Соотношение права и прав человека: философско-правовое осмысление

Шугуров Марк Владимирович ORCID: 0000-0003-3604-3961 доктор философских наук профессор кафедры философии, Саратовская государственная юридическая академия 410028, Россия, г. Саратов, ул. Вольская, 1 Shugurov Mark Vladimirovich Doctor of Philosophy Professor of the Department of Philosophy, Saratov State Law Academy 410028, Russia, Saratov, Volskaya str., 1 shugurovs@mail.ru Другие публикации этого автора

Соотношение права, с одной стороны, и прав человека, включая его свободы, – с другой, без сомнения, относится к одному из важнейших вопросов современного правоведения и особенно общей философии права, которая в процессе рефлексии над проблематикой "человек - правовая реальность", активно взаимодействует с философией прав человека. Данный вопрос, обладая поистине философским масштабом, связан с вопросами соотношения права и закона, права и морали, права и личности и т.д. Вполне очевидно, что соотношение права как одной из фундаментальных нормативных систем и прав человека может иметь различный характер – гармоничный и дисгармоничный. Это обстоятельство позволяет говорить об интеграции заявленной проблематики в русло исследований такой более общей проблемы, как коллизии в праве. В том случае, если имеет место отношение коллизии и дисбаланса, то можно говорить о проблематизации легитимности как права, так и прав человека со всеми вытекающими отсюда последствиями, а именно – делигитимацией системы правозащитных органов и процедур.

Парадигмальное по своей сути воздействие прав и свобод человека на право имеет достаточно долгую историю. Традиционно являясь предметом философско-правовой рефлексии, оно находит свое продолжение в современной политико-правовой и социокультурной ситуации, обретая новые аспекты, связанные как с тенденциями эволюции прав человека, так и с эволюцией самого права в условиях глобализации. Однако в рамках общей проблемы взаимодействия человека и права исследуемая нами проблематика недостаточно артикулирована. В частности, в философии прав человека в основном рассматриваются следующие вопросы – природа прав, их содержание и объем, носители прав, соотношение универсализма и релятивизма, природа прав и свобод и их соотношение друг с другом ^{[1, p. 9 – 136]}, их философские и этические основания ^[2]. С учетом сказанного становится вполне очевидной актуальность формирования концептуальной модели соотношения права и прав человека, которая способна обогатить философско-правовое учение о праве.

С выдвижением прав и свобод человека в качестве приоритета правового развития общества в эпоху Нового времени обозначился круг проблем не только касательно природы и предназначения прав человека, но и места последних в правовом регулировании общественных отношений и его дальнейшего совершенствования, а, в конечном счете, и в отношении сущности права в целом. Как представляется, изменения права произошли на уровне его целей, ценностей и предназначения. В качестве общего знаменателя мы бы указали его гуманизацию и демократизацию, что прямым и обратным образом было связано с гуманизацией и демократизаций общества и государства. В данном контексте вполне аргументированно говорится о связи между утверждением прав человека и моральным прогрессом общества в целом ^{[3, p. 3 – 4]}. Сказанное одинаково верно также и по отношению к международному праву и международному сообществу. Произошедшие изменения стали возможны благодаря конституированию прав и свобод человека в качестве наивысшей правовой ценности, задающей горизонт целей права. Будучи закрепленными в первых и последующих конституциях, права и свободы человека получили возможность прямого воздействия на правовую материю и превратились в базовый универсальный политико-правовой институт современного мира.

Отмеченное положение прав и свобод человека в современном обществе побуждает проведение анализа их природы. Конечно, как правильно отмечает Ю.А. Чернавин, права человека «сегодня уходят от их преимущественно юридического толкования, ассоциируются с гуманизмом, вписываются в гуманистическую картину человеческого существования» ^{[4, с. 271]}. Тем не менее, как нам представляется, они не могут быть отнесены к сугубо экстраправовым феноменам. Высказанная констатация означает, что права человека не только выступают необходимыми качествами самой личности, но и обладают формально-юридическим аспектом. Сегодня бессмысленно говорить о правах человека, первоначально мыслимых в качестве составной части естественно-правовой реальности как о факторе правового развития, если бы они не объективировались в позитивном праве и далее не могли бы воздействовать на работу его механизма, что позволяет им осуществляться в ткани реальных правоотношений. Однако, разумеется, данная юридическая формализация имеет свои пределы, выход за которые означал бы упразднение их двуединой – морально-правовой – сущности, способной варьировать в религиозных и секулярных формах, что как раз и порождает концептуальный и методологический плюрализм в их описании и объяснении. В продолжение сказанного приведем одну интересную точку зрения. В частности, А. Buchanan, признавая важность сохранения данного плюрализма, все же ставит акцент на моральных основаниях прав человека и моральной оценке международного права прав человека ^{[5, p. 50 – 84]}, в чем явно прослеживается естественно-правовая парадигма их понимания. На наш взгляд, представленный подход все же сужает содержательный объем рассматриваемого феномена.

Если говорить о позитивации прав человека в международном праве, то она началась гораздо позже – во второй половине ХХ века – и привела к возникновению самостоятельной отрасли международного права, предусматривающей функционирование системы правозащитных международных органов. Безусловно, указанные процессы привели к новой стадии позитивации прав человека и на внутригосударственном уровне, что было связано с имплементацией положений о правах человека, закрепленных в международных актах разной юридической силы, даже в тех государствах и регионах, в которых идея прав человека исторически не возникла. В качестве общего результата, несмотря на все различия в правовых культурах и национальных правопорядках, можно видеть возникновение персоналистической правовой культуры и гуманистически ориентированного права. Произошедшие изменения создали особую – антропо-, а не государственно-ориентированную модель права, которая в условиях глобализации позиционирует в качестве универсальной. И самое главное – права человека приобрели статус международно-признанных (общепризнанных). Круг субъектов подобного признания достаточно внушителен – государства, народы, международные организации, частный сектор, транснациональное гражданское общество. Еще одно немаловажное обстоятельство: признание включает в себя принятие государствами обязательств по соблюдению, уважению, обеспечению и защите прав человека на национальном и международном уровне. Международное признание, будучи ключевой предпосылкой позитивации, позволяет говорить именно о международных правах человека, ставших возможными в своей институциональной форме в качестве результата международной правовой политики в области прав человека.

Отмеченная универсализация ставит перед правом весьма сложные и ответственные задачи своей собственной гуманизации и выработки правовых механизмов обеспечения и защиты постоянно расширяющегося каталога прав. С нашей точки зрения, феномен прав человека следует рассматривать в качестве конкретизации принципа гуманизма, являющегося общеправовым принципом. В свою очередь они должны вписываться в данную правовую традицию и не приводить к дегуманизации человека. Думается, что только права человека, скоррелированные с правом, и в свою очередь право, скоррелированное с правами человека, могут выступить в качестве тех ценностей, которые при всей их исторической конкретности, остаются непреходящими.

Права человека, интегрированные в гуманистические традиции права, со своей стороны оттеняют данный гуманизм и вполне способны выступить аргументом против правового нигилизма. Аргументацией против правового нигилизма может стать указание на факт развития права в русле позитивации прав человека. Нигилистическое правопонимание может говорить о том, что право является якобы достаточно жесткой и неподвижной системой, которая базируется на суровой общезначимости. Но, с другой стороны, именно эта общезначимость позволяет ему оказывать воздействие на общественные отношения в направлении их упорядочения и развития. Закрепление прав и свобод человека в качестве приоритета позволяет праву выступать способом регулирования общественных отношений на основе уважения прав и свобод человека, что приводит к гуманизации данных отношений и развитию потенциала каждой личности «в условиях большей свободы», как на это указывают международно-правовые акты. В доктрине верно отмечается, что «только обладание правами и свободами является той предпосылкой, которая дает человеку возможность самораскрыться, самореализоваться как личность. Права человека служат защите человеческого достоинства» ^{[6, с. 32]}. В отмеченных функциях прав человека прослеживается их смысл и предназначение, создающие преграду для их использования в иных целях, например, сугубо политических. Как отмечается в зарубежной доктрине, именно широкое использование прав человека в политической сфере приводит к росту по отношению к ним скептической настроенности ^{[7, p. 18; 3, p. 3 – 50]}. Существующая критика прав человека, подчас использующая такой термин как "эпидемия» ^{[8, p. 177 – 224]}, во многом объяснима деформацией данного института и спекулированием им, что разрушает гармоничное отношение прав человека, с одной стороны, и права, морали, культуры – с другой.

Из сказанного следует, что в качестве первого вопроса применительно к соотношению права и прав человека относится вопрос о соотношении права человека и принципов права. Данный вопрос актуален как для внутригосударственного, так и для международного права. В первом случае в виде конституционного принципа права человека положены в основание национальных правовых систем. Во втором – они стали принципом международного права jus cogens. На современном этапе система международных (общепризнанных) прав человека основана на собственной системе специальных принципов и оказывает воздействие на развитие права в различных его ипостасях – внутригосударственной и международной. Международный и конституционный принцип соблюдения, уважения и защиты прав человека предполагает, что право и практика его применения не должны эволюционировать и развиваться, нарушая права человека. Поэтому правовая политика в области прав человека прямым и обратным образом связана с правовой политикой как таковой в единстве всех составляющих ее аспектов.

Не меньшее значение для осмысления соотношения права и прав человека имеет воздействие последних на трансформацию правопонимания. Известно, что то или иное правопонимание соответствует действующему в обществе типу права и правовым традициям – издавна существующим или же вновь сложившимся. Поэтому нормативное содержание прав человека, их место в правовой системе во многом зависит от понимания самого права, которое в свою очередь осмысляется в контексте прав человека и одновременно в контексте политико-правовой традиции. Отсюда весьма значимой для современной доктрины прав человека являются исследования, которые посвящены углубленному исследованию типов правопонимания ^[9]. На сегодняшний день то или иное правопонимание, как в рамках одной и то же цивилизационной модели «человек – общество – право», так и рамках разных моделей, представляет картину права и место в ней прав человека, т.е. включает концептуализацию последних. В свою очередь это актуализирует оппозицию «универсализм – релятивизм». Как отмечает J. Donelly, признание прав человека имеет универсальный характер, но их содержание релятивно и зависит от специфической морали, которая сложилась в государствах современного мира, например, от конфуцианства или индуизма ^{[10, p. 121 – 160]}. Констатируя справедливость данных замечаний, нельзя не согласится с позицией, говорящей о том, что при всем признании вклада восточных цивилизаций в моральное обоснование прав человека, их универсальность и далее должна покоится на секулярном подходе ^{[11, p. 7]}.

Положение дел с правами человека в том или ином государстве объективным образом зависит как от состояния правовой системы, степени ее развитости, так и от доминирующего правопонимания, исходящего в силу цивилизационной специфики из разной степени актуальности самих прав человека. В этой связи всеобщий принцип уважения, соблюдения и защиты прав человека, как и сами права человека, обретает реальный смысл лишь в том случае, если между правом и правами человека есть прямая и обратная связь. Другими словами, права человека во всей значимости становятся возможны лишь благодаря развертыванию и укреплению права, включающего их в качестве своего аспекта. Без надлежащей правовой регламентации, являющейся гарантией их существования, они предстанут всего лишь намерениями из области метафизических долженствований.

Перенос смыслового центра права в направлении прав человека не означает снижение роли права как такового в пользу прав человека. Совершенно неправильно полагать, что «век права» сменился «веком прав человека» и что на смену власти права приходит власть прав человека. Право остается значимой величиной, по отношению к которой права человека – это один из ее элементов, но такой, который пересекаетя со сферой морали. Права человека нельзя рассматривать как нечто находящееся над правом, а право – всего лишь в качестве инструмента их реализации. Хотя конечно, как и в XIX – XX вв., когда естественное право виделось в качестве нравственной реакции на законодательное ограничение прав (П. Ногородцев), права человека не перестают оставаться мерилом действующего права. Но все же выход прав человека как некоторых смыслополагающих долженствований из-под воздействия права недопустим, ибо это может привести к злоупотреблению правами человека и их абсолютизации. К тому же этот выход не имеет смысла по причине достаточно гибкой со-настроенности современного права и морали. Право должно предложить барьеры для злоупотребления правами человека, а не только механизмы их полной реализации и защиты.

Обращаясь к идейно-концептуальным основаниям прав человека, напомним, что естественно-правовая доктрина настаивает на вечности и неотьемлемости прав человеческой личности, подчеркивает характер ее абсолютной ценности. «Так как исходным моментом всякого общественного состояния считался единичный человек, то его правам был присвоен характер первичности. Это были в полном смысле слова естественные права, изначально ему присущие и неотьемлемые от него» ^{[12, с. 289]}. Как можно помнить, это привело к утверждению нового правопонимания и формированию иной, чем при феодализме, системы права. К тому же идея прав человека находились в основе становления нового права и далее была воплощена в нем. Естественно-правовая парадигма явилась тем, к чему обращались те, кто боролся с абсолютистским государством. В свою очередь естественное право, возродившееся в широких масштабах после Второй мировой войны выражало уже не только протест против тоталитарных режимов и стало попыткой восстановления достоинства личности и ее прав, но и предполагало насыщение права нравственными идеалами, утраченными в период господства юснатурализма.

Из естественно-правовой доктрины, однако, можно вывести радикальные требования, вплоть до «империализма» прав человека, постулируемых как изначально данное разумом и слабо согласующихся с принципом историзма. Поэтому именно идея права и его принципы являются препятствием для отчуждения прав человека от права, а также от замены права правами человека. Права человека как смысловая основа права не должны абсолютизироваться, а должны находится в гармоничных отношениях с другими смысловыми основаниями, например, предназначением права быть гарантом порядка в обществе.

Указанное согласование должно производиться и на уровне целей права, к одной из которых относится внесение упорядоченности в общественные отношения. Но данная цель не может быть самодовлеющей, как не может быть самодостаточным и само право. В правовое воздействие, с которым связывают функции права, отныне включается сверхцель – приоритет прав человека. Приоритет перед чем? Приоритет перед государством, с которым связано право. Отличие прав человека от права заключается в том, что, если первые являются самоцелью, то второе – и самоцель и одновременно средство. Оно средство по отношению к правам человека. Поэтому в связи с интеграцией в состав правовой материи прав человека пред правом возникают сложнейшие задачи согласования прагматических и моральных целей.

Если идти далее, то следует признать, что ни идея прав человека, ни соответствующий институт не могут и не должны оказывать разрушающее и дестабилизирующее воздействие на право, а также быть основой правового нигилизма. Альтернативой подобного воздействия является стимулирующая функция со стороны прав человека, позволяющая праву и далее развиваться, особенно с учетом расширения каталога прав человека. С другой стороны, права человека обладают потенциалом преодоления отчуждения человека от права.

Отметим, что права принадлежат человеку не просто как индивиду, а как социализированной личности, т. е. личности, включенной в правоотношения. В данном свете слабым местом естественно-правовой парадигмы, помимо ее сложного отношения с принципом историзма, было то, что она апеллировала к природному индивиду, а не к личности. Дополнение естественной парадигмы доктриной общественного договора исправляло ее недостатки, ибо человек в этом случае представал уже как гражданин-личность.

По сути, права человека как начало, легитимизирующее право, в свою очередь должны быть обоснованными и легитимными. Это достигается не только на основе их корреляции с принципами права, но и с принципами морали. Права человека, скоординированные и согласованные как с правом, так и моралью, суть безукоризненное мерило процессов и в праве и морали, а также в обществе и культуре в целом. Не всякая цель, в том числе поставленная в рамках права, может быть признана правовой. Как думается, права человека и их носитель – личность – не могут развиваться в праве, которое имморально. Включение прав человека в право означает насыщение права ценностными элементами, что придает особую направленность правовым средствам и правовым целям. В этой связи конкретизируется и указанное в самом начале статьи представление о соотношении права и закона. Принято считать, что для того, чтобы закон был правом в нем должны воплощаться общечеловеческие ценности, присутствовать справедливость и гуманизм. Но в свою очередь само право должно включать в комплекс своих принципов права человека. Закон становится правом в том случае, когда право включает права человека, чему предшествует включение в право прав в отличие от привилегий.

Как верно отмечал в свое время С. С. Алексеев, право – это прежде всего то, «что говорит о правах, и именно это является важнейшей определяющей стороной юридического регулирования» ^{[13, C. 158]}. Разумеется, оно в еще большей степени право, когда говорит не просто о правах, но и о правах человека, при этом свидетельствуя об обязанностях последнего. Кстати говоря, вопросы различения прав (как сугубо моральных, так и предоставленных законодательством) и прав человека затрагиваются также и в зарубежной доктрине ^{[14, p. 6 – 7]}. К ситуации особой сложности относится случай согласования международно-признанных прав человека с правами, предоставляемыми в рамках того или иного национального правопорядка.

Тот факт, что под воздействием прав человека происходит расширение понимания права и его функций, побуждает к переосмыслению соотношения права и государства. Определенная независимость прав человека от государства - одна из предпосылок некоторой независимости права по отношению к государству, но ни в коем случае не обратно. Право опирается не только на народный суверенитет, но и на суверенитет личности. Поэтому не случайно, что в эпоху глобализации говорится не только о тенденции, свойственной многим странам, а именно об усилении роли права в обеспечении происходящих в обществе процессов, но и о необходимости гармоничного сочетания интересов личности, государства и общества. Дело в том, что права человека тяготеют к полной реализации лишь в справедливом обществе, которое одновременно обеспечивает сопряжение интересов субъекта с интересами других частных и публичных субъектов. Одновременно, субъект, заявляющий о своих правах и притязяниях, включен в коммуникативные связи, в рамках которых он призван проявить себя именно в качестве личности, которая является правовым субъектом. Невозможно представить, что права человека являются достоянием личности, которая не является правовым субъектом. Поэтому вполне понятен пафос ст. 16 Пакта о гражданских и политических правах, которая закрепляет право на признание правосубъектности.

В данном контексте необходимо отметить, что в последнее время в доктрине достаточно скорректированным оказалось представление о связанности права исключительно с государством. При этом право, выступающее инструментом властно-правового воздействия государства, не объемлет всего права как такового. Это заметно и по частному праву и по правам человека. Но и здесь существует тонкая связь между правом и государством. В том случае, если нарушены частные права и если сторона не выполняет своих обязательств, то имеется возможность прибегнут к государственному принуждению. Такая возможность предусмотрена и в связи с нарушениями прав человека, защита которых предполагает использование права как средства государственного воздействия.

Следующим вектором анализа соотношения права и прав человека является артикуляция вопроса о типе личности, чьим достоянием являются права человека. Идеал такой личности совпадает с общегуманистическим идеалом. Ясно, что на обладание достоянием прав человека претендуют личности, далекие от такого идеала. Поэтому цель права заключается в создании совместно с другими нормативными системами регулирования общественных отношений адекватной среды для «подтягивания» уровня личностного развития к тому, чтобы он был соизмерим с содержанием общепризнанных прав человека. Сегодня провозглашенные права – необходимый атрибут развития и существования личности именно в современном обществе. Но столь необходимым, как права человека, для личности должно быть необходимо и само право, его институты и механизмы, которые защищают ее неотъемлемые права. Будучи правовым субъектом, личность обладает правом на защиту, в том числе со стороны государства. А специальные механизмы, которые защищают именно права человека, нельзя уже представить как то, что функционирует отдельно от права: человек и его общепризнанные права защищаются в праве и правом.

Как известно, классическая концепция естественного права стало основой буржуазного права, которое также не было лишено недостатков. Поэтому вполне очевидно, что в основе современного права вполне может и должна находиться доктрина цивилитарного права (В.С. Нерсесянц), которая более совершенна, чем традиционное буржуазное право. В ее контексте права человека рассматриваются в качестве достояния более социализированной личности, что в еще большей степени акцентируется в коммунитарной парадигме правопонимания. Из сказанного логически следует, что большое значение для осмысления соотношения права и прав человека имеет изменение парадигмы права, т.е. способа его видения и концептуализации. Несмотря на приобретение правами человека статуса международно признанных, они не должны тем более рассматриваться как то, что одерживает победу над правом на национальном уровне. Международное право прав человека оказывает воздействие на развитие как национального, так и международного права, например, международного экономического и экологического права.

Одной из предпосылок обеспечения повсеместного уважения и соблюдения прав человека является унифицированная модель их понимания. Данная модель во многом находится под воздействием естественно-правовых идей. Однако при этом одновременно возникает необходимость гармонизации универсализма и релятивизма, который в силу поликультурности современного мира имеет все права на существование. Осмысление соотношения универсализма и релятивизма в подходе к правам человека является проблематикой, дополняющей развитие уже традиционной проблемы соотношения позитивного и естественного права в контексте прав человека. Так, если гооврить о международном праве прав человека, то оно не является ни позитивным, ни естественным. Оно по большей мере имеет интегративный характер, что позволило осмыслить права человека не только в качестве неотчуждаемого достояния личности, но и как систему норм. Интегративное правопонимание, безусловно, имеет большие эвристические возможности для нового видения не только прав человека, но и их соотношения с правом. В итоге, права человека не являются всего лишь моральным состоянием субъекта. Сегодня естественные права человека своим источником имеют не только достоинство каждой человеческой личности, но и вполне объективированное позитивное право. На наш взгляд, для современного развития прав человека характерен следующий вектор: они теснейшим образом интегрируются в правовую систему, определяют направление ее движения, одновременно являясь ее особым измерением. Это одинаково верно как для национальной, так и международно-правовой системы.

Для того, чтобы права человека оказывали дальнейшее воздействие на развитие права, необходимо, чтобы они развивались на системной основе. Однако права человека не могут быть исключительно обособленной системой: они развиваются в праве и средствами права, что позволяет по-новому позволяет подойти к проблеме развития прав человека. Обычно под развитием прав человека понимается возникновение новых поколений прав человека на основании принципа взаимодополнительности. В нашем же случае вызывает интерес развитие в качестве с точки зрения процесса их интеграции в право в единстве его нормативных и смысло-ценностных аспектов. Это, прежде всего, их позитивация с одновременным сохранением внепозитивной природы. Все это происходит в праве, а не вне его, что является основным вектором правового прогресса. Если права человека прогрессируют и развиваются, то, следовательно, с этой точки зреняи можно говорить о прогрессе в развитии права.

Одновременно с этим прогресс прав человека следует понимать как их полное и эффективное осуществление. Казалось бы, что права человека ныне достигли небывалого уровня развития: выстроилась система прав человека, имеющая национальные и международные аспекты. Однако данная система еще не нашла всей полноты своей реализации в правовой жизни общества и мирового сообщества. Далека она и от полного обеспечения. Тем не менее, это не означает, что все дальнейшее развитие прав человека будет сводиться к их приближению к реальности, ибо даже зачастую еще полностью не обеспеченная система прав человека продолжает спонтанно развиваться. Мы полагаем, что права человека далеки от того, чтобы быть в своем развитии полностью связанными процедурами их защиты и механизмами реализации, ибо они развиваются и как совокупность идей и правовых долженствований, которые далее становятся содержанием правовых норм.

Другой чертой развития прав человека является то, что свое наиболее масштабное признание они обретают на международном уровне: ядро системы прав человека становится международным. Одновременно с этим усложняется и само развитие права в качестве целостного феномена, так как оно должно согласовывать универсалистские и релятивные моменты в правах человека. Современное право – это сложная система, состоящая из разных подсистем, число которых увеличивается, а отношение между которыми усложняется. О правах человека говорится ныне на уровне международного права, национальных правовых систем, отраслей права. В этой ситуации достаточно трудно сохранить аутентичность их содержания: «подкорректированные» на отраслевом уровне они могут восприниматься как нечто нетождественное с универсальными международными правами человека. Возникают и проблемы соотнесения системы международных прав человека с правами человека как конституционным институтом в рамках национальных правовых систем. Поэтому перед правами человека возникает угроза затеряться в громоздкости современного права. Данная громоздскость, возникающая в том числе на "стыке" международного и национального права, затрудняет отчетливо прослеживаемую гуманизацию права. Ввиду данных процессов отчуждение от права подчас нарастает, что проблематизирует реализацию прав человека, но в свою очередь предполагает новые инициативы со стороны общеправовой политики и правовой политики в области прав человека.

В результате, общее положение с правами человека начинает приобретать многоуровневую характеристику. Но для нас важно одно – состояние дел с правами человека должно подразумевать, в том числе, состояние дел с их развитием, которое достаточно затруднено, если в обществе и его правовом пространстве существуют трудности с их реализацией во всем объеме. Это в одинаковой степени верно и для международного и для национального уровня. Совершенствование и развитие современного законодательства, а также правовых механизмов и институтов сегодня уже не может быть лишь целесообразным, т.е. связанным с текущей ситуацией. Любые проблемные точки в праве должны разрешаться с учетом нацеленности на обеспечение и защиту прав человека. Более того, развитие права должно непосредственно учитывать необходимость реализации идеи прав человека. Право не только призвано обеспечивать на практике права человека, но и призвано постоянно соотноситься с правами человека в своем внутреннем развитии. Это справедливо как для национального, так и для международного права. При этом, следует отметить, что часто идеи прав человека не могут найти своей реализации в нормах и принципах права: они не в достаточной степени воспринимаются действующим правом, поэтому встречаются случаи издания законов или ведомственных инструкций, нарушающих права человека. Но это не только техническая сторона дела, поскольку недостаточная восприимчивость действующего права к правам человека может детерминироваться традициями правовой культуры того или иного общества, в рамках которых идеология прав человека не возникла. Как бы то ни было, правовые системы данного рода в современных условиях экспансии прав человека все же реагируют на эти процессы, формируя свои собственные парадигмы понимания прав человека ^[15], что, безусловно, приводит к модернизации самого права, расширению его смысло-ценностной и нормативной наполненности.

Несмотря на указанные трудности, противопоставление права и прав человека сегодня является уже неосмотрительным. Давно прошла та пора, когда права человека мыслились как неписаное моральное право, которое всегда критически настроено к действующему позитивному праву. Можно сказать, что права человека и право соотносятся ныне не как идеал и действительность, а как внутреннее содержание и форма. Сегодня права человека перестали быть чем-то противоположным по отношению к праву и стали его внутренним смысловым ядром, что, конечно, в ситуации затруднений с развитием и реализацией прав человека не отменяет значения оппозиции «права человека – право», также как и оппозиции «право – закон».

Как представляется, на смену оппозиции «закон – право» должна прийти доктринальная триада «закон – право – права человека», поскольку право и его принципы уравновешивают тенденции превращения прав человека в «всплеск» эгоизма. Так, если ранее говорилось о том, что закон является правовым в том случае, если он соответствует принципам права, то ныне можно сказать о том, что право легитимно, если оно выражает константные потребности и интересы человека, зафиксированные в правах и свободах человека. Однако все это опять же зависит от типа правопонимания, который вписан в контур конкретно-исторической антропологической парадигмы. Конечно, указанная триада условна, так как не может существовать права вне его выраженности в законе, его воплощения в правооприменительной практике, да и сами права человека возведены в ранг закона, т.е. позитивированы, хотя и не абсолютно. В противном случае, их источником, как и источником права станет закон, исходящий от государства. Окончательная позитивация предполагает, что права человека, как и само право, начинают характеризоваться отсутствием спекуляций о должном и обращением к метаюридическим принципам, что также неверно.

С другой стороны, для прав человека не свойственно находиться в неявном, невыраженном состоянии с точки зрения координат действующего права. Они призваны к позитивации, т.е. закреплению в действующем праве, а также в качестве действующего права. Права человека не являются всего лишь моральными долженствавниями: они имеют формальную правовую оболочку. В противном случае отсутствовали бы гарантии и механизмы их собственно правовой защиты. Переход от субъективных долженствований во внешнюю форму именуется притязанием. Права человека как притязания будут законны, если они предусмотрены законом, который будет их защищать. Данное положение вполне демонстрируется на уровне национального права, когда закон становится гарантом прав человека. На уровне внутригосударственного права бесспорен факт сопряжения прав человека с ядром конституционного права, задающего правовые пределы законодательства. В международном праве в качестве такого гаранта выступают соглашения в сфере прав человека. И в первом и во втором случае функционируют правозащитные механизмы.

В современной доктрине преобладающей является точка зрения о том, что государство не дарует и не предоставляет людям их права и свободы, ибо данные права принадлежат им от рождения и проистекают из достоинства, присущего каждой личности. Это вполне справедливо и в отношении сообщества государств в международном аспекте: государства, признавая права человека, одновременно признают их источник. Однако они правомочны закрепить права человека, позитивировать их на уровне законодательства. В международном праве это предполагает усиление значения юридической силы конвенционных актов признания прав человека.

Из сказанного следует, что человек в качестве субъекта права, чьи права позитивированы, находится и далее должен находиться в тесной связи с государством, ибо государство предоставляет те или иные права, а также наделяет правами, без которых реализация, собственно, прав человека не мыслима. Права и обязанности, которыми человек наделяется в соответствии с волей государства, изначально должны соответствовать правам человека и никоим образом не нарушать их. С другой стороны, права человека также должны быть связаны правом и его принципами и не противоречить им. Поэтому вполне логично, что права человека интегрируются в действующее право, во-первых, на уровне принципов, а, во-вторых, в качестве норм. Это уже не право, которое противостоит закону и инертно по отношению к правам человека, а право, которое конкретизировано в правах человека и максимально проявлено в реальном правопорядке. Одновременно это означает, что сами права человека эфемерны без своего метаюридического – идейного и смысло-ценностного – обоснования, т.е. становятся тем, к чему следует серьезно относиться лишь при их правовом оформлении. Защита и реализация прав человека, а с ними и права как такового осуществляется не вопреки, а в соответствии с правовым порядком и в рамках правового порядка, который сам в свою очередь сфокусирован на правах человека. Характерно, что с правами человека непосредственно связан и режим законности. Законность требует, чтобы соблюдались права и свободы. При этом сама законность проистекает из закона, воплощающего право, к парадигмальной основе которого относится не только порядок, но и права и свободы человека.

Как мы уже отмечали, права человека не осуществляются сами собой только по мере их осознания. Они обеспечены действием механизмов права и властью государства, в том числе силой государственного принуждения. Атрибутом совместного сосуществования людей является повсеместное проявление частного произвола. Произвол может исходить и от государственной власти. Тем, что ограничивает произвол, является право. Право – это защита и гарантия от произвола, в том и числе и от произвола властвующих. Права человека идут в этом же русле, но они защищают не только от произвола и дискриминации, но и от системных ошибок – от неправильно ориентации самого правового развития. Выскажем мысль о том, что права человека являются своего рода "законом" для действующего права. В результате, современный конституционный порядок предусматривает верховенство прав и свобод человека, которые конкретизируются в системе действующего права и перестают быть просто декларативным элементом.

В свою очередь высокое положение прав человека, т.е. их значимость для действующего права, а также для правовой системы общества в целом зависит не только от оптимального соотношения между правами человека и правом, но и от оптимального баланса между государством и правом. Современный тип правопонимания исходит из того, что, несмотря на то, что право связано с государством, оно «приподнято» над ним. Во многом это произошло благодаря широкой институциализации прав человека, которые не отменяют специфику права – его связанность с государством, государственно-властные способы фиксации и обеспечения. Тем не менее, современное право, понимаемое с точки зрения цивилизационных норм и идеалов (правовой проект модерна), все же является не правом государства, а правом человека, сфокусированным на правах человека, которые повсеместны, т. е. принадлежат человеку, где бы он не находился. Отсюда следует важность их признания на международном уровне, на котором государства констатируют существование общего пространства прав человека, подтверждая невыводимость прав человека из их властного усмотрения.

Утверждение прав человека в качестве смыслового центра права в ходе реализации правового проекта модерна одновременно открыло предпосылки для усиления международно-правовой системы и усиления воздействия международного права. В международном праве государства однозначно связаны правами человека как императивным принципом, реализация которого находится в сфере их индивидуальной и коллективной ответственности. В результате интернационализации права человека получили дополнительные гарантии своего признания и осуществления. Отмеченные процессы создают все условия для изживания недоверия к праву, имеющему, например, место в России и ставшему, как отмечает С. П. Шевцов, национальной традицией ^[16].

При рассмотрении прав человека в контексте современного права как подсистемы не следует забывать о том, что проект модерна в праве, предполагающий согласованность права и прав человека, не был завершен. Дальнейшее "укрупнение" прав человека в правовых системах разного уровня в качестве своего результата привело к весьма зыбкому балансу между правами человека и правом, а также между правами человека и государством. Государство, перешедшее в стадию «упадка», рассматривается в общественном сознании как инструмент, к которому высказывают многочисленные претензии. В ситуации все большего отдаления права от государства права человека стали все более подниматься над государством, над правом государства, вследствие чего суверенитет государства становится размытым, а международное право еще более усиливает свои позиции и претендует на непосредственное регулирование правового статуса человека. Подобные тенденции можно обозначить как формирование постсовременного права.

Приставка «пост» может вызвать разные содержательно-понятийные ассоциации; одна из них – «то, что после» и «то, что радикально отличается от современности (постмодернизм)». Если говорить о постмодернизме, то он известен и как концептуальная практика критики прав человека, заключающаяся в делегитимации концептов прав человека, основанных на идеологических моделях человека ^{[17, с. 71]}. Данная критика является продолжением общего акцентирования со стороны постмодернизма превращения человека-субъекта в сингулярность, некоторую доиндивидуальную «кочующую» единицу – номаду, вы-ступающую за пределы тотального вот-бытия, ускользающую из него и не подчиняющуюся власти присутствия ^{[18, с. 64]}. На этом фоне, когда провозглашается отход от субъекта, предполагающего «стянутость» мысли и действия неким центром, вряд ли стоит говорить всерьез о постмодернизме как борце за права человека. Хотя и в постмодернизме есть некоторые тенденции предлагать обновленное понимание права – в форме его большей индивидуализированности - при одновременной манифестации правового нигилизма, т.е. необязательности «общеобязательного» права для человека.

Но в понятие «пост» необходимо мыслить и другой оттенок и усматривать в постсовременном правопонимании не радикальную альтернативу существующему правопониманию, а ее корректировку. Отметим одно: эволюция общеправовой парадигмы и парадигмы понимания прав человека находятся в достаточно очевидной взаимосвязи. Существование и развитие прав человека в условиях постсовременного права представляет собой интереснейший правовой феномен. На наш взгляд, постсовременное право является крайне противоречивым феноменом, в котором есть свои плюсы и минусы, сплетенные крайне тесно. Помимо размывания государственного суверенитета вследствие «агрессии» прав человека, а также по другим причинам глобального характера, возникают коллизии между абстрактным универсализмом и релятивизмом в области прав человека. Универсализм и релятивизм как некоторые различные ориентации в развитии международных прав человека в настоящее время не сбалансированы. Так, универсализм предполагает унификацию нормативного содержания прав человеа во всем мире, подчеркивая необходмость того, чтобы положение с правами человека в том или ином государстве стало всецело открытым для международного контроля. Релятивизм со своей стороны предлагает, что в процессе имплементации норм международных соглашений должны учитываться особенности правовых культур, в которые привносятся правовые конструкции, которые в них самостоятельно не возникли.

В заключение нельзя не подчеркнуть драматизм сложившейся ситуации. Так, постсовременное право сопровождается появлением новых правовых идей (например, идеи гетерогенного права), которые являются новым видением прав и прав человека. Право мыслится как лишенное унификационных тенденций и моментов принудительности. Формулируются идеи всемирного транснационального гражданского общества, мирового правительства и т.д. Одновременно вполне заметно, что сама личность, права которой стали составной частью международного и национального права, движется в направлении дальнейшей индивидуализации. Во всех этих тенденциях прослеживается «свертывание» ранее достигнутого баланса между правом и правами человека, что одновременно порождает потребность в установлении нового баланса, предполагающего поиск новых парадигмальных оснований.