О стратегии и системе обеспечения национальных интересов

Пономарев Александр Игоревич кандидат юридических наук преподаватель, Военный университет 141102, Россия, Московская область, г. Щелково, ул. Центральная, 71/2 Ponomarev Aleksandr Igorevich PhD in Law Lecturer at the Department of Criminal Legal Disciplines of the Military University  141102, Russia, Shchelkovo, ul. Tsentral'naya, 71/2-9 api.88b@mail.ru Другие публикации этого автора

С принятием новой Стратегии национальной безопасности ^[1] (далее - Стратегия), Российская Федерация вступила в очередной шестилетний цикл по реализации положений этой Стратегии. В свою очередь, для той части научного сообщества, научные интересы которой связаны с проблемами обеспечения национальной безопасности, принятие Стратегии ознаменовало необходимость осмысления и совершенствования концептуальных положений изложенных в ней. Эта необходимость обусловлена рядом объективных обстоятельств. Во-первых, новая Стратегия стала первым документом целеполагания в сфере обеспечения национальной безопасности, имплементированным в систему стратегического планирования, созданную в 2014 г. Во-вторых, в ней, по сравнению с ранее действующей Стратегией национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г., уточнены определения таких системообразующих понятий как «национальная безопасность Российской Федерации», «национальные интересы Российской Федерации», «угроза национальной безопасности»«стратегические национальные приоритеты Российской Федерации»«система обеспечения национальной безопасности», введено понятие «обеспечение национальной безопасности».

Представляется, что теоретические положения и подходы, изложенные в новой Стратегии, носят более системный характер, что говорит о ее прогрессивном характере. Вместе с тем это обстоятельство не лишает необходимости критического взгляда в целях дальнейшего совершенствования стратегического планирования в соответствии с реалиями современной действительности.

В настоящий момент мы являемся свидетелями того, как дихотомическое деление человечества на капиталистический и социалистический лагерь, впоследствии преобразовавшееся в антиномию Запад и не-Запад теряет свое концептуальное и практическое значение. По мнению многих исследователей в сфере геополитики, культурологии и политической философии, перспективой ближайшего будущего является установление полицивилизационного миропорядка ^{[2,3,4 и др.]} или многополярного мира (автору настоящей статьи представляется, что следует разделять указанные понятия, поскольку, несмотря на то, что оба они утверждают плюрализм на международном уровне, однако в первом понятии, в отличие от второго, также содержится указание на критерий группировки стран по цивилизационному принципу).

Переформатирование международной политики дало мощный культурный импульс для поиска собственной идентичности не только в странах бывшего СССР, но и во многих государства занимающих ключевые позиции в международной политике. Китайская коммунистическая идея трансформировалась в азианизм ^[5], являющегося конвергенцией капитализма и коммунизма на азиатский манер. Исламский фундаментализм, сначала в лице Аль-Кайеды, а затем и «Исламского государства» (организаций запрещенных в Российской Федерации), активно наступает на Ближний Восток, Среднюю Азию и Северную Африку. Мировое сообщество, несмотря на победу либеральной идеологии, инстинктивно осознало ее тупиковость и начало поиск альтернативных моделей развития, основанных на принципиально иных универсальных теориях. Следует отметить, что, несмотря на безусловное стремление к мировому господству США, в культурном плане выражающееся в повсеместном распространении массовой культуры, в них самих идет напряженная работа по поиску национальной идентичности как ответ на возникающие цивилизационные вызовы современного мира ^[6]. Конкуренция между государствами все в большей степени охватывает ценности и модели общественного развития, человеческий, научный и технологический потенциалы ^[1]. В свою очередь, разнообразие цивилизационных идентичностей порождает различия в целеполагании по ключевым направлениям развития глобальной политики [cм. напр.7].

Все это свидетельствует о том, что стратегия, направленная на сдерживание и опережение глобального оппонента, характерная для сверхдержав периода холодной войны и первых десятилетий после ее окончания и находящая отражение в документах стратегического планирования по вопросам национальной безопасности, нуждается в серьезном переосмыслении.

В настоящее время в Российской Федерации ключевыми документами целеполагания в сфере стратегического планирования являются Стратегия национальной безопасности Российской Федерации и Стратегия социально-экономического развития Российской Федерации. Первый документ разрабатывается Советом Безопасности Российской Федерации и утверждается Президентом Российской Федерации, второй – Министерством экономического развития Российской Федерации и утверждается распоряжением Правительства Российской Федерации ^[11].

В практическом плане разделение этих стратегий на два, хотя и взаимозависимых, но самостоятельных документов, разрабатываемых различными авторскими коллективами, обуславливает методологические различия, выражающиеся в отсутствии единого концептуального подхода, а также возможность возникновения конфликта приоритета между стратегическими установками, временным интервалом действия и т.д.

В настоящий момент единственным правовым средством, позволяющим унифицировать в процессе целеполагания подходы, изложенные в документах стратегического планирования в сфере социально-экономического развития и национальной безопасности является Стратегический прогноз Российской Федерации, разработка которого предусмотрена ст. 23 Федерального закона от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации». Однако оценка положений Стратегического прогноза Российской Федерации производится различными субъектами государственного планирования, что не исключает различие подходов к приоритезации целей, формулируемых в стратегических документах целеполагания.

Кроме того, короткий срок функционирования принципиально новой системы стратегического планирования, не позволивший в полной мере апробировать новые подходы в стратегическом планировании, может служить основанием для предположения о том, что подведение итогов реализации стратегий национальной безопасности и социально-экономического развития по итогам текущего шестилетнего цикла выявит конкуренцию целей обеспечения безопасности и развития. Это обстоятельство потребует от законодателя готовности к оперативному внесению коррективов в Федеральный закон от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации» по возможности до начала очередного шестилетнего цикла в 2021 г. Поэтому для российской гуманитарной науки становится актуальной задача проведения научных изысканий по вопросам стратегического планирования, в т.ч. в целях усиления системной связи между целями развития и обеспечения безопасности. Вместе с тем, несмотря на то, что подведение итогов реализации новой Стратегии еще только предстоит в недалеком будущем, в научном сообществе уже высказываются предположения о существовании текущей потребности в систематизации законодательства в сфере обеспечения национальной безопасности ^[8].

Представляется, что удовлетворение потребности в усилении системной связи целей развития обеспечения безопасности можно обеспечить при наличии: во-первых, стратегии основанной на системном подходе, во-вторых, гибкой организационно-правовой структуры, способной адекватно реагировать на изменяющуюся обстановку ^[9]. Первое условие обеспечивается разработкой и внедрением в практику понятия «стратегия обеспечения национальных интересов», второе – понятия «системы обеспечения национальных интересов».

Стратегия обеспечения национальных интересов как стратегический документ целеполагания предполагает включение в нее целей, указанных не только в действующих в настоящий момент стратегиях национальной безопасности и социально-экономического развития, но и ряда отраслевых документов стратегического характера, таких как Военная доктрина, Морская доктрина, Доктрина информационной безопасности и т.д. Вместе с тем стратегия обеспечения национальных интересов не предполагает механическую замену указанных документов, но ее разработка подразумевает синтез стратегических установок для обеспечения системности и последовательности государственной политики в целом.

Введение понятий «стратегия обеспечения национальных интересов» и «система обеспечения национальных интересов» требуют разграничения с понятиями «стратегия национальной безопасности» и «система обеспечения национальных безопасности» соответственно.

Соотношение стратегии обеспечения национальных интересов со стратегией обеспечения национальной безопасности в терминах теории военного искусства можно определить, как соотношение стратегического наступления и стратегической обороны. Принципиальное различие между ними заключается в нахождении инициативы на стороне наступающего, однако, как показывает опыт ведения современных информационных войн, при их ведении для достижения результата совершенно не обязательно приложения большего, по сравнению с противником, количества усилий.

В качестве примера того, насколько колоссальные усилия принимаемые государством и обществом при подготовке и проведении XXII Олимпийских зимних игр в Сочи, главной целью которых являлось создание благоприятного имиджа Российской Федерацией, были нивелированы агрессивной информационной компанией против нашей страны в связи с событиями в Украине, отголоски которой нашли отражение через некоторое время в мельдониевом допинговом скандале ^[10].

Разграничение понятий «система обеспечения национальных интересов» и «система обеспечения национальной безопасности» имеет важное методологическое следствие для формирования моделей этих систем. Оно заключается в том, что исходной точкой построения системы обеспечения национальной безопасности выступает потребность общества в безопасности и угрозы, возникающие для него, а для системы обеспечения национальных интересов – потребность в развитии и средства ее удовлетворения. Удовлетворение различных потребностей, определяет различие в целевых установках и, как следствие, в средствах и стратегии их достижения. Как видно на теоретическом уровне различие между рассматриваемыми системами оказывается принципиальным, однако можно возразить, что в практическом плане такое отличие может оказаться номинальным, поскольку элементами двух этих систем будут выступать практически одни и те же субъекты государственной политики. Однако круг субъектов, образующих систему обеспечения национальной безопасности, несколько отличается от элементов системы обеспечения национальных интересов. Так, например, если Министерство иностранных дел Российской Федерации и Генеральную прокуратуру Российской Федерации весьма условно можно определить в качестве элементов системы обеспечения национальной безопасности, то Министерство культуры Российской Федерации, судебные органы навряд ли могут выступать субъектами обеспечения национальной безопасности. Однако вполне очевидно, что первое решает государственно значимые задачи в культурной сфере, значение которых в условиях полицивилизационного противостояния будет только увеличиваться как фактора мягкой силы, а второе обеспечивает стабильность всей системы государственной власти Российской Федерации, снижая посредством справедливого разрешения споров социальную напряженность в обществе. В стратегии обеспечения национальных интересов в качестве инструмента ее реализации используется система, охватывающая большее количество субъектов, и, как следствие, имеющая большее количество корреляционных связей и средств для удовлетворения потребностей, выступающих в качестве национальных интересов. Поэтому преимущество системы обеспечения национальных интересов видится в комплексном использовании факторов «жесткой» и «мягкой» силы.

Вместе с тем необходимо указать, что система обеспечения национальных интересов не заменяет собой системы обеспечения национальной безопасности. Исходя из того, что методологическое отличие между ними можно определить, как различие между «мягкой» и «жесткой» силой соответственно, однако, по мнению С. Ф. Хантингтона условием использования «мягкой» силы является существование силы «жесткой». В этом смысле система обеспечения национальной интересов предоставляет государству дополнительные инструменты для достижения поставленных целей.

Понятия стратегии и системы (во взаимосвязи мыслимые как цель и средство) обеспечения национальных интересов могут позволить расширить логические границы для формулирования, обоснования и достижения целей развития российского общества напрямую не связанных с обеспечением безопасности Российской Федерации, находящихся в иных сферах государственной политики, однако при широком методологическом подходе, имеющих самое непосредственное к ней отношение. Так, в ходе ведения дипломатических переговоров в самом различном формате их наиболее продуктивный характер проявляется тогда, когда их логическая составляющая преобладает над эмоциональной. Это обуславливается тем обстоятельством, что для поддержания твердости своей позиции на переговорах одним из ее ключевых факторов выступает логическая обоснованность, привязанная к логическому объему тех понятий, о которых идет речь. В этой связи представляется интересной позиция Ф. Фукуямы, который понятие легитимности привязывал к обоснованности, а кризис легитимности, обуславливал неспособностью производства идей ^{[4, с. 44]} (доводов, аргументов). Поэтому понятия «стратегия обеспечения национальных интересов» и «система обеспечения национальных интересов» предоставляют большее количество возможностей субъектам государственной деятельности Российской Федерации для обоснования своей позиции, даже в сравнении с позицией представителей США, ищущих угрозы собственной национальной безопасности в районах Ближнего Востока.

При критическом анализе понятия «стратегия обеспечения национальных интересов», необходимо уделить внимание обоснованности смешения понятий «развитие» и «безопасность» в одном научном понятии. Логической основой для данного тезиса можно считать то, обстоятельство что на основании федерального закона от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации» концептуальные положения в сфере обеспечения национальной безопасности Российской Федерации основываются на фундаментальной взаимосвязи и взаимозависимости стратегии национальной безопасности Российской Федерации и стратегии социально-экономического развития Российской Федерации ^[11].

Представляется, что еще одним преимуществом вводимых понятий заключается в том, что стратегия и система обеспечения национальных интересов позволяют в некоторой степени преодолеть этимологическое противоречие между категориями «стабильность», «устойчивость», «безопасность» с одной стороны и «развитие» с другой. В доктринальном определении понятия «национальная безопасность Российской Федерации» ^[1] предпринята вполне справедливая попытка преодолеть это противоречие с помощью использования неоднозначного термина «устойчивое развитие». При таком подходе понятие развитие является составляющей частью, понятие национальная безопасность, что не вполне обосновано.

Поскольку в действующей Стратегии при определении ключевых понятий ее авторы обращаются к категориям «потребность», «интерес» имеющим психологическое свойство, то для разрешения указанного противоречия вполне справедливо обратиться к достижениям психологической науки. Так, в соответствии с психологической теорией мотивации А. Г. Маслоу ^[12] развитие индивида возможно только в случае поступательного насыщения базовых и приобретенных потребностей. Потребность в безопасность в разработанной им иерархии занимает место, следующее за физиологическими потребностями в сне и пищи. Т.е. можно заключить, что в психологии «безопасность» является частью развития, выступающего для первого явлениям более высокого порядка. Следует отметить, что несмотря на встречающиеся в теории А. Г. Маслоу противоречия, вместе с тем она является всемирно признанной и получила широкую апробацию в течении нескольких десятилетий. Поэтому в процессе введения понятий «стратегия обеспечения национальных интересов» и «система обеспечения национальных интересов» автором учитывались достижения иных неюридических отраслей знания.

Взаимосвязь понятий «безопасность» и «развитие», отражающих определенные состояния общества и индивида, гораздо сложней и многообразней, чем это следует из анализа иерархии потребностей А. Г. Маслоу. В условиях динамично развивающейся действительности развитие возможно только при условии обеспечения безопасности (на это обстоятельство неоднократно указывал сам А. Г. Маслоу, поскольку считал, что неудовлетворение потребности в безопасности ведет к обсессивно-компульсивному неврозу, препятствующему самоактуализации индивида). Вместе с тем при наличии острой конкуренции также справедлива мысль, в соответствии с которой недостижение целей развития либо ошибочное целеполагание не менее опасно, чем существование конкретной угрозы безопасности. Поэтому определение гибкой стратегии и формирование адекватной для ее реализации системы позволит обеспечить балансирование целей развития и безопасности.

Совершенно очевидно, что потребность в обеспечении безопасности это одна из наиболее важных потребностей многонационального народа Российской Федерации, однако не менее очевидно, что она далеко не единственная. Научная разработка и практическая реализация стратегии обеспечения национальных интересов позволяет выстроить иерархию всех существующих жизненно важных потребностей индивида, общества и государства, тем самым создавая условия для удовлетворения потребностей в развитии и самоактуализации (которые в иерархии потребностей А. Г. Маслоу занимают высшее место) как российского общества, так и индивидов его составляющих.

В условиях многофакторного внешнего воздействия на вектор движения российской общества вполне справедливо желание, чтобы это воздействие было не противонаправлено, а по возможности – имело попутных характер. Поэтому при выработке стратегии развития антагонистические отношения должны уступить отношениям сотрудничества. Общие интересы как исходная точка взаимоотношений должны прийти на смену общей угрозе. Как представляется, подобное переформатирование возможно при расширении общественно значимых точек соприкосновения, возникающих вследствие расширения горизонтов общественной и научной мысли, в т.ч. на уровне отдельно взятых научных понятий.

Практическое значение использования понятий «система обеспечения национальных интересов» и «стратегия обеспечения национальных интересов» на первый взгляд может показаться не совсем очевидным в силу того, что область их применения лежит в сфере стратегического планирования развития общества и государства. Однако учитывая тот факт, что стратегическое планирование по своему содержанию является преимущественно аналитическим видом деятельности, то упорядочивание научных взглядов как на парадигмальном, так и на понятийном уровнях может способствовать качественному повышению его эффективности.

В заключение необходимо указать, на то, что автор умышленно не определял предлагаемые в настоящей статье научные понятия. Поскольку логика научного познания диктует для исследователя необходимость установления ценности объекта научного исследования, поэтому содержание данной работы преимущественно составляет логическое обоснование теоретической и практической значимости вводимых понятий. Изложенные аргументы по некоторым позициям могут быть дискуссионными, однако это не исключает оснований для выдвижения гипотезы о стратегии и системе обеспечения национальной безопасности как об одном из направлений развития научной мысли в теории обеспечения национальной безопасности.