Прогресс в социокультурном развитии Северного Кавказа (вторая четверть XIХ – начало XX вв.)

Добровольное вхождение народов Кавказа в братскую семью российских этносов было подготовлено всем историческим ходом развития взаимоотношений между ними начиная с IV – XIII в. д. н. э. Собственно в этот отрезок времени стали интенсивно посещать Кавказ русские купцы, иноземные путешественники, воины, ставившие своей целью установление торговых, политических и культурных контактов с многочисленными племенами этого уголка земли. Они оставили заметки о различных народностях, населяющих Кавказ: «касогах» (кабардинцы и черкесы), «алан-ясов» (осетины), «вайнахов» (чеченцы и ингуши), «булгар» (балкарцы) и т.д. ^{[2, с. 45]}. По оставленным ими источникам мы можем проследить историю расселения этих народов.

В VII веке д. н. э основу жителей Северного Причерноморья образовывали кочевники, называемые скифами, которые попали на Кавказ из степей Средней Азии ^{[4, c. 68]}. Соседями скифов оказались такие же кочевые племена сираков и аорсов, пришедшие на Кавказ в несколько позднее время (в IV – III в. д.н.э.). Из них в I в. н. э. отмежевались племена алан, бывшие прекрасными воинами. Они ассимилировали автохтонное кавказское население, впоследствии (на протяжении нескольких веков), превратив их в осетин. Однако в территориальное расселение древних племен вмешались другие кочевые народы – татары, которые подорвали авторитет алан. В итоге их равнинные земли на востоке заняли кабардинцы, а на западе – вайнахи, территории, лежащие между ними, захватили кумыки, ококи, чеченцы (мичкизы) и другие народности, которые в поисках лучшей доли спускались с гор на открытые места. Так постепенно стала складываться этническая карта Северного Кавказа.

Все кавказские насельники никогда не вели изолированный образ жизни. Результаты их взаимосвязей проявлялись (а нередко звучат и в наше время), отображаясь в самых разнообразных сегментах духовности: в менталитете, в языке, в этикете, объясняя процесс создания культурной идентичности разных этносов Северного Кавказа ^{[3, с. 25]}. Территориальная общность горцев, а также удобное геополитическое положение Кавказа сказались на контактах северокавказских народов с Русью. Через Тмутаракань поддерживались торговые отношения Востока с российским государством.

Процесс взаимодействия и взаимообусловленности двух культур и наследий проявлялся и в династических связях – русские князья роднились с аланскими и кабардинскими владетелями. Но эти контакты были на долгое время разорваны татарским нашествием и походами монголов на Русь и Кавказ. Татаро-монгольское владычество в XIII – XIV столетиях на долгий срок задержало историческое эволюционирование культур русского и кавказского этносов, прекратило дружелюбие между оными.

Насаждение завоевателями среди горцев исламской религии, не только разрушало контакты горцев с христианскими народностями, но и настрополяло кавказцев против этих этносов. Однако вопреки этому, в XIII – XV веках русичи, спасающиеся из татарского плена, находили покровительство на Кавказе, сюда же направлялись и избавляющиеся от диктата помещиков крепостные крестьяне. Они явились первыми поселенцами в крае, основав колонии теперь уже вольных русских людей между Гребнем и Тереком ^{[4, 32]}.

Упрочение русско-кавказских связей экстраполировалось в течение XVI и XVII веков: в 1774 году в братскую семью народов России добровольно вошли Кабарда и Осетия, в 1809 и 1859 годах приняли российское гражданство ингуши и чеченцы. Так состоялось присоединение всего Северокавказского края, в результате которого появились возможности для европеизации горских этносов, заключающейся в приобщении их посредством русского образования и культуры к общемировой цивилизации.

Присоединение к России являлось судьбоносным актом, продемонстрировавшим добрую волю кавказских народов и оказавшем радикальное влияние на все предстоящее социоэкономическое, геополитическое и культурное развитие горцев. Оно благоприятствовало вхождению края в орбиту всероссийского рынка, оказавшего прямое воздействие на становление образования, пускай поначалу и православно-миссионерского ^{[1, c. 37-40]}.

С целью идеологически воздействовать на местных жителей, в крае «на высочайшем уровне» была создана миссионерско-образовательная организация «Осетинская духовная комиссия» под руководством архимандрита Пахомия и широко образованных (для того времени) людей, знавших грузинский и осетинский языки. Главной целью этой Комиссии была христианизация населения, для этого ею использовались разные методы – от подарков, до денежных посулов. Однако, не смотря на это, дело христианизации продвигалось очень медленно, и потому было решено вменить этой Комиссии право на распространение среди осетин и других народностей грамотности. Для этого некоторые члены Комиссии стали брать горских детей в обучение у себя на дому, а Пахомий обратился в божественный Синод с представление об открытии в Осетии специального миссионерского учебного заведения – начальной школы, которая (по замыслу архимандрита) должна была стать центром православия и подготовки священнослужителей из аборигенного населения. К этой просьбе прислушались, так в 1764 году была учреждена Моздокская школа начального обучения. Не смотря на то, что просуществовала она всего три десятка лет (с 1764 по 1797 гг.), школа оставила глубокий след в истории народного образования. Из её стен выходили переводчики, учителя для приходских школ. Сама же «Духовная комиссия» в 1860 году была преобразована в «Общество восстановления христианства» ^{[2, c. 67]}. С просветительской точки зрения деятельность этой Комиссии мы оценивает положительно, она внесла весомый вклад в развитие культуры горских народов: она дала толчок зарождению народного образования в крае.

После инкорпорации Северного Кавказа к Российской империи также открылись возможности и для обучения детей горцев-мусульман к русской культуре. До принятия северокавказскими народами российского подданства у мусульманских народов (адыгов, черкесов, кабардинцев, ингушей и др.) была своя система образования, заключающаяся в насаждении здесь мусульманских школ – мектебе и медресе. Система мусульманского образования в провинции, а также сами способы обучения в магометанских школах вызывали много вопросов у передовой интеллигенции, которая не видела в нем никакого развивающего образования: в основном, сохсты (воспитанники) штудировали Коран и зазубривали арабскую, не понятную для них грамматику. Поэтому подавляющее большинство детей при таком обучении оставались неграмотными. Необходимо было пересмотреть систему просвещения мусульманских народов, ассимилировать её с общероссийской ^{[5, c. 45]}.

Подогреваемые магометанским духовенством, но не все горцы принимали полезность российского образования. Поэтому на первых порах для обучения имперские чиновники разрешили брать в качестве аманатов (заложников) детей владетелей и давать им знания в специализированных светских школах, специально для этого открывшихся в Нальчике, Владикавказе, Дербенте, Махачкале, Майкопе и других крупных городах Северного Кавказа. В них дети успешно проходили обучение на русском и родном языках и в итоге становились пионерами просвещения среди своих этносов. Многие из них впоследствии занимали важные государственные посты и становились адептами российской культуры.

К концу XVIII века завершился длительный поэтапно развивающийся процесс добровольного вхождения кавказских народов в состав Российского государства. Получивший научное раскрытие и признание этот исторический факт уже нашел дорогу к умам и сердцам наших современников, которые понимают, что только единение с русским народом в конечном счете открыло горцам путь к становлению их национальной государственности и культуры. Перемены, начавшиеся в жизни горцев после этого исторического акта под влиянием деятелей культуры России, включение Северного Кавказа в орбиту капиталистических отношений положили начало школьному делу и распространению грамотности среди них ^{[6, c. 541-549]}.

Прогресс в развитии и просвещении в Северокавказском регионе второй четверти XVIII – начале XIX столетий стал возможным только благодаря включению его в российскую империю. Это время ознаменовалось бурным социально-экономическим и духовным развитием горских этносов, хотя еще оставалось много вопросов к школьному образованию. Национальная интеллигенция только начала зарождаться.

Вхождение многочисленных народностей Северного Кавказа в систему Российской империи привело к более глубокой сольватации науки и культуры российских и кавказских народов. Дореформенный период стал временем открытия и изучения многонационального Кавказского края и самобытной культуры его народов.

Добровольное вхождение народов Кавказа в братскую семью российских этносов было подготовлено всем историческим ходом развития взаимоотношений между ними начиная с IV – XIII в. д. н. э. Собственно в этот отрезок времени стали интенсивно посещать Кавказ русские купцы, иноземные путешественники, воины, ставившие своей целью установление торговых, политических и культурных контактов с многочисленными племенами этого уголка земли. Они оставили заметки о различных народностях, населяющих Кавказ: «касогах» (кабардинцы и черкесы), «алан-ясов» (осетины), «вайнахов» (чеченцы и ингуши), «булгар» (балкарцы) и т.д. ^{[3, с. 45]}. По оставленным ими источникам мы можем проследить историю расселения этих народов.

В VII веке д. н. э основу жителей Северного Причерноморья образовывали кочевники, называемые скифами, которые попали на Кавказ из степей Средней Азии ^{[5, c. 68]}. Соседями скифов оказались такие же кочевые племена сираков и аорсов, пришедшие на Кавказ в несколько позднее время (в IV – III в. д.н.э.). Из них в I в. н. э. отмежевались племена алан, бывшие прекрасными воинами. Они ассимилировали автохтонное кавказское население, впоследствии (на протяжении нескольких веков), превратив их в осетин. Однако в территориальное расселение древних племен вмешались другие кочевые народы – татары, которые подорвали авторитет алан. В итоге их равнинные земли на востоке заняли кабардинцы, а на западе – вайнахи, территории, лежащие между ними, захватили кумыки, ококи, чеченцы (мичкизы) и другие народности, которые в поисках лучшей доли спускались с гор на открытые места. Так постепенно стала складываться этническая карта Северного Кавказа.

Все кавказские насельники никогда не вели изолированный образ жизни. Результаты их взаимосвязей проявлялись (а нередко звучат и в наше время), отображаясь в самых разнообразных сегментах духовности: в менталитете, в языке, в этикете, объясняя процесс создания культурной идентичности разных этносов Северного Кавказа. Территориальная общность горцев, а также удобное геополитическое положение Кавказа сказались на контактах северокавказских народов с Русью. Через Тмутаракань поддерживались торговые отношения Востока с российским государством.

Процесс взаимодействия и взаимообусловленности двух культур и наследий проявлялся и в династических связях – русские князья роднились с аланскими и кабардинскими владетелями. Но эти контакты были на долгое время разорваны татарским нашествием и походами монголов на Русь и Кавказ. Татаро-монгольское владычество в XIII – XIV столетиях на долгий срок задержало историческое эволюционирование культур русского и кавказского этносов, прекратило дружелюбие между оными.

Насаждение завоевателями среди горцев исламской религии, не только разрушало контакты горцев с христианскими народностями, но и настрополяло кавказцев против этих этносов. Однако вопреки этому, в XIII – XV веках русичи, спасающиеся из татарского плена, находили покровительство на Кавказе, сюда же направлялись и избавляющиеся от диктата помещиков крепостные крестьяне. Они явились первыми поселенцами в крае, основав колонии теперь уже вольных русских людей между Гребнем и Тереком ^{[6, с. 32]}.

Упрочение русско-кавказских связей экстраполировалось в течение XVI и XVII веков: в 1774 году в братскую семью народов России добровольно вошли Кабарда и Осетия, в 1809 и 1859 годах приняли российское гражданство ингуши и чеченцы. Так состоялось присоединение всего Северокавказского края, в результате которого появились возможности для европеизации горских этносов, заключающейся в приобщении их посредством русского образования и культуры к общемировой цивилизации.

Присоединение к России являлось судьбоносным актом, продемонстрировавшим добрую волю кавказских народов и оказавшем радикальное влияние на все предстоящее социоэкономическое, геополитическое и культурное развитие горцев. Оно благоприятствовало вхождению края в орбиту всероссийского рынка, оказавшего прямое воздействие на становление образования, пускай поначалу и православно-миссионерского ^{[3, c. 37-40]}.

С целью идеологически воздействовать на местных жителей, в крае «на высочайшем уровне» была создана миссионерско-образовательная организация «Осетинская духовная комиссия» под руководством архимандрита Пахомия и широко образованных (для того времени) людей, знавших грузинский и осетинский языки. Главной целью этой Комиссии была христианизация населения, для этого ею использовались разные методы – от подарков, до денежных посулов. Однако, не смотря на это, дело христианизации продвигалось очень медленно, и потому было решено вменить этой Комиссии право на распространение среди осетин и других народностей грамотности. Для этого некоторые члены Комиссии стали брать горских детей в обучение у себя на дому, а Пахомий обратился в божественный Синод с представление об открытии в Осетии специального миссионерского учебного заведения – начальной школы, которая (по замыслу архимандрита) должна была стать центром православия и подготовки священнослужителей из аборигенного населения. К этой просьбе прислушались, так в 1764 году была учреждена Моздокская школа начального обучения. Не смотря на то, что просуществовала она всего три десятка лет (с 1764 по 1797 гг.), школа оставила глубокий след в истории народного образования. Из её стен выходили переводчики, учителя для приходских школ. Сама же «Духовная комиссия» в 1860 году была преобразована в «Общество восстановления христианства» ^{[3, c. 67]}. С просветительской точки зрения деятельность этой Комиссии мы оцениваем положительно: она внесла весомый вклад в развитие культуры горских народов и дала толчок зарождению народного образования в крае.

После инкорпорации Северного Кавказа к Российской империи также открылись возможности и для обучения детей горцев-мусульман к русской культуре. До принятия северокавказскими народами российского подданства у мусульманских народов (адыгов, черкесов, кабардинцев, ингушей и др.) была своя система образования, заключающаяся в насаждении здесь мусульманских школ – мектебе и медресе. Система мусульманского образования в провинции, а также сами способы обучения в магометанских школах вызывали много вопросов у передовой интеллигенции, которая не видела в нем никакого развивающего образования: в основном, сохсты (воспитанники) штудировали Коран и зазубривали арабскую, не понятную для них грамматику. Поэтому подавляющее большинство детей при таком обучении оставались неграмотными. Необходимо было пересмотреть систему просвещения мусульманских народов, ассимилировать её с общероссийской ^{[8, c. 45]}.

Подогреваемые магометанским духовенством, не все горцы принимали полезность российского образования. Поэтому на первых порах для обучения имперские чиновники разрешили брать в качестве аманатов (заложников) детей владетелей и давать им знания в специализированных светских школах, специально для этого открывшихся в Нальчике, Владикавказе, Дербенте, Махачкале, Майкопе и других крупных городах Северного Кавказа. В них дети успешно проходили обучение на русском и родном языках и в итоге становились пионерами просвещения среди своих этносов. Многие из них впоследствии занимали важные государственные посты и становились адептами российской культуры.

К концу Х1Х столетия сеть школ стала более менее разветвленной: на Северном Кавказе функционировали школы конфессионального направления (церковно-приходские, миссионерские, мусульманские), государственные школы (земские, русско-инородческие). Причем зачастую школы открывались на средства самих жителей. Так, на Кубани насчитывалось 22 министерских училища и 7 приходских школ, открытых на средства казачьего войска. Однако даже при таком раскладе за школьным порогом оставалось 40 % детей, где уж говорить об магометанских районах: Ингушетии, в которой на 1 тыс. жителей приходилось 2-3 школы, в Дагестане – 4 школы и Карачаево-Черкесии – 12 школ, в которых проходили обучение всего лишь 10 % детей [15б л. 58]. В Чечне картина обучаемости была и того хуже. В очерке «Школа и Чечня» журналиста И.Мутушева за 1908 год, напечатанном в «Тереке», повествовалось о «нищенском количестве школ». За это автор возлагал ответственность на мусульманское духовенство, создававшее у населения негативное восприятие русского обучения и малочисленности чеченской интеллигенции ^[11].

Однако совсем говорить о провале культурной политики империи в крае было бы не совсем корректно: понимая потребность в грамотных квалифицированных работниках из местного населения, правительство шло навстречу пожеланиям общественности о некотором увеличении численности школ. В результате (по данным Северокавказского учебного округа) к началу ХХ столетия в крае функционировали 842 начальные школы, в том числе: 443 – в Кубанском крае, 243 – Ставропольской области, 156 – Терской губернии. Общее количество учащихся составляло 67 тыс. человек, т.е. охватывалось обучением уже 54 % детей. В них работало до 3 тыс. учителей» ^{[15, л. 59]}.

В дополнение к уже имеющимся учебным заведениям в начале ХХ века добавились нальчикские, владикавказские, армавирские и пятигорские училища, а также министерские мужские, женские и железнодорожные школы в селах и станицах Северокавказского региона. Но все равно школьная система образования оставляла желать лучшего. Средних учебных заведений, дававших своим питомцам знания о ремеслах, катастрофически не хватало, да к тому же существенно подводила и оснащенность методическими разработками, национальными учебниками, отсутствием педагогических кадров и мн. др. К тому же имеющиеся учебные заведения размещались либо в крестьянских избах, либо в иных непригодных для этого помещениях. Так, известно, что около 70 % дагестанских и адыгейских школ функционировали в неудобных зданиях, ни одна школа Кабарды, Балкарии, Ингушетии, Чечни не имела приспособленного помещения. В горных районах Осетии школьные здания (по меткому выражению Коста Хетагурова) также «были похожи скорее на хлев, чем на просветительные учреждения. Тесные, низкие, ничем не обмазанные каменные сараи, большей частью с земляным полом, с маленькими оконцами и жестяной плитой вместо печи» ^{[14, с. 92]}.

Но помимо ветхости школьных зданий, тяжела была участь самого учителя. Так, в газете «Терек» читаем о нерегулярности занятий, о малочисленности учеников, о том, что «учитель зачастую подвергался гонениям со стороны мусульманских фанатиков» ^{[4, с. 217]}. Поэтому в школах преподавать могли только истинные подвижники просветительства.

Несмотря на отмеченные недостатки, все же в крае наметилась положительная динамика в школьном образовании. К 1912 году охват детей в мусульманских районах в среднем составил 7,8 %, а в христианских достиг 57 %, однако потребность в ученических местах продолжала составлять 30 – 50 %. К тому же Северокавказский край по-прежнему остро нуждался в лицах, окончивших высшее образование. А таких насчитывались единицы: не более 1-2 чеченца, 3-4 дагестанца, столько же карачаевцев ^{[7, л. 48]}.

Система образования тоже нуждалась в существенной корректировке. Наиболее любимыми у чиновников были школы духовного направления (одноклассные и двухклассные). Программа одноклассных школ была ограничена узкими рамками простейшего курса грамоты, русского языка и математики. В двухклассных она дополнялась еще начальными знаниями по географии и истории. Родной же язык в этих школах не преподавался, зато чиновники Кавказского учебного ведомства старательно следили за исправлением вероучения (христианского и мусульманского). Эти предметы считались основными и потому занимали солидное место в учебно-воспитательном плане горской школы.

В мусульманских районах Северного Кавказа в основном работали школы магометанского толка. Накануне 1910 года в одном только Баталпашинском отделе функционировало 9 мусульманских училищ, в Нальчикском округе насчитывалось 97 школ, с количеством обучающихся в них около 2 тыс. человек ^{[10, с. 423]}. Но наиболее развитая сеть мусульманских учебных заведений отмечалась в Дагестане – более 740 и потому он считался центром обучения магометанского клира для всего Кавказского края. В одном из Обзоров Дагестанской области читаем: «Едва ли где-либо на Кавказе до такой степени было развито изучение арабского языка и духовной литературы на этом языке, как в Дагестане» ^{[12, с. 198-199]}.

Из-за того, что обучение детей мусульманского и христианского вероисповедания вызывало много вопросов (как нами было указано выше), в крае развернулось реформистское движение под лозунгом «модификации конфессиональной школы». Смысл этой реконструкции выразился в одновременном сохранении в основе своей преподавания религиозных дисциплин и введения в обучение начал светских предметов (арифметики, истории, географии). Это была оригинальная концепция с целью адаптации религиозных школ к требованиям капиталистического развития Северокавказского края. Такие школы стали называть «новометодными». Впрочем, эти школы на Северном Кавказе не прижились по причине того, что «они мало чем отличались от мечетских». Наиболее известные из них находились в Темирханшуринском округе и Кабарде (Баксанское духовное училище), в Осетии – духовная семинария ^{[13, c. 45]}. Новые школы отличались от старых тем, что они давали основы знаний по предметам естественно-гуманитарного цикла. Однако при всех своих учебно-методических упущениях новометодные школы сыграли позитивную роль в развитии у горцев просвещения, в приобщении к русской культуре.

Важным событием в Северокавказском регионе явилась организация школ светского характера Министерством народного просвещения. В основном они появлялись в районах мусульманского вероисповедания. В итоге здесь к 1910 году функционировало 15 одноклассных и 9 двухклассных национальных школ. В них давались более солидные знания по общеобразовательным предметам, так как укомплектовывались лучшими педагогическими кадрами. Эти учебные заведения считались наиболее востребованными у населения. Хотя и они далеки были от совершенства и нуждались в методической реконструкции, все же стояли намного выше школ конфессиональных. В них давались полезные знания и навыки, горские дети приобщались посредством изучения русского языка к российской культуре.

Серьезной помехой на пути развития «Министерских школ» явилась пропаганда антирусских настроений в пользу арабских училищ, которая велась магометанским духовенством. Так, в Чечне простым людям внушалось мнение о том, что якобы в русской школе «обрусеют и перестанут быть чеченцами» ^{[2, с. 34-38]}. Но, не смотря на эти происки, горцы поняли полезность российского просветительства.

Еще одно новшество ждало кавказцев на пути оптимизации образования в начале ХХ столетия – появление ремесленных училищ, призванных давать начатки технических знаний и профессиональную подготовку. Спрос на них вырос в связи с интенсивным распространением в крае капиталистических отношений, требующих грамотных работников, желание имперского правительства освоить природные богатства национальных окраин и стремление самого аборигенного населения к реальным знаниям. Поэтому не случайно Майкопскую горскую школу, возникшую в 1866 году, в 1899 году реорганизовали под низшее механико-техническое училище; в 1894 году открылась низшая сельскохозяйственная школа с трехлетним приготовительным классом в Нальчике; в 1904 году появилась школа садоводства с приготовительным отделением в Дербенте; в 1905 году стало функционировать трехлетнее электротехническое училище в Порт-Петровске, в 1911 году распахнула двери низшая ремесленная школа в Темир-Хан-Шуре, готовившая рабочих по слесарно-столярному и кузнечному делу и т.д. ^{[16, л. 1123]}.

Некоторый прогресс наметился и в женском образовании. В последней четверти Х!Х века для девушек создавали только учебные заведения начального и среднего типов. Наиболее известными из них являлись: Кавказское епархиальное женское училище, основанное в Ставрополе (1875 г.), Епархиальное женское училище во Владикавказе, открытое на средства Владикавказской епархии (1894 г.), Екатеринодарское женское училище (1894 г.). Помимо них действовали Ставропольская женская гимназия, Лабинская женская гимназия, Славянская женская прогимназия и т.д. В начале ХХ столетия для женщин стали открываться воскресные школы, школы грамоты, педагогические классы и курсы. Затем (под напором капиталистических отношений) стали появляться учебные мастерские по подготовке закройщиц, швей, портных, медицинских сестер и т.д. ^{[17, c. 96-103]}. Таким образом дело женского просвещения сдвинулось «с мертвой точки». В кавказском обществе осознали идею о том, что женщина может составить конкуренцию в профессиональной деятельности мужчинам.

Как видим, прогресс в развитии и просвещении в Северокавказском регионе второй четверти XIХ – начале XX столетий стал возможным только благодаря включению его в российскую империю. Это время ознаменовалось бурным социально-экономическим и духовным развитием горских этносов. Если в последней четверти Х1Х столетия на Северном Кавказе функционировали школы конфессионального направления (церковно-приходские, миссионерские, мусульманские), государственные школы (земские, русско-инородческие), то в начале ХХ века к ним добавились нальчикские, владикавказские, армавирские и пятигорские училища, а также министерские мужские, женские и железнодорожные школы в селах и станицах Северокавказского региона. Однако школьная система образования в указанный период хоть и сделала существенный скачок в своем развитии, оставляла много вопросов. Пореформенный период стал временем дальнейшего развития многонационального Кавказского края и самобытной культуры его народов.