Вооруженные силы Турецкой Республики: процесс становления

Аватков Владимир Алексеевич доктор политических наук заведующий Отделом Ближнего и Постсоветского Востока ИНИОН РАН 117997, Россия, г. Москва, ул. Профсоюзная, 23 Avatkov Vladimir Alekseevich Doctor of Politics Head of the Department of the Near and Post-Soviet East INION RAS 117997, Russia, g. Moscow, ul. Profsoyuznaya, 23 avatkov.v@yandex.ru Другие публикации этого автора

Полыскалов Артем Олегович младший научный сотрудник, Центр востоковедных исследований, международных отношений и публичной дипломатии 123308, Россия, г. Москва, Хорошевское шоссе, 41 г Polyskalov Artem Olegovich Junior Research Associate, Center for Eastern Studies, International Relations amd Public Diplomacy 123308, Russia, g. Moscow, shosse Khoroshevskoe Shosse, dom 41 g polyskalov96@mail.ru

Статья подготовлена в рамках гранта МГИМО МИД России: «Внутриполитический процесс в Турецкой Республике на современном этапе».

«В Турции между исламом и демократией заключен брак. Дитя этого союза – светскость. Иногда ребенок заболевает, и турецкая армия – как раз тот доктор, который спасает его. В зависимости от тяжести болезни мы вводим нужное лекарство, чтобы ребенок выздоровел», – так один из лидеров армейского переворота 1997 г., действующих на тот момент замглавы генштаба генерал Чевик Бир описал роль вооруженных сил во внутренней политике своей страны ^[4].

Вооруженные силы страны – это, прежде всего, инструмент, с помощью которого государство гарантирует целостность и неприкосновенность своей территории, отстаивает национальный суверенитет и безопасность собственных граждан, использует для выполнения задач в соответствии с действующими законами и международными договорами, например, проводит военные операции за пределами своей территории. К последней категории может относиться весь спектр задач: от миротворческих до наступательных. В современных демократических государствах Европы и Азии полномочия армии как института четко регламентируются национальной законодательной базой. Однако для многих государств Востока, к числу которых относится и Турецкая Республика, традиции и ценности имеют негласный приоритет над юридической обязанностью, поэтому даже при наличии сбалансированной системы законов функции вооруженных сил зачастую имеют более широкий профиль.

Армия, главным образом ее офицерский корпус, играет активную роль в политической жизни стран Ближнего Востока. С 1961 по 1969 гг. в 9 арабских странах произошло 27 переворотов и попыток взять власть вооруженным путем. За 22 года (с 1949 по 1971 гг.) только в Сирии произошло 8 военных переворотов, а в Ираке – 3 за 10 лет (1958–1968 гг.) ^[13]. Практически в каждом эпизоде, подразумевающем смену власти и трансформацию структуры государства, от военного переворота генерала А.К. Касема в 1958 году в Ираке и до прихода в 1971 году к власти в Сирии Х. Асада, армейское высшее руководство вместе с рядовым составом вооруженных сил играли одну из ключевых ролей. Кроме того, многие руководители арабских стран были выходцами из военной среды. В Египте 5 из 6 президентов имели офицерское прошлое, X. Асад был командиром эскадрильи ВВС Сирии. Нынешний король Иордании Абдалла II командовал войсками спецназа и, возможно, продолжил бы свою успешную военную карьеру, если бы не стал монархом.

Однако в случае с Турцией роль армии в политической жизни страны имеет особое значение. В Турции помимо очевидных обязанностей «щита и меча» Республики, вооруженные силы традиционно выступали в роли самостоятельного центра силы в политической жизни страны. Достаточно сказать, что позиция армии по какому либо вопросу, даже в области внешних сношений приравнивалась иностранными СМИ и зарубежными дипломатами к официальной позиции руководства Турции. De facto в стране существовала еще одна ветвь власти «военная», которая могла корректировать курс исполнительной и законодательной ветвей власти, представленных парламентом и правительством, и была подотчетна лишь внутренним элитам, т.е. судьба генералитета решалась в генеральном штабе. Это осложняло процесс принятия решений и не давало ни одной из вышеперечисленных сил выстроить гармоничный курс, ориентированный на эволюционное национальное развитие. Часть широкого спектра ресурсов (от интеллектуальных до временного), которые могли бы послужить на благо развития государства, растрачивались на фронтах перманентного внутреннего противоборства.

Несмотря на это до недавнего времени среди самых широких слоев населения бытовало мнение, что армия – это гарант и опора демократической и суверенной Турции. Однако с приходом к власти Партии справедливости развития (ПСР) был запущен процесс поэтапного отстранения генералитета от рычагов управления государством ^[38]. Вместе с тем, благодаря многоуровневой политике турецкого руководства было активизировано развитие национального военно-промышленного комплекса страны ^[35]. Таким образом, была запущена тенденция на формирование нового образа турецкой армии – лишенной возможности самостоятельно влиять на политический процесс в Республике, однако в области оснащения соответствующей высоким мировым стандартам.

При этом специфическая роль вооруженных сил на систему принятия решений в Турции имеет историческую обусловленность.

После распада Румского султаната в конце 13 – начале 14 вв. на территории одного из бейликов (княжество, тур. beylik) было образовано новое государство ^[15]. Причиной его быстрого развития стала активная и успешная внешняя политика, основу которой составляли захватнические войны. В Османской империи не существовало запрета на мародерство, поэтому война выступала в роли ключевого источника «бюджета» государства в целом и военного сословия в частности, когда в случае успеха военные действия обеспечивали серьезный доход в виде конфискованного имущества, поборов и контрибуций. Подобная сверх-экстенсивная экономическая модель была не способна гарантировать устойчивую и долгосрочную базу развития государства.

Демонстрирующая растущую динамику потребность в победах, а также развитие военной мысли у соседних государств вынуждали султанов тратить большое количество ресурсов на армию, выводить на новый уровень техническую составляющую военных кампаний. Поддержание жизнеспособности подобной модели развития, равно как и обеспечение потребностей государства на протяжении многих лет стали возможными благодаря постоянному совершенствованию и усложнению армейской структуры, примером чего может послужить создание тимариотских сипахи (конницы) и полков капыкулу (пехоты), ядром которых были янычары ^[10]. Подобные нововведения позволили Империи продолжать движение выбранным путем, в то время как, армия становилась предметом гордости и ключевым игроком в жизни страны. Таким образом, еще к XIII в. можно отследить истоки характерного для современной Турции образа военного человека и его привилегированного статуса в обществе. Впоследствии эта тенденция получила свое воплощение в модели, повсеместно распространенной еще в Турции начала XXI в., когда профессиональный военный пользуется безусловным уважением в обществе, имеет доступ к более широкой «потребительской корзине» (ассортименту «военторгов»). До недавнего времени старший офицерский состав в Турции по негласной традиции не мог пользоваться общественным транспортом, поскольку это считалось недостойным «военного мундира». По этой причине им всем полагался личный транспорт. Кроме того, офицерский корпус, как правило, формировался из представителей наиболее образованной молодежи, что хоть и сказывалось на репрезентативности, но добавляло большей статусности тем, кто этой позиции добился.

Между тем экстенсивная модель хозяйствования подразумевает экспонентально растущие во времени издержки. В Османской Империи этот эффект проявил себя в увеличении сопротивления на пути к получению военных трофеев: империя выходила на рубежи с теми государствами, которые были способны выстроить эффективные контрмеры против ее агрессивной внешнеполитической стратегии. Задача обеспечить дальнейшие успехи на фронте была возложена на янычар ^[20]. С течением времени необходимость в пехоте возросла, так как по мере расширения владений Османской империи войскам приходилось вести боевые действия в гористой местности и брать крепости. В этих условиях резко снижался коэффициент полезности войск, чьим основным боевым звеном выступали всадники на конях.

Перед конницей постепенно выстраивалась иная сеть задач и обязанностей помимо военных. Базисом, обеспечивающим стабильное функционирование общества и государства, выступала военно-ленная система, распространявшаяся только на сипахи ^[10]. В награду за заслуги на полях сражений султан даровал всадникам землевладения, являвшиеся с этого момента их частичной собственностью под названием тимар. Конница подразделялась на десятки и сотни, а из сотен создавались полки. Позднее из полков начали создавать санджаки (знамена). Из нескольких санджаков затем формировалось объединение, получившее название бейлербейлик (тур. beylerbeylik). На основе организационной структуры армии было произведено и деление страны на военно-административные единицы разных размеров, поэтому в мирное время военнокомандующие исполняли функции муниципальной власти, контролировали внутреннее положение дел на отведенной в соответствии с занимаемым войсковым рангом территории ^[34]. Таким образом, офицеры получали государственные должности, а, следовательно, и политические полномочия.

Обладая подобной широкой представленностью во всех сферах функционирования государства, военное сословие увеличивало свое значение в Османской империи с течением времени. Помимо обеспечения экономической стабильности, офицеры занимались и внутренней политикой, тем самым, сливаясь в своем функционале с государственной властью в одно целое. Таким образом, внутренняя структура Оттоманской империи могла быть сформулирована в виде формулы, где каста военных была тождественна самому государству.

Накопленный отрицательный эффект описанной экономической системы начал проявляться во второй половине XVI в. Внутриполитические проблемы в глазах руководства не имели иного решения кроме как повышения уровня дохода, главным источником которого оставались экспансия на новые территории. Модернизация европейских войск в результате интенсивного развития, происходившего в то же самое время в данной части континента закономерно вела к увеличению издержек, пока война из инструмента приращения прибыли, не превратилась в абсолютно убыточный проект. До XX в. Империя смогла просуществовать за счет ресурсов, которые были аккумулированы за время ее военного превосходства ^[10]. Период процветания османов, который обеспечивался боеспособной и закаленной в боях армией, до сих пор выступает объектом национальной гордости и особенно тщательно преподаётся молодым поколениям, невзирая на сомнительный в своей успешности результат в виде краха империи.

Спустя некоторое время после распада Оттоманской империи в 1923 г. была образована Турецкая Республика, руководителем которой стал Мустафа Кемаль Ататюрк, являвшийся представителем военного сословия, генералом. Турецкая Республика – государство, созданное военными и в условиях ведения боевых действий (I Мировая война, национально-освободительная война с оккупировавшими страну государствами Антанты и Грецией). Сам Кемаль-паша в процессе становления нового государства опирался на молодых офицеров. Армия объявлялась авангардом революции, который должен «вмешиваться в политическую сферу, если само существование государства будет поставлено под угрозу». Широко известная статья 34 служебного устава обязывала военных защищать республиканский строй – поколения турецких генералов оправдывали армейское вмешательство во внутренние дела именно этим положением. Таким образом, ключевая роль вооруженных сил фиксировалась в государственной системе страны-правопреемницы Империи с самого начала.

Ататюрк разработал шесть основных принципов государства, которые символично стали именовать «стрелами». Одной из таких «стрел» был принцип лаицизма ^[19]. Мустафа Кемаль считал, что религия и государство – это два несовместимых друг с другом понятия, и именно армия, помимо своих основных функций, должна была выступить в качестве противовеса политическому исламу. Нельзя не отметить тот факт, что хотя М. Ататюрк представлял военные круги, он считал, что армия вмешательство армии в политическую жизнь страны должно быть хирургически точным и минимальным, исключая возможность возникновения центробежных сил или расколов на этой основе. Военно-уголовный кодекс того времени запрещал офицерам состоять в партиях, а самим вооруженным силам предписывал придерживаться нейтралитета в вопросах управления страной. Глава генштаба, однако, не подчинялся министру обороны, а отчитывался напрямую главе правительства.

Четыре раза в течение XX в., в 1960, 1971, 1980, 1997 гг. генералитет брал управление в свои руки, чтобы «перезапустить» систему управления страной, нивелировать религиозный фактор в политике, а затем передать власть в ведение гражданского правительства ^[12]. В ходе таких военных переворотов вооруженные силы распускали парламент, отправляли в отставку правительство, запрещали политические партии, дважды меняли конституцию. В результате изначальная цель каждый раз оказывалась достигнутой – принцип лаицизма удавалось сохранить. Однако это не оправдывало негативные последствия, сопряженные с резкой сменой власти. После каждого военного переворота наступал период реконфигурации тактических целей, реставрация старых принципов. Совокупным отложенным итогом выступил тот факт, что страна потеряла около 10 лет на восстановлении от внутренних системных противоречий.

Кроме того, перевороты зачастую сопровождались массовыми «чистками», под которые попадали весь сектор оппозиционных сил от исламистов и коммунистов вплоть до профсоюзных деятелей, политиков, университетских преподавателей и профессоров, учителей, журналистов, адвокатов; введением чрезвычайного положения, что негативно сказывалось на производстве, образовании, повседневной жизни общества.

События более близкого прошлого (переворот 1980 года) еще больше похожи на сегодняшний день, словно Эрдоган позаимствовал методы наведения порядка у военной хунты генерала Кенана Эврена. Тогда в отставку были отправлены мэры и руководители муниципальных советов (в общей сложности свыше 1700 человек), государственные границы были закрыты, а на всей территории страны введено чрезвычайное положение, что давало военным властям широчайшие полномочия. Так, во время переворота 1980 г. военные подчинили себе деятельность учебных заведений, прессы, торгово-промышленных палат, профсоюзов. Генерал К. Эврен ввел запрет на публичное обсуждение политических проблем, распустил все политические партии и конфисковал партийное имущество, а в 1982 году в соответствии с антиутопиями Д. Оруэлла запретил бывшим политикам публично обсуждать прошлое, настоящее и будущее. Тогда за год военные отправили в места отбытия заключения 125 тысяч человек ^[18]. Во время допросов и тюремного заключения задержанных пытали, смертность среди заключенных достигала беспрецедентных значений. В мае 1981 года из-за этого даже было приостановлено членство Турции в Совете Европы.

Авторский взгляд на проблему солидарен с позицией, что цена насильственного сохранения максимально светской системы общества в консервативных государствах Востока в конечном счете оказывается неоправданно высокой. Ярким примером того, что религия может быть инкорпорирована в политику, является Иран, где фактор ислама не мешает стране демонстрировать серьезный прирост ВВП и общую структурную стабильность системы ^[9]. Проблемой в обществе, выстроенном на подобном фундаменте, становится опасность радикализации критической массы населения. В таком случае страна лишается возможности открыто выстраивать взаимодействие с другими государствами и международными организациями, подвергается разного рода репрессалиям (от экономических до дипломатических) со стороны мирового сообщества. Следовательно, государство теряет возможность соответствовать мировым темпам в своем развитии. Кроме того, одной из наиболее веских причин несостоятельности курса, проводимого генералитетом, является тот факт, что происламские партии каждый раз возникали на внутриполитической арене вновь, а затем побеждали на общенациональных выборах, свидетельствуя о неснижающемся запросе общества на их программные устремления.

В 2002 г. победу на выборах одержала Партия справедливости и развития (ПСР), которая, по сути, является продолжением исламистских Партии благоденствия и Партии добродетели ^[30]. Она начала прилагать все усилия к отстранению генералитета от политической жизни государства. Доказательством этому служат события 2003 г. (операция «Кувалда»), события 2007 г. (дело «Эргенекон») и уход в отставку 100 высокопоставленных военных в 2011 г. ^{[37, 35]}. Высшему офицерству турецкой армии было предъявлено обвинение в подготовке к организации военного переворота с целью отстранение от власти правящей партии и правительства Р. Эрдогана. По результатам следствия в совокупности было арестовано и признано виновными около 600 человек. Кадровый голод незамедлительно сказался на выполнении армией своих прямых (изначальных) и уникальных (дополнительных) функций.

В своем противостоянии с военными ПСР использовала комплексный подход: помимо физического воздействия было инициировано проведение конституционных реформ, ограничивших возможности Вооруженных сил в политике. В 2003 г. изменениям подвергся Совет национальной безопасности. Генеральный секретарь данного органа, чьей функцией является определение повестки дня, до реформы законодательно был закреплен за представителем военных кругов, однако после реформы этот пост может быт отдан гражданскому лицу после выдвижения кандидатуры премьер-министром и одобрения со стороны президента ^[7]. Таким образом, неугодные руководству темы можно было даже не включать повестку дня для обсуждения. Также военные больше не занимаются вопросами назначения кандидатов в Совет по высшему образованию, а также не учувствуют в процессе формирования Высшего совета радио- и телевещания.

Изменения, принятые в рамках пакета конституционных поправок 2010 г., затронули и военные суды. Если ранее любое преступление, совершенное военнослужащим, рассматривалось в военном суде, что по факту завершало образ существования четвертой параллельной ветви власти в государстве – «военной», представители которой даже за правонарушения национального законодательства были подотчетны только внутри своей социально-профессиональной страты. В новом законодательстве в компетенцию военных судов входят только категория военных преступлений, в то время, как за остальные правонарушения военные обязаны отвечать в гражданском органе. Вероятность быть оправданным при совершении преступления, потому что окончательный вердикт выносят «свои» люди, существенно сократилась. Эта реформа может получить еще большее развитие. Если 16 апреля с.г. на референдуме Турция проголосует за принятие новой конституции, военные суды будут полностью отменены, что еще больше ослабит армию, а роль президента в стране наоборот возрастет ^[36].

Подтверждением снижения влияния армии в результате действий правящей партии служит «странный военный переворот», провалившийся летом 2016 г. ^[31]. Впервые в истории генералитет оказался не способен поменять власть. Более того после неудачи из Вооруженных сил Турции в отставку ушло еще порядка 600 человек, что довершило общую картину разгрома военных в противостоянии с гражданской консервативной администрацией.

Однако, наряду с отстранением армии от политики, власть прилагает все усилия к тому, чтобы боевой потенциал войск увеличивался. Также при Партии справедливости и развития получил ускорение процесс разработки государством собственных вооружений, хотя начат он был еще в 1985 г. ^[30]. Такие компании, как ASELSAN ^[24], OTOKAR ^[25], OYAK ^[26], ROKETSAN ^[27], TÜBİTAK ^[29], TÜŞAŞ ^[28] представляют не только работающие прототипы военной продукции сторожевых кораблей типа TCG Tuzla (P-1200) и до интерактивных шлемов для пилотов истребителей типа AVCI, но и выходят на рынок тендеров с оптовыми поставками.

Причины, побудившие руководство Турецкой Республики, развивать собственный ВПК являются самоочевидными (стимуляция научно-технических секторов промышленности, рост ВВП, большая секьюритизация и т.д.), помимо всего прочего региональный протогегемон, а тем более мировая держава (в качестве которой позиционирует страну нынешняя административная верхушка), должны быть максимально автономны в принятии решений. Зависимость в стратегически важной отрасли от сторонних акторов приводит к сужению коридора возможностей. Катализатором перехода на отечественные разработки послужило введение США эмбарго на поставку вооружений в Турцию в ответ на действия Республики на территории острова Кипр. Осознав свою полную зависимость от зарубежных поставок оружия, государством был создан Совет оборонной промышленности Турции. После прихода к власти Партии справедливости и развития продолжила развивать данное направление и с каждым годом увеличивает расходы государства на военно-промышленный комплекс. В результате сегодня Республика обеспечивает себя вооружениями более чем на 33% ^[3]. Некоторые опытные образцы идут на экспорт, что приносит дополнительный доход государству.

Турецкая армия на протяжении всего времени существования Республики обладала значительными привилегиями и являлась неотъемлемой частью политической системы страны. Большинство российских и зарубежных исследователей сходится во мнении, что армия всегда играла роль гаранта сохранения кемалистской линии во внутренней и внешней политике страны и защиты светских устоев государства.

Однако сегодня роль армии в Турции меняется. Партия справедливости и развития решает проблему двоевластия в стране, которая на протяжении десятков лет выступала препятствием для ускоренного развития государства. Несмотря на то, что в отставку ушли многие опытные офицеры, военный потенциал армии со временем должен возрасти за счет инвестиционной деятельности руководства страны в этом направлении. Также развивается национальный военно-промышленный комплекс, что предоставляет Турции дополнительное пространство для маневра на внутри- и внешнеполитическом треках. Хотя теперь преграды для усиления политического ислама отсутствуют, маловероятным является массовая радикализация религиозных кругов, так как это неминуемо негативным образом скажется на внешнеполитических контактах государства, что приведет к провалу правящего режима. Очевидно, что столь жесткие «перезагрузки» системы управления государством, как военные перевороты, замедляют экономическое развитие, вынуждая расходовать временной ресурс на стабилизацию внутриполитической ситуации перед возвращением в колею прогрессивного развития. Такие промедления мешают стране в продвижении по пути к поставленной цели, заключающейся в превращении в полноценного регионального протогегемона.