Российская концепция борьбы с ВИЧ/СПИД: приверженность международным стандартам или «особый исторический путь»?

Горян Элла Владимировна ORCID: 0000-0002-5962-3929 кандидат юридических наук доцент, Владивостокский государственный университет 690014, Россия, Приморский край, г. Владивосток, ул. Гоголя, 41, каб. 5502 Gorian Ella PhD in Law Associate Professor, Vladivostok State University 690014, Russia, Primorsky Krai, Vladivostok, Gogol str., 41, office 5502 ella-gorjan@yandex.ru Другие публикации этого автора

var AScgiloc = 'http://www.imathas.com/editordemo/php/svgimg.php'; var AMTcgiloc = "http://www.e-notabene.ru/mimetex.php"; function getSelectionHtml() { var html = ""; if (typeof window.getSelection != "undefined") { var sel = window.getSelection(); if (sel.rangeCount) { var container = document.createElement("div"); for (var i = 0, len = sel.rangeCount; i < len; ++i) { container.appendChild(sel.getRangeAt(i).cloneContents()); } html = container.innerHTML; container.innerHTML = ""; container.style.display="none"; } } else if (typeof document.selection != "undefined") { if (document.selection.type == "Text") { html = document.selection.createRange().htmlText; } } return html; } function slyLink() { var istS = 'Цитата взята со страницы:'; var linkObj = document.getElementById("link_to_article"); var copyR = ''; if (linkObj != null) copyR = 'Библиографическая ссылка: ' + linkObj.value; var body_element = document.getElementsByTagName('body')^[0]; var choose; choose = getSelectionHtml(); var myLink = document.location.href; var authorLink = "" + istS + ' ' + ""+myLink+"" + copyR; var copytext = choose + authorLink; var addDiv = document.createElement('div'); addDiv.style.position='absolute'; addDiv.style.left='-99999px'; body_element.appendChild(addDiv); addDiv.innerHTML = copytext; choose.selectAllChildren(addDiv); window.setTimeout(function() { body_element.removeChild(addDiv); },0); } document.oncopy = slyLink; На заседании Правительственной комиссии по вопросам охраны здоровья граждан 23 октября 2015 года был констатирован высокий уровень эпидемического процесса ВИЧ в 22 субъектах Российской Федерации, где выявляется более 50% всех новых случаев ВИЧ-инфекции и чьи показатели распространённости ВИЧ-инфекции в два-три раза превышают среднероссийский уровень. Самые высокие уровни наблюдаются в Свердловской области (более 1000 случаев), Кемеровской области (899), Иркутской, Самарской областях, Ханты-Мансийском автономном округе, Ульяновской, Ленинградской областях, Пермском крае. Преобладают парентеральный (через кровь) и половой (гетеросексуальный) пути заражения – соответственно 57,3% и 40,3% случаев ^[1]. По данным Федерального научно-методического Центра по профилактике и борьбе со СПИД, столь высокий уровень парентерального заражения вызван ростом употребления наркотиков нестерильным инструментарием, а половой (гетеросексуальный) способ заражения характерен среди женщин из социально благополучных категорий населения, пребывающих в отношениях (в основном зарегистрированных) с мужчинами, которые являются носителями ВИЧ-инфекции, даже не догадываясь об этом. Доля ВИЧ-позитивных лиц, заражение которых было связано с половыми контактами между мужчинами, составляет немногим более 1% ^[2]. Примечательно, что большинство руководителей кризисных регионов не имели представления о столь высоком уровне эпидемии ВИЧ в своих регионах. Озвученные данные стали основанием для ряда распоряжений Правительства РФ по усилению мер борьбы с ВИЧ/СПИД, охватывающих как разработку соответствующей национальной стратегии, так и комплекс финансовых, организационных, медицинских и просветительских мероприятий ^[3].

Проблема борьбы с ВИЧ неразрывно связана с обеспечением прав человека: отсутствие знаний о самом вирусе и способах передачи, а также о современных методах его профилактики и лечения, игнорирование последних научных разработок и рекомендаций приводит к стигматизации людей, страдающих от ВИЧ/СПИД, вытеснению их из общественных отношений, прежде всего трудовых и социальных, ограничению их основных прав и свобод. Иными словами, именно уровень социальной и правовой культуры влияет на степень обеспеченности прав человека в контексте ВИЧ/СПИД. Судебная практика ^{[4; 5; 6; 7; 8; 9; 10]} свидетельствует о постоянном нарушении прав индивидов, как граждан РФ, так и иностранцев, вызванном неудовлетворительным уровнем правовой культуры как законодателя, так и правоприменителя.

Научные исследования в сфере обеспечения прав человека в контексте борьбы с ВИЧ/СПИД не столь многочисленны ^{[11; 12; 13; 14; 15; 16; 17]}, особо следует отметить диссертационное исследование Н.П. Сильченко ^[18]. Заслуживают внимания труды социологов, посвященные ВИЧ-стигме в обществе ^{[19; 20; 21; 22]}, однако в современной юридической науке до сих пор отсутствуют исследования, посвященные взаимосвязи правовой культуры и обеспечения прав человека, в частности, в сфере борьбы с ВИЧ/СПИД, а также определению концепции, т.е. определенного способа понимания, руководящей идеи борьбы с этой инфекцией. Все вышеуказанное и объясняет актуальность темы нашего исследования.

Впервые на универсальном уровне против дискриминации и клеймения по причине наличия ВИЧ/СПИД выступила Комиссия ООН по правам человека в 1995 г. ^{[23; 24]}, призвав все государства обеспечить соответствие их законодательства стандартам в области прав человека, включая право на личную жизнь и личную неприкосновенность лиц, инфицированных ВИЧ или больных СПИД. Комиссия указала на необходимость законодательного запрета связанной с ВИЧ/СПИД дискриминации и препятствованию осуществлению программ, направленных на предотвращение ВИЧ/СПИД и оказание помощи лицам, инфицированным ВИЧ или больным СПИД.

Непосредственную связь полной реализации прав человека и глобальных действий в ответ на пандемию ВИЧ/СПИД отметила в 2001 г. Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций в своей Декларации «О приверженности делу борьбы с ВИЧ/СПИД» (резолюция S-26/2) (п. 16) ^[25]. Авторы декларации подчеркнули основополагающий элемент глобальных действий в ответ на пандемию ВИЧ/СПИД – это полная реализация прав человека и основных свобод всех людей, которая позволяет снизить подверженность риску инфицирования ВИЧ/СПИД и снять клеймо позора и предотвратить вытекающую отсюда дискриминацию в отношении лиц, инфицированных или подверженных риску инфицирования ВИЧ/СПИД (п. 16).

С целью искоренения и недопущения дискриминации лиц, инфицированных ВИЧ/СПИД, государства были призваны укрепить и соблюдать соответствующее законодательство. В каталог гарантированных прав человека были включены такие права, как право на образование (в аспекте доступа), право наследования, право на трудоустройство и охрану здоровья, на социальные и медицинские услуги, предотвращение, поддержка, лечение, информация и правовая защита при соблюдении принципов конфиденциальности и неприкосновенности частной жизни. Акцент был также сделан на необходимость разработки стратегии борьбы с клеймением и социальной изоляцией, связанными с эпидемией (п. 58).

О недопустимости ограничения прав людей, имеющих ВИЧ-статус, под предлогом охраны общественного здоровья высказался в 2009 г. Комитет по экономическим, социальным и культурным правам ^[26], назвав подобные ограничения дискриминационными, в частности, когда ВИЧ-статус используется в качестве основания для применения различного режима в области доступа к образованию, занятости, медицинского обслуживания, передвижений, социального обеспечения, жилья и убежища (п. 33).

На региональном уровне внимания заслуживают документы, принятые Парламентской ассамблеей Совета Европы (ПАСЕ) ^{[27; 28]}. В частности, в 1987 г. было заявлено о необходимости укрепления положения о недискриминации в статье 14 Европейской конвенции по правам человека (далее - Конвенции) ^[29] путем внесения состояния здоровья в число оснований, запрещающих дискриминацию, либо путем создания общего положения о равенстве перед законом, государствам-членам Советы Европы было также предложено исключить из перечня оснований отказа в праве на убежище наличие у лица ВИЧ/СПИД ^[27].

В 2007 г. ПАСЕ призвала государства ликвидировать дискриминацию лиц, живущих с ВИЧ/СПИД, как в государственном, так и в частном секторе, а также обеспечить соблюдение их прав, в частности, на образование, труд, личную жизнь, защиту и доступ к средствам профилактики, лечения, ухода и поддержки ^[28]. Среди причин, обуславливающих нарушение прав лиц, больных ВИЧ/СПИД, особо выделены невежество и нетерпимость, проявление которых что проявляется в маргинализации индивидов и дискриминации при получении ими медицинской помощи, трудоустройстве, получении образования, обеспечении жильем и вообще в любой сфере, касающейся их социального благополучия (п. 4.3). Ассамблея отметила необходимость полного соблюдения прав человека и основных свобод в интересах людей, страдающих ВИЧ/СПИД как важнейшей составной части глобальной реакции на пандемию (п. 5), которая окажется эффективной только в том случае, если она затрагивает причины ее распространения и включает в борьбу семью, религию и устоявшиеся базовые этические нормы и ценности (п. 5.3).

ПАСЕ подчеркнула преимущественную роль просвещения в повышении способности индивидов защитить себя от риска инфицирования ВИЧ (п. 9.5), которое должно осуществляться в рамках скоординированных совместных транспарентных и контролируемых национальных программ борьбы с ВИЧ/СПИД, вовлекая в их разработку и реализацию неправительственные и местные организации, религиозные организации, частный сектор, и, что особенно важно, людей, живущих с ВИЧ/СПИД, в первую очередь лиц, относящихся к уязвимым категориям, включая женщин и детей (п. 9.11).

С целью недопущения дискриминации лиц, живущих с ВИЧ/СПИД, Ассамблея призвала государства использовать добровольное тестирование лиц, желающих получить въездную визу, поступить в высшее учебное заведение, получить работу или убежище (п. 9.10). Именно государство должно выступать в качестве защитника лиц, живущих с ВИЧ/СПИД, и демонстрировать «открытый подход» к проблеме ВИЧ (п. 12.1), а также первым выступать против стигматизации, социальных табу и дискриминации, а также опровергать существующие мифы (п. 12.2).

Особое внимание должно уделяться профилактике ВИЧ/СПИД, в частности, включая в механизм профилактики СМИ, общественные организации и образовательные учреждения. Совместные усилия указанных институтов должны быть направлены на осуществление информационно-просветительских кампаний для мужчин и женщин, обращая при этом особое внимание на юношей и девушек; а также на включение в школьные программы вопросов полового воспитания как для мальчиков, так и для девочек (п. 13).

Международное право прав человека возлагает на государства и других акторов бремя доказывания путем приведения убедительных аргументов, подтверждающих необходимость любых предписанных законом ограничений, а также их пропорциональность (наименее ограничивающие возможные средства) и однозначное толкование ^{[30; 31]}.

Впервые дискриминация лиц, живущих с ВИЧ/СПИД, заключалась в их изоляции, а также нетерпимости и социальном отвержении: многие страны ввели запрет на их въезд, пребывание и проживание. По мере получения новых научных данных о ВИЧ/СПИД многие страны отменили такие запреты, однако на сегодняшний день более 50 стран ограничивают право на передвижение в той или иной степени: от ограничения времени пребывания до немедленной депортации. Подобные запреты по причине ВИЧ-статуса ограничивают право на свободу передвижения и исключают индивидов из активной социальной жизни, наиболее болезненно их ощущают рабочие-мигранты ^{[16, с. 29]}.

С целью обеспечения права человека на передвижение было сделано совместное Заявление ЮНЭЙДС/МОМ об ограничениях права на передвижение в связи с ВИЧ/СПИД ^[32]. Так, ВИЧ/СПИД не должен рассматриваться как условие, создающее угрозу для здоровья населения в связи с передвижениями. Несмотря на инфекционную природу этого вируса, он передается не при случайном контакте (например, через воздух), а при специфичном поведении, имеющем личную природу, поэтому профилактика носит не обязательный, а добровольный характер. Фактически ограничительные меры могут противоречить интересам общественного здравоохранения, поскольку изоляция ВИЧ-инфицированных, не являющихся гражданами, усугубляет атмосферу клеймения и дискриминации лиц, живущих с ВИЧ/СПИД, а также может создать у общественности ошибочное впечатление, что ВИЧ/СПИД является проблемой «иностранцев», которая может быть решена с помощью таких мер, как пограничный контроль, а не путем просвещения в вопросах здравоохранения или других профилактических методов. Такой стереотип может стать препятствием в профилактике и лечении ВИЧ среди граждан и негражданам конкретного государства (п. 1). Ограничения передвижения, аргументированные ситуацией ВИЧ/СПИД, должны осуществляться при строгом соблюдении обязательств в области прав человека (запрет дискриминации и принудительного возвращения беженцев, право на уважение личной жизни, защита семьи и интересов ребенка, защита прав мигрантов).

Ограничения права на передвижение, связанные со здоровьем, должны вводиться только на основании индивидуального собеседования/обследования. В случае исключения заинтересованные лица должны быть в устной или письменной форме проинформированы о причинах такого исключения (п. 4).

Исключения, обоснованные возможными издержками здравоохранения и социальной помощи, связанной с состоянием здоровья, следует рассматривать, только если доказано путем индивидуальной оценки, что человек, нуждающийся в такой медицинской и социальной помощи, будет использовать ее в относительно недалеком будущем и не имеет других средств для покрытия таких расходов (например, за счет личного или трудового страхования, личных средств, поддержки со стороны общественных групп), и что эти расходы не будут компенсированы превосходящими их выгодами, например, конкретными навыками, талантами, привлечением рабочей силы, уплатой налогов, вкладом в культурное многообразие, потенциалом для создания доходов или работы (п. 6). Если человек, живущий с ВИЧ/СПИД, все же подлежит высылке (депортации), то такая мера должна быть совместима с международно-правовыми обязательствами, включая право на надлежащую правовую процедуру и доступ к соответствующим средствам для оспаривания высылки. Следует принимать во внимание чрезвычайные причины гуманитарного характера, оправдывающие разрешение остаться (п. 7).

В Международных руководящих принципах по ВИЧ/СПИД и правам человека (объединенный вариант 2006 г.) ^[33], было отмечено, что государства в качестве оснований для ограничения прав человека в контексте ВИЧ приводят доводы, связанные с общественным здравоохранением. Однако меры, ограничивающие свободу передвижения или свободу выбора места жительства по причине ВИЧ, нельзя обосновать никакими обязательствами по сохранению общественного здоровья (п. 127). Согласно действующим международным правилам в сфере здравоохранения, единственным заболеванием, в связи с которым требуется наличие соответствующего свидетельства для зарубежных поездок, является желтая лихорадка. Таким образом, любые ограничения этих прав, обусловленные исключительно предполагаемым или фактическим инфицированием ВИЧ, включая скрининг международных туристов на ВИЧ, являются дискриминационными и не могут быть объяснены соображениями общественного здравоохранения. В случаях, когда в силу соображений экономического характера государства запрещают людям, живущим с ВИЧ, длительное время проживать на своей территории, они не должны выделять ВИЧ/СПИД в качестве особой, по сравнению с другими обстоятельствами, причины для такого запрета (п. 128).

В 2008 г. был опубликован Доклад Международной целевой группы по ограничениям на поездки в связи с ВИЧ ^[34], в котором было указано, что ограничения на въезд, пребывание и проживание на основании ВИЧ-статуса не способствуют защите здоровья населения и не позволяют рационально выявить лиц, которые могут повлечь ненадлежащее бремя для публичных средств. Не было найдено доказательств того, что подобные меры способствуют защите здоровья населения, скорее наоборот - в действительности они могут препятствовать защите здоровья населения и являются дискриминационными.

Федеральный закон от 30.03.1995 №38-ФЗ (ред. от 23.05.2016) «О предупреждении распространения в Российской Федерации заболевания, вызываемого вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ-инфекции)» (далее – ФЗ-38) ^[35] содержит перечень гарантий прав лиц, живущих с ВИЧ/СПИД, в частности, провозглашается относительное равенство их прав и свобод наряду с другими лицами: ограничения могут быть установлены только федеральным законом (ст. 5). К числу гарантий относятся также информационные, административные, медицинские и социальные (ст. 4).

Презюмируется добровольность медицинского освидетельствования (ст. 8) за исключением доноров, работников отдельных профессий, производств, предприятий, учреждений и организаций ^[36] и лиц, находящихся в местах лишения свободы ^[37] (ст. 9).

Примечательно, что в 2015 г. в указанный закон было внесено изменение, вызванное постановлением Конституционного Суда РФ ^[8] относительно обеспечения права пребывания на территории РФ ВИЧ-инфицированных иностранных граждан и лиц без гражданства, имеющих членов семьи, детей, родителей, постоянно проживающих на территории РФ (ч. 3 ст. 11).

Однако положения ч. 3 ст. 11 ФЗ-38 не распространяются на иные категории иностранцев и лиц без гражданства, которые не пребывают в признаваемых государством семейных отношениях, например, однополые пары. В связи с этим в Европейском суде по правам человека в данное время рассматривается дело В.В. против России ^[38], инициатор которого, гражданин Казахстана, подал жалобу о дискриминации по состоянию здоровья в связи с принятием российскими властями решения о нежелательности его пребывания в России.

В 2006 г. В.В. прибыл в РФ учиться и жил совместно со своим партнером. При оформлении в 2012 г. разрешения на временное проживание у него была диагностирована ВИЧ-инфекция, в связи с чем ему было отказано в выдаче разрешения. Он оспорил отказ в районном суде, но суд отказал ему в удовлетворении, поскольку ВИЧ/СПИД создает «реальную угрозу здоровью населения», а его проживание со своим партнером не равносильно наличию семьи. Областной суд, сославшись на постановление ЕСПЧ по делу «Киютин против России» ^[9], отменил решение районного суда, указав, что миграционные власти РФ не представили убедительных доказательств создания пребыванием заявителя в России угрозы здоровью населения, поскольку самого по себе факта наличия у заявителя ВИЧ-инфекции для этого недостаточно. Однако Роспотребнадзор принял решение о нежелательности пребывания В.В. в России в связи с наличием у него ВИЧ-инфекции и при возвращении В.В. из Казахстана его не пустили на территорию России.

При оспаривании этого решения районный суд удовлетворил его заявление, сославшись на постановление ЕСПЧ по делу «Киютин против России» ^[9], а областной суд отменил это решение, в качестве мотивации указав на невозможность установления причины и времени заражения заявителя по причине его отказа предоставить информацию о всех половых партнерах за предшествующие пять лет, а значит и невозможности установления источника заражения. Более того, решение о нежелательности пребывания В.В. в РФ было принято не только в связи с его ВИЧ-статусом, но и его игнорированием противоэпидемиологических мероприятий, которые иностранцы должны соблюдать. Суд учел такие обстоятельства, как статус заявителя (официально он холост), а также факт наличия у его близких родственников гражданства Казахстана и факт их проживания в Казахстане, кроме того, заявитель, по мнению суда, не представил доказательств, что сможет оплачивать лечение ^[38].

При рассмотрении дела ЕСПЧ отметил, что было бы притворным придерживаться мнения, что однополые пары, в отличие от разнополых, не могут наслаждаться «семейной жизнью» в смысле статьи 8 Конвенции ^[29], соответственно, взаимоотношения заявителей как однополой пары, проживающей совместно в стабильном фактическом партнерстве, охватываются понятием «семейная жизнь», также как им охватывались бы взаимоотношения в разнополой паре. В связи с этим российским властям было задано несколько вопросов. Во-первых, состоял ли заявитель в соответствующий период времени в России в стабильных отношениях, охватываемых понятием «семейная жизнь» в смысле статьи 8 Европейской Конвенции? Если нет, то состоял ли заявитель в соответствующий период времени в каких-либо других отношениях или занимался ли он чем-либо в России, что охватывалось бы понятием «личная жизнь» (см., например, Постановление ЕСПЧ по делу «Сидабрас и Джяутас против Литвы» (Sidabras and Džiautas v. Lithuania, жалобы №55480/00 и №59330/00) от 27 июля 2004 г. (пп. 42-50) и, в качестве классического источника, Постановление ЕСПЧ по делу «Нимиц против Германии» (Niemietz v. Germany, жалоба №13710/88) от 16 декабря 1992 г. (п. 29))? Во-вторых, принимая во внимание принципы, сформулированные в постановлении (пп. 53-74) ^[9], имело ли место нарушение права В.В. на защиту от дискриминации на основании статьи 14 Конвенции, взятой в сочетании с правом на уважение его личной и семейной жизни, предусмотренным статьей 8 Конвенции, в связи с принятием решения о нежелательности его пребывания в России? ^[38]. В данный момент жалоба коммуницирована.

Как видно из приведенного выше, вопросы обеспечения права иностранных ВИЧ-инфицированных граждан на передвижение тесно связаны с признанием отношений в однополых союзах как «семейных». Отказ российского государства признавать подобные союзы является причиной рассмотрения жалоб от трех таких пар в ЕСПЧ ^[39]. При рассмотрении этих жалоб, ЕСПЧ изложил уже упомянутую выше позицию относительно содержания понятия «семейная жизнь» и задал российским властям следующие вопросы.

Во-первых, имело ли место нарушение права заявителей на уважение личной и семейной жизни, не соответствующее статье 8 Конвенции? В частности, имеются ли конкретные правовые основания, на которых они могли бы получить доступ к официальному признанию их союзов, сравнимому с тем, которое гарантировано государством разнополым парам? Если это не так, то в чем конкретно заявители ущемлены из-за отсутствия какого-либо юридического признания их отношений? Должна ли заявителям быть предоставлена возможность признания их отношений на основании закона? Если нет, то каковы причины, препятствующие такому признанию? Был ли вопрос о юридическом признании однополых пар предметом широкой общественной дискуссии? Возложит ли юридическое признание в той или иной форме однополых союзов чрезмерное бремя на государство? Властям следует подтвердить свои утверждения ссылками на авторитетные исследования и статистику, если это применимо.

Во-вторых, подверглись ли заявители дискриминации в пользовании своими конвенционными правами на основании сексуальной ориентации в нарушение статьи 14 Конвенции, взятой в сочетании со статьей 8 Конвенции, в связи с невозможностью вступления в какой бы то ни было признаваемый государством гражданский союз? ^[39].

Рассматриваемые в данный момент дела ^{[38; 39]} тесно связаны с проблемой ВИЧ/СПИД: признание существования однополых союзов de jure позволит обеспечить право ВИЧ-инфицированных лиц на недискриминацию по причине их сексуальной ориентации, выведет «из тени» такие отношения, снимет стигму с таких индивидов, сделает общество более толерантным.

Генеральная ассамблея ООН подчеркнула важность семейных факторов в предотвращении эпидемии и в лечении, уходе и поддержке инфицированных лиц (п. 20) ^[25]. Довольно-таки консервативное понимание российским законодателем и частью общества понятия «семейная жизнь», рассматривающее только его традиционную трактовку, основанную на религии, приводит к нарушению и других прав ВИЧ-инфицированных лиц. В качестве примера приведем решение Верховного Суда РФ по делу о признании недействующим в части п. 2 Перечня заболеваний, при наличии которых лицо не может усыновить (удочерить) ребенка, принять его под опеку (попечительство), взять в приемную или патронатную семью, утвержденного постановлением Правительства РФ от 14.02.2013 №117, как ограничивающего семейные права заявителей, в частности, право на усыновление ^[5].

Суд отказал в удовлетворении требования заявителей, мотивировав отказ защитой детей от факторов, негативно влияющих на их физическое, интеллектуальное, психическое, духовное и нравственное развитие. По мнению суда, ВИЧ/СПИД представляет угрозу для здоровья ребенка и его воспитания ^[5]. Однако аргументы суда, на наш взгляд, спорны. Во-первых, риск заражения ребенка от родителей, имеющих ВИЧ-статус, минимален, поскольку обычные отношения родителей и детей не предполагают совместное употребление инъекционных наркотических средств и сексуальные контакты между ними, а в быту заразиться ВИЧ/СПИД невозможно. Во-вторых, заражение путем использования донорских биоматериалов исключается путем выполнения соответствующих требований законодательства о здравоохранении. И наконец, лица, принимающие антиретровирусные препараты, ведут полноценную социальную жизнь ^{[40; 41]}.

По логике судей, всех родителей, имеющих ВИЧ-статус, нужно сразу же лишать родительских прав, а детей передавать в соответствующие заведения, поскольку такие родители представляют угрозу для здоровья ребенка и его воспитания. Естественно, что при принятии решения об усыновлении (опеке, патронате и проч.) необходимо принимать во внимание образ жизни потенциальных родителей (опекунов и проч.). Эпидемия ВИЧ в России перешла во вторую стадию: вышла из среды уязвимых категорий населения (употребляющих наркотики, практикующих гомосексуальные контакты) и теперь почти половину новых ВИЧ-инфицированных составляют лица, ведущие социально приемлемый образ жизни и заразившиеся от своих супругов (постоянных партнеров), которые зачастую не подозревают о своем ВИЧ-статусе ^[40]. На наш взгляд, ограничение семейных прав ВИЧ-инфицированных лиц только по причине их статуса является их дискриминацией. Поэтому считаем необходимым на внесение соответствующих изменений в законодательство, а именно в п. 2 Перечня заболеваний, при наличии которых лицо не может усыновить (удочерить) ребенка, принять его под опеку (попечительство), взять в приемную или патронатную семью ^[42], изложив его в следующей редакции «2. Инфекционные заболевания до прекращения диспансерного наблюдения в связи со стойкой ремиссией, за исключением ВИЧ-инфекции при условии прохождения таким лицом антиретровирусной терапии». К слову, Постановление Правительства РФ от 14 февраля 2013 г. №117 «Об утверждении перечня заболеваний, при наличии которых лицо не может усыновить (удочерить) ребенка, принять его под опеку (попечительство), взять в приемную или патронатную семью» в ч. 2 устанавливает подобных запрет не только для потенциальных родителей (опекунов и проч.), но и для лиц, осуществляющих воспитательную деятельность в детских домах семейного типа. Однако международные документы в сфере борьбы с ВИЧ/СПИД недвусмысленно и настойчиво подчеркивают исключительно важное значение ВИЧ-инфицированных лиц для воспитания, просвещения и пропаганды (п. 33) ^[25].

Рассмотренные выше случаи свидетельствуют о несовершенстве российского законодательства, вызванном игнорированием последних тенденций в деле борьбы с ВИЧ/СПИД и приверженностью традиционным ценностям, содержание которых юридически не определено и восполняется исходя из образовательного и культурного уровня апеллирующего к ним субъекта. Впервые в качестве основания для аргументации приемлемости или неприемлемости гарантирования тех или иных прав человека были взяты тезисы из Послания Президента Федеральному Собранию 12 декабря 2012 г.: «Мы должны всецело поддержать институты, которые являются носителями традиционных ценностей, исторически доказали свою способность передавать их из поколения в поколение. Закон может защищать нравственность, и должен это делать, но нельзя законом установить нравственность. Попытки государства вторгаться в сферу убеждений и взглядов людей – это, безусловно, проявление тоталитаризма» ^[43]. Однако сторонники ограничения прав человека, ссылающиеся на нравственность, не позволяющую признать существование как прав сексуальных меньшинств, игнорируют вышеуказанный тезис о недопустимости установления нравственности законом, о тоталитарности таких попыток.

Показателен в аспекте нашего исследования аналитический доклад Российского института стратегических исследований «Социальные аспекты противодействия ВИЧ-инфекции в мегаполисах (на примере Москвы)» ^[44], представленный на депутатских слушаниях в Московской городской Думе 30 мая 2016 г. и ставший основой для принятия решения о «необходимости переориентирования профилактических усилий при корректировке анти-ВИЧ/СПИД стратегий: бороться надо не столько со СПИДом, сколько с наркотиками и распущенностью» ^[45]. В докладе была охарактеризована так называемая «московская модель» противодействия ВИЧ/СПИД, «построенная на основе мирового опыта и достижений в области борьбы с ВИЧ» и которая «учитывает культурно-исторические, психологические и социальные особенности населения столицы России». Характерными чертами данной модели являются: 1) увеличение масштабов скрининга на ВИЧ-инфекцию, превращение его в массовый процесс; 2) расширение тестирования на употребление наркотиков; 3) особое внимание противодействию вертикальному способу передачи инфекции от матери к ребенку, стремление к устранению угрозы заражения; 4) максимальное снижение и «исключение риска» как альтернатива программам «снижения вреда»; 5) категорический отказ от заместительной (метадоновой) терапии; 6) опора на консервативную идеологию и традиционные ценности ^{[44, с. 58]}.

Доклад составлен преимущественно в политически агрессивном ключе, авторы (ни один из которых не имеет отношения к медицине) отмечают, что «становление этой модели происходит в сложных условиях конкуренции, где своего рода оппонентом выступают международные структуры, предлагающие свой – глобальный – проект по противодействию эпидемии ВИЧ/СПИДа. Его отличает: выраженный неолиберальный идеологический контент, принципы унифицированности, нечувствительности к национальным особенностям, абсолютизация прав групп риска (наркоманов, проституток и ЛГБТ) в ущерб правам большинства. При этом завуалированной целью проекта является реализация экономических и политических интересов глобальных структур (под эгидой США) с опорой на разветвленную сеть международных и квазинациональных НКО» ^{[44, с. 58]}. Примечателен тезис авторов об «абсолютизации прав групп риска в ущерб правам большинства» - авторы не раскрыли значение термина «абсолютизация» и не привели ни одного аргумента для иллюстрации описываемой ими ситуации. Авторы не желают признать, что права так называемых «групп риска» нуждаются в дополнительной правовой защите ввиду социальной уязвимости этих лиц, поскольку если страдающие наркотической зависимостью лица воспринимаются обществом терпимо, то не только права лиц «нетрадиционной» сексуальной ориентации подвергаются ущемлению законодателем, но и сами лица исключаются из социального диалога, иными словами, стигматизируются.

По мнению авторов доклада, проблема ВИЧ/СПИД используется в качестве элемента информационной войны против России. Игнорируя данные Федерального научно-методического Центра по профилактике и борьбе со СПИД, Министерства здравоохранения о латентности ВИЧ-инфекции среди населения и, следовательно, нерепрезентативности показателей центров ВИЧ/СПИД, авторы настаивают на том, что «и в Москве, и в Санкт-Петербурге ВИЧ-инфекция не вышла в обычную популяцию, а остается уделом групп повышенного риска заражения и лиц, пренебрегающих правилами безопасного поведения» ^{[44, с. 58]}.

Заслуживает внимания тезис о том, что «настойчивое публичное использование терминологии «выход ВИЧ в обычное население» следует рассматривать как очередную активность глобальных структур в продвижении практик «снижения вреда». Это одно из ряда очевидных свидетельств их особого, медиатизированного внимания к проблеме ВИЧ/СПИДа в Российской Федерации» ^{[44, с. 58-59]}. На наш взгляд, авторы переносят решение проблемы из социальной и медицинской плоскости в политическую, где ВИЧ-инфицированные лица и общество являются субъектами внушения и объектами политической борьбы. Демонизация оппонентов является одной из главных особенностей рассматриваемого доклада. Авторы постоянно используют словосочетание «глобальные структуры», которые, по их мнению, «требуют принять особые меры», в частности, «введение уроков сексуального просвещения в школах, легализация проституции, пропаганда ЛГБТ-практик, декриминализация наркопотребления и либерализация антинаркотического законодательства, внедрение заместительной (метадоновой) терапии». Подвергается сомнению доказанная на опыте зарубежных стран (как развитых, так и развивающихся) эффективность указанных мер ^{[44, с. 59]}. Общий вывод, который можно сделать при анализе доклада, таков: манипуляция данными, применение неприемлемых риторических приемов (демонизация оппонента), стиль доклада носит не научный, а публицистический характер, подчеркивается политический аспект проблемы, игнорируются и подвергаются сомнению международные стандарты борьбы с ВИЧ/СПИД, косвенно стигматизируются ВИЧ-инфицированные лица, к которым относятся преимущественно «распущенные» лица и наркоманы. К сожалению, депутаты и чиновники Московской городской Думы восприняли этот доклад положительно и используют его аргументы положения в общественной дискуссии ^[46], что свидетельствует, на наш взгляд, об их крайне низком уровне правовой культуры. В частности, глава комиссии по здравоохранению и охране общественного здоровья Московской городской Думы Л. Стебенкова в качестве основного средства борьбы с ВИЧ-инфекцией указывает возрождение института семьи и нравственного здоровья общества, критикуя ^[46] один из важнейших компонентов комплексного и устойчивого подхода к профилактике ВИЧ и других инфекций, передающихся половым путем - использование презервативов ^[47]. Используя аргументы из вышеприведенного доклада, Л. Стебенкова подвергает сомнению ^[46] позицию руководителя Федерального научно-методического центра по профилактике и борьбе со СПИДом, академика РАН В. Покровского, имеющего более 200 научных работ по проблематике ВИЧ/СПИД, относительно необходимости снижения стоимости презервативов и использования заместительной терапии для лиц, страдающих от наркотической зависимости ^[40].

Участие религиозных организаций в механизме борьбы с ВИЧ/СПИД, как указывалось выше, приветствуется ООН, однако, на наш взгляд, следует различать религиозный и медицинский аспект противодействия ВИЧ/СПИД: религиозные меры не должны заменять собой медицинские. Борьба с «распущенностью» в традиционном религиозном понимании этого термина не должна ограничивать права человека, в частности, право на личную жизнь и свободу убеждений. Свободная реализация сексуальных и репродуктивных прав как мужчин, так и женщин должна осуществляться в рамках международных стандартов. В данном контексте представляет интерес опыт зарубежных стран.

Например, в Кении, функции медицинских и религиозных организаций в профилактике ВИЧ/СПИД четко разделены. Церковь информирует прихожан о всех четырех способах профилактики инфекции: воздержании, верности одному партнеру, использовании презервативов, а также более позднем начале половой жизни. Архиепископ Кении подчеркивает, что ВИЧ/СПИД не является ни грехом, ни наказанием за грехи, и призывает проявлять уважение и заботиться о людях, живущим с инфекцией. В Зимбабве программа подготовки священников включает изучение вопросов репродуктивного здоровья, а церковь одобряет использование презервативов в целях предотвращения передачи ВИЧ от мужа к жене и будущему потомству. В Гане при сотрудничестве католических, протестантских и исламских лидеров организованы радиопередачи по вопросам сексуального и репродуктивного здоровья, адресованные 45-тысячной молодежной аудитории. В Гватемале результатом сотрудничества Фонда народонаселения ООН с католическими иерархами стал законопроект о признании репродуктивного здоровья обязательной составляющей правительственных программ развития. Согласно этому закону, программы по репродуктивному здоровью выделяются в отдельную статью бюджета, а в школах вводится обязательное половое просвещение ^{[16, с. 31]}.

Исследователи отмечают плодотворность партнерства с религиозными организациями: оно позволяет выработать подходы, адаптированные к культурным особенностям каждого региона, не нарушающие при этом ни права человека, ни религиозные принципы. Партнерство между стратегически мыслящими религиозными лидерами, понимающими необходимость перемен, верующими и другими общественными силами может быть плодотворным для построения гражданского общества, обеспечения прав человека, равенства полов, защиты репродуктивных прав и репродуктивного здоровья ^{[16, с. 31]}.

В данной связи показательно выступление епископа Орехово-Зуевского, председателя Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви Пантелеимона на упоминаемом заседании Правительственной комиссии по вопросам охраны здоровья граждан 23 октября 2015 г., охарактеризовавшего ВИЧ/СПИД как болезнь, имеющую «социальные и нравственные, вернее, безнравственные причины» и одобрившего отсутствие в РФ программ так называемого снижения вреда – бесплатной раздачи контрацептивов, замены метадоном наркотиков ^[48], т.е. всех тех международно признанных инструментов, которые успешно используются для ликвидации эпидемии в зарубежных странах, как развитых, так и развивающихся. По его мнению, а также мнению Русской православной церкви (далее - РПЦ) ^[49], нужно использовать другие методики и программы, например, разработанные РПЦ специальные программы первичной профилактики, не имеющие катехизического или миссионерского наполнения, а пропагандирующие традиционные семейные и нравственные ценности ^[48].

Одной из важных мер борьбы с ВИЧ-инфекцией является просвещение граждан, в частности в образовательных учреждениях, о сексуальном и репродуктивном здоровье в контексте прав человека ^{[50; 51]}. Вопрос о необходимости модернизации сексуального просвещения школьников в России был поднят в статье И.С. Кона «Открытие запретной темы» в конце 1980-х гг. ^[52]. Сторонники модернизации аргументировали свои тезисы игнорированием советскими образовательными программами вопросов сексуальности или трактовкой их с заведомо «охранительных» позиций. В результате население оказалось не готовым к ВИЧ/СПИД и другим социальным потрясениям 1990-х гг. Противники проекта сексуального просвещения школьников аргументировали свою позицию политическими доводами: вмешательством ЮНЕСКО и Фонда народонаселения ООН в вопросы национальной безопасности, связанные с демографией и репродуктивным здоровьем населения. По их мнению, подобное вмешательство приведет к уничтожению «русского архетипа и менталитета» ^{[53, с. 56]}. «Стыд», «целомудрие», «воздержание», «духовность» как характерные черты русской культуры противопоставлялись «сексуальной разнузданности», «агрессивности», «технологизации и бездуховности сексуальных отношений» культуры западной ^{[54; 55]}. Однако научные исследования доказывают ложность подобных утверждений ^{[56; 57; 58]}.

В своем исследовании Л.В. Штылева отмечает тенденцию перевода обсуждения проблемы модернизации полового воспитания школьников из педагогической сферы в сферу политическую – место противоборства между либералами и традиционалистами, сторонниками и противниками свободы индивидуального (экзистенциального) репродуктивного выбора ^{[53, с. 57]}. По ее мнению, такой поворот подтверждает гендерную теорию социального конструирования пола и сексуальности, властных интенций контроля над сексуальностью со стороны государства, церкви и др., но в то же время сопротивление, оказанное самой идее своевременного и квалифицированного сексуального просвещения молодежи и подростков, заблокировало возможность современного подхода к вопросу полового воспитания школьников в целом ^{[53, с. 57-58]}.

Под давлением противников модернизации 28 марта 1997 г. Президиум РАО принял постановление, в котором задача сексуального просвещения школьников снова подменялась нравственным воспитанием с «элементами полового воспитания». По мнению И.С. Кона, эта формулировка отбросила половое воспитание в российской школе к началу 1960-х гг. В последующих документах РАО, посвященных вопросам здоровья подростков, сексуальное просвещение даже не упоминается, а научная дискуссия, развернувшаяся после 1997 г. по вопросам полового воспитания в педагогических журналах, показала тенденцию клерикализации образования и воспитания школьников ^{[53, с. 58]}.

В 2013 г. вопрос о половом воспитании детей и молодежи был поднят министром образования и науки Д. Ливановым в связи с ратификацией Россией Факультативного протокола к Конвенции о правах ребенка, касающегося торговли детьми, детской проституции и детской порнографии ^[59], и Конвенции Совета Европы о защите детей от сексуальной эксплуатации и сексуальных злоупотреблений ^[60]. В частности, в указанной конвенции статья 6 «Просвещение детей» предусматривает обязанность государств принять необходимые законодательные или иные меры, направленные на обеспечение включения в программы начального и среднего школьного образования информации для детей об опасностях, связанных с сексуальной эксплуатацией и сексуальным насилием, а также информации о способах защиты себя, адаптированной к их развивающимся способностям. Такая информация, предоставляемая, при необходимости, во взаимодействии с родителями, дается в более широком контексте полового воспитания, и в ней особое внимание уделяется ситуациям повышенной опасности, в особенности связанным с использованием новых информационных и коммуникационных технологий.

Однако, по мнению Уполномоченного при Президенте Российской Федерации по правам ребенка П. Астахова, реализация этой статьи «должна быть грамотной, поскольку некорректное толкование и применение на практике указанных положений Конвенции, без учета российских культурных, образовательных и семейных ценностей и традиций, может нанести непоправимый вред развитию детей, негативно сказаться на их нравственном и психическом здоровье, способствовать расширению практики их сексуальной эксплуатации». Он поддержал протесты родителей и православной общественности против попыток навязывания европейских и иных зарубежных стандартов и традиций воспитания детей, а также насильственного, с игнорированием воли родителей внедрения в систему образования чуждых отечественной культуре экспериментальных программ, методик и учебных материалов, противоречащих российским традициям общественного и семейного воспитания детей и направил письменные обращения главе Министерства образования и науки России и в регионы с предостережением по поводу введения уроков полового воспитания в школах ^[61].

Подводя итог вышесказанному, считаем, что проблема обеспечения прав ВИЧ-инфицированных лиц лежит в плоскости культуры российского общества вообще и правовой культуры в частности. Невежество, отсутствие элементарных познаний в анатомии и медицине, игнорирование мировых и европейских тенденций защиты прав человека, презрение к международному праву – все эти качества присущи подавляющей части российского общества, прежде всего представителям публичной власти. Как было показано выше, до сих пор большая часть российских граждан и соответственно должностных лиц органов власти разных уровней игнорируют положения ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации, гласящие что «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы» ^[62], как и преамбулу Федерального закона от 15.07.1995 №101-ФЗ (ред. от 12.03.2014) «О международных договорах Российской Федерации», подчеркивающую что «Российская Федерация выступает за неукоснительное соблюдение договорных и обычных норм, подтверждает свою приверженность основополагающему принципу международного права - принципу добросовестного выполнения международных обязательств» ^[63]. Игнорирование цитированных положений приводит к нарушению прав человека, свидетельствует о нигилистических проявлениях в правовой культуре общества и «отбрасывает» государство в прошлое. Большинство чиновников и активистов общественных организаций, а также ученых скептически относятся к международному сотрудничеству, в том числе и в данной сфере, создавая образ «врагов» российского государства, подчеркивая «инаковость» и исключительность российского народа, государства и культуры. Таким образом вызывается недоверие к акторам, задействованным в борьбе с ВИЧ (прежде всего некоммерческим организациям, имеющим статус иностранных агентов), что способствует распространению так называемого ВИЧ-диссидентства, заключающегося в отрицании существования ВИЧ; отрицании связи между заражением ВИЧ и развитием СПИД и отрицании эффективности антиретровирусной терапии или утверждении о ее «вредности» ^[64]. Манипуляция категориями «традиции» и «ценности» используется для повышения политического рейтинга, а права человека как высшая социальная ценность российского государства попираются с ссылкой на «особый исторический путь», приверженность которому высказывает 55% российских граждан, в то время как всего 17% населения считают, что Россия должна идти «по общему для современного мира пути европейской цивилизации» ^[65].

Необходимые для обеспечения прав ВИЧ-инфицированных лиц гарантии (однополые союзы, некоторые семейные права, свобода передвижения) не обеспечиваются российским законодательством по причине консервативности части общества, имеющей полномочия закрепить их в законе. Известный социолог Л. Гудков объясняет эту ситуацию неприятным и всячески подавляемым осознанием того, что Россия не готова стать современным, развитым и правовым обществом и государством, как страны Запада. Он отмечает, что такое правосознание «характерно для всех обществ, принадлежащих к культуре догоняющей модернизации, но в Советском Союзе это усиливалось еще и коммунистической идеологией, а также идеей, что Коммунистическая партия создает невиданное в истории новое общество, нового человека, что коммунизм – это нечто исключительное. КПСС рассматривала себя как партию миссионерского типа, а через какое-то время это пропагандистское клише было принято обществом как основной лозунг. Это клише закрепилось в общественном сознании и сегодня проявляется в ощущении собственной исключительности, особости, непохожести на других» ^[66]. Вышеуказанное позволяет говорить о существовании особой культурологической концепции международного права – российской концепции международного права, что ставит РФ в один ряд с КНР ^{[67, с. 240]}, КНДР и многими исламскими государствами, настаивающими на необходимости толковать и применять нормы международного права с учетом своих собственных культурных, религиозных и иных особенностей, что приводит, в конечном счете, к нарушениям прав уязвимых категорий населения (в данном случае ВИЧ-инфицированных лиц), неустойчивости миропорядка и профанации идеи международного права как такового.

Российская концепция борьбы с ВИЧ/СПИД характеризуется консервативностью и заключается в провозглашении приоритета традиционных форм социальных отношений. Использование международных стандартов в борьбе с ВИЧ/СПИД всецело одобряется высшими органами власти, однако зачастую органы публичной власти на местах, используя ссылку на традиционные ценности, тормозят проведение мероприятий по предупреждению и ликвидации ВИЧ-инфекции, «демонизируя» международные институты и стигматизируя лиц с ВИЧ-статусом, обвиняя их в «распущенности» и наркомании. Федеральное законодательство постепенно движется в сторону либерализации статуса ВИЧ-инфицированных, расширяя объем их прав и свобод. Однако до сих пор осуществляется дискриминация в отношении лиц, состоящих в однополых союзах, заключающаяся в непризнании их права на семейную жизнь в смысле постановлений ЕСПЧ, и соответственном ограничении их права на передвижение. Игнорирование законодателем последних научных исследований, в том числе и российских ученых, доказавших возможность ведения активной социальной и профессиональной жизни лиц с ВИЧ-статусом, ограничивает право таких лиц на усыновление (опеку и проч.). В результате отсутствия государственной программы сексуального и репродуктивного образования школьники и молодежь имеют недостаточную информацию и ВИЧ и способах его предупреждения, что порождает стигматизацию и распространение ВИЧ среди этой категории населения. На наш взгляд, именно консервативность российской концепции борьбы с ВИЧ/СПИД объясняет столь опасную эпидемиологическую ситуацию, сложившуюся в стране.