Оставление ребенка и детоубийство в российской провинции: историко-правовые аспекты (на примере губерний Центрального Черноземья второй половины XIX в. - начала XX вв.)

Исследование осуществлено при финансовой поддержке РГНФ «Крестьянство в условиях модерни-зации и разрушения традиционных ценностей: социальные девиации конца XIX – начала XX века (региональный аспект)», проект № 15-01-00117.

Современное уголовное законодательство квалифицирует изучаемые нами деяния в статьях 105, 106, 123 и 125 Уголовного кодекса РФ. Статья 125 рассматривает как уголовно наказуемое деяние оставление без помощи малолетнего лица, «находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению». Деяние квалифицируется как преступление в том случае, если виновное лицо обязано было заботиться, и имело возможность оказать помощь ребенку, либо своим действием (бездействием) поставило малолетнего в опасное состояние для жизни и здоровья состояние. Наказание по данной статье варьируется от штрафа, обязательных, исправительных и принудительных работ до лишения свободы не свыше 1 года. За убийство новорожденного ребенка матерью во время или сразу же после родов, а также в «условиях психотравмирующей ситуации или в состоянии психического расстройства», виновной грозит наказание в виде ограничения свободы от 2 до 4 лет, либо принудительных работ или лишения свободы до 5 лет. Особенность юридической квалификации данной статьи заключается в том, что субъектом преступления всегда является только мать ребенка, объектом - новорожденный младенец. Убийство же малолетнего (возрастом до 14 лет) ребенка наказывается лишением свободы на срок от 8 до 20 лет, либо пожизненно (пункт «в» части 2 статьи 105). Важно отметить, что понятие «законного» и «незаконного» рождения в современном уголовном праве отсутствует. В статье 123 рассматривается криминальный аборт как «незаконное проведение искусственного прерывания беременности», т.е. совершение его лицом, не имеющим соответствующей медицинской квалификации. Соответственно, легальный медицинский аборт не рассматривается как уголовно наказуемое деяние ^[1].

Рассмотрим теперь положения дореволюционного уголовного законодательства на основе «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» 1885 года ^[2]. В статьях 1513, 1514, 1516 рассматривалось деяние, заключающееся в т.н. «подкинутии», т.е. оставлении ребенка без всякой помощи в местах, «где нельзя было ожидать, что он будет найден другими. Дореволюционный правовед Неклюдов рассматривал термин «подкинутие» как «подложение, подброшение или простое оставление ребенка кому либо с намерением отделаться совершенно от попечения о нем» ^{[9, с. 236]}. В данные статьи уголовное право Империи включило категорию возраста детей как характеристику объекта преступления. В статье 1513 объектом преступления являлся ребенок менее трех лет от рождения, а в статье 1514 - ребенок от 3 до 7 лет, в статье 1516 - дети от 7 лет до «того возраста, в коем он может снискивать себе пропитание». Субъектами данного преступления являлись не только родители, но и лица, обязанные иметь попечение о ребенке. Наказание зависело от возраста подкинутого ребенка: за оставление ребенка менее 3 лет - в виде лишения всех прав и работ в исправительных арестантских отделениях от 3,5 до 5 лет, за оставление ребенка от 3 до 7 лет и свыше 7 лет - от 2,5 до 3,5 лет исправительных арестантских работ.

Лишение жизни ребенка, совершенное посторонним ему человеком, квалифицировалось как простое убийство (ст. 1455). Возраст убитого не входил в число отягчающих обстоятельств, рассматриваемых дореволюционным уголовным правом.

Убийство ребенка лицом, являвшимся ему родственным, считалось убийством квалифицированным и рассматривалось частью 1 статьи 1451. Виновному в умышленном убийстве сына или дочери родителю определялось суровое наказание в виде лишения всех прав состояния и бессрочных каторжных работ.

Часть 2 указанной статьи квалифицировала убийство незаконнорожденного ребенка. Собственно говоря, в российском дореволюционном уголовном праве под детоубийством понималось исключительно убийство при рождении матерью своего незаконнорожденного ребенка, т.е. рожденного вне законного брака или от любовной связи замужней женщины с посторонним лицом. Исходя из этого, объектом детоубийства являлся только незаконнорожденный младенец, а субъектом преступления всегда являлась только мать незаконнорожденного. При этом деяние должно быть совершено матерью при самом рождении младенца и мать не должна быть виновна в совершенном ранее детоубийстве. В ином случае такое убийство квалифицировалось по части 1 указанной статьи. Наказание за детоубийство являлось более мягким, чем за убийство законного ребенка, и заключалось в лишении прав состояния и каторжных работах от 10 до 12 лет. Еще более смягчало наказание за детоубийство совершение его без преднамеренного злого умысла незамужней женщиной, рожавшей в первый раз. В данном случае, детоубийце грозило лишь от 4 до 6 лет тюремного заключения с лишением всех прав.

В статье 1460 объектом преступления также являлся незаконнорожденный ребенок. Объективная сторона деяния заключалась в оставлении матерью ребенка без помощи после рождения, приведшего к смерти младенца. В этом случае виновнице определялось наказание в лишения прав и тюремного заключения от 1,5 до 2 лет. Пункт второй указанной статьи рассматривал деяние, которое заключалось в сокрытии матерью тела мертворожденного незаконного младенца, вместо того, чтобы донести о данном факте. В таком случае наказание матери, «волнуемой стыдом или страхом» и скрывшим тело незаконнорожденного, который родился мертвым или умер сразу после рождения без умысла матери, смягчалось до 4-8 месяцев в тюрьме.

Если ребенка подкинули и оставили в людных неуединенных местах, т.е. не являвшихся такими, «где нельзя ожидать, что он будет найден», то деяние квалифицировалось уже не уголовным уложением, а статьей 144 устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Виновному в данном правонарушении грозило лишь 3 месяца ареста.

В статьях 1461-1463 дореволюционное уголовное право рассматривало как преступное деяние «изгнание плода» (аборт), т.е. убийство живого плода в утробе беременной женщины.^{[9, c. 260]}. В статье 1461 определялось наказание за плодоизгнание «без ведома и согласия» матери - в зависимости от тяжести последствий для здоровья и жизни беременной - каторжные работы от 4 до 12 лет с лишением прав состояния. Убийство ребенка в утробе с ведома и согласия матери квалифицировалось в статье 1462, виновные в производстве аборта лица подлежали наказанию в виде лишения всех прав и отдаче в исправительные арестантские отделения от 5 до 6 лет. Если беременная женщина самостоятельно произвела плодоизгнание, ей грозило тюремное заключение от 4 до 5 лет с лишением всех прав состояния. Тяжесть наказания за изгнание плода увеличивалась, согласно статьи 1463, если субъектом преступления были врач, акушер, повивальная бабка, аптекарь или лицо, ранее уже виновное в совершении аборта.

При сопоставлении современного и дореволюционного законодательства, можно увидеть как сходные черты, так и существенные различия. Понятие инфантицида в современном общественном и правовом поле не включает в себя разделение объекта преступления на ребенка, рожденного в законном браке и рожденного вне такого брака. Особенностями квалификации имперским законодательством исследуемых деяний заключались в понятии «незаконного» рождения и преступности аборта как деяния, заключавшегося в убийстве живого плода.

Воспользуемся данными статистики из центральных и местных источников Империи для анализа изучаемой проблемы. Прежде всего отметим, что демографическая статистика фиксировала число рожденных вне брака детей как в городах, так и в уездах. При этом следует помнить, что регион Черноземья был сугубо аграрным, сельское население в разы превышало городское.

Число незаконных рождений за десятилетие с 1874 г. по 1884 г. в регионе осталось на одном уровне (см. таблицу 1). Однако в городах число незаконнорожденных увеличилось в 1,4 раза, процент незаконнорожденных в общем числе рождений значительно превышал аналогичный уездный показатель. Можно заключить, что незаконные рождения были характерны для городcкого социума, но следует помнить, что сельские женщины могли выбирать город как место рождения своего незаконного ребенка и последующего его оставления или убийства.

Таблица 1. Незаконнорожденные в городах и уездах губерний ЦЧР в 1874 г. и 1884 гг.

Источники: ^{[13, 14]}.

Статистика фиксировала число убитых младенцев при подсчете умерших насильственной и случайной смертью. Анализ полученных данных говорит о большем распространении данного преступления в сельской местности. Всего в губерниях ЦЧР в 1870-1893 гг. зафиксировано 1332 убийства детей, из них лишь 184 случая пришлись на города. Следует согласиться с мнением тамбовского историка В.Б. Безгина о том, что инфантицид был преимущественно сельским преступлением ^[3]. По нашему мнению, латентность данного явления больше всего проявлялась именно в деревне, где возможность сокрытия трупа была гораздо выше, чем в городе. Принимая во внимание, что статистика никогда не была абсолютно точной, можно предположить, что число зафиксированных детоубийств в городе было ближе к истине, а число сельских занижено.

Таблица 2. Детоубийства в городах и уездах ЦЧ губерний в 1870-1893 гг.

Источники: ^{[4, 5, 12]}

Динамика инфантицида в Центральном Черноземье свидетельствовала об угрожающем характере данного явления в пореформенный период (см. таблицу 3): в 2,4 раза увеличилось число зафиксированных детоубийств.

Таблица 3. Динамика детоубийств в ЦЧ губерниях ЦЧ в 1870-1893 гг.

Источники: ^{[4, 5, 12]}

Правовая статистика поможет нам уточнить особенности субъекта преступления и правоприменительной практики. По данным ученого-правоведа М.Н. Гернета, за оставление в опасности, неоказание помощи, сокрытие трупа предстало перед судами Российской империи в 1897-1901 гг. 8826 женщин, из них было осуждено подавляющее большинство - 8066 (91,4%), за детоубийство и оставление новорожденного предстало перед судом 2117 женщин, осуждены было лишь 683 (всего 32,3%), за истребление плода лишь 184 женщины предстало перед судами столь обширного российского государства, и только 76 женщин осуждено (41,3%) ^{[6, с. 67]}. Данные статистики говорят о лояльном отношении к женщинам, совершившим детоубийство, со стороны судебной власти, и о мизерном количестве случаев привлечения их к ответственности. Да и за оставление ребенка число женщин, представших перед судом, в масштабе населения Империи являлось незначительным. На сегодняшний момент положение мало изменилось: по данным статистики Судебного департамента при Верховном суде РФ в 2015 г. по ст. 106 УК РФ было осуждено - 45 человек (0,006% от всех осужденных), по ст. 125 УК РФ - 146 человек (0,02%) ^[11].

Представленные в таблице 4 данные красноречиво свидетельствуют о правоприменительной практике наказания за инфантицид (особенно в сравнивнении с показателями зафиксированных насильственных смертей детей). За десятилетие с 1896 по 1906 гг. лишь 16 женщин в губерниях Центрального Черноземья понесли уголовное наказание за убийство своего ребенка или его оставления.

Таблица 4. Число женщин, осужденных за детоубийства и оставление новорожденного ребенка (по окружным судам ЦЧ губерний) в 1896-1906 гг.

Источник: ^{[6, с. 70-71]}

Рассмотрим данные уголовной статистики за 1902 г. по Империи для выяснения особенностей субъекта преступления. В 1902 г. за уголовные преступления, заключающиеся в оставлении в опасности и неоказании помощи, предстало перед судом общей палаты 1028 человек, из них 1009 женщин, Осуждено было к исправительным наказаниям более 93% подозреваемых - 958 человек, из них 948 женщин. Из 948 осужденных преступниц находилось в возрасте от 14 до 20 лет - 316, свыше 21 года - 632. Что касается семейного положения осужденных, то из них не состояло в браке 718 женщин, состояло - 149, вдов было 81. Грамотных преступниц было лишь 92, остальные были неграмотны. Религиозный состав был таков: православного вероисповедания - 701 женщина, католического - 171. Из числа осужденных было 675 русских по национальности, 110 полячек. Род занятий осужденных женщин: к сельскому хозяйству относили себя 724 женщины, к прислуге - 133 женщины ^{[10, С. 540-563]}.

На основе анализа этих данных можно составить типичный портрет женщины, осужденной за подкидывание младенца: молодая, чаще всего незамужняя, православная русская неграмотная крестьянка, проживавшая в деревне или переселившаяся в город и работавшая там прислугой. Представляется, что портрет типичной женщины - детоубийцы был схож и сопоставим по своим характеристикам.

Полицейские сводки обычно содержали стандартную фразу «младенец подкинут неизвестно кем, производится дознание». В Тамбове в 1879 г. в один день 2 февраля было зафиксировано сразу три случая оставления малолетних детей неизвестными лицами: к дому мещанина Власова подкинут мальчик, к дому чиновника Кривополянского подкинута девочка, к пивной лавке Брандта подкинуты девочка и мальчик. Всем детям было от двух до трех дней отроду ^{[16, Оп. 40. Д. 598. Л. 29]}. В донесениях, хотя и не так часто, встречалось, что дознанию становилось известно лицо, подкинувшее дитя. Так, в 1910 г. в Воронеже на улице был найден младенец женского пола, рожденный скрывшейся крестьянкой Анной Плотниковой ^{[7, Оп. 119. Д. 14ч. 10. Л. 49об]}.

Когда дознание устанавливало лицо, совершившее деяние, выяснялись мотивы, толкнувшие женщину на подобный поступок. Хотя чаще всего подкидывали незаконнорожденных детей незамужние молодые девицы, встречались случаи, когда деяние совершали и состоявшие в браке. Причиной оставления детей в данном случае являлось желание скрыть «грех прелюбодеяния» от супруга. В Кадоме в 1879 г. к дому солдатки Стародубовой была подкинута новорожденная девочка. Виновной оказалась мещанка Старикова, «которая прижив этого младенца от деверя своего в отсутствие находившегося в военной службе мужа, желала скрыть рождение» ^{[16, Оп. 40. Д. 598. Л. 317об]}. В Воронеже в 1863 г. один из государственных крестьян пригородной слободы объявил приставу, что недавно к его дому неизвестно кем подкинута девочка двух недель от роду. Подкинутым младенцем оказалась незаконнорожденная дочь жены крестьянина Шарапова - Антонины, прижитая ей еще до выхода замуж ^{[16, Оп. 24. Д. 1028. Л. 129]}. Наряду с нравственным фактором греха, свою роль играл фактор материальных трудностей, тяжелых условий жизни, а, следовательно, невозможности содержать нежеланного незаконнорожденного ребенка. Так, в 1881 г. в Пятницкой церкви Тамбова была оставлена девочка полутора лет. Ее подкинула задержанная после на вокзале козловская мещанка Е.Д., которая оказалась бабушкой девочки. Е.Д. объяснила, что девочка – незаконнорожденный ребенок ее умершей дочери. Она привезла ее из Козлова в Тамбов и оставила в церкви «за неимением средств к пропитанию ее» ^{[15, № 36. С. 3]}.

Чаще всего оставляли новорожденных младенцев нескольких дней, реже месяцев, от роду. Однако подкидывали не только новорожденных, но и малолетних детей. В 1900 г. в одном из имений Елецкого уезда Тамбовской губернии крестьянка Кобелева подкинула своего сына Федора, 1-го года рождения ^{[7, Оп. 98. Д. 1ч.16. Л. 47об]}.

В некоторых случаях матери оставляли записки с именем ребенка. В 1912 г. близ здания Моршанской земской больницы обнаружена девочка 4-х лет, с запиской, что ее имя - Александра ^{[7, Оп. 121. Д. 72ч. 10. т.2. Л. 295]}. В Козлове в 1902 г. около 8 часов вечера к дому Киреева на Выводной улице неизвестным лицом был подкинут младенец, «названный во святом крещении Михаилом» ^{[8, № 71. С. 3]}.

Подкидывали и оставляли детей преимущественно в вечернее и ночное время, а также рано утром. Примерное время совершения деяния указано в полицейских сводках за сентябрь 1914 г. по городу Козлову. В 10 вечера 17 сентября к дому крестьянки Пелагеи Грибановой в Ямской слободе была подкинута девочка пяти дней от рождения. На следующий день около 11 часов вечера у дома Блазниной на Московской улице, находившемуся напротив Ильинской церкви, был оставлен неизвестным лицом мальчик трех дней от рождения. 27 сентября около 6 часов утра в притворе Покровско-Соборной церкви была подкинута новорожденная девочка трех дней от рождения, а в ночь на 28 сентября к дому Кауфман по Архангельской улице подкинута девочка нескольких дней от рождения ^{[7, Оп. 123. Д. 72ч. 10. т.2. Л. 110]}.

Местом оставления ребенка чаще всего являлся порог жилого дома, местность вокруг него, реже само жилище. Так, в 1914 г. в ночь на 24 июля в деревне Алексеевке Темниковского уезда Тамбовской губернии к квартире мещанки Пелагеи Панфиловой неизвестным лицом был подкинут новорожденный мальчик ^{[7, Оп. 123. Д. 72ч. 10. т.2. Л. 46]}. В Острогожске в 1880 г. в сенях под подолом в доме купца Василия Санина был найден новорожденный младенец женского пола, завязанный в платок ^{[16, Оп. 40. Д. 663. Л. 17]}. В городах местами оставления и последующего нахождения младенца были также улицы и площади. В 1901 г. в Воронеже на Сенной площади был оставлена девочка, 7-ми дней от рождения ^{[7, Оп. 99. Д. 1 ч. 71. Л. 51об]}.

Православный храм нередко был местом совершения противоправного деяния. «Козловская газета» за 1902 г. сообщала, что в городе 22 сентября около 6 часов утра на паперть домовой церкви Александро-Невского приюта неизвестным лицом подкинут младенец, «названный во святом крещении Сергеем» ^{[8, № 70. С. 4]}, а 1 октября в 7 часу утра в притворе Троицкой церкви оставлен мальчик, «названный во святом крещении Михаилом» ^{[8, № 73. С. 2]}. Один из нетипичных способов избавиться от ребенка избрала неизвестная горожанка в Тамбове в 1876 г., выбрав для этого православный храм. В церкви Покрова Св. Богородицы во время службы она, имея на руках младенца женского пола, попросила мещанку Антонову поднести девочку к причастию. Когда Антонова выполнила ее просьбу, неизвестная уже скрылась ^{[16, Оп. 37. Д. 1258. Л. 42об]}.

Иногда, для того, чтобы избавится от младенца, матери использовали третьих лиц, выступавших в роли соучастников деяния. В Моршанске в 1874 г. ночью к дому купца Прокудина, где помещался городской театр, подкинута недавно рожденная девочка. Ее матерью оказалась крестьянка Анна Цыганкова. Желая скрыть рождение, она отдала дочь солдатке Ермолаевой «для отправления в больницу», а та подкинула ребенка ^{[16, Оп. 35. Д. 1310. Л. 18об]}. В Моршанске в 1879 г. к дому мещанина Фомина подкинута трех месячная девочка. Как было установлено дознанием, матерью ее была вдова дворянка Аделаида Чурилина. Она передала младенца крестьянке Иевлевой, чтобы та подкинула девочку ^{[16, Оп. 40. Д. 598. Л. 150об]}. Не всегда попытки соучастниц подбросить детей заканчивались успешно. В 1910 г. в Воронеже две женщины - Евдокия Сысоева и Мария Чернова, по просьбе крестьянки Анны Сычевой, пытались подкинуть ее сына, двух недель от роду, однако были задержаны полицией ^{[7, Оп. 119. Д. 14ч. 10. Л. 114]}.

Оставление ребенка нередко заканчивалось трагически для младенца. В 1913 г. в селе Казинке Липецкого уезда Тамбовской губернии к дому крестьянки Поповой неизвестной женщиной, подъехавшей на лошади, был подкинут новорожденный мальчик. На следующий день мальчик скончался ^{[7, Оп. 122. Д. 72ч. 10. Л. 46]}. В 1913 г. в Тамбове на пустопорожнем дворе Вознесенского женского монастыря крестьянин Бесперстов обнаружил замерзший труп девочки, 1-го дня от рождения ^{[7, Оп. 122. Д. 72ч. 10. Л. 8об]}.

Полицейские и газетные сводки редко сообщали о дальнейшей судьбе подкинутого ребенка. В большинстве своем такие дети направлялись властями в приюты. В ведомости о происшествиях по Курской губернии за 1901 г. встречаем, что в городе Щигры к дому мещанина Брянцева была подкинута девочка, которая отправлена в приют подкидышей ^{[7, Оп. 99 Д. 1ч. 28. Л. 5]}. В Курске в том же году по полицейским сводкам ведомости к Казанскому собору и к дому крестьянина Власова в пригородной Ямской слободе были подкинуты новорожденные мальчики ^{[7, Оп. 99 Д. 1ч. 28. Л. 9об]}, к дому Ильинского - девочка ^{[7, Оп. 99 Д. 1ч. 28. Л. 14]}, все эти дети были отправлены в приют подкидышей. «Козловская газета» за 1902 г. сообщала, что в слободе Старо-Казачьей Козловского уезда 28 сентября в 7 часов вечера к дому крестьянки Марьи Сидоровой был подкинут младенец мужского пола, «очевидно только что рожденный и названный при крещении Харитоном» Ребенок отправлен в тамбовскую контору благотворительных заведений ^{[8, № 78. С .2]}.

Случаи усыновления подкинутых детей были редки. Об одно из таких случаев сообщает ведомость за 1901 г. по Курской губернии: в селе Дорогоще Грайворонского уезда к дому протоирея Ордынского подкинут новорожденный мальчик, который был взят им на воспитание ^{[7, Оп. 99 Д. 1ч. 28. Л. 4]}.

Интересны случаи, когда дети возвращались матерям, подкинувшим их. В 1901 г. в слободе Велико-Михайловке Новооскольского уезда Курской губернии к дому богадельни крестьянкой Овчаровой был подкинут мальчик, рожденный ее дочерью - девицей Анастасией, «который и был отдан ей на воспитание» ^{[7, Оп. 99 Д. 1ч. 28. Л. 44об]}. В 1910 г. в слободе Азовке Бобровского уезда Воронежской солдаткой Пелагеей Шаталовой подброшен младенец ко двору крестьянина Михайлова. Ребенок был возвращен матери ^{[7, Оп. 119. Д. 14 ч. 10. Л. 15]}. Скупые полицейские сводки не дают информацию о причинах возвращения подкинутых детей желавшим от них избавиться матерям.

Сводки ведомостей о происшествиях по губерниям чаще всего сообщали скупую информацию о совершенном преступлении, как пример, в 1901 г. «в слободе Абросимовой Богучарского уезда Воронежской губернии крестьянка Комарова умышленно лишила жизни своего новорожденного младенца» ^{[7, Оп. 99. Д. 1ч. 71. Л. 107об]}, в 1914 г. «в деревне Буде Брянского уезда Орловской губернии крестьянка Пиреева убила своего новорожденного младенца» ^{[7, Оп. 123. Д. 48ч. 10. Л. 13]}.

Объектом преступления, как и при подкидывании, чаще всего являлся именно новорожденный незаконный младенец. Гораздо реже встречались убийства детей свыше нескольких месяцев от рождения. Так, например, в слободе Бобров Курской губернии в 1878 г. крестьянка Денежкина убила 4-х летнего сына Сергея ^{[16, Оп. 39. Д. 187. Л.65]}.

Места обнаружения детских трупов являлись одновременно местами сокрытия следов преступления, а нередко и местами его совершения. Чаще всего это было место, расположенное рядом с крестьянским жилищем (дворы, сады и огороды, колодцы) или в самой избе (погреба, потолки). Так, в Орле в 1869 г. на огороде был найден мертвый младенец мужского пола ^{[7, Оп. 29. Д. 170. Л. 55об.-56]}. В 1901 г. в Воронежской губернии в деревне Петровской Землянского уезда во дворе местной крестьянки, а в городе Нижнедевицке в саду статского советника Дьякова, найдены зарытыми в землю трупы младенцев ^{[7, Оп. 99 Д. 1ч. 71. Л. 76, 84об]}.

Могло служить местом сокрытия трупа ребенка какое-либо нежилое помещение. В 1910 г. в селе Веретенникове Коротоякского уезда Воронежской губернии на потолке нежилой избы крестьянина Родиона Брылева найден труп младенца, рожденного крестьянкой Марией Брылевой ^{[7, Оп. 119. Д. 14ч. 10. Л. 49]}.

Детоубийцы не гнушались использовать и отхожие места близ жилищ, которые также являлись местами обнаружения трупов убитых детей. В 1912 г. в селе Радогоще Севского уезда Орловской губернии в помойной яме при квартире заведующего спичечной фабрикой найден труп девочки, рожденной 17-летней девицей Валуевой ^{[7, Оп. 121. Д. 48ч. 10. Л. 34]}.

Встречались случаи, когда трупы младенцев приносились к крестьянскому жилищу собаками. Так, в 1911 г. в селе Казанском Мценского уезда Орловской губернии к дому крестьянина Куприянова собака принесла труп новорожденного мальчика ^{[7, Оп. 120. Д. 48ч. 10. Л. 81]}.

Места вдали от жилищ также выступали в качестве мест обнаружения и сокрытия детских трупов. Это могли быть водоемы: реки и озера. В Орле в 1869 г. на льду реки Оки найдена мертвая девочка, брошенная уже давно и лежавшая под снегом ^{[16, Оп. 29. Д. 170. Л. 48об]}. В 1900 г. в реке Десне близ Брянского рельсопрокатного завода Орловской губернии найден труп новорожденной девочки с признаками насильственной смерти ^{[7, Оп. 98. Д. 1ч.16. Л. 60]}.

Находили трупы новорожденных в полосе отчуждения железной дороги.В Орле в 1869 г. близ железной дороги был найден мертвым младенец, сгнивший так, что невозможно было определить его пол ^{[16, Оп. 29. Д. 170. Л. 56об]}.

Нетипичное место обнаружения трупа новорожденного встречается в полицейской сводке за 1913 г. по Воронежской губернии. В Борисоглебской почтово-телеграфной конторе при осмотре посылок, подлежащих за истечением срока давности возвращению в место подачи, одна из посылок, поданная в город Белосток, адресованная некому П. Соловьеву, оказалась «испускающей зловонную жидкость», и была вскрыта. В посылке в незапаянном жестяном ящике обнаружен труп новорожденного младенца ^{[7, Оп. 122. Д. 72ч. 10. Л. 157]}.

Рассматривая способы детоубийства, отметим, что наиболее часто встречалось удушение младенцев своими матерями. Полицейские сводки скупо сообщают: в 1911 г. в годе Рыльске Курской губернии крестьянка Хлунова после рождения задушила незаконнорожденную ей девочку ^{[7, Оп. 120. Д. 34ч. 10. Л. 24]}, в 1912 г. в Трубчевске Орловской губернии мещанка Комарова задушила своего новорожденного младенца ^{[7, Оп. 121. Д. 48ч. 10. Л. 95]}, в 1913 г. в деревне Никисилице Севского уезда крестьянка Сергеева задушила рожденного ей младенца ^{[7, Оп. 122. Д. 48ч.10. Л. 10об]}.

После детоубийства желанием матери было немедленно избавится от трупа ребенка. В 1914 г. в проруби реки Грязнушки при деревне Ивановке Козловского уезда Тамбовской губернии был обнаружен труп новорожденного ребенка. Дознанием установлено, что ребенок этот был рожден, задушен и брошен в прорубь крестьянской девицей Анной Маркиной, 18 лет, живущей на отрубах Тютчевской волости ^{[7, Оп. 123.Д. 72ч. 10. т.1. Л. 65]}.

Прибегали матери и к использованию колюще-режущих предметов для убийства ребенка. В 1900 г. в селе Гнездуловка Болховского уезда Орловской губернии крестьянка Буренкова зарезала бритвой двухмесячного сына Андрея ^{[7, Оп. 98. Д. 1ч. 16. Л. 22]}. В Орловской губернии в 1913 г. жительница города Брянска - мещанка Трофимова зарезала ножницами своего новорожденного младенца, труп бросила в реку Десну ^{[7, Оп. 122. Д. 48ч. 10. Л. 73об]}.

Способом детоубийства, позволявшим одновременно скрыть следы преступления, избавившись от трупа, являлось закапывание. Так, в 1878 г. в Орловской губернии крестьянская девица Агрипина, жительница Стрелецкой слободы, родила младенца и закопала его в землю ^{[16, Оп 39. Д. 187. Л.65об]}. В Ведомости за 1910 г. по Воронежской губернии отмечено деяние по сокрытию трупа мертворожденного: в слободе Хрищатой Богучарского уезда Воронежской губернии крестьянка Прасковья Погорелова родила мертвого ребенка, которого закопала в саду ^{[7, Оп. 119. Д. 14ч. 10. Л. 115]}. Детоубийцы закапывали детей, порой еще живых, в навозе: в 1900 г. в селе Крупышин Дмитровского уезда Орловской губернии крестьянская девица Гришаева, 37 лет, родила девочку и зарыла ее в навозе, где она умерла ^{[7, Оп. 98. Д. 1ч. 16. Л. 34об]}.

Достаточно распространенным способом детоубийства являлось утопление младенца. В 1912 г. в селе Новом Дубовом Задонского уезда из пруда был извлечен труп новорожденного младенца с привязанным на шее камнем. В смерти подозревалась мать - мещанская девица 17 лет ^{[7, Оп. 121. Д. 14ч. 10. т.2. Л. 99]}. Для утопления матери использовались не только естественные, но и искусственные источники воды - колодцы: в 1914 г. в Орловской губернии крестьянка Перепелкина, жительница города Карачев, бросила туда своего новорожденного сына ^{[7, Оп. 123. Д. 48ч. 10. Л. 106]}.

В полицейской сводке Воронежской губернии за 1910 г. отмечен случай, когда мать - крестьянская девица Троицкой слободы Валуйского уезда Матрена Черникова, родив ребенка, просто выбросила его на огород соседа, где он был найден уже мертвым ^{[7, Оп. 119. Д. 14ч. 10. Л. 26]}.

Рассматривая субъект преступления, отметим, что в большинстве своем убийцами своих новорожденных детей были незамужние девицы низших слоев населения, в первую очередь крестьянки. Возраст их чаще всего не превышал 20 лет. В полицейских сводках Воронежской губернии за 1909 г. отмечен случай, когда субъектом преступления явилась совсем юная мать: в селе Борщев Коротоякского уезда в саду крестьянская девица Кравченко, 15-ти лет, разрешилась от бремени. При родах она впала в бессознательное состояние, когда же очнулась, ребенок был уже мертв. Труп она спрятала в солому, а спустя 2 дня бросила в реку Дон ^{[7, Оп. 118. Д. 14 ч. 10. Л. 30об]}.

Жены солдат, находившихся на военной службе (солдатки) также входили в группу риска совершения рассматриваемого преступления. Так, в слободе Соколовка Курской губернии в 1878 г. солдатка Фекла Шульгина родила незаконнорожденного младенца и закопала его ^{[16, Оп. 39. Д. 187. Л. 217-217 об]}.

Нами отмечен случай, когда субъектом преступления выступила вдова православного священника. В 1913 г. на земле крестьян Большой Грибановки Боисоглебского уезда Воронежской на вершине большого оврага был обнаружен труп новорожденной девочки с признаками удушения. Дознанием выяснено, что виновницей данного преступления являлась вдова священника Любовь Васильева, проживавшая в селе Старая Кирсановка у своего сына псаломщика ^{[7, Оп. 122. Д. 72ч. 10. Л. 159об]}. Также в полицейских сводках Воронежской и Тамбовской губернии встречались случаи, когда детоубийцами являлись женщины, служившие прислугой в домах священнослужителей. В 1910 г. в слободе Бутурлиновке Бобровского уезда Воронежской губернии в погребе священника Ефремова был обнаружен труп ребенка, рожденного кухаркой Марфой Зинченковой ^{[7, Оп. 119. Д. 14 ч. 10. Л. 39]}. В 1914 г. крестьянская девица Самсонова, «живя в прислуге» у священника Оржевского женского монастыря Кирсановского уезда, разрешилась от бремени новорожденным младенцем. Труп мальчика найден зарытым в соломе на дворе священника Никольского ^{[7, Оп. 123. Д. 72ч. 10. т.2. Л. 136об]}. Данные факты могут свидетельствовать о заметной эрозии нравственных норм в патриархально-религиозной крестьянской среде в период модернизационных изменений.

Что касается мотивов совершения детоубийства, то ведущим являлось желание матери «скрыть грех» от родственников, супруга, соседей. В 1914 г. жена крестьянина села Ярка Козловского уезда Тамбовской губернии Ольга Манаенкова, родившая мальчика, положила его в горшок, который закрыла и спустила в погреб, однако младенец был обнаружен мужем Петром. Рожденный младенец был «с кем-то прижит во время отсутствия ее мужа», почему Манаенкова и совершила детоубийство, чтобы «скрыть свой грех от мужа» ^{[7, Оп. 123. Д. 72ч. 10. т.1. Л. 112об]}. Крестьянки могли пытаться избавиться от детей, рожденных в результате неузаконенной любовной связи. В 1910 г. в слободе Лушниковке Острогожского уезда Воронежской губернии у крестьянина Захара Рыбалкина обнаружен зарытым в землю труп ребенка, рожденного его сожительницей Матреной Чемериной ^{[7, Оп. 119. Д. 14 ч. 10. Л. 114]}. Следует признать, что страх осуждения со стороны патриархального социума из-за рождения вне брака, был достаточно велик и порой перевешивал боязнь совершения «великого греха» - убийства своего ребенка. Не все матери-убийцы справлялись с душевной травмой от совершенного ими преступления. В 1914 г. в селе Чернавке Кирсановского уезда Тамбовской губернии крестьянка Александра Мещерякова, разрешившись от бремени, бросила младенца в колодец, куда затем с целью лишить себя жизни бросилась сама. На другой день Мещерякову вытащили живой, младенца - мертвым ^{[7, Оп. 123. Д. 72ч.10. т.1. Л. 297об]}.

Сообщения о криминальных абортах встречались нечасто. Преступление это не было характерно для традиционного крестьянского социума, немногочисленные сообщения об умышленном плодоизгнании поступали из городов. Так, согласно полицейской сводке, в 1913 г. в Воронеже на Малой Чернавской улице в квартире мещанки Золодовой в кухне под полкой был обнаружен труп 3-х месячного ребенка, Золодова уличена в производстве абортов ^{[7, Оп. 122. Д. 14 ч. 10. Л. 209]}. В том же году в Тамбове в губернскую земскую больницу была доставлена крестьянка Александра Осипова, 24 лет, жившая в деревне Лиходеевке, которая на следующий день умерла. Дознанием было установлено, что смерть Осиповой последовала от искусственного выкидыша, произведенного повивальной бабкой Ольгой Поповой, проживавшей в Тамбове на Тезиковой улице в д. № 94 (дом Поповой) ^{[7, Оп. 122. Д. 72ч. 10. Л. 8об]}.

Встречались случаи, когда женщины, с целью произвести выкидыш, принимали различные вещества (чаще всего сулему - ртутный порошок), что приводило к печальным для них последствиям. В 1912 городе в Острогожске умерла крестьянская девица 19 лет, которая желая уничтожить плод на 5 месяце, приняла лекарство из пороха и сулемы ^{[7, Оп. 121. Д. 14 ч. 10. т. 2. Л. 93]}. В следующем году крестьянка села Масловка Оржевской волости Кирсановского уезда Тамбовской губернии Татьяна Казакова, 23 лет, на 4 месяце беременности решила сделать выкидыш, «для чего выпила сулемы, а когда почувствовала боль, то легла в Оржевскую земскую больницу, где выкинула младенца, а на следующий день умерла» ^{[7, Оп. 122. Д. 72ч. 10. Л. 257об]}. В 1914 г. из Тамбовской уездной земской управы в земскую больницу была доставлена крестьянка Федосья Голикова с признаками отравления. На следующий день Голикова умерла в больнице. Дознанием было выяснено, что Голикова была беременна и «с целью произвести аборт приняла какой-то состав» ^{[7, Оп. 123. Д. 72ч. 10. т.2. Л. 103]}.

Женские проявления девиантного поведения имели свои особенности, были тесно связаны с т.н. "моральным" фактором, влиянием социума, религии, общественного мнения, социальными и биологическими особенностяими и инстинктами. Изучаемые в настоящей статье деяния в период второй пол. XIX в. - нач. XX вв. имели широкое распространение. Законодательство детально квалифицировало детоубийство, плодоизгнание и оставление ребенка, но судебная власть снисходительно относилась к матерям-преступницам. Редкостью было назначение реального наказания за совершенное по отношению к ребенку преступление. По нашему мнению, одним из ключевых факторов, влиявших на ситуацию, было сохранение при столкновениии патриархального и модернизационного укладов понятия "незаконного рождения" как в правовом поле, так и в общественном сознании. Представляется, что в подобной ситуации данная проблема выглядела неустранимой, т.к. само общество было неготово к "моральным" переменам в этом вопросе. Да и сегодня в общественном сознании сохраняется негативное отношение к рождению вне брака. Влияние т.н. "морального" фактора, т.е. фактора стыда, внутреннего осознания "греховности" совершаемого деяния, боязни общественного мнения, проявлялись в рассматриваемых нами деяниях в полной мере. Если оставление незаконнорожденного и изгнание плода как более "гуманные" способы избавления от ребенка характерны для модернизировавшегося города, то детоубийство - для аграрного патриархального социума. Увеличение числа детоубийств в сельской местности отчасти объяснялось влиянием городcкого уклада, где понятие "греха" размывалось, нравы были снисходительней, а свобода отношений между полами проявлялась больше. Однако патриархальные нравы заставляли расплачиваться за подобную свободу отношений между полами, жертвами данной расплаты выступали незаконнорожденные оставленные или умерщвленные младенцы и их матери - молодые крестьянские девицы.