Праймериз и кризис Пятой республики во Франции

Статья выполнена в рамках проекта № 33.4122.2017/ПЧ, поддержанного Министерством образования и науки РФ

Президентская кампания 2017 года во Франции войдет в историю не только большим количеством скандалов и обвинений в адрес кандидатов в президенты, но еще и тем, что впервые в истории Пятой республики две крупнейших партии в стране – «Республиканцы» и Социалистическая партия – устроили первичные выборы для определения своего кандидата в президенты.

Открытые праймериз, то есть выборы, в которых могут участвовать все избиратели в независимости от партийной принадлежности, постепенно входят в моду в Европе. Если до начала XXI века традиция проведения праймериз в основном ассоциировалась с политической системой США, то сегодня европейские избиратели уже постепенно привыкли к новой системе. В 2005 г. открытые первичные выборы прошли в Италии. Кстати, победивший тогда Романо Проди в итоге занял пост Председателя Совета министров Италии. В последние годы праймериз прошли также в Греции, Великобритании, Испании и других странах. А в 2016 г. эксперимент по проведению первичных выборов устроила и партия «Единая Россия»[подробнее об этом см. 1].

Во Франции идея проведения праймериз впервые была высказана в 1991 г. правым политиком Пьером Монзани. Тогда, за четыре годы до окончания президентства Франсуа Миттерана, французские правые, уверенные в своем будущем успехе, опасались, что большое количество правых кандидатов может помешать победе. Больше всего Монзани боялся конкуренции между мэром Парижа Жаком Шираком и бывшим Президентом республики Валери Жискар д’Эстеном ^[2]. Идею устроить первичные выборы в 1993 г. едва не приняли на законодательном уровне. Однако, неожиданное соперничество между Эдуаром Балладюром и Жаком Шираком, которое по опросам общественного мнения могло закончиться победой первого, привело к тому, что Ширак в итоге отказался от проведения праймериз и в 1995 г. выиграл президентские выборы.

Знаковой для Франции стала президентская кампания 2002 г. Выход Жан-Мари Ле Пена во второй тур выборов означал, что в традиционно биполярной французской политической системе появляется третья сила, с которой надо считаться. С тех пор все выборы во Франции, от муниципальных до президентских, стали восприниматься через призму возможного приходя Национального фронта к власти. Для двух системных партий это означало, что чем серьезнее статус выборов, тем важнее иметь единственного от своей партии кандидата. Идея проведения праймериз, таким образом, становилась естественным и очевидным решением. Неслучайно, в 2007 г. первичные выборы для определения своего кандидата на президентских выборах устроили не только две самых крупных партии – «Союз за народное движение» (правая партия, переименованная в 2015 г. в «Республиканцы») и социалисты, но еще и коммунисты и «зеленые». Правда, по-настоящему масштабными эти выборы так и не стали. Все они прошли при маленькой явке и имели «закрытый» характер, то есть в них могли принять участие только члены партии, а «Союз за народное движение» выбрал Николя Саркози и вовсе на безальтернативной основе.

Настоящие, масштабные, открытые первичные выборы прошли во Франции в 2011 г. внутри социалистической партии. Идея устроить праймериз объяснялась сразу несколькими факторами. Время президентство Саркози стало по экономическим показателям одним из худших в истории Пятой республики, а сам президент бил антирекорды по популярности. Перед социалистами открывалась реальная возможность вернуться к власти спустя 17 лет после ухода Миттерана. Между тем, после сексуального скандала с патриархом социалистической партии и явным фаворитом на будущих президентских выборах Домиником Стросс-Каном, занимавшим тогда пост главы МВФ, у социалистов больше не было признанного лидера. Таким образом, идея проведения именно открытых первичных выборов, с большим количеством кандидатов и при высокой явке отвечала тогда интересам социалистической партии. В итоге в двух турах выборов приняло участие 5,5 млн. избирателей, а победивший на них Франсуа Олланд получил необходимую легитимность и стал в глазах французских левых единым кандидатом на пост президента страны, что ему и помогло затем выиграть президентские выборы. Успех первичных выборов социалистов 2011 г. был очевиден для всех. Неслучайно, что в следующей президентской кампании, открытые первичные выборы устроили уже обе крупнейшие партии в стране.

Уже в 2014 г., за три года до выборов, вопрос об организации праймериз стал активно обсуждаться. Различные опросы общественного мнения показывали положительное отношение французов к этой идее. Так, в 2014 г. 75% французов (и 73% левого электората) поддерживали идею проведения праймериз социалистической партии ^[3]. Правые избиратели также еще за три года начали готовиться к участию в открытых первичных выборах правых и центра. В итоге праймериз прошли при большой явке избирателей: в ноябре 2016 г. «республиканцы» и центристы собрали 8,5 млн. избирателей, а в январе 2017 г. Социалистическая партия привлекла примерно 3,5 млн. избирателей. Учитывая, что участие в выборах было платным для каждого избирателя, подобные цифры говорят о подлинном успехе выборов.

Положительное отношение подавляющего большинства французов к идее проведения праймериз объясняется достаточно просто. В условиях общего для многих стран кризиса демократии, снижения интереса граждан к политике, ощущения «оторванности» от происходящих событий первичные выборы позволяют «вернуть» граждан в политическую жизнь, дать им возможность напрямую влиять на происходящие события, непосредственно участвовать в принятии решений. Первичные выборы также позволяют продлить во времени президентскую кампанию, что способствует более детальной проработке политических программ. Более того, праймериз дают политическим партиям уникальную возможность проверить популярность тех или иных идей и предложений, что существенно снижает риск ошибки на заключительной стадии президентской кампании. Удачно проведенные первичные выборы позволяют также не просто определить единого кандидата на выборах, но еще и расширить электоральную базу партии. Не последним фактором является и финансовая сторона вопроса. Как уже говорилось, участие в голосовании стоит денег. Собранная сумма (в случае с праймериз правых и центра это достаточно значительные деньги - 17 млн. евро) впоследствии идет на финансирование президентской кампании победившего кандидата. Есть также мнение, что институциональная эволюция Пятой республики естественным образом привела французскую политическую систему к идее первичных выборов. Исследователь Б. Ламизе пишет по этому поводу: «С момента перехода к избранию президента всеобщим голосованием происходит персонализация политики. Праймериз – не более, чем логическое завершение этой тенденции, поскольку они концентрируют дебаты вокруг персоналий, а не партийных идей» ^[2].

Однако, как только стало известно, что две крупнейшие партии в стране готовятся к проведению первичных выборов, появились скептические голоса с пессимизмом смотревшие на последствия подобной инициативы. Прежде всего речь шла о том, что перенимание американского опыта не всегда возможно на французской территории. Французская смешанная республика достаточно сильно отличается от классической президентской республики в США. В отличие от строго двухпартийной американской системы во Франции уже давно появилась третья крупная политическая партия – Национальный фронт, да и центристские и крайне-левые кандидаты также регулярно получают достаточно много голосов на выборах. Вспомним, что в 2012 г. в первом туре Марин Ле Пен получила 17,90% (в 2017 г. в первом туре – 21,30%), коммунист Жан-Люк Меланшон 11,10% (в 2017 г. – 19,58%), а центрист Франсуа Байру – 9,13% (в 2017 г. не участвовал в президентской кампании, поддержав в первом туре Эммануэля Макрона). Таким образом, если в США праймериз, действительно, определяют двух основных кандидатов на пост президента и являются, по сути, первым туром президентских выборов, то во Франции это не так.

Более того, во Франции давно наблюдается тенденция к радикализации и поляризации политической системы. Увеличивающиеся рейтинги Марин Ле Пен и Меланшона лучшее тому подтверждение. Проведение праймериз как раз мыслилось как отбор лучших кандидатов для более эффективного противостояния крайним идеям. Однако, в итоге столкновение программ и разных направлений внутри двух крупнейших партий Пятой республики привело как раз к обратному эффекту – к победе самых крайних из представленных на праймериз кандидатов.

Действительно, по ключевым для правого электората темам – продолжительность рабочего дня, взаимоотношения между работниками и работодателями, иммиграционный кризис, вопросы внешней политики – у победителя праймериз правых и центра Франсуа Фийона была самая смелая программа. Он предлагал увеличить продолжительность рабочей недели с 35 до 39 часов без дополнительной оплаты, расширить полномочия работодателей по увольнению сотрудников, что означало значительное изменение французского социального законодательства. В вопросах европейской политики Фийон выступал с голлистских позиций, то есть поддерживал идею возвращения к «Европе отечеств», в которой все страны сохраняют свой национальный суверенитет. Что касается темы миграционного кризиса, мультикультурализма и вопросов обеспечения безопасности, то здесь Фийон и вовсе был достаточно близок к Марин Ле Пен. Если добавить, что он еще и позиционировал себя как католический кандидат, лично выступающий, например, за запрет абортов, то получается, что на праймериз правых и центра французы, действительно, выбрали самого правого кандидата из всех участвовавших.

Такая же картина наблюдалась и на праймериз левых. Бенуа Амон победил на первичных выборах с программой, гораздо более близкой к взглядам коммуниста и радикала Жана-Люка Меланшона, чем к социал-либерализму основного крыла социалистической партии. Его предложения по снижению продолжительности рабочей недели с 35 до 32 часов (или 4-дневная рабочая неделя по 8 часов работы каждый день) и введение всеобщего дохода для всех французов в независимости от наличия у них работы не просто радикализовали политические дебаты, но и вызвали в обществе дискуссию о ценности работы в современном обществе, хотя казалось, что подобные вопросы давно ушли в прошлое. Более того, программа Амона была еще и в значительной мере популистской, поскольку предполагала существенное (почти в два раза) увеличение расходной части бюджета страны без объяснения механизмов реализации таких инициатив. В вопросе мультикультурализма Амон также пошел дальше всех своих соратников по партии. Он известен своими высказываниями о том, что термин «идентичность» «может употребляться только во множественном числе» и что «Франция не сделала всего для того, чтобы интегрировать мусульманское меньшинство» ^[4]. А его комментарий по поводу отсутствия женщин в кафе в пригородах крупных городов - «исторически в кафе в рабочих районах не было женщин»^[5] - и вовсе вызвал большой скандал. Если учесть, что многие видные представители французских социалистов в последнее время подкорректировали свои взгляды по мультикультурализму в сторону политического центра, а, например, бывший премьер-министр Франции и участник праймериз левых Мануэль Вальс даже высказался за запрет буркини, то позиция Амона, действительно, была радикальной. Таким образом, первичные выборы только усилили тенденцию по радикализации и поляризации французской политической системы.

Еще одной проблемой праймериз стало то, что не все кандидаты в президенты приняли в них участие. Французская политическая система в качестве необходимого условия для выдвижения в кандидаты в президенты предполагает сбор 500 заверенных Конституционным советом подписей народных избранников разных уровней. Участие же в первичных выборах дело добровольное. В итоге в праймериз двух крупнейших политических партий Пятой республики не принял участие не только будущий победитель президентских выборов Эммануэль Макрон, но и центрист Франсуа Байру и правый кандидат Николя Дюпон-Эньян. Отсутствие среди участников праймериз нескольких известных и сильных политиков имело ряд серьезных последствий.

В наибольшей степени на итогах выборов сказался отказ Макрона от участия в праймериз левых. В самом начале своей предвыборной кампании он объявил, что не является ни правым, ни левым политиком. Тем не менее, большей частью французского электората он воспринимался и воспринимается сегодня как кандидат очень близкий к социалистической партии, особенно к ее социал-либеральному крылу. Более того, на фоне общего низкого рейтинга у всех представителей социалистической партии, Макрон как раз считался самым сильным кандидатом в левом политическом спектре. Все это привело к тому, что на праймериз левых большое количество избирателей голосовали не столько за эксцентричного Амона, сколько против Вальса, который мог в дальнейшем составить достойную конкуренцию Макрону. Голосование за Амона имело во многом протестный характер, что сильно снижает ценность самих выборов.

Что касается праймериз правых и центра, то не участвовавший в них Дюпон-Эньян не является политиком общенационального масштаба. Но свою предвыборную программу он построил на выпадах против победителя праймериз Франсуа Фийона и внес достаточно заметный раскол в ряды правого электората, и так достаточно уже ослабленного чередой финансовых скандалов. В итоге, в первом туре президентских выборов Дюпон-Эньян набрал 4,7%. Если учитывать, что Фийон, заняв третье место, проиграл Марин Ле Пен всего 1,3%, то получается, что Дюпон-Эньян реально повлиял на невыход кандидата от партии «Республиканцы» во второй тур. Таким образом, ни левые, ни правые с помощью праймериз не смогли добиться главной цели – объединить электорат вокруг одного кандидата.

Более того, вместо консолидации избирателей вокруг победителя, главным итогом праймериз и у правых и у левых стало, наоборот, исключение нескольких очень сильных кандидатов, которые реально претендовали на Елисейский дворец, из числа участников выборов. Речь прежде всего идет о представителе партии «Республиканцы» Алене Жюппе и бывшем премьер-министре Пятой республике социалисте Вальсе. Жюппе на протяжении нескольких лет считался главным фаворитом президентской гонки и по всем опросам должен был победить на выборах и стать хозяином Елисейского дворца как минимум до 2022 г. Вальс также имел достаточно высокий рейтинг и воспринимался многими французами как естественный наследник Франсуа Олланда, способный консолидировать вокруг себя левый электорат. Вполне естественно, что программа обоих кандидатов была в значительной мере центристской и рассчитанной не на первичные выборы, а на привлечение как можно большего количества голосов в первом туре президентских выборов. Центристская позиция двух кандидатов наиболее четко прослеживается по двум ключевым вопросам: продолжительность рабочей недели и проблемы мультикультурализма. Социалист Вальс не предлагал напрямую увеличить продолжительность рабочего времени, но принятый его правительством новый «трудовой закон» создавал множество возможностей для предпринимателей к легальному увеличению продолжительности рабочего дня. Журнал «Л’Опиньон» назвал позицию Вальса по этому вопросу «двусмысленной»^[6], а сам Вальс в интервью газете «Фигаро» 25 января 2016 г. сказал, что «отход от 35 часов в неделю – не преступление» ^[7]. В вопросах мультикультурализма Вальс занимал несвойственную для большинства социалистов достаточно жесткую позицию по отношению к исламскую коммунитаризму и, как уже упоминалось выше, поддерживал идею запрета буркини. Неслучайно, многие соратники по партии считали программу Вальса «слишком правой». Что касается Алена Жюппе, то его, правого политика, как раз часто обвиняли в близости к социалистам. Он предлагал самую легкую форму отказа от 35 часов, которая предусматривала медленный переход к 37 или 39 часам, дополнительные часы при этом не облагались бы налогом. А программа Жюппе в миграционном вопросе была даже не центристской, а скорее левой по своей сути. Он высказывался за «счастливую идентичность» ^{[8, p. 186]} (в противоположность тезису философа правого толка Алена Финкелькро о «несчастливой идентичности» [см. 9] современной Франции), что означало продолжение политики мультикультурализма. В итоге во втором туре праймериз и правых и левых изначальные фавориты президентской гонки с большим отрывом проиграли, соответственно, Франсуа Фийону и Бенуа Амону, чьи программы были гораздо более радикальными и рассчитанными именно на победу на первичных выборах. Более того, проигрыш двух сильных центристских кандидатов открыл дорогу к победе на президентских выборах Макрону, чья программа была во многом похожа на программы Жюппе и Вальса. А вот для Фийона и Амона победа на праймериз не принесла значительных дивидендов, и они оба не вышли во второй тур президентских выборов. Их радикальные программы не смогли в итоге консолидировать ни правый, ни левый французский электорат.

Еще одна проблема праймериз, которая была заметна во Франции, касается статуса первичных выборов. В Пятой республике уже давно наблюдается тенденция – чем ниже значение выборов, тем менее серьезно французы относятся к своему выбору, и наоборот. Это проявляется как в явке избирателей на участки, так и в самом голосовании. Например, на предыдущих выборах в европейский парламент в мае 2014 г. первое место занял Национальный фронт, чья европейская программа построена на принципах евроскептицизма. Учитывая, что большинство французов все-таки выступают за продолжение европейской интеграции и за сохранение Франции в зоне евро, то победа Национального фронта объясняется как раз низким интересом большей части французского электората к этим выборам. Таким образом, французы на второстепенных выборах традиционно демонстрируют высокий уровень протестных настроений и отдают большой процент голосов крайним политическим течениям (не только Марин Ле Пен и Национальному фронту, но вспомним еще и высокий результат Жан-Люка Меланшона в первом туре президентских выборов). И наоборот, чем серьезнее выборы, тем более ответственно французы голосуют. На первичных выборах 2016 и 2017 гг. эта тенденция нашла свое подтверждение. Победа Фийона и особенно Амона во многом объяснялась тем, что французы не до конца осознали всю важность происходящих событий и продемонстрировали в ходе праймериз свою усталость от привычных кандидатов и программ и проголосовали за наиболее крайние из предложенных вариантов. При этом далеко не весь правый и левый электорат был готов отдать свои голоса за Амона и Фийона на президентских выборах, что и привело к их отсутствию во втором туре.

Итак, по замыслу организаторов, избиратели определяли на первичных выборах правых и левых кандидатов, которые должны были стать достойной альтернативой Марин Ле Пен и во втором туре президентских выборов в борьбе между собой определить имя будущего президента страны. Также первичные выборы должны были привлечь внимание к программам основных партий, расширить электорат «Республиканцев» и социалистов и, в конечном счете, способствовать выходу партий из вялотекущего кризиса. В итоге, Марин Ле Пен прошла во второй тур с историческим для Национального фронта результатом, оба победителя праймериз, наоборот, не вышли во второй тур, а президентом как раз стал кандидат, сознательно отказавшийся от участия в первичных выборах. Вместо выхода из кризиса, обе крупнейшие партии, особенно Социалистическая партия, оказались на грани самороспуска и прекращения существования. Более того, под угрозой распада оказалась сама система Пятой республики, базирующаяся на противостоянии правой и левой идеологий. Заметнее стала тенденция по постепенной замене политических партий политическими движениями, которые отличаются гораздо более гибкой структурой и отсутствием четкой политической идеологии. Также после проведения праймериз очевидной стала тенденция к радикализации и персонификации политической жизни Франции. Из-за этого некоторые важнейшие темы, например, вопрос растущего государственного долга Пятой республики, вообще не стали предметом для обсуждения в ходе дебатов, а некоторые другие вопросы, например, светский характер французского государства, были подменены более радикальной тематикой – иммиграционный кризис и проблема исламского радикализма и фундаментализма. Иными словами, праймериз, прошедшие в ноябре 2016 г. и январе 2017 г., оправдали пессимистические прогнозы и привели к самой бессодержательной президентской кампании за последние годы. Лучше всех эту точку зрения сформулировал еще действовавший на тот момент президент Пятой республики Франсуа Олланд: «Из всей этой ситуации я делаю один вывод: больше не должно быть праймериз в правящих партиях» ^{[10, p. 20]}.