Психологический аспект осуществления ценностного отношения

Клецкин Михаил Васильевич кандидат философских наук . 443080, Россия, Самарская область, г. Самара, ул. Санфировой, 99 Kletskin Mikhail Vasil'evich PhD in Philosophy N/A 443080, Russia, Samara, Sanfirovoy Street 99 samkoms@mail.ru Другие публикации этого автора

В данной статье мы обосновываем постулат о том, что так называемое «бессознательное» (неосознанное бытие) – это недостающее звено в онтологической схеме объяснения процесса познания, так как именно в области неосознанного происходит загадочное взаимодействие сущего и мышления, создающее материальное основание и определяющее направление практического (значит и ценностного) освоения «мироокружного» сущего. Неосознанная часть мышления имеет в процессе познания не меньшее значение, чем сознательная, но эта роль в большинстве гносеологических и аксиологических концепций не учитывается. Перед тем как стать осознанным, переживание сущего существует в психике индивида как нечто неосознанное. Неосознанное мышление – первая стадия освоения и познания сущего. «Осознанность – есть результат неосознаваемого процесса выбора и проверки одной из гипотез… Чем больше рассогласование между ожидаемым и воспринимаемым, тем больше осознанности: сознание настроено на поиск противоречий между существующей картиной мира и миром» ^{[5, с. 40-41]}.

Уже Аристотель выделял три «части души»: логосную, безлогосную, и стремление. «Ибо решение [намерение, воля, рассудительность] возникает в сознательной [логосной], вожделение и страстность – в безлогосной… А стремление будет в каждой» [Aristoteles. De An. 432b 4-7]. Сейчас мы называем эти «части» сознанием, бессознательным и потребностями. Сущностные потребности определяют смысл как сознательного, так и бессознательного мышления. В логосной части Стагирит выделил мета-логосную («после-сознательную», сопоставимую с «предсознанием» в учении Фрейда), для которой «есть забвение [λήθη], а для рассудительности нет» [Aristoteles. EN.1140b 28–30]. Для металогосного и безлогосного уклада истина скрыта (λήθη), для логосного (рассудительного проговаривания) истина открыта (ἀ-λήθεια, несокрыта). В бытии, таким образом, всегда есть некоторая недосказанность, эллиптичность (скрытость), о чём образно говорил В. С. Библер: «мысль и есть именно “эллипсис”, пустота, пропуск (пропуск в чем-то, пропуск куда-то), она всегда подразумевание. Я пропускаю нечто (оставляю место, не заполненное ни ощущениями, ни картинами, ни формулами, ни представлениями), рассчитывая на активность моего “другого Я”, оставляю ничто для неизвестного нечто; другой наполняет это ничто, но наполняет не готовыми представлениями, а опять-таки ничем, тем, что он (“Я”?) подразумевает (и потому не произносит) как мою мысль» ^{[8, с. 243]}.

Фрейд показал, что даже в, казалось бы, случайных представлениях, оговорках, ошибках, вообще в любых действиях есть необходимое сущностное основание. Подтвердив, тем самым, тезис Аристотеля, что бытие всегда имеет характер необходимого. Сущее есть в модусе необходимости, а бессознательное вовсе не значит бессмысленное. Французский философ Эммануэль Левинас писал в связи с этим о необходимости признания «онтологической функции бессознательного и его специфической связи с сознательным озарением, с откровенностью, возникающей из тьмы, глубины и двусмысленности бессознательного» ^{[15, с. 21]}.

Сразу отметим, что мы не касаемся специфической для учения Фрейда темы лечения неврозов, в рамках которой и тематизировалось понятие «бессознательного». Нас интересует только выявленная создателем психоанализа структура мышления.Учение о бессознательном позволяет представить структуру психологической мотивации познания и понять влияние иррациональных факторов на сознательное мышление и деятельность. «Субъективность subiectum’а … совершается в просчитываемости и устрояемости всего живого, в рациональности (rationalitas) животного начала (animalitas)» ^{[20, с. 23]}. Процесс формирования картины реальности психологически определяется необходимостью реализации инстинкта выживания индивида, проявляющегося в необходимости приспосабливаться к окружающей природной и социальной среде, а точнее – к сущему в целом. Этот инстинкт формирует целые пласты предсознания и сверх-сознания, задающие поведение индивида и определяющие содержание сознания. Мышление (тождественное с бытием), порождено сущим-самим-по-себе и само суще. «Индивидуальное априори» мышления, таким образом, фундируется сущим-самим-по-себе, а не существует отдельно от этого сущего.

Непосредственное взаимодействие сущего-самого-по-себе и мышления Аристотель называл «касанием» (θιγγάνω – касаюсь, дотрагиваюсь). [Aristoteles. Met. 1072b 20-23]: «νοητός γαρ γίγνεται θιγγάνων και νοών» (рождение мыслимого – касаниеи мышление). Переживая это взаимодействие, мышление становится тождественным мыслимому сущему: тождественным как в части сознательного, так и в части неосознанного мышления. В душе индивида сущее-само-по-себе «преломляется» в бытие (по отношению к которому это сущее определяется как «небытие»). Бытие – это своеобразный способ выживания индивида в мире сущего, способ реализации его сущностных потребностей и «пространство» такой реализации. В бытии сущее индивидуализируется: сначала на бессознательном уровне, а затем и на уровне сознания, про-являясь как наличное бытие – как арена формирования и ис-пользования определённых предметов. Вещи предстают в осознанном бытии как орудия приспособления индивида к окружающему его сущему (через изменение этого сущего).

В осознании пригодности предмета для разрешения какой-либо потребности осознаётся смысл бытия предмета, его значимая «чтойность» – ценность. Предмет имеет смысл и «есть», на наш взгляд, только в качестве орудия реализации сущностных потребностей индивида в практике. «Живое есть движущее себя через себя самого, самодвижущееся… Высшая ступень живого – человек, а основной способ его самодвижения – действие, праксис» ^{[19, с. 57]}. Познание состоит в определении практической пригодности объекта познания через различение полезных, а поэтому и ценных, качеств изучаемого предмета. Познавать что-то – значит учится это что-то использовать. Если сущее-само-по-себе меняет бытие (которое всегда остаётся бытием индивидуальным), то в труде индивид сознательно меняет само сущее: меняет сущностные, материальные условия своего бытия, делает осознанное бытие сущего-самого-по-себе орудием подчинения этого сущего. Таким образом снимается противоречие между сущим-самим-по-себе и индивидуальными потребностями.

Различение оценок в системе научного знания часто связывают с противопоставлением рациональных и эмоциональных оценок. Основанные на сознательном выборе критериев познания оценки являются рациональными, в противном случае – эмоциональными. Эмоции – это переживания удовольствия, неудовольствия, страха, робости и тому подобного, играющие роль ориентирующих сигналов, свидетельствующих об удовлетворении или фрустрации какой-либо потребности. По мнению В. П. Тугаринова, «на эмпирической ступени познания акт оценки имеет преимущественно неосознанный и эмоциональный характер, выражаясь главным образом в чувстве удовольствия и неудовольствия, приятного и неприятного. На рациональной ступени оценка носит уже осознанный характер и выражается в соображениях полезности, важности, значимости (для человека и общества)» ^{[17, с. 124]}. Так, исходя из античного определения: «красота есть правильное согласование частей друг с другом и с целым», В. Гейзенберг утверждает, что «нет нужды объяснять, что этот критерий в высшей степени подходит к такому стройному зданию, каковым является ньютоновская механика» ^{[12, с. 274-275]}. Гейзенберг в данном случае не выходит за границы эмоциональной оценки теории. Когда научные ценности сводят к чувству «научной красоты» по аналогии с эстетическим чувством прекрасного, то это заставляет искать психологический локус ценности: представлять ценность как чувство ценности (а не отношение), измерять интенсивность этого чувства и начинать ценность объективировать.

Алгоритмы действий, приносящих результат, лингвистические конструкции, их описывающие, закрепляются в предсознании, становясь новыми условиями игры различения, её «кодами». Различение оформляет наличное бытие, придаёт ему определённость. По сути, с различения начинается процесс самосознания как процесс раскрытия для сознания уже переживаемого, но ещё неосознанного бытия. Бытие раскрывается (познаётся) в становлении, в котором оно и сущее-само-по-себе становятся пригодными для потребления и изменения, Ведь все познание изначально бессознательно направлено на подчинение бытия и сущего-самого-по-себе сущностным желаниям индивида. Во время этого процесса происходит определение ценности вещей через их различение и сравнение друг с другом. Различение – основа познавательной деятельности, образующей мир наличного бытия индивида, которое всегда имеет ценностный характер,

Неправильно, на наш взгляд, сводить мышление только к рациональной деятельности. Неосознанное мышление также играет важную роль в познании мира. «Данная радикальная по отношению ко всякому возможному способу присутствия инаковость [бессознательного] отмечает себя в нередуцируемых эффектах … запаздывания…, порождающих феномен времени… В отношении инаковости “бессознательного” мы имеем дело… с “прошлым”, которое никогда не было присутствующим и которое никогда им не будет» ^{[14, с. 195]}. Невозможно согласиться с Даррида в том, что бессознательное никогда не будет присутствующим. Сознательное мышление и есть переход от бессознательного мышления в «присутствие». Свет от звёзд идёт миллиарды лет, а видим мы их здесь и сейчас с запаздыванием. Так и осознание окружающего индивида сущего запаздывает в процессе переживания его воздействия на самость индивида. Осознание переживания отстаёт по времени от самого переживания в неосознанном мышлении индивида, которое «тащит» своё осознание за собой. Интервал между наступлением какого-либо события в мышлении индивида и его осознанием называется нами временем существования этого события.

Через бессознательное мышление в сознание прорываются неосознанные потребности, принимающие в своей первоначальной форме осознания образ «фантазмов». Анализируя сновидения, Фрейд показал, как мышление бессознательно производит образы, создаёт реальность снов (символически по-казывающих потребности, требующие решения), и само подсказывает способы осуществления потребностей. Сознание играет в сновидениях роль цензора способов ис-пользования знаков-символов (и обозначаемых ими сущих вещей), приспосабливая эти способы к физическим и социальным условиям существования индивида. Сам поток знакового становления действительности сознание не контролирует. Наоборот, скорее этот поток игры становления бытия формирует сущностное содержание сознания, ставя последнее лицом к лицу с проблемой и предоставляя орудия её решения или за-ставляя эти орудия создавать трудом, добавляя их к уже имеющимся налично. Бессознательное мышление является полем предзаданности смыслов, «материей» становления сознания. «Ее [чистую игру] можно помыслить только как нонсенс. Но как раз поэтому она является реальностью самой мысли. Она – бессознательноечистой мысли» ^{[13, с. 99]}. Между сущим-самим-по-себе и бытийным образом этого сущего в сознании лежит пропасть неосознанного бытия, «чёрного ящика», соз-дающего наличное бытие: бессознательное мышление творит мир наличного бытия как ценностный, наделённый смыслом мир.

Сущее-само-по-себе не всегда является материальной причиной действительных вещей, ведь сущее может существовать и отдельно от бытия, само по себе. Но всегда верно обратное утверждение: у физических сущностей всегда есть материальное начало. «Первое, что мы должны сказать о просто материи, что она не тело, так как сама уже не состоит из материи и формы, как прочие тела. Это с необходимостью влечет такое следствие, как невозможность приписывать материи никаких характеристик физических тел» ^{[9, с. 20]}. Сущее возможно трактовать как материю действительности лишь тогда, когда оно через неосознанные мотивы задаёт направление и содержание деятельности индивида. Поэтому не правильно, на наш взгляд, отождествлять понятия «сущее» и «материя», ведь они не антивысказываются друг о друге и играют разную роль в описании процесса становления наличного бытия. Бытие материально постольку, поскольку оно переживание сущего. Сущее-само-по-себе не есть материя, только для индивида оно выступает как материальное начало наличного бытия. Быть материей, творящим началом, – это один из аспектов бытия сущего. Второй аспект бытия сущего – его духовность. «Душа некоторым образом есть все и каждое сущее» (ή ψυχή τα δντα πώς έστι πάντα) [Aristoteles. De An. 431b 21]. Представая в наличном бытии как вещество действительности, сущее-само-по-себе становится материалом для деятельности, становится пригодным. «Действительность» мы интерпретируем как поле деятельности. Бытие есть для-себя.Это определяет интенциональность и характер ценностного отношения, опосредующего практику. Наличное бытие существует как ценностное, потому что деятельность по приспособлению к сущему имманентна бытию самости.

Сущее часто представляется как нечто существующее независимо от сознания (и психики в целом). Это, на наш взгляд, так и не так. Сущее не есть бытие, вернее существует не только как бытие, оно тождественно с ним онтологически, но не идентично онтически. «Основная характеристика сущего как сущего – та, что оно есть, но это последнее не является ни единым, ни множественным. В глаголе “быть”, если его взять как таковой, еще нет единства или множества, оно появляется вместе с сущим, когда что-то есть» ^{[10, с. 72]}. Бытие есть нечто сущее, которое в античности называли ψυχή (душой), то есть бытие есть существование некоторого сущего основания мышления – души. Для познания же сущее и бытие составляют исходное тождество, поскольку для индивида они неразличимы и едины в бездне бессознательного. Такое единство в христианской философской традиции называли «духом». Дух обладает мощью творить мир наличного бытия, поскольку душа привносит в бытие, как бытие сущего, характер обременённости – бессознательного беспокойства, внутренней имманентной потребности. В этом аспекте дух понимается как материя постольку, поскольку он творит мир наличного бытия. Наличное бытие предстаёт как бытие осознанное. Это бытие эйдетическое, образное, умопостигаемое, состоящее из «сущностей». Наличное бытие является, таким образом, выражением единства сущего-самого-по-себе и мышления. Бытие в некотором смысле едино с небытием, поскольку оно порождено сущим-самим-по-себе. Бытие – это всегда бытие (осмысление) сущего-самого-по-себе. Индивидуальное существование имеет две сущие ипостаси: бытие-мышление и сущее-само-по-себе, а также является одновременно разрешением их фундаментального противоречия, реализующегося в становлении наличного бытия индивида. Сущее-само-по-себе фундирует содержание мышления, да и сам мыслящий человек всецело принадлежит миру сущего. Сущее бытийствует посредством мышления. Что происходит в глубинах океана неосознанного мышления нам до конца никогда не понять. Рационализация душевных порывов не даёт эмпирического знания об источниках этих порывов, поэтому мы вынуждены эти источники постулировать.

Таким образом, бессознательное бытие, являющееся единым целым с сущим и, одновременно, его порождением, возможно, на наш взгляд, трактовать как психическую материю, то есть как творящее начало и одновременно причину действительности. Все вещи наличного бытия принимают характер некоторого единства через свою причастность к мышлению. Мышление придаёт бытию характер единого бытия, так как изначально подчинено интересам выживания индивида, едино с сущим, порождается им, и, одновременно, вынуждено к нему приспосабливаться и его изменять. В основание теории познания необходимо положить принцип тождества сущего и мышления в целом (в бессознательном и сознательном аспектах), поскольку бытие – результат взаимодействия сущего-самого-по-себе и мышления, их неразличимое единство. «Бытие и единое [сущее в целом] – одно и то же, и природа у них одна, поскольку они сопутствуют друг другу так, как начало и причина … сущность каждой вещи есть “единое” не привходящим образом, и точно так же она по существу своему есть бытие» ^{[6, с. 120-121]}. Заявленный постулат показывает границу познания современной философии, так как состояние современной науки не позволяет заглянуть глубже в понимании сущего. Взаимодействие между сущим и бытием индивида задаёт на бессознательном уровне потребности, требующие удовлетворения. Оказываясь перед лицом необходимости, следуя безусловному инстинкту самосохранения, индивид вынужден познавать мир, приспосабливаться к окружающей его природной и социальной среде, то есть к миру единого сущего. Истина противоположности сущего и бытия – становление (различение), в котором бессознательное потенциальное бытие (имеющее характер «лишённости», неудовлетворённости), переходит в актуальное бытие, принимает форму, становится видимым, действительным. «Людям трудно поверить, что разум действителен, но, в самом деле, ничто не действительно, кроме разума; он есть абсолютная мощь» ^{[11, с. 504]}. О том же говорил и Аристотель: «ή γαρ νου ενέργεια ζωή» (ведь жизнь это энергия [действительность] ума) [Aristoteles. Met. 1072b 7]. Действительность – это истина сущего, из-ставшего через мышление индивида в наличное бытие и творящее его (само слово «истина» произошло от «истый» корень «ист» означает: «сущий», «тот же самый» ^{[18, с. 144]}).

Сущее «показывает» себя в наличном бытии, человек же, движимый инстинктом выживания, и, ориентируясь с помощью чувства удовольствия, определяет ценность предметов, в зависимости от их пригодности для целей выживания. Наличное бытие изначально пронизано ценностно-целевыми смыслами, осознающимися в игре различения. Так индивид приспосабливается к сущему, постигая его истину в открытости наличного бытия, находя в нём самого себя и растворяясь в нём через сознательное приспособление. Бессознательное «растворяется» в наличном бытии, трансформируя его согласно своим мотивам. Каждый бессознательный мотив или сознательная ценностная установка как бы ищут в наличном бытии подходящий материал, в котором они могут быть реализованы и стать истинными (состоявшимися). «Эрос ведет ум к истине (Платон). Всем движет любовь к совершенной форме (Аристотель). В “апатии” (бесстрастии) души логос обнаруживает свое присутствие (стоики). Желание достичь своих истоков возвышает душу и ум к невыразимому источнику всех смыслов (Плотин)... “Умная любовь” объединяет интеллект и эмоцию в наиболее рациональном состоянии ума (Спиноза)» ^{[16, с. 80]}.

Итак, реализация ценностного отношения с точки зрения психологии подразумевает неосознанное мышление и направляется бессознательными потребностями, фундируемыми в свою очередь сущим. «Биологическая природа самого человека и внешние материальные условия, в которых он присутствует, формируют определенный набор ценностей как адекватных ответов на внешний и внутренний вызовы бытия личности» ^{[7, с. 100]}. В практике наличное бытие сущего, и само сущее изменяются человеком под свои потребности. В труде человек сознательно воспроизводит культуру как нечто сотворённое человеком и подчиняющее своего творца сущее. Объекты культуры образуют мир овеществлённого в труде ценностного отношения. Ценностное отношение задаёт ориентиры, образ действий, инструменты (которые, тем самым, образуются как значимые и приносящие удовлетворение) для осуществления потребностей индивида, а чувство удовольствия фиксирует в предсознании (пользуясь терминологией Фрейда) успешные способы реализации волнующих индивида желаний. На наш взгляд, новое, праксеологическое понимание становления наличного бытия, осознание важной роли бессознательного как посредника в бытийном освоении сущего и его понимании, позволит по-новому прояснить онтологическую структуру окружающего человека мира и преодолеть отчуждение человека, как от мира, так и от других людей.