Культуроцентричность социологии

Попов Евгений Александрович доктор философских наук профессор кафедры социологии и конфликтологии Алтайского государственного университета 65649, Россия, г. Барнаул, ул. Димитрова, 66, каб. 513А Popov Evgeniy Aleksandrovich Doctor of Philosophy Professor of the Department of Sociology and Conflictology of Altai State University 656038, Russia, Barnaul, 66 Dimitrova str., room 513А popov.eug@yandex.ru Другие публикации этого автора

         Предисловие. Устойчивое мнение о том, что социология является наукой, внимание которой сосредоточено на изучении общества, по-видимому, нуждается в корректировке. Очевидно, что интересы социологов простираются в такие глубины человеческого бытия, что по этой причине социологию в равной степени можно считать и наукой о человеке. И хотя по-прежнему раздаются скептические мнения относительно такого положения вещей, однако расширение исследовательского горизонта социологического знания – дело несомненно решенное. Поэтому скорее следует признать, что «для социологии как дисциплины, претендующей на предметную и методологическую самостоятельность, взгляд на соотношение индивидуального и социального начал в человеческом мире имеет принципиальное значение» ^{[1, с. 17]}, чем согласиться со следующим утверждением: «В социальных науках люди, по сути, не рассматриваются в их особенном бытии, а их силы и способности учитываются лишь в абстрактных формах и измерениях» ^{[2, с. 15]}.

         Между тем у социологии имеется и другой достаточно прочный задел в исследовании окружающей реальности. Речь идет, конечно, о культуре. В этом смысле следует иметь в виду два существенных момента, влияющих на развитие современной социологической науки: 1) социология – это наука о взаимодействии общества, человека и культуры; 2) социология обладает культуроцентричным потенциалом, позволяющим ей проникать в самые отдаленные уголки бытия человека посредством изучения культуры и ее многообразных феноменов.

         Культура и социология. В вопросах исследования культуры социология и осторожна, и решительна одновременно. Связано это, пожалуй, с тем, что всегда в социологических работах, объектами внимания в которых становится культура, появляется риск «онтологизации» проблемы или попросту говоря скатывания на рельсы философии. Как известно, в научном сообществе социологов эта сложность воспринимается довольно остро, и готовые отстаивать свой истинный статус кво социологи не скрывают подчас своего раздражения относительно тех, кто не почувствовал разницы между социологией и философией и стал более близок последней. Это тот случай, когда исследователь угодил в ловушку, и «не замечаемый самим ученым уход из дисциплинарного поля социологии чаще всего в социальную философию» ^{[3, с. 97]}, возможно, приведет к искажению социальной картинки человеческого бытия. Не вдаваясь в дискуссию о возможных плюсах и минусах кооперации социологии с философией, все же должны отметить случаи, при которых «онтологизация» рассматриваемого социологами вопроса и необходима, и желательна. Главным таким «случаем» является культура.

         Следует признать, что культура как объект изучения пользуется повышенной популярностью среди исследователей, представляющих различные отрасли наук. Социология – не исключение. Существует своего рода триумвират отраслевых социологий, активно подключенных к исследованиям культуры и ее форм – социология культуры, социология духовной жизни и социология искусства. В их единстве усматривается необходимость более прицельного и сосредоточенного подхода к рассмотрению «культурного многообразия». Следует отметить, что в этих сферах бытия социологу никак «онтологизации» не избежать. Невозможно говорить, например, об искусстве исключительно языком науки и представлять его в масштабах социального развития и влияния на общество. Многое из того в искусстве, что берет за основу социолог, раскрыто философией в содружестве с другими науками. Но как обходиться с тем, что, по меткому выражению П. Бурдье, «произведение искусства всегда содержит что-то невыразимое…» (курсив автора цитаты. – Е.П.) ^{[4, с. 66]}? Как должен вести себя социолог, если он столкнется с невыразимым в искусстве, тем более что это практически дело неизбежное? Применение проверенных социологических приемов и способов еще не гарантирует успех исследования, когда речь ведется об искусстве. То же самое касается и духовной жизни человека и общества. Там, где ведутся споры о духовности, о духовном, всегда есть место сомнениям и глубоким мировоззренческим обобщениям, а следовательно, социолог, желает он того или нет, неотвратимо ступит на путь философствования. И это, разумеется, совсем не плохо. Вопрос, мы полагаем, не в том, что нужно избегать философского в социологическом, а лишь в том, как правильно распорядиться богатым материалом – затруднит ли он поход к истине или же, напротив, откроет привлекательные перспективы в изучении противоречивых феноменов и явлений человеческого бытия. Выбирать предстоит самому ученому!

         В социологии всегда был востребованным социокультурный ракурс осмысления тех или иных актуальных проблем. В признании выдающегося потенциала данного подхода сомнений нет, однако подчас за этой вывеской может скрываться некая социологическая недосказанность. Во многом это связано с трактовками самого понятия культура. Их существует великое множество, и каждый начинающий и авторитетный исследователь берется легко дать свое определение тому, чем является культура – и для человека, и для общества. Перепроизводство интерпретаций на самом деле вредит и науке, и ученому; он часто доверяет очень поверхностным определениям культуры, ссылается на довольно спорные и уязвимые позиции, а поэтому может не избежать ошибочных выводов в конце своей работы.

Есть здесь, собственно, две основные сложности. Во-первых, понимание культуры склонны опрощать или даже упрощать. Появляются такие странные, на наш взгляд, утверждения: «культура – все то, что не передается генетически, но приобретается с воспитанием» ^{[5, с. 97]} или: «в самом общем понимании культура есть все, что создано людьми» ^{[6, с. 55]}. Культура давно «выросла» из этих малопонятных конструкций. Сегодня культуру определять иначе как ценностно-смысловую систему вряд ли оправданно. И совсем уж необъективно выглядят попытки приписать культуре рукотворность, ремесленность, прикладной характер.

Во-вторых, под культуру «подводятся» самые разнообразные факты, элементы и образы повседневной жизни человека и общества. Именно здесь во всю полноту заявляет о себе социокультурный подход, позволяющий дать социальную оценку этим фактам и образам. И нисколько не сомневаясь в авторитетности указанного методологического вектора исследования, все же приходится констатировать, что его применение иногда камуфлирует некую неуверенность или даже растерянность ученого, берущегося за изучение культуры. Объяснить это, по-видимому, можно тем обстоятельством, что культурой зачастую признаются и те феномены, которые на самом деле к таковой никакого отношения не имеют. Если исходить из трактовки культуры как совокупности человеческих наработок, тогда горизонт   явлений и процессов, относящихся к ней, становится практически уходящим в бесконечность. Поэтому все, что окружает нас в повседневности – от обыденных вещей до высоких суждений вкупе с научными выкладками подпадает под определение культурного. И именно этот план исследований может смущать ученого, у которого все же могут возникнуть сомнения относительно того, признавать ли, допустим, посаженное в саду дерево культурным явлением. Но если все же присутствует уверенность в подобной интерпретации, тогда призывается социокультурный подход, позволяющий придать посадке дерева мощный интегративный или общественно-консолидирующий смысл: например, дерево на главной площади посадил мэр городка, и, таким образом, оно становится едва ли не самодостаточным явлением культуры – символом заботы о природе, о городе и его жителях, памятником единения власти и народа и т.д. Конечно, оно в этом статусе становится чрезвычайно привлекательным для изучения разными специалистами, в том числе и социологами. Понятное дело, что картинка, возможно, выглядит утрированно, но к культуре с научной (да, собственно, и с любой иной) точки зрения нужно подходить всегда обдуманно и взвешенно. В противном случае не избежать аберраций, способных исказить реальность и ввести в заблуждение человека. А вот направить социолога по пути отыскания «уникальной ценностно-смысловой структуры, в которой отражаются наряду с глобальными тенденциями духовные константы самобытной российской культуры» ^{[7, с. 54]}, крайне необходимо, хотя с исследовательской позиции сложно и затратно, поскольку потребует протяженности во времени, подбора адекватных количественных и качественных способов прикладного изучения и, пожалуй, главное, – заинтересованности самого исследователя и научного сообщества в результатах.

Взаимодействие социологии и культуры как объекта исследования и как определяющего фактора сохранения научности и научного подхода в изучении разнообразных феноменов человеческого бытия накопило множество проблем, которые нуждаются в рефлексии. Пожалуй, ключевая проблема, по поводу которой регулярно возникают острые дискуссии, состоит в понимании роли междисциплинарности, должной обеспечить сотрудничество наук для всестороннего исследования процессов бытия. Если же к культуре приковано внимание почти всех социально-гуманитарных наук, то как распределяются между ними «обязанности» или «обязательства» по изучению данного феномена, в чем выигрывают одни дисциплины и в чем уступают другие? Междисциплинарный диалог по большому счету должен приблизить разные науки к глубочайшему осмыслению конкретного объекта, который они прицельно рассматривают и препарируют. Но важное значение в этой ситуации приобретает как раз прицел. Как, к примеру, обеспечить диалог социологов и филологов, если его условием «стало критическое осмысление ограниченности концептуальных горизонтов обеих дисциплин, препятствующего разработке более сложных представлений об обществе, литературе и их взаимодействии, введению новых аналитических перспектив и использованию новых источников» ^{[8, с. 165]}? Приблизительно та же проблема возникает в сотрудничестве социологии и истории; его эффективность повышается «в результате перегруппировки тех новых категорий исследования, которые выводились из исторических фактов, широчайшим образом использовавшихся в социологии» ^{[9, с. 118]}. «Ограниченность» и «перегруппировка» становятся факторами, сдерживающими результативность междисциплинарного исследования социологии и других научных отраслей. Диалог подчас может обернуться затянувшимся переговорным процессом, когда разные дисциплины вынуждены отстаивать свои приоритеты в науке, при этом не всегда располагая надежными прикладными средствами для получения эвристичного научного результата. Сотрудничество здесь скорее перерастает в борьбу за свой независимый научный статус. Однако в исследовании культуры определенные преимущества взаимодействия наук становятся, как нам кажется, очевидными. И социологии в этом деле отводится едва ли не лидирующее положение.

Широта интерпретаций культурных смыслов, без сомнения, привлекает исследователей: можно изучать экономическую культуру, политическую и правовую, культуру речи и поведения и т.д. Каждый ученый найдет здесь пищу для размышлений и основания для теоретизирования и философствования. Но все же это не совсем верное направление исследований – важна не широта охвата материала, а глубина. Поэтому необходима сосредоточенность и избегание шаблонов или моды в оценке и переоценке богатого культурного материала. Не поддавшись распространившейся в современной науке моде «на провозглашение или предсказание упадка, конца или смерти чего-либо: социальных явлений, институтов или процессов» ^{[10, с. 24]}, социолог способен проникнуть вглубь культуры. И пока где-то на рубежах междисциплинарности будет вестись настоящая «терминологическая борьба за культуру» ^[11], социолог, если сосредоточит внимание на ценностно-смысловой специфике культуры и вооружится адекватным методическим арсеналом, имеет все шансы на научный успех. Важно избегать поверхностных обобщений, которые часто у социологов проявляются ввиду перевеса методики над теорией. Так, например, тот факт, что люди практически перестали посещать музеи и театры, вольно интерпретируется как бездуховность, культурный кризис или упадок и т.д. Между тем следовало бы обратить внимание на процесс дегуманизации самого искусства, его элитарность и дороговизну, а также погоню за новомодными течениями в искусстве, что скорее всего свидетельствует о трансформации ценностных установок людей. Социолог в любом случае не должен пропускать эти важные составляющие анализа. В любом случае не следует злоупотреблять констатациями кризисности мира, но, конечно же, необходимо отмечать сложные и противоречивые явления, которые о таких состояниях и явно, и скрыто говорят. Пожалуй, в этом смысле довольно красноречиво выглядит следующий призыв к социологам: «Социолог должен уметь разводить процессы политического и культурного обобществления, образования органических общностей, что возможно только при рассмотрении общества как культуры» ^{[12, с. 61]}. Здесь звучит таинственно фраза «общество как культура», и это само по себе широкое обобщение, однако для целей междисциплинарности такой охват материала и его понимание привлечет к проблеме исследователей, представляющих разные научные отрасли – антропологов, этнологов, культурологов и т.д. Тем более такой посыл имеет ценность и для социологов, поскольку они получают возможность раскрыть социальные связи, детерминированные культурными изменениями или культурными универсалиями.

Культуроцентричность. Для социологии принципиальное значение, на наш взгляд, имеет не только востребованность культуры как объекта всестороннего изучения и социокультурного подхода как методологической исследовательской установки, но и ориентация науки об обществе на культуроцентричность как способ осмысления социальности. Ценность культуроцентричности для социологического знания определяется следующими моментами: 1) позволяет избегать или преодолевать деструктивный ракурс понимания мира (эффект «нового катастрофизма» ^{[13, с. 8]}), который нередко зашкаливает, но не всегда соответствует действительности; 2) направляет социологию в русло исследовательской культуры, требующей ответственного и рационального пути отыскания истинности знания; 3) позволяет социологии делать убедительные обобщения по проблемам взаимодействия общества, человека и культуры. Таким образом, культуроцентричность, по сути, обеспечивает не просто современный и новаторский взгляд социологии на окружающую реальность, но и первенство в междисциплинарном сотрудничестве наук, усилия которых также сопряжены с решением актуальных социокультурных проблем.

Социальность занимает едва ли не главное место среди проблем, уклониться от рассмотрения которых наука не может. Пожалуй, именно социологии с позиции культуроцентричности предстоит расставить четкие акценты в отношении к социальности и показать ее сильные и слабые стороны. По большому счету социальность представляет собой совокупность событий, фактов и явлений, подчиненных устойчивым общественным связям. Основной вопрос, возникающий при этом, – какое место здесь отводится человеку? Вряд ли приемлема позиция, когда общество и человек разводятся по разные стороны баррикад. Тем более трудно представить себе невнимательное отношение социологии к человеку. Сквозь призму культуры прорисовывается любопытная перспектива переосмысления взаимодействия человека и общества. Как известно, в основании социокультурных изменений лежат ценности и нормы, составляющие ядро человеческой культуры. Осознание их ведущей роли в развитии общества направляет исследователей по пути антропологического поворота, открывающего возможности изучения мира человека. Однако, по выражению некоторых ученых, «мы не можем ткнуть пальцем в общество, не попав при этом в людей…Но попав при таком нехитром когнитивном прицеле в индивидов, присмотревшись к ним повнимательней, мы поймем, что специфически "индивидуального" в них не так много: характер жизни людей как социальных существ сказывается на их поведении и мышлении постоянно» ^{[1, с. 17]}. Нередко социология ограничивает свой взор повседневностью, поэтому не случайно констатирует минимум «индивидуального» в жизни человека. Между тем, оперируя знаниями о ценностно-нормативном регулировании бытия человека, социолог может заметно продвинуться в переосмыслении взаимодействия человека и общества. Ему лишь нужно обращать более пристальное внимание на изменения, происходящие в системе ценностей и норм. Это тем более важно, поскольку «социология может и должна рассматривать сегодня человеческую индивидуальность как важнейшую социальную и личностную ценность»; «самое же главное в осуществлении "антропологического поворота" в социологии – постоянно помнить и учитывать, что в обществе живет и действует целостный и универсальный человек» (курсив автора цитаты. – Е.П.) ^{[14, с. 12]}. Универсальность человека подчеркивается его повседневным набором действий, выполняемых иногда механически, бессознательно, а вот целостность определяется, в том числе, и ценностными установками. Таким образом, культуроцентричность социологии непременно дополняет антропологический поворот науки об обществе к человеку.

Помимо этого культуроцентричность обеспечивает должный уровень ответственного отношения социолога к своему исследовательскому труду, что совершенно необходимо в условиях серьезных испытаний, как внутринаучных, так и околонаучных. Многие исследователи не раз уже отмечали и сложную судьбу становления и развития социологической науки, и непростое ее бытование в современных условиях, встречающуюся политическую ангажированность, сопутствующую ей девальвацию ценности самого научного труда и т.д. Эти особенности продиктованы «вызовом времени» и большим количеством соблазнов для социолога, когда появляется возможность, следуя заказу на исследование, представить полученные данные, которые выгодны тому, кто оплачивает такой заказ. Помимо этого происходит игнорирование самих принципов научности, что в конечном итоге приводит к существенному искажению результатов конкретного прикладного исследования. Конечно, не следует думать, что подобного рода вещи становятся общим правилом современной науки, однако сами социологи давно стали на них обращать внимание и вовсе не пытаются замалчивать проблему, которая может подорвать авторитет главной социальной научной области. Следует учитывать и само состояние индивидуального субъекта в современном научном познании, о чем высказывается следующее мнение: «В постнеклассической науке исчез из виду субъект как гносеологическая ценность, сосредоточенная в индивидуальном человеке. Он взят лишь как представитель научного сообщества, как продукт социальной коммуникации, носитель общих логических схем и механизмов мышления» ^{[15, с. 74]}. На этом фоне суждение о том, что «целенаправленное воздействие на общество является ключевой задачей социологии, работающей для управленческих институтов, партийных и государственных» ^{[16, с. 58]}, несколько снижает значимость социологии как науки и повышает роль социологии как технологии влияния на общество, когда это кому-то специально необходимо. Появляется две ипостаси современной социологии: социология – наука, социология – технология. И не ясно до конца, какая из этих ипостасей перевешивает. Но в любом случае сохранить за социологией ее истинные позиции в научной сфере и смягчить ее «технологизацию» поможет принцип культуроцентричности, который более явно обозначает путь «онтологизации» реальности для современной социологии. Вернее всего, для социологии важное значение приобретает и то, и другое – и онтология, и технология, однако перевес в сторону глубоких, а не поверхностных, скоропалительных выводов должен быть очевидным. Это станет возможным только при соблюдении исследовательской культуры.

         Главный вывод. Культуроцентричность, по сути, сохраняет лицо любой современной науки, не позволяет ей стать исключительно технократической отраслью, добывающей любой ценой то или иное знание или информацию. Культурные ориентиры в методологии, стратегии и тактике проведения эмпирического исследования, продвижении «трендов» социологии будут препятствовать трансформации образа главной социальной науки в заказную, политическую, полицейскую или какую-либо иную не совсем имеющую к социологии область познания мира. Таким образом, сохранится ее кредо и способность отвечать на многочисленные вызовы современности.   

Устойчивое мнение о том, что социология является наукой, внимание которой сосредоточено на изучении общества, по-видимому, нуждается в корректировке. Очевидно, что интересы социологов простираются в такие глубины человеческого бытия, что по этой причине социологию в равной степени можно считать и наукой о человеке. И хотя по-прежнему раздаются скептические мнения относительно такого положения вещей, однако расширение исследовательского горизонта социологического знания – дело несомненно решенное. Поэтому скорее следует признать, что «для социологии как дисциплины, претендующей на предметную и методологическую самостоятельность, взгляд на соотношение индивидуального и социального начал в человеческом мире имеет принципиальное значение» ^{[1, с. 17]}, чем согласиться со следующим утверждением: «В социальных науках люди, по сути, не рассматриваются в их особенном бытии, а их силы и способности учитываются лишь в абстрактных формах и измерениях» ^{[2, с. 15]}.

Между тем у социологии имеется и другой достаточно прочный задел в исследовании окружающей реальности. Речь идет, конечно, о культуре. В этом смысле следует иметь в виду два существенных момента, влияющих на развитие современной социологической науки: 1) социология – это наука о взаимодействии общества, человека и культуры; 2) социология обладает культуроцентричным потенциалом, позволяющим ей проникать в самые отдаленные уголки бытия человека посредством изучения культуры и ее многообразных феноменов.

В вопросах исследования культуры социология и осторожна, и решительна одновременно. Связано это, пожалуй, с тем, что всегда в социологических работах, объектами внимания в которых становится культура, появляется риск «онтологизации» проблемы или попросту говоря скатывания на рельсы философии. Как известно, в научном сообществе социологов эта сложность воспринимается довольно остро, и готовые отстаивать свой истинный статус кво социологи не скрывают подчас своего раздражения относительно тех, кто не почувствовал разницы между социологией и философией и стал более близок последней. Это тот случай, когда исследователь угодил в ловушку, и «не замечаемый самим ученым уход из дисциплинарного поля социологии чаще всего в социальную философию» ^{[3, с. 97]}, возможно, приведет к искажению социальной картинки человеческого бытия. Не вдаваясь в дискуссию о возможных плюсах и минусах кооперации социологии с философией, все же должны отметить случаи, при которых «онтологизация» рассматриваемого социологами вопроса и необходима, и желательна. Главным таким «случаем» является культура.

Следует признать, что культура как объект изучения пользуется повышенной популярностью среди исследователей, представляющих различные отрасли наук. Социология – не исключение. Существует своего рода триумвират отраслевых социологий, активно подключенных к исследованиям культуры и ее форм – социология культуры, социология духовной жизни и социология искусства. В их единстве усматривается необходимость более прицельного и сосредоточенного подхода к рассмотрению «культурного многообразия». Следует отметить, что в этих сферах бытия социологу никак «онтологизации» не избежать. Невозможно говорить, например, об искусстве исключительно языком науки и представлять его в масштабах социального развития и влияния на общество. Многое из того в искусстве, что берет за основу социолог, раскрыто философией в содружестве с другими науками. Но как обходиться с тем, что, по меткому выражению П. Бурдье, «произведение искусства всегда содержит что-то невыразимое…» (курсив автора цитаты. – Е.П.) ^{[4, с. 66]}? Как должен вести себя социолог, если он столкнется с невыразимым в искусстве, тем более что это практически дело неизбежное? Применение проверенных социологических приемов и способов еще не гарантирует успех исследования, когда речь ведется об искусстве. То же самое касается и духовной жизни человека и общества. Там, где ведутся споры о духовности, о духовном, всегда есть место сомнениям и глубоким мировоззренческим обобщениям, а следовательно, социолог, желает он того или нет, неотвратимо ступит на путь философствования. И это, разумеется, совсем не плохо. Вопрос, мы полагаем, не в том, что нужно избегать философского в социологическом, а лишь в том, как правильно распорядиться богатым материалом – затруднит ли он поход к истине или же, напротив, откроет привлекательные перспективы в изучении противоречивых феноменов и явлений человеческого бытия. Выбирать предстоит самому ученому!

В социологии всегда был востребованным социокультурный ракурс осмысления тех или иных актуальных проблем. В признании выдающегося потенциала данного подхода сомнений нет, однако подчас за этой вывеской может скрываться некая социологическая недосказанность. Во многом это связано с трактовками самого понятия культура. Их существует великое множество, и каждый начинающий и авторитетный исследователь берется легко дать свое определение тому, чем является культура – и для человека, и для общества. Перепроизводство интерпретаций на самом деле вредит и науке, и ученому; он часто доверяет очень поверхностным определениям культуры, ссылается на довольно спорные и уязвимые позиции, а поэтому может не избежать ошибочных выводов в конце своей работы.

Есть здесь, собственно, две основные сложности. Во-первых, понимание культуры склонны опрощать или даже упрощать. Появляются такие странные, на наш взгляд, утверждения: «культура – все то, что не передается генетически, но приобретается с воспитанием» ^{[5, с. 97]} или: «в самом общем понимании культура есть все, что создано людьми» ^{[6, с. 55]}. Культура давно «выросла» из этих малопонятных конструкций. Сегодня культуру определять иначе как ценностно-смысловую систему вряд ли оправданно. И совсем уж необъективно выглядят попытки приписать культуре рукотворность, ремесленность, прикладной характер.

Во-вторых, под культуру «подводятся» самые разнообразные факты, элементы и образы повседневной жизни человека и общества. Именно здесь во всю полноту заявляет о себе социокультурный подход, позволяющий дать социальную оценку этим фактам и образам. И нисколько не сомневаясь в авторитетности указанного методологического вектора исследования, все же приходится констатировать, что его применение иногда камуфлирует некую неуверенность или даже растерянность ученого, берущегося за изучение культуры. Объяснить это, по-видимому, можно тем обстоятельством, что культурой зачастую признаются и те феномены, которые на самом деле к таковой никакого отношения не имеют. Если исходить из трактовки культуры как совокупности человеческих наработок, тогда горизонт явлений и процессов, относящихся к ней, становится практически уходящим в бесконечность. Поэтому все, что окружает нас в повседневности – от обыденных вещей до высоких суждений вкупе с научными выкладками подпадает под определение культурного. И именно этот план исследований может смущать ученого, у которого все же могут возникнуть сомнения относительно того, признавать ли, допустим, посаженное в саду дерево культурным явлением. Но если все же присутствует уверенность в подобной интерпретации, тогда призывается социокультурный подход, позволяющий придать посадке дерева мощный интегративный или общественно-консолидирующий смысл: например, дерево на главной площади посадил мэр городка, и, таким образом, оно становится едва ли не самодостаточным явлением культуры – символом заботы о природе, о городе и его жителях, памятником единения власти и народа и т.д. Конечно, оно в этом статусе становится чрезвычайно привлекательным для изучения разными специалистами, в том числе и социологами. Понятное дело, что картинка, возможно, выглядит утрированно, но к культуре с научной (да, собственно, и с любой иной) точки зрения нужно подходить всегда обдуманно и взвешенно. В противном случае не избежать аберраций, способных исказить реальность и ввести в заблуждение человека. А вот направить социолога по пути отыскания «уникальной ценностно-смысловой структуры, в которой отражаются наряду с глобальными тенденциями духовные константы самобытной российской культуры» ^{[7, с. 54]}, крайне необходимо, хотя с исследовательской позиции сложно и затратно, поскольку потребует протяженности во времени, подбора адекватных количественных и качественных способов прикладного изучения и, пожалуй, главное, – заинтересованности самого исследователя и научного сообщества в результатах.

Взаимодействие социологии и культуры как объекта исследования и как определяющего фактора сохранения научности и научного подхода в изучении разнообразных феноменов человеческого бытия накопило множество проблем, которые нуждаются в рефлексии. Пожалуй, ключевая проблема, по поводу которой регулярно возникают острые дискуссии, состоит в понимании роли междисциплинарности, должной обеспечить сотрудничество наук для всестороннего исследования процессов бытия. Если же к культуре приковано внимание почти всех социально-гуманитарных наук, то как распределяются между ними «обязанности» или «обязательства» по изучению данного феномена, в чем выигрывают одни дисциплины и в чем уступают другие? Междисциплинарный диалог по большому счету должен приблизить разные науки к глубочайшему осмыслению конкретного объекта, который они прицельно рассматривают и препарируют. Но важное значение в этой ситуации приобретает как раз прицел. Как, к примеру, обеспечить диалог социологов и филологов, если его условием «стало критическое осмысление ограниченности концептуальных горизонтов обеих дисциплин, препятствующего разработке более сложных представлений об обществе, литературе и их взаимодействии, введению новых аналитических перспектив и использованию новых источников» ^{[8, с. 165]}? Приблизительно та же проблема возникает в сотрудничестве социологии и истории; его эффективность повышается «в результате перегруппировки тех новых категорий исследования, которые выводились из исторических фактов, широчайшим образом использовавшихся в социологии» ^{[9, с. 118]}. «Ограниченность» и «перегруппировка» становятся факторами, сдерживающими результативность междисциплинарного исследования социологии и других научных отраслей. Диалог подчас может обернуться затянувшимся переговорным процессом, когда разные дисциплины вынуждены отстаивать свои приоритеты в науке, при этом не всегда располагая надежными прикладными средствами для получения эвристичного научного результата. Сотрудничество здесь скорее перерастает в борьбу за свой независимый научный статус. Однако в исследовании культуры определенные преимущества взаимодействия наук становятся, как нам кажется, очевидными. И социологии в этом деле отводится едва ли не лидирующее положение.

Широта интерпретаций культурных смыслов, без сомнения, привлекает исследователей: можно изучать экономическую культуру, политическую и правовую, культуру речи и поведения и т.д. Каждый ученый найдет здесь пищу для размышлений и основания для теоретизирования и философствования. Но все же это не совсем верное направление исследований – важна не широта охвата материала, а глубина. Поэтому необходима сосредоточенность и избегание шаблонов или моды в оценке и переоценке богатого культурного материала. Не поддавшись распространившейся в современной науке моде «на провозглашение или предсказание упадка, конца или смерти чего-либо: социальных явлений, институтов или процессов» ^{[10, с. 24]}, социолог способен проникнуть вглубь культуры. И пока где-то на рубежах междисциплинарности будет вестись настоящая «терминологическая борьба за культуру» ^[11], социолог, если сосредоточит внимание на ценностно-смысловой специфике культуры и вооружится адекватным методическим арсеналом, имеет все шансы на научный успех. Важно избегать поверхностных обобщений, которые часто у социологов проявляются ввиду перевеса методики над теорией. Так, например, тот факт, что люди практически перестали посещать музеи и театры, вольно интерпретируется как бездуховность, культурный кризис или упадок и т.д. Между тем следовало бы обратить внимание на процесс дегуманизации самого искусства, его элитарность и дороговизну, а также погоню за новомодными течениями в искусстве, что скорее всего свидетельствует о трансформации ценностных установок людей. Социолог в любом случае не должен пропускать эти важные составляющие анализа. В любом случае не следует злоупотреблять констатациями кризисности мира, но, конечно же, необходимо отмечать сложные и противоречивые явления, которые о таких состояниях и явно, и скрыто говорят. Пожалуй, в этом смысле довольно красноречиво выглядит следующий призыв к социологам: «Социолог должен уметь разводить процессы политического и культурного обобществления, образования органических общностей, что возможно только при рассмотрении общества как культуры» ^{[12, с. 61]}. Здесь звучит таинственно фраза «общество как культура», и это само по себе широкое обобщение, однако для целей междисциплинарности такой охват материала и его понимание привлечет к проблеме исследователей, представляющих разные научные отрасли – антропологов, этнологов, культурологов и т.д. Тем более такой посыл имеет ценность и для социологов, поскольку они получают возможность раскрыть социальные связи, детерминированные культурными изменениями или культурными универсалиями.

Для социологии принципиальное значение, на наш взгляд, имеет не только востребованность культуры как объекта всестороннего изучения и социокультурного подхода как методологической исследовательской установки, но и ориентация науки об обществе на культуроцентричность как способ осмысления социальности. Ценность культуроцентричности для социологического знания определяется следующими моментами: 1) позволяет избегать или преодолевать деструктивный ракурс понимания мира (эффект «нового катастрофизма» ^{[13, с. 8]}), который нередко зашкаливает, но не всегда соответствует действительности; 2) направляет социологию в русло исследовательской культуры, требующей ответственного и рационального пути отыскания истинности знания; 3) позволяет социологии делать убедительные обобщения по проблемам взаимодействия общества, человека и культуры. Таким образом, культуроцентричность, по сути, обеспечивает не просто современный и новаторский взгляд социологии на окружающую реальность, но и первенство в междисциплинарном сотрудничестве наук, усилия которых также сопряжены с решением актуальных социокультурных проблем.

Социальность занимает едва ли не главное место среди проблем, уклониться от рассмотрения которых наука не может. Пожалуй, именно социологии с позиции культуроцентричности предстоит расставить четкие акценты в отношении к социальности и показать ее сильные и слабые стороны. По большому счету социальность представляет собой совокупность событий, фактов и явлений, подчиненных устойчивым общественным связям. Основной вопрос, возникающий при этом, – какое место здесь отводится человеку? Вряд ли приемлема позиция, когда общество и человек разводятся по разные стороны баррикад. Тем более трудно представить себе невнимательное отношение социологии к человеку. Сквозь призму культуры прорисовывается любопытная перспектива переосмысления взаимодействия человека и общества. Как известно, в основании социокультурных изменений лежат ценности и нормы, составляющие ядро человеческой культуры. Осознание их ведущей роли в развитии общества направляет исследователей по пути антропологического поворота, открывающего возможности изучения мира человека. Однако, по выражению некоторых ученых, «мы не можем ткнуть пальцем в общество, не попав при этом в людей…Но попав при таком нехитром когнитивном прицеле в индивидов, присмотревшись к ним повнимательней, мы поймем, что специфически "индивидуального" в них не так много: характер жизни людей как социальных существ сказывается на их поведении и мышлении постоянно» ^{[1, с. 17]}. Нередко социология ограничивает свой взор повседневностью, поэтому не случайно констатирует минимум «индивидуального» в жизни человека. Между тем, оперируя знаниями о ценностно-нормативном регулировании бытия человека, социолог может заметно продвинуться в переосмыслении взаимодействия человека и общества. Ему лишь нужно обращать более пристальное внимание на изменения, происходящие в системе ценностей и норм. Это тем более важно, поскольку «социология может и должна рассматривать сегодня человеческую индивидуальность как важнейшую социальную и личностную ценность»; «самое же главное в осуществлении "антропологического поворота" в социологии – постоянно помнить и учитывать, что в обществе живет и действует целостный и универсальный человек» (курсив автора цитаты. – Е.П.) ^{[14, с. 12]}. Универсальность человека подчеркивается его повседневным набором действий, выполняемых иногда механически, бессознательно, а вот целостность определяется, в том числе, и ценностными установками. Таким образом, культуроцентричность социологии непременно дополняет антропологический поворот науки об обществе к человеку.

Помимо этого культуроцентричность обеспечивает должный уровень ответственного отношения социолога к своему исследовательскому труду, что совершенно необходимо в условиях серьезных испытаний, как внутринаучных, так и околонаучных. Многие исследователи не раз уже отмечали и сложную судьбу становления и развития социологической науки, и непростое ее бытование в современных условиях, встречающуюся политическую ангажированность, сопутствующую ей девальвацию ценности самого научного труда и т.д. Эти особенности продиктованы «вызовом времени» и большим количеством соблазнов для социолога, когда появляется возможность, следуя заказу на исследование, представить полученные данные, которые выгодны тому, кто оплачивает такой заказ. Помимо этого происходит игнорирование самих принципов научности, что в конечном итоге приводит к существенному искажению результатов конкретного прикладного исследования. Конечно, не следует думать, что подобного рода вещи становятся общим правилом современной науки, однако сами социологи давно стали на них обращать внимание и вовсе не пытаются замалчивать проблему, которая может подорвать авторитет главной социальной научной области. Следует учитывать и само состояние индивидуального субъекта в современном научном познании, о чем высказывается следующее мнение: «В постнеклассической науке исчез из виду субъект как гносеологическая ценность, сосредоточенная в индивидуальном человеке. Он взят лишь как представитель научного сообщества, как продукт социальной коммуникации, носитель общих логических схем и механизмов мышления» ^{[15, с. 74]}. На этом фоне суждение о том, что «целенаправленное воздействие на общество является ключевой задачей социологии, работающей для управленческих институтов, партийных и государственных» ^{[16, с. 58]}, несколько снижает значимость социологии как науки и повышает роль социологии как технологии влияния на общество, когда это кому-то специально необходимо. Появляется две ипостаси современной социологии: социология – наука, социология – технология. И не ясно до конца, какая из этих ипостасей перевешивает. Но в любом случае сохранить за социологией ее истинные позиции в научной сфере и смягчить ее «технологизацию» поможет принцип культуроцентричности, который более явно обозначает путь «онтологизации» реальности для современной социологии. Вернее всего, для социологии важное значение приобретает и то, и другое – и онтология, и технология, однако перевес в сторону глубоких, а не поверхностных, скоропалительных выводов должен быть очевидным. Это станет возможным только при соблюдении исследовательской культуры.

Главный вывод. Культуроцентричность, по сути, сохраняет лицо любой современной науки, не позволяет ей стать исключительно технократической отраслью, добывающей любой ценой то или иное знание или информацию. Культурные ориентиры в методологии, стратегии и тактике проведения эмпирического исследования, продвижении «трендов» социологии будут препятствовать трансформации образа главной социальной науки в заказную, политическую, полицейскую или какую-либо иную не совсем имеющую к социологии область познания мира. Таким образом, сохранится ее кредо и способность отвечать на многочисленные вызовы современности.