Развитие и становление судебного управления в советской России (1917-1922 гг.)

В истории российского государства этап организации советских судов, формирования и развития судебного управления привлекал и продолжает привлекать внимание многих исследователей. О событиях тех лет, которые завершились не только становлением новой политической системы, но и судебной, написано достаточно много статей, книг, монографий, защищено диссертаций. Однако официальная идеология и практика советского государственного строительства отвергавшая изначально идею разделения властей как классово-чуждую, буржуазную, в силу чего суд на протяжении всего советского периода так и не получил подлинной независимости, наложили свой отпечаток на все социальные явления, включая в той или иной степени и науку. Поэтому многие работы в области организации судебной деятельности и судебного управления были идеологически тенденциозными, опирались на широкий круг коммунистической и пропагандисткой литературы и открытых для свободного доступа архивных материалов, выгодно характеризующих советский строй. Однако автор не ставит задачи подвергнуть критике работы старших товарищей по науке и «зарабатывать» на этом дивиденды, как это принято теперь у довольно многих молодых и немолодых ученых, а представляет свою точку зрения на причины сложного процесса слома старой имперской судебной системы и построения радикально нового судебного аппарата и параллельно аппарата судебного управления. Автор данной работы в статье специально посвященной анализу деятельности Временного правительства в переходный период от февраля к октябрю 1917 г., показал не только желание, но и реальные действия нового правительства, направленные на провозглашение самых широких демократических свобод, в том числе и возвращение к положениям Судебной реформы 1864 г., и ликвидации в судебной системе самых реакционных атрибутов старого строя^[1]. В частности, в соответствии с Декларацией о составе и программе Временного правительства ликвидировались такие особые суды как Особое присутствие Сената и нижестоящих судов, военно-полевые суды, Верховный уголовный суд, Верховный дисциплинарный суд^[2].

Справедливости ради следует отметить, что в целом юридическим сообществом Российского государства, первоначальные действия Временного правительства были восприняты положительно. Реальные шаги нового правительства в области возвращения к истокам судебной реформы 1864г., в формировании новой уголовно-правовой политики, расширения подсудности дел с участием присяжных заседателей, активизации действий по созданию административной юстиции, расширении юрисдикции мировых судей и др., не могли не вызвать патриотического порыва и судебно-прокурорских чиновников. Тем более, что многие представители данной юридической корпорации продолжали исполнять свои обязанности, несмотря на установление новой формы правления в виде демократической республики, которая фактически установилась с первых дней после свержения самодержавия, а официально была провозглашена 1 сентября 1917 г. Об особом доброжелательном отношении Временного правительства к юридическому сообществу свидетельствует и учреждение в марте 1917г. специального органа – Юридического совещания (Ф.Ф. Кокошкин, В.А. Маклаков, М.М. Винавер, В.Д. Набоков, Б.Э. Нольде, С.А. Котляревский и др.)^[3]. На него были возложены задачи не только разработки законодательных проектов по наиболее важным аспектам правовой политики и подготовки необходимых правовых актов, но разработка текста Конституции новой демократической парламентарной республики, которая успешно была подготовлена к октябрю 1917 г.^[4]. Исходя даже из таких шагов Временного правительства, можно заметить, что новая власть взяла курс на постепенные изменения в отечественной правовой системе, но с неуклонным возвращением к положениям Судебной реформы 1864 г., о чем убедительно свидетельствует постановление Временного правительства от 25 марта 1917 г. о том, что «независимость судей стала пустым звуком, гласность исчезала из суда по первому желанию администрации…Исключительный военный суд стал обычным явлением. Вновь появились в населении то недоверие к суду, которое было язвой старой дореформенной Руси прошлого столетия». Помимо этого, в этом же Постановлении указывалось на такие методы работы царской юстиции как допросы свидетелей с пристрастием, подлоги актов следствия, пытки и другие незаконные действия^[5]. В числе последующих шагов Временного правительства становится учреждение «Комиссии для восстановления основных положений Судебных Уставов и согласования их с происшедшей переменой в государственном устройстве»^[6], а затем и «Чрезвычайной следственной комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц»^[7]. В то же время Временным правительством не были оставлены без внимания и нарушения, которые были допущены и в имперских судах. Возникновение такого вопроса было связано с инициативой, исходящей из Министерства юстиции, которое предлагало нарушить принцип несменяемости судей^[8] и провести своего рода люстрацию судейского корпуса и уволить судей, активно работавших на свергнутый режим, запятнавших себя нечистыми или нечестными делами или же бездействием в имперской судебной системе, и запретить им продолжать занимать судейской деятельностью. Кстати, некоторыми авторами данный факт рассматривается как «недоверие, которое Временное правительство выражало судейскому корпусу царской эпохи, вылившееся в несогласии судей работать с революционной властью»^[9]. Из этого тезиса можно предположить, что острие люстрации направлялось лишь в адрес тех судей, которые продолжали себя считать судьями Российской империи и продолжали верить, что все происходящее является временным явлением, но никак не в отношении всего судейского корпуса, который продолжал бесперебойно отправлять правосудие в отлаженном механизме царской юстиции, постоянно корректируемой оперативными решениями Временного правительства.

На взгляд автора статьи, в этом конфликте возникшим между центральным органом судебного управления (Министерство юстиции) и профессиональным юридическим сообществом по поводу сменяемости или несменяемости судей есть главный ключевой момент – торжество демократии. Даже несмотря на поддержание инициативы Министерства юстиции Советом рабочих и солдатских депутатов^[10] (надо отдать должное, что министр юстиции П.Н. Переверзев к концу обсуждения данной проблемы все же занял позицию представителей несменяемости судей) принцип несменяемости судей юридическое сообщество отстояло. В связи с этим обращает на себя внимание еще одно постановление Временного правительства, которое было принято как компромиссный люстрации вариант. Это постановление от 16 июля 1917 г. № 1163 «Об учреждении при судебных палатах временных комиссий для производства расследований по жалобам на действия некоторых должностных лиц судебного ведомства»^[11]. Самая главная суть его в том, что Временное правительство поручало самим судебным органам, совершенно не умаляя их роли, уважая их статус, создать комиссии, провести служебное расследование по каждому факту жалобы на действия должностных лиц судебного ведомства, которыми могли быть не только судьи, но и чиновники, и самим решить вопрос о наличии у них какого – либо проступка. Такие отношения, складывающиеся между судебными органами, Министерством юстиции и Временным правительством, лишний раз свидетельствовали о преемственности в деятельности этих органов. Приведенный тезис наиболее полно отражается в словах следователя по особо важным делам Петроградского окружного суда П. А. Александрова: «Монархия и ее руководители сделали все, от них зависящее, чтобы исключить в нас всякое сожаление об их уходе и облегчить нам тяжелый переход от службы одному строю к такой же добросовестной службе другому. Временное правительство в этом отношении получило солидное наследство – вполне налаженный технический аппарат, готовый работать в направлении нового строя, тогда казавшийся единственно и исключительно правильным. Мы знали наши законы, применение их, но не входили в оценку политической обстановки и ценности того или другого лозунга»^[12]. Единственно к чему призывало Временное правительство в лице его первого министра юстиции А.Ф. Керенского прокурорско-судейское сообщество, это возвратиться к «началам справедливости», «законности и свободе судейской совести», «исключить возврат к старому порядку, которого не будет», он (старый порядок) «низвергнут навеки и безвозвратно. Надо приступить к устройству новой жизни»^[13]. И поэтому когда в октябре 1917г. деятельность Временного правительства, представлявшего государственную власть в России, фактически оказалась парализованной, когда повсеместно стала царить анархия, а затем к власти вместо «высокообразованной интеллигенции», ученых – юристов и юристов – практиков, «лично честных людей, искренне стремившихся к созданию правового государства в России»^[14], пришли, если перефразировать А. де Токвиля, которые он писал по поводу Великой Французской революции, «самые необразованные и грубые…У них не было установившейся взаимной связи, ни привычки действовать согласно,…последние почти немедленно стали руководящей силой, как только старые власти были уничтожены»^[15].

Безусловно, Октябрьская революция спровоцировала прокурорско-судейское сообщество, органы судебного управления на саботаж советской власти. География саботажа судейских чиновников, а вместе с ними прокуроров и адвокатов, была довольно обширной: Москва, Оренбург, Смоленск, Омск, Иркутск и др. ^[16]. Конечно, нельзя сказать, что все судьи саботировали советскую власть, игнорируя ее не выходом на службу, прекращением отправления правосудия, и тем самым создавая в стране правовой хаос. Саботаж советской власти мог быть несколько иным. Например, не выполнение декретов, указаний, исходящих от компетентных органов новой власти, а руководство декретами и законами Российской империи или Временного правительства. В работах И.В. Сталина по этому поводу есть его достаточно откровенные высказывания. В частности, он писал: «Мы теоретически знали, что пролетариат не может взять просто старую государственную машину и пустить ее в ход. Это наше теоретическое положение, данное Марксом, целиком подтвердилось на фактах, когда мы встретились с целой полосой саботажа со стороны царских чиновников, служащих и некоторой части верхушки пролетариата, — полосой, полной дезорганизации государственной власти»^[17]. Исходя даже из этих слов И.В. Сталина можно предположить, что мысли «взять просто старую государственную машину и пустить ее в ход» все же у большевиков были, но столкнувшись с массовым саботажем, пришли к срочному преобразованию имперского государственного управления.

Начало формированию центрального государственного аппарата было положено 25 октября 1917 г. II-м Всероссийским съездом Советов. Созданная по его решению система народных комиссариатов (далее – Наркоматов) не только заменила ликвидированные министерства Временного правительства, но и взяла на себя и руководство аппаратом бывших министерств^[18]. Если внимательно посмотреть направления деятельности министерств при Временном правительстве (иностранных дел; внутренних дел; по военным и морским делам; почт и телеграфов; финансов; юстиции; путей сообщения; народного просвещения; земледелия; труда; продовольствия и др.)^[19] и наркоматов РСФСР по состоянию на 25 октября 1917г. (по внутренним делам; земледелия; труда; по военным и морским делам; по делам торговли и промышленности; народного просвещения; финансов; по иностранным делам; юстиции; по делам продовольствия; почт и телеграфов; по делам национальностей; по делам железнодорожным)^[20], то мы увидим, что большевики при всем желании уничтожить старую государственную машину, тем не менее, пришли, во - первых, к однозначным «парным» определениям своих наркоматов, а во-вторых, к использованию практически на 80% профессионального потенциала имперских чиновников, поскольку для управления в любой из обозначенных направлений нужны были подготовленные специалисты. Безусловно, пришедшим к власти большевикам не надо было занимать революционного романтизма и оптимизма, но никак не образования в сфере обороны, внешней торговли, юстиции, просвещения, финансов и других направлениях государственного управления, для чего советской власти понадобился бы достаточно длительный период.

В число образованных советской властью Наркоматов входит и Наркомат юстиции РСФСР. Следует отметить, что Министерство юстиции Временного правительства за столь короткий срок его деятельности возглавляли шесть министров (А.Ф. Керенский, П.Н. Переверзев, И.Н. Ефремов, А.С. Зарудный, А.А. Демьянов, П.Н. Малянтович). Датой снятия с должности П.Н. Малянтовича считается 25 октября 1917 г., то есть дата образования первого Советского правительства РСФСР, в том числе, и Наркомата юстиции РСФСР и назначения на должность первого Наркома юстиции Г.И. Оппокова^[21]. С этого момента все полномочия упраздненного Министерства юстиции по руководству его аппаратом и судебному управлению, переходят под юрисдикцию советского Наркомата. Таким образом, применительно к анализу проблемы советская система судебного управления восприняла от предшествующей системы часть структур, персонала и методов, и начала развиваться в режиме восприятия черт и элементов судебного управления Российской империи и Временного правительства. Отсюда следует, что дальнейшее развитие судебного управления вне роли и влияния традиций, преемственности судебного управления Российской империи можно было представить лишь при наличии принципиальных различий дореволюционной и советской систем судебного управления, которых, по мнению автора, просто не было. Сами матричные основания компетенции Министерства юстиции империи и Наркомата юстиции РСФСР приводят к абсолютным прямолинейным определениям. Например, важнейшими задачами Министерство юстиции империи, да и впрочем аналогичного министерства Временного правительства, в судебной сфере были управление судебной системой (управление личным составом, создание и упразднение судебных органов) и осуществление надзора за деятельностью судебных учреждений. В соответствии с ними Министерству юстиции поручалось «устройство суда гражданского и уголовного» и «все, что принадлежит к устройству судебного порядка»^[22]. В свою очередь в компетенцию Наркомата юстиции РСФСР^[23] входили также управление судебной системой (создание советских судов, подбор и расстановка судебных кадров, организация судебной деятельности и инструктирование судей и работников аппаратов судов); рассмотрение, в порядке высшего судебного надзора, судебных решении и приговоров, вступивших в законную силу (судебно - контрольные функции упразднённого Декретом о суде №1 Правительствующего сената); дача судебным органам руководящих разъяснений и указаний и наблюдение за законностью в их деятельности. Однако в дальнейшем воспроизведение прежних структур и методов судебного управления, использование имперских судебных специалистов, начали заполняться новой властью иным содержанием. Особенно наглядно это видно их сформированных идеологических и организационных принципов советского судебного управления, активным реализатором которых становится Наркомат юстиции РСФСР^[24].

Думается, что самым сложным периодом судебного управления для Наркомата юстиции РСФСР, был период с 25 октября 1917г. до 22 ноября 1917г., поскольку управлять приходилось еще действующими, а точнее, во многом бездействующими судами Временного правительства. Не следует сбрасывать со счетов и продолжающийся саботаж чиновников бывшего Министерства юстиции, в результате чего Нарком юстиции РСФСР был вынужден уволить некоторых из них по дискредитирующим основаниям. В этот же период в виду саботажа судебных чиновников по всей стране стихийно образовываются нелигитимные суды^[25], выносящие решения, нередко подрывающие авторитет еще не вставшей на ноги советской власти. Поэтому становится понятным желание Наркомата юстиции о «разгоне»^[26] судов Временного правительства, не поддающихся никакому управлению, в том числе, и судебному. И, тем не менее, даже при таких обстоятельствах, все же трудно отрицать, что Наркомат юстиции РСФСР с 25 октября 1917 г. не стал центральным органом советского судебного управления и не начал осуществлять такое управление, правда, пока в отношении судов Временного правительства. Поэтому устоявшееся в историко-правовой литературе утверждение, что «функция организации и руководства судами в РСФСР возникла одновременно с советскими судами»^[27], подлежит корректировке. Разработанный Наркоматом юстиции Декрет о суде №1 как бы развязал руки советской власти в организации новой судебной системы, поскольку были упразднены как все общие судебные установления: окружные суды, судебные палаты, Правительствующий Сенат со всеми департаментами, специальные, военные и морские, коммерческие суды, так и институты судебных следователей, прокуратуры и адвокатуры^[28]. Поэтому создание советской судебной системы начиналось практически с чистого листа. Развитие советского судебного управления на начальном этапе судебного строительства отразилось в двух плоскостях. С одной стороны, слом яростно сопротивляющихся старых судебных учреждений, что требовало внесения определенных коррективов в организационные механизмы реализации Декрета о суде. Насколько было трудно закрыть старые судебные учреждения, свидетельствует следующий пример. Так, общее собрание служащих уголовного и гражданского департаментов Иркутской судебной палаты, состоявшееся 5 - 6 января 1918 г., в специально принятой резолюции протестовало против «прекращения деятельности судебных учреждений». Декрет о суде №1 был назван декретом «об уничтожении существующих судов» и «незакономерным», а Совет народных комиссаров «не являющимся общепризнанной народной властью». Поэтому упразднение действующих судебных органов до сформирования новых судов «квалифицировалось как антиобщественное, лишавшее граждан на неопределенное время судебной защиты»^[29]. Во многих случаях для закрытия прежних судов Наркоматом юстиции применялись принудительные меры. В этих целях использовались силы следственной комиссии и комиссаров юстиции, а в некоторых случаях даже и отряды красноармейцев.

С другой же - это быстрая организация деятельности судов (выборы народных судей и заседателей), определение законодательных параметров применения старых правовых норм, порядок обжалования судебных решений, установления параметров публичности и гласности, участия обвинителей и защитников, привлечения общественности к участию в судебном процессе и многие другие организационные вопросы обеспечения судебной деятельности. В юридической литературе существует несколько точек зрения на начало организации советских судов. Например, считается, что создание еще до принятия Декрета о суде всякого рода революционных народных судов, судов общественной совести, революционных трибуналов, крестьянских судов и др. уже было началом организации советских судов. Такие самодеятельно созданные суды действовали в Петрограде, Москве, Саратове, Смоленске, Ташкенте, Новгородской, Ярославской, Тверской, Пензенской, Уфимской, Оренбургской, Олонецкой губерниях, на Кубани, Украине, в Сибири и некоторых других местах^[30]. Безусловно, первые суды, созданные творчеством народных масс, некоторым образом предопределили форму организации суда, установленную советскими декретами о суде. Однако, на взгляд автора, создание таких судов можно отнести не более чем к стихийно создаваемым, но никак не организованным формам^[31]. К этому стихийному процессу более всего подходят такое определение как слом старого судебного аппарата, не подчиняющегося советской власти. На самом деле Наркоматом юстиции РСФСР организованная реализация положений Декрета о суде №1 начинается только 5 декабря 1917 г., когда Наркомат юстиции разослал свое первое предписание районным Советам Петрограда с указанием немедленно приступить к открытию деятельности местных судов, избранию судей, передаче им дел, находившимся в производстве прежних судей, что должны были сделать комиссары юстиции^[32].

В 1917-1922-е гг. в деятельности Наркомата юстиции судебное управление тесно переплетается с законотворчеством и поиском главной линии судебной политики советского государства. Идет постоянное наращивание проблем и содержательного усложнения вопросов, требующих разрешения как на законодательном уровне, так и во внутренней организации деятельности самого Наркомата. Особой связующей нитью создаваемых судебных учреждений и Наркомата юстиции становятся комиссары юстиции. 19 декабря 1917г. Наркоматом юстиции принимается постановление «Об избрании Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов комиссаров юстиции впредь до создания постоянных судебных установлений и об обязанностях избранных комиссаров»^[33]. Создание таких представителей центрального органа судебного управления на местах явились существенной чертой и новеллой в дальнейшей организации судебного управления. Если внимательно рассмотреть обязанности комиссаров юстиции, то в них можно увидеть зарождение органов юстиции на местах (отделов юстиции губисполкомов, уездных бюро юстиции). В полномочия комиссаров входили организационные, кадровые, контрольные и даже судебные функции, в том числе: а) обеспечение преемственности в делопроизводстве и судопроизводстве старых и новых судов. В этих целях комиссары юстиции наделялись «полными правами председателя суда», вплоть до дачи указаний по разрешению конкретных дел, изменения меры пресечения и даже отмены принимаемых судами решений^[34]; б) по согласованию с исполнительными комитетами Советов комиссары юстиции формировали кадровый состав судебных работников и комиссариата юстиции. При этом именно они принимали решение о допуске на работу бывших чиновников и канцелярских служащих упраздненных судебных мест. Таким образом, важное место в административном направлении судебной политики приобретает вопрос о региональном судебном управлении, то есть выстраивании вертикали такого управления.

Согласно положениям первого Декрета о суде местные суды «решали дела именем Российской Республики и руководствовались в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию». Отмененными законами считались те, которые противоречили декретам Советской власти. Между тем хаотическая бессистемность применяемого советскими судами накопленного Российской империи и Временного правительства нормативного материала, не способствовала повышению роли судебных процессов, не обеспечивала единства деятельности судебных органов в их правоприменительной деятельности. А формулировка о признании «писаных законов свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революционными декретами или революционным правосознанием народа», страдала расплывчатостью и призывала «сам народ», как писал об этом П.И. Стучка, «до окончательного установления нового порядка в каждом случае должен решать вопросы о том, что остается еще в силе из прежних 16 томов Свода законов и что из них уже окончательно отменено революцией»^[35]. Безусловно, в этих условиях для судебных органов создавалась довольно благоприятная почва для произвола и злоупотреблений, что никак не способствовало обеспечению законности и правопорядка. Поэтому перед Наркоматом юстиции встала острая проблема поэтапного выстраивания законотворческого процесса по дальнейшей организации судебной деятельности и определения основных принципов и черт советского судоустройства. Однако в этом процессе присутствуют «персонифицированные личностно и мировоззренчески»^[36] руководители Наркомата юстиции (И.З. Штейнберг, П.И. Стучка, Д.И. Курский), формирующие с учетом конкретных факторов развития страны идеологию преобразований судебной системы. В то же время направление юридической политики, связанное с судебной деятельностью, особенно в условиях обострения проблем борьбы с контрреволюцией, взяточниками, дезорганизаторами и нарушителями дисциплины, определяется в качестве и объекта политического воздействия со стороны государства. Наглядно это можно продемонстрировать на примере организации деятельности революционных трибуналов. Известно, что первая инструкция революционным трибуналам от 19 декабря 1917 г. была разработана Наркоматом юстиции РСФСР под руководством левого эсера И.З. Штейнберга. В этой Инструкции были конкретизированы положения Декрета о суде № 1 о подсудности дел революционным трибуналам, а также определен перечень довольно либеральных мер наказания, применяемых ими (денежный штраф; лишение свободы; удаление из столиц, отдельных местностей или пределов российской республики; объявление общественного порицания; объявление виновного врагом народа; лишение виновного всех или некоторых политических прав, секвестр или конфискация имущества; принуждение к обязательным общественным работам)^[37]. Таким образом, при наркоме юстиции И.З. Штейнберге революционные трибуналы были ограниченны в применении репрессивных мер. Однако либеральная левоэсеровская концепция деятельности революционных трибуналов никак не устраивала большевиков. Поэтому вскоре после освобождения от должности наркома юстиции И.З. Штейнберга, деятельность революционных трибуналов становится объектом пристального внимания со стороны Совета Народных комиссаров РСФСР и политического воздействия. В первую очередь, данная проблема обсуждается на I Всероссийском съезде комиссаров юстиции в апреле 1918 г., а затем 4 мая 1918 г. принимается в Декрет СНК «О революционных трибуналах»^[38]. Принятию Декрета о революционных трибуналах предшествовала активная работа Наркомата юстиции теперь уже под руководством П.И. Стучки. С этого момента революционные трибуналы укрупняются, сосредотачиваются лишь на борьбе с контрреволюционными преступлениями, и становятся чрезвычайными, репрессивными органами, оказывая, тем самым, содействие Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ВЧК)^[39]. Соответственно постановлением Наркомата юстиции от 16 июня 1918 г. отменяется и либеральная инструкция И.З. Штейнберга от 19 декабря 1917 г., а революционные трибуналы наделяются правом применения высшей меры наказания – расстрела^[40]. Таким образом, к середине 1918 года Наркомат юстиции РСФСР реализовал первый этап выстраивания сети советских судов, состоявшей из местных судов, под юрисдикцией которых была основная часть уголовных и гражданских дел (органы правосудия), и революционных трибуналов (органы расправы), созданные со специальной целью для борьбы против контрреволюционных сил и не строят свою деятельность на основе положений об общих судах^[41].

К данной деятельности Наркомата юстиции примыкает и контрольно -надзорное и законотворческое направление, которое также получает дальнейшее развитие. 28 ноября 1918 г. Наркомат юстиции вновь возвращается к уточнению перечня наказаний, предоставленных революционным трибуналам в «Руководстве для устройства революционных трибуналов». Однако вместе с этим уточнением Наркомат юстиции как орган судебного управления вносит некоторые упрощения в судопроизводство революционных трибуналов, но в то же время определяет порядок и основания обжалования их приговоров. Основаниями для этого могли быть «нарушение или обнаружение признаков явной несправедливости приговора, явно не соответствовавшего деянию осужденного». В этом случае Наркомат юстиции имел право обратиться во ВЦИК РСФСР с предложением назначить вторичное рассмотрение дела. Следует отметить, что такой порядок обжаловании приговоров революционных трибуналов, предложенный Наркоматом юстиции в постановлении от 28 ноября 1918г. был учтен и в постановлении ВЦИК «О правах ВЧК и ревтрибуналов» от 17 февраля 1919 года и в « Положении о революционных трибуналах» от 12 апреля 1919 г.^[42] Автор работы сознательно не останавливается на учреждении Декретом ВЦИК от 11 июня 1918 г. Революционного трибунала при ВЦИК (Верховный Трибунал) и кассационного отдела при нем, поскольку Верховный Трибунал имел право толкования законов и определения направлений карательной политики независимо от Наркомата юстиции РСФСР. Единственно, что здесь можно отметить, так это то, что кассационный отдел Верховного Трибунала рассматривал кассационные жалобы и протесты, в том числе Наркомата юстиции, на приговоры революционных трибуналов, исправляя их ошибки и обеспечивая единую уголовную политику трибуналов РСФСР^[43].

Наркомат юстиции РСФСР как орган судебного управления постепенно выстраивает и архитектонику звенности судебной системы, процедур уголовного и гражданского процесса. Началом для этого послужило принятие 7 марта (22 февраля) 1918 г. Декрета о суде № 2. Этот декрет предусматривал четырехзвенную систему общих судов. Первым звеном становятся «местные народные суды», которые именовались по Декрету о суде №1 «местными судами». Роль второго звена отводится вновь созданным окружным народным судам, уполномоченными рассматривать дела, превышавшие компетенцию судов первого звена. Третье звено - это областные народные суды и, наконец, четвертое звено - Верховный судебный контроль^[44]. Наркомат юстиции активно включился в организацию названных звеньев системы общих судов выполняя при этом более всего контрольно-надзорные функции судебного управления. Это было связано более всего тем, что члены окружных народных судов избирались и отзывались местными Советами, а председатель такого суда избирался самими членами суда и мог ими быть в любое время отозван. По этому Декрету впервые для рассмотрения уголовных дел в окружных народных судах создавались коллегии в составе председательствующего члена суда и 12 народных заседателей, а гражданские дела рассматривались в составе трех членов суда и четырех народных заседателей. Особая процедура была связана с народными заседателями, которые утверждались губернскими и городскими Советами на основании списков кандидатов, представлявшихся местными районными и волостными Советами. Обращает внимание на себя то, что в компетенцию народных заседателей входили не только решение вопроса о факте преступления, но и о мере наказания (они имели право уменьшить указанное в законе наказание, то есть назначить наказание ниже низшего предела, или даже вовсе освободить подсудимого от наказания). Тем не менее, даже с принятием Декрета о суде №2 все же не была достигнута оптимальная процедура обжалования судебных решений. Жалобы на приговоры и решения окружных судов должны были рассматривать областные суды, кассационной инстанцией для местных народных судов оставался уездный или столичный съезд местных народных судей. Таким образом, система общих судов фактически делилась на две самостоятельные и обособленные друг от друга подсистемы – местные народные суды и окружные суды.

Дальнейшее организационно-правовое оформление судебной системы связано с разработкой Наркоматом юстиции Декрета о суде №3 принятым 20 июля 1918 г.^[45]. Это был серьезный шаг в упорядочении обжалования судебных решений. Существовавшая доныне двойственность в кассации (областные суды и верховный судебный контроль), была отменена и создан единый кассационный суд (которому также была уготована непродолжительная судьба). Здесь надо особо остановиться на таком органе как верховный судебный контроль. Согласно ст. 6 части 3 Декрета о суде №3 «В целях достижения единообразия кассационной практики» в столице учреждался верховный судебный контроль. В его состав должны были входить представители областных народных судов, для которых устанавливалась особая процедура их по избранию и отзыву из состава верховного судебного контроля. Последний, в случае выявления противоречий в толковании законов различными кассационными инстанциями, выносил «объединяющие принципиальные решения», которые кассационными инстанциями принимались впредь к руководству. Таким образом, по существу должен был быть создан орган не только по формированию единой судебной практики, но и управленческий, поскольку его решения, как уже указывалось выше, являлись обязательными для нижестоящих судов. Кроме того, верховный судебный контроль в случаях обнаружения неустранимого противоречия между действующим законом и народным правосознанием, имел право внести представление в законодательный орган с постановкой вопроса об издании нового соответствующего закона, то есть имел право законодательной инициативы. Между тем орган верховного судебного контроля так и не был создан и поэтому на непродолжительный период функции «центрального кассационного инстанции» пришлось взять на себя Наркомату юстиции. По мнению И.И. Олейник «на Наркомюст оказалась возложенной, хотя и в ограниченной степени, не свойственная ему функция судебно-кассационной инстанции»^[46]. В связи с этим тезисом хотелось бы отметить, что любая судебная инстанция рассматривает уголовное либо гражданское дело в установленном процессуальном порядке. Отступления от этих норм являются основанием для отмены судебного решения. Наркомат юстиции не судебный орган и поэтому все принимаемые им решения носили характер не процессуальный, а управленческий и направленный, более всего, на формирование единой судебной практики соответствующей данному политическому режиму.

Декретом о суде № 3 была значительно расширена и подсудность дел местных народных судов (кроме дел о контрреволюционных преступлениях, убийствах, разбое, изнасиловании, спекуляции, взяточничестве и подделке денежных знаков). Эти преступления ранее были подсудны революционным трибуналам. Исследование законотворческой деятельности Наркомата юстиции в области судоустройства и судебного управления показывает повышение его роли как государственно-правового института в судебной политике советского государства и процессах модернизации судебной системы страны. Однако следует иметь в виду, что в условиях зарождающегося советского государства и упрочения существующего порядка, Наркомат юстиции во многом вынужден реализовать свои полномочия в отношении судов через административно-приказное репрессивное управление. И, тем не менее, даже несмотря на такое свое «благоприятное» политико-правовое положение, Наркомат юстиции продолжает работать над идеей создания единого народного суда. На этот законотворческий процесс оказывает активное влияние разработанные им же самим Декреты о суде, инструкции для революционных трибуналов, начиная с Инструкции от 19 декабря 1917 г. «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний», а также классово – политическая направленность основных черт советской судебной системы, ее идеологизация и политизация, оценка опыта судебного строительства как в позитивном, так и негативном планах и другие сложнейшие объективные и субъективные детерминанты, позволяющие выявить устойчивые процессы в использовании судебных органов в решении политических проблем. Поэтому можно сказать, что «создание советских судов шло ранее не изведанным и никем не проторенным путём»^[47]. На взгляд автора, в результате соединение исследовательского потенциала Наркомата юстиции и всестороннего анализа собственно уже советского пути судебного строительства, привели к принятию 30 ноября 1918г. Декрета ВЦИК «О народном суде Российской Социалистической Федеративной Советской республики (Положение)». В нем закладываются общие принципиальные подходы по судоустройству (состав единого народного суда; подсудность; единоличное и коллегиальное рассмотрение дел; порядок привлечения к отправлению правосудия народных заседателей; требования, предъявляемые к кандидатам на должности судей для занятия должности судьи; язык судоговорения; общие начала назначения уголовного наказания; производство предварительного следствия по уголовным делам; об участии в судебных заседаниях обвинителей, защитников и представителей сторон в гражданском процессе и другие общие положения относительно механизмов судопроизводства-А.Р.). Обращает на себя внимание установленный в Положении порядок обжалования приговоров и решений народного суда. Как таковой апелляционный порядок обжалования Положение о народном суде не предусматривает, однако любой приговор, решение по гражданским делам, могли быть обжалованы в кассационном и частном порядке в Совете Народных Судей (Все народные суды, входящие в состав губернии или соответствующей ей отдельной территориальной единицы Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, составляли судебный округ.Гор. Москва и Петроград также выделялись в отдельные судебные округа. В каждом судебном округе для рассмотрения кассационных и частных жалоб на приговоры, решения и действия народных судов и ближайшего контроля над ними учреждался Совет Народных Судей.-А.Р.). О демократичности такого обжалования по уголовным делам свидетельствует то, что субъектами обжалования могли быть не только обвиняемые (осужденные) и лица и учреждения, возбудившие уголовное преследование, но и местные советские органы. Помимо этого в тексте Положения привлекает внимание то, что Совет Народных Судей создавался не только для рассмотрения кассационных и частных жалоб, но и для ближайшего контроля над судами. Однако что понимается под ним, в законе разъяснения не дано. Можно лишь предположить, что Наркомат юстиции, еще за три года до начала судебной реформы 1922 г., начинает постепенно выстраивать в системе общих судов линейную систему управления, что получило в последующем полное подтверждение в Положении о судоустройстве РСФСР утвержденном ВЦИК РСФСР 31 октября 1922 г.^[48]. Из этого следует, что Наркомат юстиции в судебном управлении придавал большое значение выработке легитимных механизмов организационно - правового влияния и инструментария управленческого и правового воздействия внутри самой судебной системы. Например, согласно Положению о народном суде 1918 г. «Председатель, заместитель председателя и постоянные члены Совета Народных Судей из числа народных судей избираются губернскими съездами народных судей округа, а в Москве и Петрограде общими собраниями их, утверждаются соответствующими Исполнительными Комитетами губернских или городских Советов рабочих и крестьянских депутатов и образуют Президиум Совета Народных Судей». В механизме деятельности Совета Народных Судей предусматривается не только рассмотрение кассационных жалоб, но и частных жалоб и жалоб на отдельные действия народных судов, которые должны проходить в составе не менее трех членов Совета Народных Судей при обязательном участии члена Президиума. Функции контроля принадлежали Президиуму Совета Народных Судей. Тем самым возникает вопрос, а что следует понимать под частной жалобой и жалобой на отдельные действия народных судов? Ответ на этот вопрос частично дается в ст. 353 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР 1922 г. (УПК РСФСР), в котором было закреплено, что жалобы на приговоры народного суда могут быть принесены каждой из заинтересованных сторон исключительно лишь по поводу формального нарушения прав и интересов данной стороны при производстве по делу или рассмотрении дела на суде и именуются кассационными жалобами и не могут касаться существа приговора. Все остальные жалобы, приносимые на определения народного суда и постановления народного судьи, именуются частными жалобами^[49]. Данная норма была воспроизведена и в ст. 349 УПК РСФСР 1923 г.^[50]. Таким образом, рассмотрение Советом Народных Судей частной жалобы является ничем иным как процессуальной составляющей ее деятельности. В то же время рассмотрение этим же органом жалоб на отдельные действия народных судов, на взгляд автора, более всего относятся к функциям судебного управления. Ведь в Законе не указано, что эти жалобы связаны с рассмотрением конкретных уголовных или гражданских дел и поэтому данное понятие можно подвергнуть расширительному толкованию. В частности, это может быть и ненадлежащее исполнение должностных обязанностей судьей (судьями), руководителем суда по организации судебной деятельности. Нельзя исключать, что это могли быть жалобы, связанные и с внеслужебной деятельностью представителей судейского корпуса.

Одной из серьезных новелл Декрета о народном суде 1918 г. становится положение о том, что Совет Народных Судей при рассмотрении кассационных жалоб не связан ее пределами и поводами. Данное положение было подтверждено и в Декрете ВЦИК от 21.10.1920 г. «Положение о Народном Суде Российской Социалистической Федеративной Советской Республики». Это означало, что Совет Народных Судей не связан доводами кассационной жалобы или протеста и проверяет дело в полном объеме в отношении всех осужденных, в том числе и тех, которые жалобы не подали. В случае обнаружения нарушений закона, влекущих за собой отмену или изменение приговора (существенные нарушения или неправильное применение декретов, в частности нарушение форм судопроизводства, а также неполнота следствия или явно несправедливый приговор), Совет Народных Судей имел право отменить приговор и передать уголовное дело для повторного рассмотрения по существу в другой народный суд того же района. Указания, сделанные Советом Народных Судей в мотивах к отмене приговора были обязательны для суда, пересматривающего дело. В то же время для формирования единой судебной практики Совет Народных Судей копию своего решения направлял для руководства в народный суд, постановивший отмененный приговор. Строго говоря, в этом случае Совет Народных Судей выступает как субординационно - организационная подсистема и ее деятельность в определенной мере носит также управленческий характер (судебного управления). Одновременно с Советом Народных Судей, который рассматривал кассационные жалобы на приговоры и иные судебные решения народных судов, отделу судебного контроля Наркомата юстиции РСФСР было предоставлено право рассмотрения в порядке надзора отдельных приговоров и решений народных судов, возобновление дел по вновь открывшимся обстоятельствам, направления жалоб и ходатайств отдельных граждан и учреждений, подаваемых в Наркомат юстиции на незакономерные действия должностных и частных лиц^[51]. Конечно, предоставленные Наркомату юстиции указанные выше полномочия не следует рассматривать буквально как пересмотр им самим судебных решений народных судов. Такой пересмотр предусматривал не процессуальный порядок, а принятие решения органом, имеющим властные полномочия управленческого характера. Органом, который с 1923 года стал именоваться как Верховный административно-политический орган^[52].

Постепенное укрепление позиций Наркомата юстиции в судебном управлении начались с принятием Положения о народном суде от 21 октября 1920 г. В соответствии с ним число народных судей в отдельном районе определенных Губернским исполнительным комитетом, уже утверждается Наркоматом юстиции. Народные судьи могли быть отозваны избравшими их Советами как по их инициативе, так и по представлению Советов Народных Судей, при чем такое отозвание должно быть подробно мотивировано и подлежало утверждению Губернским исполнительным комитетом и только после соответствующего заключения отдела юстиции. И, наконец, законодатель установил за Наркоматом юстиции РСФСР право высшего контроля над приговорами и решениями народных судов и Советов Народных Судей (таких норм в Положении о народном суде РСФСР 1918г. не было). Особенно много вопросов вызывает последнее положение о праве высшего контроля над приговорами и решениями судов. Безусловно, его нельзя было отождествлять с понятием «надзор», что применимо более всего к деятельности высшего судебного органа, на который возлагался надзор за судебной деятельностью всех судебных органов. Последний имел право отменять приговор или решение любого суда (по особому процессуальному порядку) и давать руководящие разъяснения по вопросам судебной практики. Но поскольку такой орган в Советской республике еще не был создан, то буквально через полгода после принятия Положения о народном суде 1920 г. Декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 10 марта 1921 г. принимается Положение «О высшем судебном контроле»^[53], которым Наркомат юстиции РСФСР наделяется полномочиями: а) общего надзора за деятельностью всех судебных органов РСФСР (народных судов и революционных трибуналов – А.Р.) и преподание им руководящих разъяснений и указаний по действующему советскому праву; б) признание не имеющими законной силы приговоров или решений судебных органов Р.С.Ф.С.Р., хотя и вступивших в законную силу, но по изложенным в ст. 2-й сего Положения основаниям требующих пересмотра; в) разрешение вопроса о возобновлении судебных дел в виду вновь открывшихся обстоятельств, независимо от того, каким органом Республики эти дела были рассмотрены. При этом привлекают к себе внимание основания для признания приговоров или решений судебных органов не имеющими законной силы. Таковыми могли служить лишь «следующие обстоятельства: а) явное нарушение или неприменение узаконений советской власти; б) принятие судебными органами к своему производству дел, не подлежащих судебному разбирательству (земельные споры, вопросы общих мероприятий советской власти и т.п.); в) явное противоречие приговора или решения руководящим началам советского законодательства и общей политике Рабоче-Крестьянского Правительства». На взгляд автора, принятие Положения «О высшем судебном контроле» и возложение надзорных функций на орган административного руководства, не связанного с процессуальной деятельностью, является показателем того, что в Советской республике продолжался процесс поиска оптимального процессуального механизма для рассмотрения принятых судебных решений в порядке надзора и это была временная мера. О временности и даже краткосрочности принятого Положения «О высшем судебном контроле» можно судить потому, что в нем не был прописан процессуальный порядок «признания не имеющими законной силы приговоров или решений судебных органов Р.С.Ф.С.Р., хотя и вступивших в законную силу» (вероятно законодатель, обходя этот вопрос стороной умышленно ушел от регламентации такой процедуры в Положении, поскольку тогда Наркомат юстиции превратился бы в надзорный судебный орган и утратил статус административно – политического органа, выполнявшего совершенно иные функции судебного управления). Отсюда следует, что Наркомат юстиции сочетая в себе контрольно - надзорные функции, при выявлении неправосудного решения или решения явно противоречащего общей политике рабоче-крестьянского правительства, выступает, прежде всего, как представитель государства по обеспечению функционирования механизма государственной власти в особой судебной сфере. К тому же не следует забывать, что еще Декретом о суде №1 Наркомату юстиции было предоставлено право рассмотрения в порядке высшего судебного надзора, судебных решении и приговоров, вступивших в законную силу (судебно - контрольные функции упразднённого Правительствующего сената)^[54]. В этих целях ему предоставляется функциональная и организационная самостоятельность, вплоть до общего надзора за деятельностью судов; дачи судьям руководящих разъяснений и указаний по действующему советскому праву; отмены вступивших в законную силу приговоров или решений судебных органов или признания дела подлежащим возобновлению. Для этого Наркомату юстиции не надо было проводить пересмотр дела в установленном законом процессуальном порядке (как это делал в последующем Верховный Суд РСФСР). Он лишь принимал «силовое», политико – управленческое решение по обжалуемому делу, в котором вполне возможно и не было нарушений ни материального, ни процессуального права, но зато оно противоречило общей политике рабоче-крестьянского правительства. То, что в государственном воздействии на судебную сферу важную роль начинает играть Наркомат юстиции очень хорошо видно из развития его нормативно-правовой базы: постановление Народного комиссара юстиции «Об отделах юстиции в Москве и Петрограде. (Инструкция)»^[55], постановление коллегии Наркомата юстиции от 22 марта 1918 г. «Об организации Комиссариата и о более точном и целесообразном распределении работ между отделами Комиссариата»^[56]; от 25 марта 1918 г. «О распределении отделов среди ответственных работников Наркомата» и от 30 марта «Об утверждении штатов Комиссариата»^[57]; с июля 1918 г. в структуре Наркомата образуются три отделения: по гражданским, уголовным и «по разным вопросам»^[58]; Положение «О местных органах юстиции» от 27 августа 1920 г. и Положение «Об отделах Народного комиссариата юстиции» от 26 ноября 1920 г.^[59], решение коллегии НКЮ РСФСР от 2 марта 1921 г. по Положению «О Народном комиссариате юстиции», Декрет ВЦИК от 25 августа 1921 г. «Об усилении деятельности местных органов юстиции»^[60], Положение «О высшем судебном контроле» от 10 марта 1921 г. ^[61] и др. Безусловно, в этот перечень следует включить и Положение о народном суде 1920г. Ни в одном из перечисленных правовых актов в деятельности Наркомата юстиции не оставлена без внимания сфера судебного управления и организация деятельности советских судов, создания им (судам и революционным трибуналам) необходимых условий для осуществления правосудия. Таким образом, осуществляемое Наркоматом юстиции судебное управление становится одной из разновидностей политико-управленческой деятельности советской власти, связанной с развитием государственно - правовых институтов контроля и инструментария воздействия на судебную систему советского государства (общий надзор за судами; подбор и расстановка судебных кадров; проведение ревизий судов, дача руководящих разъяснений и указаний по действующему советскому праву; изучение и обобщение судебной практики; ведение судебной статистики).

Между тем в период с 1917 по 1922 гг. наряду с отладкой «линейной системы» судебного управления в судебной сфере (Наркомат юстиции, губернские и уездные комиссариаты) параллельно формировалось и судебное управление внутри судебных органов. Однако как указывают авторы монографии «Эффективность правосудия и проблема устранения судебных ошибок», «управление в области судопроизводства имеет ту специфику, что оно не совместимо с администрированием». По их мнению «В широкое понятие управления судебной деятельностью следует включить и другие управляющие системы, прежде все­го нормы права…В систему «управления» правосудием входит также фор­мирующая единую судебную практику деятельность вышестоя­щих судебных инстанций — кассационных и надзорных». Авторами монографии выделяются три основных «рычага» судебного управления: а) управление с помощью закона; б) организационное руководство судами; в) деятельность вышестоящих судебных инстанций (процессуальную и внепроцессуальную), формирующую судебную практику^[62]. При внимательном изучении полномочий вышестоящих судов (судебных органов) по законодательству о судоустройстве исследуемого периода можно отчетливо рассмотреть все названные авторами монографии «рычаги управления» правосудием. Так, по Положению о народном суде 1920г. народные судьи могут быть отозваны избравшими их Советами или уездными исполнительными комитетами, как по их инициативе, так и по представлению Советов Народных Судей, при чем такое отозвание должно быть подробно мотивировано и подлежало утверждению Губернским исполнительным комитетом, по даче заключения отдела юстиции. Однако Положение наделяло Совет Народных Судей и такими управленческими функциями как временное отстранение народных судей до утверждения их отозвания Губернским исполнительным комитетом. Вполне можно отнести к управленческой деятельности Совета Народных Судей и рассмотрение жалоб на действия народных судей, которые, как видно из текста Декрета, не всегда были связаны с их процессуальной деятельностью. В этом случае осуществлялось даже двойное управление, поскольку функции контроля по рассмотрению таких персональных дел на судей возлагались как на президиум Совета Народных Судей, так и на уездные бюро юстиции.

Важное значение для судебного управления внутри самой судебной системы начинают играть руководящие разъяснения Совета Народных Судей и вышестоящих революционных трибуналов, различного рода обобщения судебной практики и выявление наиболее типичных ошибок при рассмотрении дел. Например, в соответствие с Декретом ВЦИК от 18.03.1920г. «О революционных трибуналах (Положение)» член кассационного трибунала, обобщая сведения о деятельности всех нижестоящих трибуналов, был обязан акцентировать внимание на допущенных ими нарушениях, предлагая при этом «применение тех или иных дисциплинарных мер по отношению к председательствующему в заседании до отстранения от должности и предания суду включительно, при чем независимо от наличия или отсутствия кассационной жалобы, если найдет нужным». Такое обобщение могло завершиться истребованием дела (дел) для пересмотра в ревизионном порядке, отмены приговора и передачей его на новое рассмотрение в трибунал в ином составе либо изменить меру репрессии. Разрешение возникающих вопросов процессуального характера как по кассационным жалобам, так и в результате ревизионной деятельности кассационного трибунала, если разрешение их требовало принципиального истолкования статей закона и «преподания определенных указаний всем трибуналам для исполнения», осуществлялось кассационным трибуналом путем инструкций, циркуляров и разъяснений, после утверждения таковых Народным комиссариатом юстиции^[63]. Как видим, с одной стороны, речь идет об обобщении судебной практики в системе революционных трибуналов, а, с другой, реагирование на процессуальные нарушения допущенные судьями. Таким образом, в широкое понятие управления судебной деятельностью включаются внутри самих судов и такие управляющие системы как правильное применение норм права и управляющее воздействие на нижестоящие суды, вплоть до возбуждения дисциплинарного производства в отношении судей, допускающих нарушения. И все же не возникает никаких сомнений, что деятельность революционных трибуналов была менее подконтрольна Наркомату юстиции, чего нельзя сказать об общих судах. Поэтому важное место в механизме судебного управления изначально занимал вопрос нахождения своего рода консенсуса между руководством революционных трибуналов и Наркоматом юстиции взаимно устраивающих форм и методов такого управления. В большой степени этот инструментарий управленческого и правового воздействия Наркомата юстиции носит контрольный и рекомендательный характер. Например, «О своей собственной деятельности кассационный трибунал представляет отчетность в Президиум ВЦИК и Народному комиссару юстиции»; «Кассационный трибунал направлял инструкции, циркуляры и разъяснения революционным трибуналам после утверждения Народным комиссариатом юстиции» и т.д. Такой же порядок относится и к циркулярам, рассылаемым революционным трибуналом Республики, военным трибуналам, трибуналам, подчиненным ему, и военно-железнодорожным трибуналам. С принятием Положения НКЮ РСФСР «Об отделах народного комиссариата юстиции» от 26 ноября 1920 г. судебное управление революционными трибуналами стало осуществляться через отдел судоустройства^[64]. В нем на данный отдел были возложены обязанности по наблюдению за деятельностью революционных трибуналов и дачи им руководящих указаний при общем руководстве со стороны Наркомата юстиции.

Некоторое ослабление позиций Наркомата юстиции РСФСР происходит с принятием Положения о судоустройстве РСФСР 1922 г. (далее – Положение), поскольку упраздняются обособленные органы судебного управления, в число которых входили губернские отделы и уездные бюро юстиции. Центр тяжести судебного управления переносится на уровень губернских судов. Компетенция последних стала включать в себя не только собственно судебную деятельность, но и организационно-административные полномочия. Тем самым во вновь сложившейся судебной системе советского государства была сформирована достаточно стройная и оптимальная линейная система судебного управления. Согласно Положению народный судья был «ответственен за свою деятельность исключительно по суду или в нижеперечисленном порядке перед вышестоящими судебными учреждениями РСФСР» (Ст.3). В свою очередь, губернскому суду были «поднадзорны все действующие на территории губернии или области суды, кроме выездных сессий Верховного Суда РСФСР и военных и военно-транспортных трибуналов» (Ст.4). Председатели губернских судов имели «право возбуждения дисциплинарного производства против всех лиц, работающих в подведомственных губернскому суду учреждениях» (Ст.71). Высшему звену судебной системы - Верховному Суду РСФСР, принадлежал «судебный контроль над всеми без исключения судебными местами РСФСР, рассмотрение в кассационном порядке решенных губернскими судами дел и в порядке надзора всех дел, разрешенных любым судом республики» (Ст.5). В этой линейной системе управления в состав Верховного Суда РСФСР законодатель вводит новые органы судебного управления: Пленум и Президиум Верховного Суда РСФСР. Например, при осуществлении общего надзора за судебными местами Президиум имел «право назначения специальных ревизий губернских судов и иных приравненных к ним по Положению, а также возбуждения дисциплинарного производства против членов Верховного Суда, председателей губернских судов и равных им судов, их заместителей, как в результате ревизий судов, так и по отдельным сообщениям Прокурора республики, и наложением дисциплинарных взысканий на них в пределах предоставленной Президиуму власти» (Ст. 59). Исходя из компетенции Пленума Верховного Суда РСФСР «по правильному истолкованию законов по вопросам судебной практики», «рассмотрения, отмены и изменения приговоров судебных и кассационных коллегий Верховного Суда и любого иного суда республики» и «рассмотрения всех остальных вопросов, вносимых в пленум Верховного Суда» (Ст.60), можно предположить, что на заседаниях Пленума по «рассмотрению остальных вопросов» могли быть как раз вопросы организации судебной деятельности, то есть судебного управления^[65]. Таким образом, в результате судебной реформы 1922 г. функции судебного управления в отношении общих судов в значительной мере сосредоточиваются в единой системе судебных учреждений. Роль Наркомата юстиции РСФСР заключается лишь в «поднятии на должностную высоту личного состава судебных работников», в понимании «соответствующей серьезности задач, возложенных на судебных работников», «улучшении материального положения судебных работников на государственном и местном уровнях», «своевременной подготовки достаточных кадров опытных судебных работников»^[66]. Единственно, где полномочия по судебному управлению оказались не измененными для Наркомата юстиции, так это были автономные республики. На территории такой республики руководство судебной практикой и высшим судебным надзором осуществлялось отделением Верховного Суда РСФСР, подведомственным Наркомату юстиции РСФСР или Главному суду, находившегося в ведении местного наркомата юстиции. Однако, в отличие от губернских судов, они не выполняли функции судебного управления. Таким образом, все вопросы судебного управления продолжали оставаться в компетенции отделов юстиции автономных республик.