Метафоры «своих» и «чужих» людей как репрезентации «образа мира» личности в российской психологии

Исследование выполнено при финансовой поддержке Гранта Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых МК-5294.2016.6, тема «Метафоры «своего» и «чужого» как предиктор «языка вражды» и дискриминации» (внутренний номер 213.01-10/2016-10п)

Введение

Цели данной статьи заключаются в том, чтобы, во-первых, представить результаты нашего теоретического исследования взаимосвязей метафор «своих» и «чужих» людей и феномена «образ мира» личности, а также, во-вторых, рассмотреть результаты нашего эмпирического исследования разных интерпретационных репертуаров восприятия «своих» и «чужих» людей в контексте моделей разных типов «образа мира» субъекта, разработанных иными авторами.

Современные условия обострeния социально-политических конфликтов, приобретающих формат боевых действий, в разных странах мира, например, на Украине, в Сирии, обусловливают актуализацию в индивидуальном и массовом сознании конструирования образов представителей иных социальных групп, особенно «врагов», которых наделяют различными свойствами. По мнению многих ученых-гуманитариев, ипостаси другого человека в его восприятии личностью и группой выражены, в основном, бинарными оппозициями и континуумами «Мы-Они», «Враг-Друг», «свой»-«чужой».

Категоризация партнеров по общению в качестве «своих» и «чужих» может быть представлена в метафорической и нарративной формах. Данные формы речевого поведения субъекта, по мнению психологов, становятся инструментом понимания социального мира и фактором, определяющим поведение индивида.

В зарубежной и отечественной психологии метафоры и нарративы трактуются в качестве способов осмысления, интерпретации собственных свойств и качеств личности, социальных явлений, других людей. Они синкретично объединяют когнитивный компонент как знания об объекте и эмоции как отношение к нему. Метафоры и нарративы становятся средствами конструирования, репрезентации психологических явлений, индивидуального опыта, жизненного пути, системы отношений личности, в том числе образов «своих» и «чужих» людей, «врагов» ^[20] и «друзей».

Так, Д. Г. Трунов ^[18] анализирует метафорические оппозиции, описывающие психический опыт: «активное – пассивное», «внешнее – внутреннее», «высокое – низкое», «светлое – темное». Автор подчеркивает, что человек репрезентирует свой психический опыт посредством его объективации, основанной на схемах, заимствованных в социальном взаимодействии с другими людьми. По мнению Д. Г. Трунова, метафорическая оппозиция «активное – пассивное» отражает управление человеком его чувствами, желаниями или его зависимость от них. Метафоры «твердости» определяют стабильность психических свойств. Изменчивые, динамичные феномены «жидкие». Метафоры «газов» определяют духовные состояния, ценностно-смысловую сферу. Метафоры «легкости – тяжести» отражают позитивные и негативные эмоции. Метафоры организма и механические метафоры ассоциированы с объектами, воспринимаемыми как «свои» и «чужие». Пространственные оппозиции «внешнее – внутреннее», «глубокое – поверхностное», «скрытое – явное», «высокое – низкое» выражают структуру психических явлений и процессов, развитие, достижения, социально одобряемые и социально неодобряемые стремления. Метафорическая оппозиция «светлое – темное» выражает положительные и отрицательные эмоции и мотивацию субъекта. В работе Д. Г. Трунова раскрыты значения, которые предметные оппозиции придают психическому опыту.

П. К. Власов и А. А. Киселева ^[5] рассматривают метафоры в самоописаниях организации. Исследователи разработали следующие критерии анализа метафор: «ориентация на ценности «Я», внешней среды, взаимодействия»; «наличие цели – отсутствие цели, процессуальность»; «активность – пассивность»; «агентивность – объектность»; «статичность – динамичность»; «реактивность –проактивность» (ориентация на получение или ориентация на воспроизводство); «детерминированность – неопределенность». П. К. Власов и А. А. Киселева выделили метафоры описания сотрудниками реальной организации: «улей, муравейник, суматоха», «живой организм, краб, борзая», «робот, машина», «река», «пирамида», ― и идеальной организации: «улей с одними пчелами», «дом, семья», «полная пирамида», «большой небоскреб», «краб, борзая», «райский уголок, безупречная компания». По их мнению, данные метафоры демонстрируют превалирование ценностей безопасности над ценностями самонаправления, целенаправленного достижения. Авторы показывают, как метафоры в самоописании организации выражают ее смыслы, цели, функции, базовые установки сотрудников, организационную культуру.

Таким образом, выводы авторов работ, в частности, исследований, к которым мы обратились в данной статье, говорят о том, что метафоры взаимосвязаны с ценностно-смысловой сферой личности. Сквозь эту призму метафоры участвуют в процессах конструирования субъектом образов предметов и объектов окружающего мира, а также других людей. Метафоры интегрируют нарративы, выражают «жизненный девиз», на котором он базируется.

Мы предполагаем, что, следовательно, метафоры, в т.ч. «своих» и «чужих» людей, репрезентируют глубинные когнитивно-эмоциональные образования личности, которые воплощаются в ее системах субъективных значений, представлений, установок и диспозиций. В психологии обобщающим понятием, обозначающим данные феномены на уровне индивида, является термин «образ мира». На макросоциальном уровне они описываются при помощи понятий «картина мира», «менталитет», «ментальность». Например, о взаимосвязях феноменов «менталитет» и «образ мира» свидетельствуют результаты исследования А. К. Белоусовой и В. И. Пищик ^[4].

Поэтому, с нашей точки зрения, необходимо обратиться к исследованию взаимосвязей метафор и феномена «образ мира». Мы предполагаем, что «образ мира» выступает их предиктором.

В зарубежной психологии этот термин восходит к работам Дж. Брунера. В российской психологии сложились разные подходы к пониманию феномена «образ мира». Так, В. П. Серкин ^[14] отмечает, что иногда синонимами термина «образ мира» выступают понятия «системы репрезентации», «когнитивные карты» и «установка». Ю. С. Газизова, О. Ю. Демченко и Н. В. Шнайдер ^[6], проанализировав различные работы, делают выводы о том, что зарубежными и отечественными учеными «образ мира» рассматривается как: «а) универсальная форма знаний человека о мире, характеризующаяся прогностической направленности; б) категория, описывающая отражения мира на уровне восприятия; в) интегральный образ реальности, обладающей свойством интимности и исключительности; г) структура, закрепляющая когнитивные приобретения человека; д) субъективное представление мира, интегрирующие результаты (следы) взаимодействие человека с миром» (с. 365).

Проблематика «образа мира» в отечественной психологии в течение десятилетий разрабатывалась сквозь призму теории деятельности. В понимании А. Н. Леонтьева и С. Д. Смирнова он опосредствован системой деятельностей человека. «Образ мира», в свою очередь, влияет на эту систему и на создание субъектом образов других людей, социальных процессов и объектов. Психосемантический подход В. П. Серкина восходит к трактовке А. Н. Леонтьевым «образа мира», анализировавшего его как систему представлений человека о себе и мире в целом. По мнению В. П. Серкина ^[14], «образ мира» как интегральная система значений человека структурирована всей системой реализуемых субъектом деятельностей, т.е. индивидуальным образом жизни. «Образ мира» предстает многоуровневой системой. Он проявляется в стратегиях взаимодействия человека с другими людьми. Автор отмечает, что подход А. Н. Леонтьева и С. Д. Смирнова предполагает двухслойную модель «образа мира», содержащую «поверхностные» структуры (сенсорные образы, представления субъекта о мире) и «ядерные» амодальные структуры (ценностно-смысловые образования личности). В. П. Серкин разрабатывает его трехслойную модель, выделяя в ней перцептивный слой (сенсорные образы процессов и явлений мира) как «поверхностный» слой, семантический слой (отношения личности к себе и с другими людьми, значения и смыслы образов, объектов, явлений) и амодальные структуры как «ядерные» слои. Автор отмечает, что понятие «амодальные структуры» не является достаточно разработанным в отечественной психологии. С нашей точки зрения, амодальные структуры в концепции В. П. Серкина, в отличие от воззрений А. Н. Леонтьева и С. Д. Смирнова, могут быть описаны с помощью психоаналитических терминов. М. В. Картавенко ^[10] также рассматривает его структуру в русле психосемантического подхода В. П. Серкина. По мнению автора, в разработке в российской психологии феномена «образ мира» заключается попытка построения одной из моделей сознания человека.

С нашей точки зрения, деятельностный и психосемантический подходы противоположны трактовке понятия «образ мира», представленному в работах Г. А. Берулавы. Ученый его понимал как интегративное отношение личности к миру, основанное на иррациональных установках.

В русле когнитивного подхода «образ мира» рассматривается как единая многоуровневая концепция представлений личности о себе, других людях и социальных объектах (О. Е. Баксанский, Е. Н. Кучер, 2010; В. А. Степашкина, 2016, и др.) ^{[2, 16]}. По мнению В. А. Степашкиной ^[16], они репрезентированы в конструктах образов «Я» и «Других». В. А. Степашкина рассматривает «представления о мире, выраженные в концепте ментальной репрезентации человека… как процессуальный и результативный аспекты познания мира, формирующие «образ мира» как целостную динамичную реальность личности» [там же, с. 86]. Ментальные репрезентации, представляющие собой образы предметов, явлений, событий, ситуаций и других людей, понимаются как единицы моделирования «образа» мира субъекта. Д. Ф. Даутов ^[8] полагает, что понятия «образ мира» и «когнитивная карта» отчасти синонимичны. «Образ мира» и когнитивная карта составляют одно целое: «образ мира» представляет собой более общий элемент процессов мышления, познания человека, а когнитивная карта ― более частный элемент содержания этих процессов. «Образ мира» и когнитивная карта включают структурированные и упорядоченные представления субъекта об окружающем мире, социальных объектах и других людях. Так, Е. В. Тарасов рассматривает «образ мира» как «совокупность знаний личности, служащих инструментом восприятия» ^{[17, с. 6]}.

В контексте психологии жизненного пути личности «образ мира» исследуется в связи с жизненными сценариями, жизненными событиями. Так, с точки зрения О. В. Первушиной ^[12], «образ мира» ― это система персональных конструктов как типичных для субъекта способов оценки событий. Л. В. Кравченко ^[11] показывает, что тип «образа мира» выступает психологическим фактором оценки личностью жизненных событий как субъективно значимых. Л. В. Кравченко согласна с утверждением о том, что «образ мира» обусловливает восприятие личностью окружающих субъектов и социальных объектов, отношения с ними.

В российской психологии развиваются различные направления изучения феномена «образ мира». Его проблематика разработана в связи с ценностно-смысловой сферой личности (Е. Ю. Бекасова, 2015; М. А. Ситникова, 2015) ^{[3, 15]}. По мнению М. А. Ситниковой, образы «Я», «Другой», «Предметный мир» являются характеристиками образа мира и понимаются как «смысловые установки человека по отношению к самому себе, к другим людям, к окружающей действительности» ^{[15, с. 195]}. В «образе мира» воплощаются ценности и смыслы личности. Изучаются этнокультурные особенности (Ю. А. Гришенина, 2009) ^[7] и профессиональная специфика «образа мира» (Т. В. Казакова и др., 2015; В. П. Серкин, 2012) ^{[9, 14]}, характеристики «образа мира» молодежи (Д. Р. Базарова, 2011; А. А. Романов, О. А. Анисимова, 2016) ^{[1, 13]}. Исследуются взаимосвязи «образа мира» и процессов адаптации личности. Так, с точки зрения Т. Г. Ходжабагиянц ^[19], соотношение «образ мира» - «образ жизни» является динамическим фактором, обусловливающим сложившиеся представления о себе и мире, паттерны поведения с другими людьми. Данное соотношение влияет на адаптацию иммигрантов.

Исследователи рассматривают различные виды «образов мира» личности. Так, Е. Ю. Бекасова ^[3], вслед за другими авторами, выделяет эмпирический, позитивистский и гуманистический «образы мира». По ее мнению, «обладатели эмпирического образа мира характеризуются в своих нравственных оценках индифферентным отношением к окружающему миру... Люди с позитивистским образом мира склонны давать нравственные оценки качеств и поступков других людей, своим личностным качествам и свойствам, а также окружающему миру. Для людей с гуманистическим образом мира характерно стремление заботится о других, приносить пользу…» [там же, с. 2343]. Л. В. Кравченко ^[11] выделяет три типа «образа мира»: просоциальный, социальный и эгоцентрический, ― в зависимости от представления личности о мире и себе в мире. В ее диссертационном исследовании сделаны выводы о том, что «просоциальный» образ мира отличается «позитивным восприятием мира… доминированием таких ценностей как «Саморазвитие», «Интересная работа», «Духовное развитие»; высокой степенью децентрации сознания и осмысления мира, преобладанием просоциального смыслового уровня», прошлое, настоящее и будущее воспринимаются позитивно как этапы саморазвития и самореализации; принимается собственная активная позиция в организации жизнедеятельности» [там же, с. 72]. Автор показывает, что «социальный» образ мира отличается «индифферентным или амбивалентным восприятием мира… доминированием ценностей «Семья», «Здоровье», «Профессиональная деятельность», «Межличностные отношения», «Материально обеспеченная жизнь»; низкой степенью осмысления мира; приоритетным смысловым уровнем является эгоцентрический… при высокой степени представленности группоцентрического смыслового уровня…; составляющие временной перспективы воспринимаются индифферентно… активность личности оценивается как бессмысленная» [там же, с. та же]. «Эгоцентрический» образ мира характеризуется «негативным восприятием мира… доминированием таких ценностей как «Семья», «Досуговая активность», «Материально обеспеченная жизнь», «Профессиональная деятельность», «Здоровье»; низкой степенью децентрации сознания и осмысления мира, включением в образ мира негативных смысловых категорий; преобладанием эгоцентрического смыслового уровня… прошлое и настоящее во временной перспективе оценивается негативно, как бессмысленно прожитые годы, будущее же содержит призрачную надежду; низкая жизненная активность личности интерпретируется нами как нежелание принять на себя ответственность за собственную жизнь» [там же, с. та же].

Исследователи, анализирующие феномен «образ мира», согласны с утверждением о том, что он задает когнитивные рамки восприятия человеком социальных явлений и процессов, влияет на его стратегии взаимодействия с окружающими людьми.

«Образ мира» является системой персональных конструктов и установок, основанных на ценностях и жизненных смыслах личности. Он отражается, в частности, в системе значений, представленной в речевом поведении индивида. Следовательно, с нашей точки зрения, способами его репрезентации являются метафоры и нарративы о разных социальных объектах и других людях.

Программа и процедура эмпирического исследования

Мы провели эмпирическое исследование метафор «своих» и «чужих» людей в интерпретативных репертуарах восприятия другого человека как «своего» и «чужого».

Методологическими основаниями нашего эмпирического исследования выступают российская когнитивная концепция метафоры (И. В. Вачков, А. А. Бочавер, Д. О. Смирнов, Е. В. Черный, А. П. Якунин); российская когнитивная концепция биографического нарратива (Ф. И. Барский, В. В. Нуркова, Е. Е. Сапогова); когнитивный подход к феномену «образ мира» как к единой многоуровневой концепции представлений личности о себе, других людях и социальных объектах в российской психологии (О. Е. Баксанский, Е. Н. Кучер, В. А. Степашкина, Е. В. Тарасов); выводы теории социальных представлений о структуре, содержании, динамике, факторах трансформации (К. А. Абульханова-Славская, А. И. Донцов, Т. П. Емельянова, J.-Cl. Abric, D. Jodelet, S. Moscovici); концепция о Враге и Друге как субъектах общения (В. В. Знаков, В. А. Лабунская, Д. Н. Тулинова).

Цель исследования заключалась в том, чтобы провести сравнительный анализ метафор «своих» и «чужих» людей и нарративов о взаимодействии с ними, отражающих разные интерпретативные репертуары восприятия другого человека как «своего» и «чужого». Предметом исследования выступили метафоры «своего» и «чужого» человека, социально-психологические характеристики представлений взрослых о Враге и Друге, содержательные особенности нарративов о ситуациях взаимодействия субъекта со «своими» и «чужими» людьми. Сформулированы основные гипотезы исследования: 1. Метафоры «своих» и «чужих» людей в разных интерпретативных репертуарах их восприятия могут различаться. 2. Разные интерпретативные репертуары восприятия «своих» и «чужих» людей могут различаться содержательными особенностями нарративов о ситуациях взаимодействия субъекта со «своими» и «чужими» людьми.

В эмпирическом исследовании применены следующие методы: классификация метафор, нарративный анализ, анализ характеристик представлений, методы математической статистики. Эмпирическим объектом исследования стали 139 человек в возрасте 20-35 лет (студенты и сотрудники различных предприятий г. Ростова-на-Дону).

На первом этапе исследования проведен контент-анализ метафор и определены виды метафор каждого респондента по классификатору, который был ранее представлен в нашей статье ^[21]. Проанализировано содержание нарративов о ситуациях взаимодействия со «своими» и «чужими» людьми каждого респондента по разработанным нами параметрам. Выявлены характеристики представлений респондентов о Враге и Друге.

На втором этапе исследования проведен кластерный анализ всех респондентов на основе количественных показателей, выражающих особенности их ситуаций взаимодействия со «своими» и «чужими» людьми. Его результаты позволили выделить 4 группы респондентов, различающихся этими показателями. Далее, с помощью H-критерия Кruskal-Wallis, проведен сравнительный анализ характеристик Врага и Друга, метафор «своих» и «чужих» людей и особенностей ситуаций взаимодействия со «своими» и «чужими» людьми у респондентов данных групп. Результаты применения H-критерия Кruskal-Wallis подтвердили возможность выделения 4 групп респондентов. На основе полученных данных построены эмпирические модели четырех интерпретативных репертуаров восприятия «своих» и «чужих» людей.

Обсуждение результатов эмпирического исследования, их научная новизна

Мы установили, что разные интерпретативные репертуары восприятия «своих» и «чужих» партнеров по общению различаются метафорами «своих» и «чужих» людей, содержательными особенностями нарративов о ситуациях взаимодействия субъекта с ними и социально-психологическими характеристиками представлений личности о Враге и Друге. Впервые построены эмпирические модели двух интерпретативных репертуаров, в которых субъект разделяет окружающих на «своих» и «чужих» и стабильно, вне зависимости от контекста взаимодействия с ними, приписывает им социально-психологические свойства. Данные интерпретативные репертуары основаны на актуализации в сознании личности бинарной оппозиции «Мы-Они». Также впервые построены эмпирические модели двух интерпретативных репертуаров, в которых свойства «своих» и «чужих» людей в восприятии субъекта варьируются, в зависимости от особенностей его взаимодействия с ними. В разных социально-психологических контекстах партнеры по общению становятся для него как «своими», так и «чужими».

Мы предполагаем, что разные виды метафор, в т.ч. метафор «своих» и «чужих» людей, могут репрезентировать разные «образы мира». С нашей точки зрения, различия интерпретативных репертуаров также могут быть обусловлены разными типами «образов мира» личности.

В рамках модели, разработанной Е. Ю. Бекасовой ^[3], вслед за другими авторами, эмпирический «образ мира» может быть предиктором интерпретативных репертуаров, предполагающих разделение субъектом окружающих людей на «своих» и «чужих» и стабилизацию их социально-психологических характеристик. Позитивистский «образ мира» может стать фактором интерпретативных репертуаров, предполагающих варьирование свойств «своих» и «чужих» партнеров по общению, в зависимости от социально-психологического контекста взаимодействия с ними. Гуманистический «образ мира» может обусловливать наделение субъектом «своих» и «чужих» людей положительными качествами.

В рамках модели, разработанной Л. В. Кравченко ^[11], «просоциальный» и «социальный» «образы мира» могут стать предикторами интерпретативных репертуаров, в которых в центре внимания находятся «свои» и «чужие» люди со стабильными или вариативными свойствами. Взаимодействие между ними в повседневных ситуациях может восприниматься субъектом как кооперативное. «Эгоцентрический» образ мира может обусловливать интерпретативные репертуары, в которых в центре внимания находится сам субъект. Взаимодействие «своих» и «чужих» людей в трудных ситуациях может восприниматься им как конфликтное, конкурентное.

Заключение. Теоретическая и практическая значимость теоретического и эмпирического исследования

В представленном здесь теоретическом и эмпирическом исследовании выявлены взаимосвязи метафор «своих» и «чужих» людей в разных интерпретативных репертуарах их восприятия и феномена «образ мира» личности. Результаты теоретического исследования свидетельствует в пользу гипотезы о том, что «образ мира» влияет, в частности, на метафоры «своих» и «чужих» людей, которые, в свою очередь, являются его репрезентациями. Выполнен сравнительный анализ разных интерпретативных репертуаров восприятия «своих» и «чужих» людей в связи с «образами мира» разных типов.

Проведенное эмпирическое исследование иллюстрирует концепцию метафоры в российской психологии и положения о взаимосвязях языковых практик и социальных практик в повседневном общении, дополняет выводы российской психологии социального познания о процессах категоризации, восприятия, конструирования образов других людей, представлений о другом человеке, в частности, как о «своем» и «чужом», «враге» и «друге».

Результаты исследования могут применяться для решения прикладных задач психологии социального познания, в психологии антитеррористической деятельности при изучении отношения к другому человеку как к «чужому», «врагу», при разрешении конфликтов в межличностном общении, при разработке программ тренингов толерантности.