественного права природа имеет нормативный характер, т.е. то, что существует, одновременно оказывается тем, чем оно должно быть. Естественное право выступает формой существующего объективного порядка вещей и их связей, упорядоченности и организованности Универсума, строгой иерархией природных норм. Онтологизация понятия природы, по Г.В. Мальцеву, проявляется в трех аспектах (направлениях): «Одно их них, самое широкое и, можно сказать, магистральное, исходит из того, что естественный закон выводится из порядка космоса, который рассматривается в качестве естественного правопорядка. Второе направление за основу естественного права берет природу как порядок вещей или природу вещей, из которой наш разум выводит законы, формулируя их в виде максим, принципов и аксиом. Третье направление исходит из природы человека в ее рационалистическом, телеологическом и даже эмпирическом понимании; природа человека есть основа и масштаб естественного права. Между этими тремя направлениями нет резкой демаркационной границы, элементы данных подходов в отдельных теориях сочетаются, синтезируются в рамках представлений о естественном праве как космосе» ^{[33, с. 114]}.

Естественное право так или иначе ориентируется на порядок, упорядоченность, связь объектов и организованность в природе. И хотя естественное право обращает внимание на природу, однако оно формировалось в то время, когда еще не была сформулирована концепция универсальной (глобальной) эволюции (универсальный, или глобальный эволюционизм). Естественное право фактически не обращало внимания и на процессы развития в природе, их направленность в плане эволюционных процессов. Между тем с широкой точки зрения, которую можно именовать универсально-синергетической существуют, как минимум, два противоположных процесса развития, в которых участвуют природные образования (системы). Один из них связан с ростом негэнтропии (и убыванием энтропии), а другой – с возрастанием энтропии (и понижением негэнтропии). Один природный процесс ассоциируется с прогрессом, другой – с регрессом.

Речь, конечно, идет о вещественной Вселенной, поскольку, как уже отмечалось ^[34], в темной ее части ситуация иная, поскольку там наука не установила наличие ни эволюции, ни глобальной эволюции. В вещественной Вселенной существует единственная магистраль непрерывного прогрессивного развития, которая получила наименование супермагистрали универсальной эволюции ^{[34, 35]}. И все процессы эволюции в Универсуме (а, может быть и в Мультиверсе) могут быть представлены как окружающие эту супермагистраль и конкурирующие между собой за выход на нее. Именно на супермагистрали и происходит соединение сущего и должного, т.е. бытие сущего (с данной энтропией) переходит в бытие должного (с более низкой энтропией) как нормативного и, если это реализуется человеком, то это желаемое волевое и рациональное действие. Поэтому далеко не всякий порядок природы (космоса) оказывается нормой, которой должен следовать человек, а только тот, который связан с прогрессом, тот, который способствует человеку и человечеству увеличивать негэнтропию (информационное содержание) в сфере своего обитания и деятельности ^[36]. Поэтому, несмотря на существование в природе определенного, независимо от человека порядка и организованности, он должен выбирать из сущего именно то должное, которое соответствует антиэнтропийным тенденциям и с помощью нормотворчества «вписываться» в прогрессивную ветвь эволюции, помогающей выйти на супермагистраль универсальной эволюции.

Собственно говоря, такой естественный отбор совершается и в самой природе в ходе эволюции, и это было понятно уже после создания эволюционной теории Дарвина. Сейчас же стало понятным благодаря синергетике, что такой вселенский отбор (выбор) объективного характера существует, начиная с Большого Взрыва (а, может быть, и сам этот взрыв тоже был выбран естественными или иными процессами, если исходить из ныне модной космологической концепции Мультиверса как ансамбля параллельно существующих минивселенных, одной из которых является наша Вселенная).

Имеется в виду онтологический статус соционормативной культуры как одной из регулятивных систем в обществе, которая функционирует в нем наряду с другими его «дескриптивными» феноменами. И здесь мы согласны с Г.В. Мальцевым, что «в условиях распространения идей космизма и ноосферных подходов появляется возможность обсуждать, в какой мере наше земное и часто ошибающееся позитивное право соотносится с космическим миропорядком, как в зыбком и текучем правовом материале удержать универсальные, жизненно-устроительные начала. Нет смысла и дальше избегать так называемых метафизических проблем права, они всегда были и есть, поэтому правопонимание, игнорирующее указанную проблематику, ущербно» ^{[33, с. 4]}.

Естественное право, в той или иной форме апеллирующее к нормативному видению природы, вовсе не должно видеть эту нормативность во всем космосе, во всем его порядке. На наш взгляд, нормативность относится лишь к тенденциям сохранения или понижения энтропии, т.е. к прогрессивным тенденциям либо нейтральному развитию, а не к регрессивно-деструктивным, где энтропия увеличивается. Тем самым даже в самой природе существующее и должное в принципе разделены негэнтропийными и энтропийными тенденциями (в обществе – это зачастую выражается в форме добра и зла) и совпадают только на супермагистрали универсальной эволюции, где идет перманентный рост негэнтропии. Тем самым речь идет о необходимости в будущем использовать широкое понимание УР как нерегрессивного, наиболее безопасного развития.

Видение правовых норм в духе естественного права должно учитывать двуединую природу этих норм и их противоречивость, т.е. направленность на сохранение регулируемого объекта и в то же время ориентацию на прогрессивное развитие, предполагающего инновационность. Правовые нормы больше выполняют «сохраняющую» функцию (в духе эволюционного консерватизма) и меньше – инновационную функцию. Это означает, что сохранение (или обеспечение безопасности объекта) для правовых норм более фундаментально и приоритетно.

И такая ситуация характерна и для природы, бытия материи во Вселенной, где самосохранение материи оказывается первичным и более фундаментальным, чем развитие и эволюция, где три четверти материального содержания мироздания существует в неизменном и неподвижном виде (темная энергия). Право раньше естественных наук установило приоритетность сохранения объектов в социальном мире. В естественном мире это стало понятным лишь в самые последние годы в связи с открытием темной энергии.

Однако правовые нормы, акцентируя внимание на сохранении объекта регулирования, тем не менее, должны допускать его прогрессивное развитие (но в определенном безопасном для общества нормативном «коридоре»). И это возможно аналогично тому, как это происходит на супермагистрали универсальной эволюции, где одновременно действует принцип эволюционного консерватизма и эволюционный принцип инноваций. В случае перехода на путь устойчивого развития «сохраняющая функция» правовых норм будет удерживать те позитивные процессы развития, которые перейдут в новую модель развития, ограничивая лишь то, что негативно влияет на прогрессивно-устойчивую эволюцию общества.

Однако здесь важно обратить внимание и на ту особенность взаимодействия человека и космоса, которая проявляется в так называемом антропном космологическом принципе, устанавливающем некую – виртуально-футуристическую связь между фундаментальными физическими константами и глобальными свойствами нашей Вселенной и появлением и существованием человека и человечества. Характер этой связи такой, что ее можно интерпретировать как активное влияние из будущего еще не существующего человека (человечества) на ранние процессы рождения Вселенной, на «тонкую подстройку» фундаментальных констант и последующее после Большого Взрыва развертывание пространственно-временных характеристик (топология, размерность и т.д.) Вселенной.

При такой интерпретации антропного космологического принципа ^{[37, 38]} появляется возможность выдвинуть гипотезу о том, что нормативность космоса «футуристическим образом» определяется природой человека. Такое предположение также не рассматривалось в естественном праве, поскольку специалисты в юридической науке не обращали внимание на те интересные идеи и результаты, которые были получены в науках о космосе, в особенности в космологии и астрофизике. На мой взгляд, именно эти достижения должны по-новому раскрыть возможности естественного права особенно в плане перехода к социоприродному устойчивому развитию. И хотя в естественном праве законы общественной жизни, а также права и свободы человека рассматриваются как естественные нормы, современное расширение и трактовка естественного права нуждается в существенной коррекции. Естественное право в традиционном понимании в современной глобальной экологической ситуации вступает в противоречие с естественной потребностью выживания человека и всего человечества. Те же права и свободы, которые человек приписывает себе, возвышаясь над другими естественными существами как «венец природы», как антропошовинист, в той или иной степени должны быть распространены и на иные живые существа. Это имеет место в Хартии Земли, уже в какой-то степени принятой международным сообществом (на мировоззренческом уровне), но еще не реализуемыми.

Хартия Земли – кодекс поведения людей, наций и народов в духе уважения к правам Земли с целью сохранения биосферы как возможного дома человека ^[39]. В этом смысле говорят о переходе от антропоцентризма к биоцентризму, а это означает сужение прав и свобод человека до узкого «коридора» экологически целесообразных. К тому же в понимании прав и свобод человека даже с позиций антропоцентризма требуются существенные трансформации: ведь в полной мере не меньшими правами (и свободами) должны пользоваться и последующие поколения людей. Подобные противоречия в ходе концептуального развития естественного права должны быть осознаны и оценены, намечены методологические подходы к их разрешению и реализации в законотворческой и иной правовой деятельности. Возможно, это существенно повлияет на изменение направления развития всего государственно-правового процесса, о чем большинство ученых пока даже не подозревают.

В последнее время право в духе естественного права развивалась в направлении расширения прав человека. В правовых нормах фиксировалось все большее число свобод и прав. Это касается и международных документов. В частности, в Международной хартии прав человека ничего не сказано об экологических правах и свободах человека, как, впрочем, и об ограничениях. Антропоцентрический характер такого пути развития естественного права очевиден. Для перехода на путь устойчивого развития он в принципе непригоден. От антропоцентрической системы права, вполне вероятно, настало время переходить к социоприродной правовой системе, с тем, чтобы включить человека в более широкую систему закономерностей и отношений, подвергающихся правовому регулированию. Если государство видится не просто как общественно-политическая форма объединения людей, но и как определенный социоприродный феномен, то и правовые отношения, наиболее тесно связанные с государством, также должны существенно экологизироваться, постепенно превращаясь в социоприродные коэволюционные отношения ^[40].

Правовому регулированию при переходе к устойчивому развитию должны подвергаться не только социальные отношения, но и в какой-то степени социоприродные взаимодействия. Проще говоря, люди обязаны соблюдать законы природы и не разрушать свою жизненную основу, а государство должно поставить в правовые рамки в качестве приоритетных объективные процессы естественного развития биосферы и даже космоса. Речь идет об экологическом расширении границ правового регулирования, о признании того, что современный человек не может безнаказанно нарушать естественные законы. Ему надлежит вписываться в эволюцию планеты и космоса, доказывая тем самым свою разумность не по наименованию (гомо сапиенс), а по существу.

Уже отмечалось, что документы ООН носят рекомендательный характер (мягкое право), мобилизуя на их соблюдение международное общественное мнение. От мягкого права устойчивого развития важно перейти к международным (а в перспективе и к глобальным) правовым документам, регулирующим в мировом масштабе более «жесткий» переход к устойчивому развитию. Существуют лишь соглашения, подписанные руководителями правительств и лидерами государств, официальные делегации которых приняли участие в ЮНСЕД, ВСУР, Рио+20 и в ряде мировых и региональных конференций, обсуждавших различные аспекты проблемы (социальные, демографические, климатические и др.) перехода к устойчивому развитию. Поэтому на современном этапе законодательно-правовой процесс перехода к устойчивому развитию способен в должной степени развернуться, прежде всего, в рамках конкретных государств-членов ООН. Это дает основание считать наиболее эффективной магистралью движения к глобальной устойчивости – национально-государственный путь, но «подталкивающий» мировой процесс перехода к новой цивилизационной стратегии. На определенном этапе в этот процесс будут вовлекаться и новые субъекты международного права (и вместе с тем – транснациональные акторы мировой политики). Ведь в этом случае появляется возможность задействовать более жесткие и широкие механизмы регулирования, чем договорные отношения на международном уровне. Необходимо при этом опираться на тот законодательный базис, который имеется в каждом государстве и идти по пути как изменения уже принятых законов, так и создания новых, все более отвечающих потребностям широко понимаемого устойчивого развития.

Включение рассмотрения социоприродных законов в юридическую науку – это, конечно, продолжение тенденции экологизации права и в этом смысле перед этой отраслью права открываются определенные горизонты развития. Однако к одной экологизации проблему освоения социоприродных законов свести нельзя, поскольку при переходе к устойчивому развитию природу и ее воздействие приходится учитывать во всех сферах деятельности человека. Однако это не значит, что правовое регулирование теперь будет распространяться и на природные процессы, а право станет если не естественной, то «социоприродной» совокупностью дисциплин. Это уже было выявлено в процессе анализа естественного права, когда отдельные теоретики видели в это праве совокупность естественно-правовых норм, выступающих в форме естественных законов. «Однако, – как заметил Г.В. Мальцев, – такая аналогия едва ли в состоянии дать четкое представление о структуре естественного права, которая не может быть предметно-материальной, ибо само содержание его нематериально» ^{[33, с. 114]}.

В действительности правовые отношения будут по-прежнему распространяться на отношения людей, их коллективов, а не на природу. Воздействие либо его отсутствие человека на природу будет зависеть лишь от людей, которые включены в правовые отношения и только они подчиняются юридическим законам. Юридические законы не становятся социоприродными законами, хотя и могут распространяться на социоприродные системы и соответствующие им социоприродные законы. Однако сам факт участия человека в регулировании отношений не только между людьми, но и между ними и природой, должен осознаваться в правосознании и правоприменении, прежде всего, в том, что естественные законы являются первичными и более фундаментальными и их надо учитывать, по сути дела, приспосабливаясь к ним и другим природным факторам и процессам. Наличие природных и социоприродных законов означает, что из правовых сознания и практики должны исчезнуть факты некомпетентного вмешательства в природные закономерности и процессы, и на смену экономоцентристской и природопокорительной стратегии (в том числе и в области законотворчества) должна придти установка на следование принципам и целям социоприродного устойчивого развития.

Сам факт участия человека в регулировании отношений не только между людьми, но и между людьми и природой давно уже понимается в юридической науке в том смысле, что именно естественные законы, по сравнению с юридическими, являются первичными, и их надо учитывать при создании конкретной правовой нормы. Подобная точка зрения к этой проблеме еще в конце ХIХ века была высказана нашим правоведом Н.М. Коркуновым ^[41]. Социоприродные законы в некотором смысле имеют общие черты с традиционно выделяемыми в юридической науке технико-социальными нормами, регулирующими взаимоотношения между людьми в связи с использованием ими сил природы или технических устройств. Однако эта особая разновидность технико-социальных норм. Только те технико-социальные нормы выступают в качестве социоприродных законов, которые учитывают цели и задачи обеспечения устойчивого развития ^[8].

Как отмечает И.И. Лукашук: "Юридическая литература прошлого практически не уделяла внимания прогнозированию. Как правило, юристы скептически относятся к его возможностям. Этого мнения придерживаются и известные специалисты в области международного права…Этому не следует удивляться. Юридическому мышлению присущ консерватизм. Главная задача государства и права видится в поддержании существующего порядка" ^{[42, с. 222-223]}.

В этом и кроется причина гораздо большего, чем во многих других общественных науках отставания права и нежелание устремляться в область будущего, которое весьма неопределенно. Вот почему уже упомянутый автор констатирует, что по сравнению, скажем, с социологами и экономистами, юристы уделили будущему немного внимания ^{[42, с. 229]}, полагая, что "право способно лишь следовать за практикой" ^{[42, с. 240]}.

Изучая модель неустойчивого развития общества юридические науки, как и многие другие общественные науки отстают даже от современности и это связано с общим традиционным подходом к социальному развитию, когда основное внимание уделяется прошлому. Однако очевидно, что такое отставание, в котором наука или отдельная дисциплина могла существовать в модели стихийного неустойчивого развития, должно быть сведено к минимуму в новой модели юридической науки. Поэтому процесс футуризации правового знания, смещение акцентов в сторону изучения, предвидения и прогнозирования будущего в основном в форме устойчивого будущего должен происходить весьма интенсивно для того, чтобы построить "законодательный" фундамент этого будущего. Можно сказать, что по аналогии с господством права и становлением правового государства, можно предполагать становление «правового будущего».

Однако для этого необходимо изменить концептуально-методологические основания правового знания, сформировав опережающее правовое сознание, включающее в себя знание, развивающееся более быстрыми темпами, чем многие другие социально-гуманитарные знания, так и как знание, которое содержит информацию о будущем, о наших действиях из настоящего для формирования желаемого устойчивого будущего. Для юристов это, видимо, непростая задача, и это подчеркивают видные специалисты. Как отмечает И.И. Лукашук: «Прогнозирование в юриспруденции, как и всякое социальное прогнозирование, по своей детализации и точности отличается от большинства прогнозов естественных наук. Объясняется это особой сложностью прогнозируемых явлений. Поэтому юридический прогноз является в основном предвидением сфер возможного и вероятного, их пределов и соотношения.

Прогнозирование зависит от знания как общих закономерностей социального развития, так и природы прогнозируемого явления. Поэтому по мере накопления соответствующих знаний возможности прогнозирования расширяются. Все это еще раз показывает, насколько важно знание природы государства и права для определения их будущего и соответствующей практической деятельности. Сегодня теория государства и права имеет прямое практическое значение.

Прогноз должен быть основан на наиболее общих закономерностях развития и учитывать границы применимости частных закономерностей, а также их соотношение. Особые трудности прогнозирования в международной сфере вытекают из ее сверхсложности, из большего числа действующих лиц, из многообразия возможностей и, наконец, из явно недостаточной изученности этой сферы» ^{[42, с. 236]} .

Однако подобные соображения о сложности прогнозирования в своей сфере исследования может высказать практически любой ученый. Но это не отменяет специфики прогнозирования и формирования опережающего правосознания. Ведь далеко не каждая отрасль науки тесно связана с законотворчеством и правоприменением, и именно здесь надо искать специфику футуризации права. Связь с нормативно-правовым процессом вовсе не означает того, что в юридических науках не может быть использовано поисковое прогнозирование, хотя нормативное оказывается наиболее важным.

Однако интерес к изучению будущего в соционормативных процессах появляется только с принятием ООН стратегии устойчивого развития, которая самим своим существом обращена в сторону грядущего. Стало понятным, что одной из самых кардиальных трансформаций в области инновационного развития станет его футуризация. Если модернизация в нормативной сфере призвана его реформировать в соответствии с требованиями современности, т.е. настоящего времени, то футуризация призвана сделать следующий важный шаг на пути инновационных процессов – адаптировать общество к устойчивому будущему.

Процесс футуризации права состоит из ряда важных составляющих, происходящих в самом нормативном процессе и в отношении его к другим сферам человеческой деятельности. Для того, чтобы реализовать переход к устойчивому будущему, необходимо в течение по меньшей мере нескольких поколений сформировать правосознание людей, принимающих и реализующих новую цивилизационную стратегию, предвидящих последствия своих решений и действий. Такое опережающее правосознание (ноосферное) необходимо сформировать не только потому, что устойчивое развитие в его глобальной реализации возможно только в будущем. Это связано также с тем, что как отмечалось, глобальная катастрофа (либо их череда), которая может наступить уже в XXI веке, не даст шансов человечеству ликвидировать ее последствия, как это делается сейчас, когда наступают локальные катастрофы, чрезвычайные ситуации, а затем устраняются их последствия. Глобальную (и прежде всего антропоэкологическую) катастрофу можно лишь предотвратить опережающими действиями, поскольку ликвидировать ее последствия будет некому. Именно поэтому в правовую сферу необходимо вводить знания и понимание необходимости предотвращения катастроф и умения антикризисного управления, с тем, чтобы не допустить возникновения необратимых катаклизмов, губительных для всего человечества. А это возможно, если в сфере права будет быстрыми темпами формироваться инновационно-опережающее ноосферное сознание, становление знания о будущем и умение и готовность к упреждающим действиям.

Отсюда следует важный вывод о том, что право для устойчивого развития должно будет развиваться не только более быстрыми темпами, чем современное право, но и существенно опережать другие формы деятельности, на которые оно оказывает существенное влияние, ориентируя их на реализацию новой модели развития. Динамизм футуризации инновационных процессов в праве должен будет существенно отличаться по своим темпам от модернизации права (хотя и строится на этой основе). Причем в случае футуризации права на нее должна будет оказывать существенное влияние нормативная часть исследования будущего, поскольку именно она будет положена в основу становления права устойчивого развития. Впрочем, это не только не исключает, но и предполагает поисковую часть исследования будущего, поскольку только так могут быть обнаружены другие более эффективные пути выживания и дальнейшего прогресса человечества. Сейчас совершенно очевидно, что переход от модернизации к футуризация права – это не теоретическая выдумка отдельно взятых ученых, а веление времени, когда без этого просто невозможно будет выживание человечества в форме его перехода к устойчивому будущему.

Футуризация права – это необходимая составляющая часть перехода к праву устойчивого развития, которое не просто какое-то новое направление в современном праве и даже не его модернизация. Право для устойчивого развития в своем зрелом и целостном виде – это принципиально новая форма, если угодно – кардинально иной тип инновационного правосознания и правоприменения.

Однако опережающие процессы при становлении права для устойчивого развития не сводятся только к более быстрому и все ускоряющемуся процессу выдвижения права на одно из приоритетных мест в общецивилизационном переходном процессе к новой эволюционной стратегии. В самом содержании нормативно-правового процесса должны будут произойти процессы футуризации, когда это содержание все больше станет наполняться «инновационным устойчивым будущим». Современное право даже при условии ускоренного развития в нем инновационных процессов и модернизации все же остается весьма консервативной системой, ориентирующейся в основном на прошлое. И в юридическую науку необходимо ввести «виртуально-деонтологическую» реальность как своего рода отвлечение от действительности, которая ее породила. Должная виртуальная реальность также имеет дело с иным предметом, нежели эмпирические науки, что не исключает и даже предполагает влияние виртуальной (должной) реальности на "настоящую" реальность (сущее) с ее фактами.

Сказанное не означает, что необходимо отказаться от опоры на научные и другие факты, которые имели место в прошлом (и в настоящем) и входят в доказательную базу юридической науки. Речь идет о том, чтобы элементы и ростки опережающего знания и прогнозирования, которые могут составлять правовой фундамент для превентивных действий, получили бы необходимое развитие и превратили бы "право неустойчивого развития" в "право устойчивого развития".

Важно в самой юридической науке провести своего рода "инвентаризацию" знаний, на то, которое должно остаться в модели неустойчивого развития и то, которое оказывается своего рода инвариантом в обеих моделях цивилизационного процесса. К этому последнему можно отнести лишь то правовое знание, которое будет способствовать реализации модели устойчивого развития. Кроме того, должно появиться совершенно новое знание, которого до сих пор не было в юридических науках.

Очевидно, что модель устойчивого будущего существует лишь в идеальной форме, как желаемый, нормативный прогноз того возможного развития, которое может реализоваться в том случае, если человечество в целом предпримет соответствующие меры по реализации этой модели действия. Основанием для появления устойчивого развития как нормы (прогноза) будущей человеческой деятельности является потребность в выживании мирового сообщества, которое может погибнуть от антропоэкологической катастрофы, если не будут предприняты упомянутые действия. Эта потребность выживания ныне стала воплощаться в цели, принципы и императивы будущей формы (модели) социоприродного развития, для реализации которой должны быть задействованы все возможные механизмы регуляции и управления.

Новое качество права – это право устойчивого будущего. Но его становление происходит не на пустом месте. Элементы такого права частично уже созданы в ходе развития человеческого общества. Они закреплены в индивидуальных и нормативных механизмах регулирования общественных отношений, в системе наиболее эффективных мер правового воздействия на поведение человека, в правовом оформлении деятельности государственных и международных институтов и т.п. И все же главные черты и специфические особенности права устойчивого развития только начинают складываться. Уже сейчас ясно, что в него будет включен набор принципов и норм, которым должны быть подчинены любые предписания, прямо или косвенно затрагивающие вопросы сохранения биосферы и безопасности не только отдельного человека, общества и государства, но и всего человечества.

Направленность на обеспечение устойчивого развития становится неотъемлемой чертой развития права ХХI века и даже третьего тысячелетия. Начало такой тенденции придала необходимость обеспечить нормальные экологические условия для жизни современников (чистый воздух, чистая вода и т.п.). Но оказалось, что чисто экологические проблемы не поддаются решению без участия государственно-правовых и международных институтов. Решение экологических проблем неизбежно влечет за собой кардинальные изменения и в традиционном укладе жизни общества, в общественном сознании. Более того, переход к устойчивому развитию невозможен лишь в рамках национальных государств. Он предполагает согласованные действия многих, по крайней мере, большинства стран по решению общемировых проблем перехода к этому типу развития. Идея устойчивого развития плохо работает в мире, разделенном социально-экономическими, политическими и культурно-цивилизационными барьерами. Поэтому должен сложиться новый миропорядок, который позволит каждому государству реализовать те идеи общего блага, с которыми исторически связывается его существование, должно быть положено начало формированию глобального гражданского общества, в котором максимально полно будут обеспечены права и свободы граждан с учетом интересов будущих поколений.

В принципе, хотя экологизация составляет важный компонент перехода к устойчивому развитию, важно соблюдать ту системность в праве (законодательстве) устойчивого развития, о котором выше шла речь. Но что особенно важно, это включение будущего в новые юридические формы. Следует согласиться с И.И. Лукашуком, что: "Прогнозирование имеет первостепенное значение для науки о государстве и праве. Без этого она не может отвечать потребностям практики. Но кроме того, прогнозирование необходимо для опережающего развития теории, для определения наиболее важных направлений этого развития. Прогнозирование способствует углублению научных исследований с учетом тенденций развития исследуемых явлений, содействует повышению точности их выводов (исследований) не только о будущем, но и о настоящем" ^{[42, с. 252]}.