Современные трансформации: от язычества к (пост)неоязычеству (на примере гламурного социального)

Яковлева Елена Людвиговна доктор философских наук, кандидат культурологии профессор, Казанский инновационный университет им. В.Г. Тимирясова 420111, Россия, Республика Татарстан, г. Казань, ул. Московская, 42 Iakovleva Elena professor of the Department of Philosophy and Socio-Political Disciplines at Institute of Economics, Management and Law (Kazan) 420111, Russia, respublika Tatarstan, g. Kazan', ul. Moskovskaya, 42 mifoigra@mail.ru Другие публикации этого автора

Вера является одним из фундаментальных феноменов бытия личности и общества, выступая в качестве ключевого компонента религиозного, научного, культурного и практического опытов. Несмотря на то, что ее часто называют «слепой», тем не менее она создает/задает смыслы бытия, вдохновляя личность своим живым знанием, коренящимся в реальности. Неслучайно негласный принцип «вера без дела и дело без веры мертвы», являющийся парафразом библейских слов апостола Иакова «Ибо, как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва», не потерял своей актуальности в современности, обнаруживая себя во всех сферах культуры и начинаниях личности.

Наиболее ярко вера заявляет о себе в религии. Сопровождая человечество с древности до сегодняшнего дня, вера в контексте религиозного опыта имела различные формы и символы. Безусловно, религиозные оболочки модифицировались и изменялись: не последнюю роль в этом процессе играли ментальные установки культурно-исторической эпохи и, обусловленные ими, ключевые тенденции. Но даже в периоды полного отрицания религиозного его ростки пробивались сквозь стену (намеренно/вуалированно) отчужденного сознания, выступая в качестве повода для критики/гонений/опоры/сравнения. Можно утверждать, что вера и религиозный фон – существенный элемент среды обитания социального/личного, влияния которого проявляются синусоидно (то усиливаясь, то ослабляясь), но никогда не исчезая.

Осуществляя аналитический срез современности, мы обнаруживаем в нем трансформированный модус веры, обусловленный не столько присутствием традиционных форм религии, сколько их смешением между собой и образованием нового на основе «забытого старого», что рождает флексидоксные религиозные учения. Наличие в социальном «прозрачного Зла» в виде гламурной идеологии и манипулирование ее идеями красоты, молодости и богатства приводит к появлению очередной формы языческой религии – гламура, приобретающего помимо приставки «нео» и современную – «пост», тем самым выделяя новейшую область исследования религиозной веры. В пользу того, что гламур представляет собой очередную форму языческой религии – (пост)неоязычество – говорит огромное количество фактов, заставляя осуществить его дескрипцию и обозначить специфические черты, в том числе, связанные с трансформацией веры в современности.

Обращаясь к исследованиям религиозного опыта и веры выделим концепт этнолога и религиоведа А. Гурко, определившего неоязычество как «новые религии, сконструированные на основе политеистических верований в целях поиска новой этнической идентичности и/или для разработки новой идеологической системы» ^{[1, с. 44]}. Развивая идеи А. Гурко и переходя к следующей фазе неоязычества – (пост)неоязычеству, акцентируем внимание на следующих моментах. В контексте гламура политеистические верования, сохранившиеся с древности, поддерживают «три кита» гламурной идеологии в виде красоты, молодости и богатства. Современная прозрачность идеологии, связанная с незаметным техническим внедрением и тотальным манипулированием перечисленными идеями посредством визуализации и тиражирования, создает предпосылки для рождения особой гламурной религии, через оптику которой личность воспринимает, осознает и моделирует себя, осуществляя попытку идентификации в социальном.

В гламуре ключевую роль играет вера в сверхъестественное и магическое, неслучайно с английского само слово glamour переводится как«волшебство, чары; чарующая сила», а глагол to glamour означает «зачаровывать, околдовывать; пленять, покорять» [См.: 2; 3]. В контексте гламурного естественное (красота, молодость и богатство) сакрализируется посредством возвышения и поэтизации, обращенным к глубинным основам метафизики личности и эксплуатации ее эго, рождая сверхъестественное, обладающеемагической силой, и веру в него. Необходимо обратить внимание на следующий факт. С одной стороны, символами веры гламура выступают вечные идеи – красота, молодость и богатство. С другой стороны, данные идеи в современности, теряя свою устойчивость, не относятся к разряду константных: каждый сезон они приобретают новый формат в виде модных тенденций и растущих запросов потребителей, визуализируясь и тиражируясь. Новинки прошлого сезона, выходящие из моды, забываются/исчезают/выкидываются, что позволяет говорить о том, что красота, молодость и богатство, превращаясь в мусор, напрасно потраченное время/деньги, постоянно обесцениваются, ускользая от реципиента как потребителя. При этом личности, чтобы удержаться в орбите гламура, оставаясь ее преданным адептом, необходимо следить за всеми изменениями, чутко реагируя на них. Неустойчивость и эфемерность, практически неуловимость, гламурного и его символов веры поддерживаются визуально-вербальными уловками о сверхъестественности, магичности и чудесности, создаваемыми техническими эффектами и устройствами, что способствует жизнестойкости гламура в социальном на протяжении долгого времени, делая его привлекательной религиозной формой.

Перечисленное позволяет говорить о текучести гламурной веры и религии, в которой оказываются размытыми не только ключевые идеи, но и их проявления. В итоге в бытии личности начинают главенствовать не фундаментальные основы/привязанности, а состояния лиминальности, запутывающие жизненный путь и ценностно-смысловые поиски, приводя к ризомности и кризисности. Подчеркнем, сама лиминальность, первоначально присущая политеистическим верованиям, наиболее ярко проявлялась в обрядах перехода, символизирующих либо кризисность развития, либо жизненные изменения. В результате свершения обряда в древности осуществлялась смена социального статуса/возрастной группы/ценностей и др., а сам человек становился носителем нового Нечто.

Разница между древней и современной лиминальностью заключается в следующем. Если первобытные люди, несмотря на размытую неопределенность ситуации, имели точное представление о конечной цели своего перехода, то в контексте гламура как (пост)неоязычества переходность-к оказывается непредсказуемой, завися от модных тенденций, развивающихся хаотично и спонтанно, поэтому конечная цель Быть гламурным оказывается неясной и текуче-эфемерной, постоянно обновляемой. Более того, в древности обряды перехода состояли из трех стадий: разделения, связанного с изоляцией от группы/места, лиминальности, характеризующейся временной двойственностью положения личности («ни здесь, ни там»), и восстановления, приводящего к стабильному состоянию и гармонизации участника. В современности стадия разделения отсутствует ввиду того, что индивид чувствует свою причастность к гламурному социальному, лиминальность оказывается не временной, а перманентной, потому что человек испытывает постоянную тягу к обновлениям (заметим, не внутренним, а внешним, соответствующим модным тенденциям). При этом стадия восстановления представляет собой краткий период времени: смена имиджа/гардероба и/или приобретение новинок – атрибутов гламурной жизни (недвижимости/вещей/косметических средств и пр.) гармонизует личность только в момент их покупки и, возможно, небольшого постэйфорического периода, впоследствии кидая человека в очередное состояние лиминальности как переходности-к. Подобное позволяет говорить о чередовании хаоса и космоса в пространстве гламурного, где хаос есть (мучительное) ожидание модной тенденции и треволнения, связанные со статусом комильфо, а космос как кратковременная гармония олицетворяет (при)обретение гламурного Нечто, после чего, личность опять попадает в объятия хаотичного. Данное обстоятельство говорит в пользу преобладания хаотичности как неизвестности и зыбкости в пространстве (пост)неоязычества, формирующих мятущуюся/неспокойную/подвижную личность. Эффект нестабильности бытия личного усиливается текучестью и эфемерностью (пост)неоязыческой веры.

В гламурном социальном для укрепления его позиций и визуализированного подтверждения идей создаются многочисленные Боги/Богини, олицетворяющие различные сферы (политическую, экономическую, культурную и пр.) и/или не олицетворяющие ничего, кроме позиционирования пустоты собственного Я как Нечто, вуалирующим Ничто. Подражание божественности приводит к тому, что сегодня обнаруживается несметное количество Богов/Богинь, проявляющих себя в повседневных, анонимных практиках, нередко пускающихся в тираж в виде лайфлоггинга. Практически каждый человек, гипертрофируя свое Я, взращенное на почве индивидуализма и нарциссизма, мыслит себя в качестве Бога/Богиня, считая, что только вокруг их персоны должен вращаться весь мир, являя тем самым гиперэгоизм, игнорирующий принципы бытия вместе/в-месте.

Необходимо заметить, что в современности божественность искусственно формируется специально разработанными приемами. Созданные технологично и возведенные в ранг Бога/Богини личности наделяются всевозможными/все-возможными сверхъестественно-чудесными качествами (например, благодаря мифизации биографии/происхождения), пребывая/пре-бывая в сакрально-гламуризированных зонах/пространствах и обладая особыми атрибутами (в виде новинок сезона, предметов роскоши и пр.), становясь иконой стиля определенной области (политики, экономики, науки, искусства и т.д.) или Интернета. Но если в религии икона представляет собой канонически фиксированное изображение, связанное со священной историей и обладающее абсолютной ценностью для верующих, то гламур создает довольно непостоянный эталон – икону стиля, подвергающуюся бесконечным изменениям, сменам имиджа и даже забвению, что очередной раз высвечивает текучесть гламурной религии и веры. Икона стиля гламурного социального в результате своей оторванности от феноменологической действительности, обусловленной искусственным созданием посредством высоких технологий, и бесконечного тиражирования как идеологического навязывания, (нередко) трансформируется в негативный образец для подражания, существующий вне социальных и моральных рамок, «по ту сторону добра и зла», что отличает ее от классических религиозных образов.

Боги/Богини рождают идолопоклонство, сопровождающееся разного рода обрядами и культовыми действиями. Сегодня можно обнаружить культовые практики, связанные с поклонением умершим Богам/Богиням (своеобразный культ предков гламура) и ныне живущим. Как правило, идолопоклонство связано со значимыми датами в жизни Богов/Богинь (дни рождения/смерти, поворотные моменты биографии, съемки проектов, открытие брендов, дефиле по красной дорожке и пр.). Подчеркнем, гламур – это культ внешней оболочки Я, где главное – глянцевая поверхность/лицо-маска, а не внутренняя жизнь человека. Как правило, гламурная личность, возведенная в идола, достигла высот популярности только благодаря внешним атрибутам – красоте, молодости и богатству, тиражируя их в социальном. Все свои (позитивные/негативные) характеристики и параметры такая персона буквально выплескивает вовне, не желая жить в замкнутом пространстве личного, включающем свое тело и его границы. Для нее бытие в-себе/при-себе/с-собой становится формой проявления психопатологического заболевания – клаустрофобии, от которой личность спасается публичными заявлениями (о) Я, бесконечными татуировками, перекройками лица и тела, а также манией величия или мегаломанией, в том числе, выражаемой в нарциссизме.

Идолопоклонство проявляется и в обращении к священным книгам и их заклинаниям, явленным в виде «глянцевых журналов, с глянцевой обложкой, глянцевыми страницами, презентующими глянцевую реальность» ^{[4, с. 24]}, где акцент смещается с матового Слова, смысл которого аннулируется, на глянцевый Образ, возводящийся в икону стиля/идола. Посредством медиативной роли глянца гламур провозглашает свои модные элементы (лица и бренды, модели одежды и обуви, ткани и материалы, аксессуары и пр.) культовыми атрибутами, заставляя посредством рекламы поклоняться им, испытывая желание приобретения. Согласимся с И. Осиновской заключающей, «мода творит из "невинных", простых, повседневных вещей богов. Или объекты вожделения», «которыми хочется завладеть» ^{[4, с. 64]}. Данное овладение осуществляется посредством культовой практики – покупки желанного гламурного Нечто, приводя к ключевому культу современности, главенствующему в обществе потребления. В виду того, что для поддержания красоты и молодости необходимы экономические затраты, связанные с капиталом личности или ее окружения, то одним из основных культов современного социального можно назвать культ денег. Великолепно данный культ описал Д.И. Хармс в своей небольшой прозаической заметке, ироничной по своему содержанию: «все любят свои деньги. И гладят их, и целуют, и к сердцу прижимают, и заворачивают их в красивые тряпочки, и нянчат их, как куклу. А некоторые заключают дензнак в рамку, вешают его на стену и поклоняются ему как иконе» ^{[5, с. 159]}. Несмотря на то, что заметка была написана в первой половине ХХ века, она не потеряла своей актуальности до сих пор, ярко характеризуя гламурного идола – деньги и метафорические культовые практики поклонения им.

Идолопоклонство, связанное, в том числе, с культом неодушевленных вещей и поклонением им, заставляет говорить о проявлении фетишизма в пространстве гламура как (пост)неоязычества. В обществе потребления каждый сезон личность заводит роман с вещами-новинками: любуясь, восхищаясь, создавая оды предмету воздыхания, мечтая, обихаживая, заигрывая и пр. Ключевой целью любовного поведения человека является потребность приобретения гламурного атрибута, достижение которой приводит к охлаждению чувств и появлению нового объекта сосредоточения потребительских энергий и сил. Любая вещь в пространстве гламурного фетишизируется, рождая личные грезы о ней и бесконечную потребность покупать. В итоге проявления такой формы фетишизма начинает главенствовать новый принцип консьюмеризма: не вещи служат личности, а личность оказывается их покорным рабом.

Очаровывающие образы вещей одухотворяются и наделяются чудесной силой, становясь идолами поклонения. Даже взрослые в гламурном социальном превращаются в детей, стимулируемые магически-одухотворенными образами рекламы и движимые страстью обладания. Перечисленное позволяет говорить о том, что современный фетишизм вбирает в себя черты анимизма. Сам гламур выступает в качестве волшебного духа или, как писал В. Скотт в поэме «Песнь последнего менестреля» (1805 г.), волшебной силы, «благодаря которой обычные люди, дома и места казались великолепными» [Цит. по: 6, с. 21]. В пространстве гламурного социального вещь оживает, превращаясь в личность посредством рекламной риторики и трюков, связанным с одухотворенными характеристиками и новейшими техническими средствами, в том числе, морфингу.

Еще одной чертой гламура как (пост)неоязычества можно назвать теротеизм, связанный с модой на домашних питомцев, становящимися спутниками гламурной личности. Само животное становится Богом и живым идолом, поклонение которому выражается в исполнении хозяином всех его (воображаемых и домысливаемых) прихотей, включающее в себя празднование дня рождения, поддержание имиджа, тусовки и путешествия, сопровождаемые различными фотоссесиями и репортажами.

Современную модальность веры в пространстве гламурного социального приобретает и тотемизм. Его традиционная модель базируется на идее кровного родства всех форм жизни, выражающей связь человека с некоторыми видами животных/птиц/растений, вследствие чего первобытные люди не приписывали себе уникального и привилегированного места в природной иерархии.

В современности тотемизм, заимствовав принцип освоения мира и игнорируя идею непривилегированности, проявляется в наличие родственных связей или клановости, имеющих свою (нередко специально созданную) историю. Гламурные люди образуют группы/сообщества, где в качестве тотема выступают древняя/известная фамилия, статусное положение, сфера господства/влияния и пр. Гламурные кланы, в которых пересекаются линии уникальности и богатства, представляют собой закрытые сообщества, доступ к которым имеют избранные – принадлежащие к данной тотемической группе и/или подобным тотемическим группам. Заметим, каждое гламурное сообщество в современности претендует на элитарность и особые привилегии, которые необходимо им иметь в силу статуса.

В пространстве гламура как (пост)неоязычестве огромную роль играют магические и шаманские практики. Именно в магии первобытный человек видел главное средство ре­шения проблем, а сами магические проце­дуры считались неотъемлемым компонентом конкретного практического действия в виде охоты, земледелия, рыболовства, войны и др. Четко следуя определенным правилам ритуала, человек, как считалось, осуществлял связь с Творцами, которые не исчезли и присутствуют в бытии, продолжая проявлять свою активность, излучая энергийную мощь. Через подобные обряды человек получал возможность приобщиться к активности Творцов, используя ее силу в своих интере­сах.

Не потеряли своей актуальности подобные идеи и в (пост)неоязычестве. Жрецами и шаманами гламура становятся дизайнеры, модельеры, трендсеттеры, журналисты, PR-технологи, медийные люди. Магией обладают процессы визуального потребления гламурных журналов/передач/рекламы, покупки анимизированных и фетишизированных атрибутов/вещей, превращающих экономические отношения продавца-покупателя в сакральный акт, приобщающий к божественно-гламурному. Магией характеризуются и шаманские практики косметического преображения личности и разного рода процедур, связанных с хирургическими вмешательствами, возводя в роль мага/шамана пластического хирурга, косметолога и имиджмейкера, а также наделяя магической функцией высокие технологии, изменяющие внешность согласно гламурным стандартам. Магическими выглядят современные образы, приобретающие статус божественности благодаря соответствию гламурным стандартам. Но если обратиться к самой процедуре шаманских практик в действительности, например, фотосессии, то они снимают флер чудесного с образа: «модель может быть без макияжа, с немытой головой, да хоть с короткими ногами – всю красоту потом сделает фотошоп» ^{[4, с. 100]}.

Система табутакже имеет место в гламурном (пост)неоязычестве. Опираясь на свои текучие константы в виде красоты, молодости и богатства, запрещенным становится все уродливое, старое и бедное, не вписывающееся в модные тенденции. Если личности не дано быть красивой, молодой и богатой, то она должна либо добиться состояния, связанного с ними, либо симулировать его, либо оказаться за кругом гламурного пространства, причисляясь к нечистому/оскверненному. В контексте гламура наблюдается восстание против возраста, его стирание, олицетворяя страх перед собой и войну, в первую очередь, против себя, своего Я и индивидуальности. Подобное позволяет говорить о том, что гламур – это эпоха antiage. Как иронично замечает Т. Толстая, «в гламурном мире бабушка – если она не Коко Шанель, – не водится» ^[7]. Помимо этого, в контексте гламура, обновляемые каждый сезон модные тенденции, вводят табу на те или иные вещи и/или элементы имиджа, цветовые сочетания, фасоны/модели и пр. Нарушение предписаний осуждается/высмеивается гламурным сообществом.

Перечисленные черты гламура как (пост)неоязычества влекут за собой особое психическое состояние личности – нуминозность. Обращаясь к истории, вспомним: у древних римлян нумен (лат. numen – божество, воля богов), ставшее основой термина Р. Отто, олицетворял божественную всемогущую силу, способную распоряжаться судьбой человека. Восприятие божественного, выступая в качестве мистического откровения, являет личности иной опыт – сакральный, отличный от повседневно-эмпирического, придавая ему одновременно флер страха и очарования. Неслучайно, определяя нумизность как «встречу со Священным», Р. Отто сочетает «страх и трепет» с «восхищением и восторгом» ^[8]. При этом, испытывая нуминозные чувства, личность оказывается вне-себя/по-ту-сторону-себя, являя собой собственную Зазеркальность, – она не владеет этим состоянием, парализующим ее сознание и волю. Как заметил К.-Г. Юнг, нуминозность – это «динамическое существование или воздействие, не связанное с произвольным актом. И даже наоборот, такое воздействие захватывает, овладевает человеческим субъектом, который скорее всего является жертвой нуминозности, чем её создателем. Numinosum – чем бы ни была её причина – является условием существования субъекта, независимым от его воли. Numinosum является или качеством какого-либо видимого объекта или воздействием невидимой силы, вызывающей особые изменения сознания» ^{[9, с. 121]}.

Нечто подобное – нуминозное, обладающее сверхъестественной интенсивностью и захваченностью, обнаруживается и в пространстве гламурного социального. Включенность в бытие гламура, следование его канонам и бесконечно сменяемым модным тенденциям высвечивают интенсивное переживание происходящего, не в последнюю очередь обусловленное ощущением присутствия в нем таинственного и божественного. Гламур воплощает мечту об идеальном мире/Я/событии/вещи, вызывая особые – трепетно-сакральные – эмоции и переживания. Каждый акт идолопоклонства или новый роман с вещами есть ничто иное как проявление нуминозных состояний, экстатичных и (фанатично) жаждущих приобщения/причащения/обладания. При этом личность, проходя через нуминозный опыт, не в состоянии рационально и прагматично ответить на многие вопросы, связанные с ним: для/ради чего? Есть ли необходимость в данной потребности? Как справедливо замечает Т. Толстая, «основное состояние гламурной женщины – эротический транс, вызванный предметами роскоши. Вы можете застать ее в мерцающей полутьме, в креслах. Она в атласном платье, приспущенном на груди, голова откинута, глаза сомкнуты, рот приоткрыт. Что это с ней? А это она мечтает о наручных часах. Причем они уже у нее на руке. Неважно, она МЕЧТАЕТ. Это – процесс самодостаточный» ^[7]. Художественно описанный Т. Толстой «эротический транс», связанный с переживанием обладания часами, олицетворяющими очередной атрибут гламура, есть ничто иное как нуминозность, выраженная современной терминологией, связанной с гламурным социальным. В современной нуминозности проявляется не столько религиозная духовность личности (подчеркнем, нередко она позиционирует ее Ничто/нулевую степень), сколько элементы эстетства, художественности и театральности, обусловленные визуальным компонентном гламурного.

В заключении подчеркнем следующие моменты. Одним из экзистенциальных качеств бытия личности является вера, помогающая в формировании шкалы ценностей, достижениях и свершениях. Именно вера составляет смысловое ядро религиозной системы, объединяя и вдохновляя адептов своими идеями, даря надежду на лучшее. В современности вера активно эксплуатируется в контексте гламурного социального как традиционный вариант веры в сверхъестественное и магическое, но в качестве последних выступают основные постулаты гламурной идеологии – красота, молодость и богатство, бесконечно меняющие свои стандарты, заставляя огромное количество людей верить и следовать иллюзорному.

Анализ современного социального говорит в пользу того, что язычество можно отнести к числу вечных политеистических религиозных форм, компоненты которого ввиду их пластичности оказываются созвучными гламурной идеологии.

Гламур как (пост)неоязычество представляет собой флексидоксную религию, вобравшую в себя черты разнообразных видов верований (в многочисленных Богов/Богинь, идолопоклонство, фетишизм, анимизм, теротеизм, тотемизм, магические/шаманские практики, табу), подстроив их под свою идеологическую доктрину. В основе (пост)неоязычества лежат символы веры в виде красоты, молодости и богатства, получающие сакральный статус, возвышаясь и поэтизируясь посредством визуализации, рекламной риторики и тиражирования. Ввиду того, что образы красоты, молодости и богатства постоянно обновляются, то гламур представляет собой химеричную веру. С одной стороны, ее статус как религиозной системы закреплен не одним тысячелетием: практически в каждой культурно-исторической эпохе (зримо/незримо) присутствуют символы красоты, молодости и богатства, значимость которых подчеркивают экзистенциальные стремления личности. С другой стороны, бесконечная обновляемость гламурных тенденций и стилей позволяет говорить о том, что гламур есть величина переменная, связанная с мерцающим проявлением/проявляющимся мерцанием в пространстве современности/со-временности. Данное обстоятельство трансформирует веру, становящейся текучей/подвижной, и человека, поклоняющегося гламуру, делая его мозаичным, скользящим по пространству социального и рассеянным.

В четко очерченном и сакрализированном пространстве гламурного социального поддерживается вера в сверхъестественное, чудесное и магическое, связанная с пантеоном Богов/Богинь, требующих поклонения, что обуславливает разнообразные культовые практики современности, переводящие праздничность в праздность как стиль жизни. Перечисленное вуалирует потребительское отношение к жизни, имеющее в своей основе экономическую подоплеку. Консьюмеризм гламурного, высвечивающий религию потребления, стимулирует постоянное обновление модных тенденций, их тиражирование посредством рекламирования и визуализации, что также создает предпосылки пластичной текучести современного гламурно-религиозного начала и его веры, в контексте которых осуществляются бесконечные романы с вещами, наделяющиеся личностными чертами. Данное обстоятельство свидетельствует о существовании в современности анимизации и фетишизации, осуществляемых в рамках повседневных практик личности. Последние помимо прочего включают в себя и такие элементы языческого как веру в силу предсказаний, гаданий и примет, элементы которых оказываются органичными гламуру, обещающему чудесное преображение личности, становящейся его адептом.

Еще одной чертой гламура является то, что его адептами становятся патологические/невротические личности, страдающие от собственной неполноценности и разного рода фобий, в том числе связанных с несоразмерностью внутреннего и внешнего Я. Микроскопичность внутреннего Я, обусловленная недоформированностью/недоразвитостью/отсутствием метафизической триады интеллектуального – этического – эстетического, конфликтует с гипертрофированным внешним Я, разрастающимся до масштабов Вселенной и не желающим вмещаться во внутреннее Я, рождая дисгармонию и дискомфорт личного. Гламурная личность боится, избегая, бытия внутреннего – в-себе/при-себе/с-собой, считая, что оно уничтожает бытие внешнее – для-себя. Данное обстоятельство свидетельствует о зыбкости гламурной веры, не воспитывающей самодостаточной личности и не дающей уверенности, в том числе, в завтрашнем дне.

Еще одним негативным качеством гламура можно назвать преобладание в нем хаотичного состояния, связанного со сменой модных тенденций, обрекающих личность на постоянное следование им, потому что остановка уничтожает ее статус в пространстве гламурного, обрекая быть Ничто.

Встает вопрос: что необходимо предпринять?

Избежать религиозного в контексте социального невозможно, потому что оно благодаря своим идеалистическим концептам и наличию веры (пусть даже трансформированной) помогает личности преодолевать негативное в виде абсурда/отчуждения/конфликтов, неизбежно присутствующим в социальном. Другое дело, что в гламуре как (пост)неоязычестве необходимо расставить иные акценты. Так, преодолеть кризисность гламурного поможет различение естественного и искусственного, реального и фантазийного, внутреннего и внешнего. Личность должна критично посмотреть на себя, принимая свое Я/внешность/тело со своими достоинствами и недостатками, что позволит создать собственные идеальные проекты как цель реальных приложений стремлений/усилий/достижений. Смыслоцелевые установки личности и выстраивание стратегий их достижения, лишенных гламурного флера, избавят социальное от праздного образа жизни и карнавальности, отводя последним строго определенное пространство, ограниченное по времени. Личности необходимо понять, что красота, молодость и богатство – константы временные/непостоянные, особенно в условиях перманентных кризисов в России.

Гипертрофию индивидуального необходимо перефокусировать на понимании Я как частицы коллективного и коллективное, потому что только последние способны помочь самоутвердиться и проявиться, вы(с)казывая интеллектуальное/нравственное/эстетическое, а не только поверхностное эстетическое, позиционируемое гламуром. Коллективное поможет избавиться от разного рода личных аномий и неврозов, потому что бытие в социальном, олицетворяющее бытие-вместе-как-в-месте, исключает абсолютизацию Я и симулятивное фантазирование о нем.

Еще одной чертой, помогающей структурировать Я, являются метафизические эпизоды интеллектуальной тишины, связанные с погружением в-себя, помогая быть с-собой и осуществляя разумное бытие для-себя. Они помогают понять личности смысл жизни и обозначить краткосрочные/долгосрочные свершения/достижения в социальном и для социального.