Включение Северо-Западного Кавказа в сферу влияния Османской империи, 1475–1520 гг.

В 1453 г. произошло событие, которое самым коренным образом изменило политическую карту Черного моря: османский султан Мехмед Фатих захватил столицу Византийской империи Константинополь. К концу столетия большая часть Балканского полуострова и Анатолии вошли в состав Османской империи. В 1516–1517 гг. османы присоединили к своим владениям Сирию и Египет. В бассейне Черного моря османы установили контроль над всеми прилегающими территориями: Северное Причерноморье, находившееся в составе Крымского ханства, Западная Грузия, Молдавское княжество, Румыния, Болгария. Единственной страной, которая оставалась на всем протяжении османского периода (XVI–XVIII вв.) фактически независимой от Порты, являлась Черкесия. Она же, в отличие от вышеперечисленных государств являлась «страной» в этническом и культурном отношениях, но не в плане развития государственных институтов. Черкесские князья, конечно же, признавали верховный сюзеренитет османского султана, но это признание не приводило к установлению военного и административного контроля. Османское военное присутствие и в XVI, и в XVII вв. ограничивалось территорией Таманского полуострова.

Первое появление крупной османской эскадры у берегов Черкесии относится к середине XV в. Согласно Лаонику Халкокондилу, османский султан Мурад II (1421–1451) направил флот для удара по Трапезунду. После разграбления побережья Трапезунда, флот нанес удар по побережью «Колхиды» (Западной Грузии). Лаоник Халкокондил рассказывает: «Амуратус (Άμουράτης, Мурад II, прим. С.Х.) послал галеры (τριήρεις) в страну Колхиду, чтобы они опустошили страну, поработили город, если могли, поплыли против Готии (επί Γοτθίαν) и, где возможно, разграбили страну, пристав (άποβάντας) [дословно: высадившись, а именно экипаж]. И приплыв, галеры отправились в страну Колхиду и, прибыв к готам (έπι τους Γότθους), разграбили страну, порабощая немалую (территорию). Когда же вернулся флот, поднялась сильная зимняя буря, и северный ветер, налетев, отнёс его в (Малую) Азию в район Понтоираклии, и, отправляясь туда, несколько галер гибли и оказывались в таковом несчастье» ^{[1, c. 216] [2, c. 37–38]}.

Таким образом, османы разграбили не только Колхиду (Мегрелию, Западную Грузию), но и побережье Готфов, что, как можно предполагать, указывает не на крымскую Готию, а на Зихию, территория которой находилась сразу на запад от Абхазского княжества, которое в это время находилось в составе Мегрельского мтаварства. Вполне вероятно, что Халкокондил был наслышан об этнониме гетики, который в XV в. часто использовался в италийской этнонимической номенклатуре Западного Кавказа ^{[3, c. 59]} и отождествил его с известными ему готфами (готами) в Крыму.

Комментатор Халькокондила Е. Дарко считал, что в данном случае под Готфией (Γοτϑία, Γότϑοι, II, 37, 19) имеется в виду область рядом с Колхидой (regio iuxta Colchidem sita), в противоположность другому упоминанию Готфой (Γότϑοι, I, 121, 18) вТаврике (in Chersoneso Taurica habitantes) ^{[2, c. 314]}.

Дату военно-морского рейда османов вдоль кавказских берегов позволяет уточнить грузинский источник: «В 1451 году христианской [эры]… прибыло пятьдесят катарг полных воинами султана Мурада сына Махмада; разорили и опустошили Цхоми, Абхазию и морское побережье. Повернули и уехали обратно. Узнав об этом, царь Георгий (Георгий VIII, 1446–1466, прим. С.Х.) поспешно направился туда, но уже никого не догнал» ^{[4, c. 73]}. Как видим, полностью совпадает контекст: десант, направленный Мурадом, разграбляет «колхидское» побережье и уходит обратно в Турцию.

В этот период не было никакого османского десанта в Крым: это совершенно точно известно благодаря детально исследованной истории генуэзского присутствия в Крыму и не менее хорошо исследованной истории Крымского ханства. Если говорить отдельно о крымских готах, то они не только не испытывали военных тревог, но напротив, угрожали генуэзским владениям в Крыму, заручившись в 1447 г. военно-морской поддержкой своего родственника – императора Трапезунда.

В генуэзских анналах совершенно точно отобразился факт первого появления османского флота у берегов Крыма. Это случилось 14 июля 1454 г., когда огромная эскадра в 56 судов под начальством Демир-кяхьи подошла к Каффе. Турецкий флот бросил якорь прямо в гавани Каффы, а в это самое время под стены города явился с большим отрядом Хаджи-Гирей. Власти Каффы были убеждены в том, что между турками и татарами имел место сговор, направленный на захват их города и полное уничтожение генуэзского присутствия в регионе. Хаджи-Гирей получил от спасовавших каффян обязательство ежегодной крупной выплаты в 600 сомм (около 19.000 итальянских лир) ^{[5, c. 130]}. Это была первая демонстрация выдающейся военно-морской мощи молодой мусульманской империи не только «франкам», но и крымским татарам.

В описании этой недружественной экскурсии, которая содержится в рапорте консула Деметрио Вивальди от 11 сентября 1454 г., упоминаются гетики (getici) – жители окрестностей пролива (apud Vosporo habitantes). 17 гетиков были захвачены на турецком судне, которое находилось в Керченском проливе и было взято на абордаж Джиовани ди Нигро, который шел с грузом из Копы в Каффу и, видимо, посчитал, что перед ним одиночное судно. Они были повешены по распоряжению властей Каффы как изменники, перешедшие на сторону турок ^{[6, c. 104]}.

Поскольку гетики италийской переписки равны хытукам («островитянам», жителям Таманского «острова») черкесской этнонимической традиции, то казнены были жители зихского (черкесского) княжества Хытук. Это не могло не испортить отношений между Хытуком и Каффой ^{[7, c. 197]}.

Видимо, результатом массовой казни зихов стала невозможность закупать зерно и продовольствие в Зихии, о чем четверо влиятельных жителей Каффы сообщали протекторам банка Сан-Джорджио 6 сентября 1455 г.: «Город наш не только страдает от недостатка припасов, но терпит истинный голод… Урожая собранного в Кампанье (в окрестностях Каффы, прим. С.Х.), недостаточно даже для посева… На Зихию же и Турцию нечего нам надеяться (так как эти государства нам враждебны) [et de Zichia idem et Turchia nula spes nobis est]» ^{[6, c. 368]}.

Вероятно, какая-то часть зихской знати взирала на турок, как на потенциальных союзников в плане противодействия усилившейся к середине столетия Каффе.

В 1475 г. крупный десант под началом великого визиря Гедик Ахмед-паши захватил Каффу и все генуэзские владения в Крыму, превратив их в османское наместничество ^{[8, c. 68]}. В Каффе, согласно тосканскому очевидцу, черкесы наряду с остальным христианским населением «были схвачены, лишены одежд и частью проданы в рабство, частью закованы в цепи» ^{[9, c. 179]}. Ибн Кемаль, бывший свидетелем этих событий, писал: «На том берегу был прекрасный торговый город, приезжали купцы с моря и с суши, из степей и с гор; там во множестве торговали татары Крымского государства и неверные Черкесии и Руси» ^{[10, c. 42]}.

После этого часть этих сил направили для удара по Азаку (Тане) и по черкесской Копе (Ябугермен) ^{[11, c. 539]}. При обороне Копы, согласно италийским источникам, погибли какие-то местные князья ^{[12, c. 128]}. Можно полагать, что это были представители семейства Берзебука (наверное, он сам и его сын Камбелот), которые фигурируют в генуэзской переписке в 1472–1474 гг. ^{[13, c. 784, 883]}. Выбор Копы как значимой цели был определен тем, что это было процветающее торговое поселение и центр одного из черкесских княжеств, а также и тем чисто военным соображением, что здесь имелся каменный замок, возведенный Берзебуком около 1470 г. ^{[14, c. 397]}.

В 1478 г. султан Мухаммед Фатих II назначил Менгли-Гирея крымским ханом. Османская поддержка обеспечила Менгли-Гирею очень длительное пребывание на троне – до самой его смерти в 1515 г. По логике исторического процесса, в котором развивались татарские государства на обломках Золотой Орды, крымско-татарское ханство не должно было просуществовать дольше, чем Казань и Астрахань. Историческая судьба татарской государственности в Крыму была на три столетия продлена могуществом верховного сюзерена.

В 1479 г. состоялся первый поход турок против Черкесии. Ибн Кемаль описал его результаты в превосходных тонах, но занять высадившееся с кораблей войско сумело только Матрегу, Мапу (Анапу) и повторно Копу ^{[10, c. 52]}. Турки довольствовались контролем над стратегически важным районом Керченского пролива. Они заняли под свое новое наместничество – Кафинское бейлербейство – наиболее стратегически и экономически важные территории – Керченский полуостров, Таманский полуостров, южный берег Крыма.

Бывший владелец Матреги Заккария де Гизольфи, родственник местной княжеской династии и, таким образом, соправитель Хытука, сделал попытку сухопутным путем добраться до Генуи, но, будучи ограблен господарем Молдавии Стефаном, был вынужден возвратиться во «владение нашего острова Матрика» (Campagna in Insula nostra Matrice), где черкесские князья разорили его до такой степени, что он вынужден просить Сан-Джорджио о денежной субсидии в тысячу дукатов ^{[15, с. 257]}. Субсидия предназначалась для выплаты черкесским князьям: «если им не давать, то станут врагами, а мне нужно во всяком случае их иметь на своей стороне» ^{[12, с. 128–129]}.

В 1503–1504 гг. Заккария де Гизольфи под именем Захарьяш Чаркашенин упоминается в литовских посольских источниках, как получатель королевских подарков, которые посылались представителям крымской элиты ^{[16, с. 38, 43]}.

Ориентация Гизольфи, как, впрочем, и части черкесов на Крымское ханство могла возникнуть как результат поиска союзника против Каффы и Большой Орды, которые, в свою очередь, также были склонны поддерживать друг друга. Отмечается, что на протяжении 60-х гг. XV в. Заккария пребывал в состоянии перманентного конфликта как с Каффой, так и с Большой Ордой. «Опираясь на своих зихских родственников и сюзеренов, — пишет Р.Ф. Крессел, — Гизольфи игнорировал все распоряжения из Каффы. Более того, он начал проводить самостоятельную политику и даже вошел в конфликт с верховным ханом татар, считавшимся в тот период другом и союзником Каффы. Естественно, что подобное поведение Гизольфи было возможным лишь при условии его поддержки со стороны зихов» ^{[14, с. 390]}.

Гизольфи делал попытки заручиться поддержкой Ивана III, который в этот период также являлся естественным союзником Крыма в плане противодействия Большой Орде. Как лицо, пострадавшее от турок, Заккария не мог рассчитывать на прямую военную и политическую поддержку Ивана III и Менгли-Гирея, но вполне мог рассчитывать на весьма выгодных для себя условиях переехать в Москву и поступить на службу к великому князю.

Посол в Крыму Ромодановский сообщал в мае 1491 г. о необходимости самим вывозить семью Захарьи Черкасина, поскольку царь Менгли-Гирей не может помочь в этом деле из-за опасения испортить отношения с султаном: «а молвят так: Захарья хочет ехати к великому князю; да и сроки, государь, имали: первой срок взяли Велик день, другой срок Юрьев день, третей срок Николин день, на Николин день, господине, и отмолвили, нелзе Захарье ехати замятня у них велика; а нелзе, государь, тому и свестися, человек, господине, Захарья тяжел, семья велика, подниматися ему надобе тяжело, нолны бы, господине, Менги-Лирею царю к собе его выпровадить, тобе государю дружачи, ино, государь, царю того учинить не сметь, турьскому Захарья великой грубник» ^{[17, c. 114]}.

Скорее всего, Менгли-Гирей не был заинтересован в отъезде влиятельного и имевшего давние контакты с ханством клана. Это могло нарушить внутриполитический баланс на западе Черкесии. Там уже началась борьба: «замятня у них велика». Гизольфи и сам мог передумать покидать свою вотчину ради неясной перспективы службы при дворе великого князя.

Важное замечание состоит в констатации враждебного характера отношений между Гизольфи и османским султаном. Ясно, что столь долго сохранять независимость от Стамбула бывший матрегский князь мог только при поддержке своих черкесских родственников.

Гизольфи пережил два больших десанта 1475 и 1479 гг., гипотетически возможный османский же десант 1484 г. (Кантемир), вторжение кызылбашей 1486 г. (Барбаро), и дожил до того периода, когда османское присутствие в его вотчине приобрело постоянный харакер благодаря возведению двух фортов – Таманского и Темрюкского.

Как отмечает А. М. Некрасов, после 1491 г. Гизольфи уже не предпринимал попыток переселиться в Москву ^{[10, c. 67]}. В 1500 г. посол Иван Кубенский получил следующие инструкции: «Да память князю Ивану. Захарьею зовут, Фрязин, а жил в Черкасех, а ныне служит Менли-Гирею царю; и он присылывал к великому князю, а хачивал служити великому князю; и прийдет ко князю к Ивану, а похочет ехати служити к великому князю, и князь Ивану молвити ему, чтобы поехал к великому князю, а и князь велики его пожаловати хочет. И похочет ехати служити к великому князю, а взвелит Захарья князю Ивану о себе и царю молвити, чтобы его отпустил к великому князю, и князю Ивану от великого князя и царю молвити, чтобы его отпустил к великому князю. А не взвелит Захарья князю Ивану о том же царю говорити, и князю Ивану царю о том не говорити» ^{[17, c. 309]}.

Итак, к 1500 г. Захария стал вассалом Менгли-Гирея, что, видимо, усилило его позицию среди черкесской элиты и позволило проживать где-то на западе Черкесии (не исключено, что на Таманском полуострове) в непосредственной близости от еще недавно враждебных турок. В апреле 1502 г. в русском отчете о купеческой деятельности в Крыму и Турции упоминаются османские чиновники (шубаш, т.е. субаши, начальник стражи, и кади, мусульманский судья, выполнявший также функции главы административно-судебного аппарата округа) в Тамани, которые реквизировали в пользу султанской казны часть имущества умершего русского торговца ^{[17, c. 408]}.

Гизольфи весьма искусно балансировал на протяжении порядка полувека, занимая важное место в региональной, крымско-кавказской политике, сохраняя значительное влияние еще три десятилетия после крушения генуэзской Каффы. Он показал также пример того, как важно иметь могущественных союзников, за полвека до первого черкесского посольства в Москву.

Примеру Гизольфи последовал черкесский (видимо, жанеевский) князь Антонон (в другом упоминании – Айтек), который в 1498 г. обратился за военной помощью к Менгли-Гирею и в результате крымское войско приняло участие в черкесской междоусобице. Менгли-Гирей был воодушевлен тем обстоятельством, что группа черкесских князей во главе с Айтеком признала его сюзереном. В письме Ивану III хан не скрывал своего удовлетворения: «опроче Черкас дела нам нет; а и сами ведаете, Айтек в головах, черкасские князи и люди приехали и поминки (дань) привезли. Божиим милосердием то наше дело делается» ^{[17, c. 263]}.

Антонон, вероятно, искажение от Антонок. Эту модель образования имени у черкесов отметил Интериано: в честь гостя, в том числе и христианина-«франка», мальчикам давали такие имена как Паулук (Paulo – Pauluc), Петрук (Petro – Petruc) ^{[18, c. 6]}. Хан-Гирей в своих «Черкесских преданиях» приводит имя легендарного «хегатского» князя Атвонука, который из-за вражды с братом удалился в Крым ^{[19, c. 184]}.

Весной 1501 г. сын османского султана Байазида II, Мехмед, занимавший пост бейлербея Каффы, организовал поход в Черкесию. Московский посол И. Мамонов докладывал: «А сын турского Махмет салтан кафинской сее весны посылал ратью людей своих на Черкасы триста человек, да двесте человек Черкас с ними ж ходили, которые у кафинского служат; а царев Муртозин сын с Азовскими казаки с ними ж ходил вместе на Черкасы; и Черкасы Турков всех да и Черкас тех кафинского салтана людей побили; а Муртозин сын утек, а людей у него многих побили» ^{[17, c. 357]}.

Командиры азовского гарнизона, принимавшие участие в османской экспедиции, были убиты черкесами осенью этого же года. И. Мамонов сообщал в январе 1502 г.: «А к Азову, государь, сказывают приходили Черкасы с четыреста человек; а Оузь Черкас и Карабай в ту пору с поля пришли. И Черкасы, пришод к городу за пять верст, да стали втай, а тритцать человек к городу послали. И те, ехав под Азов, да животину отгнали. И Азовские казаки Аузь Черкас и Карабай, а всех их человек с двесте, да за теми Черкасы в погоню пошли, которые у них животину отгнали; и те их примчали на своих таварищов, где они стояли; и Черкасы Азовских казаков побили сказывают человек с тритцать; а Озовских утекли в город; а Узь Черкас и Коробая сказывают тут же убили» ^{[17, c. 381]}. Перед нами яркий пример обманного отступления, которое часто использовалось черкесами.

В 1504 г. шах-заде попытался организовать еще один поход в Черкесию и потребовал от хана Менгли-Гирея выделить войска, но экспедиция не состоялась ввиду того, что сам Мехмед был отравлен по приказу своего отца султана Баязеда.

После столь неубедительного натиска Черкесия временно оказалась избавленной от османской агрессии. А. М. Некрасов подчеркивает, что обострение борьбы с кызылбашами, которые угрожали османам в Восточной Анатолии, заставило османское правительство прекратить наступления на Западном Кавказе ^{[10, c. 75]}.

Как видим, наместничество Кафы считалось весьма важным и престижным постом, на который назначался наследник османского престола. В 1495–1505 гг. этот пост занимал шахзаде Мухаммед. После сына Баязеда в 1505–1512 гг. наместничество возглавлял внук Сулейман, будущий великий правитель Османской империи. В нашем распоряжении нет никаких сведений о военной или политической активности будущего великого султана-завоевателя против Черкесии. В тот же период, когда Сулейман был наместником в Крыму, бейлербеем Трабзона являлся его отец Селим. Причем долгое время Селим пребывал в Кафе у своего сына.

Крым предоставил Селиму значительный военный и финансовый ресурс для захвата власти. Менгли-Гирей являлся тестем Селима и дедушкой Сулеймана. Соответственно он был весьма заинтересован в возведении своего зятя на султанский трон.

У Эвлии Челеби при рассказе о крепости Темрюк излагается легенда о том, как будущий султан Селим во время своих странствий потерпел кораблекрушение у берегов Черкесии и нашел самый радушный прием в доме князя Темрюка. Этот князь затем сопутствовал Селиму и сражался на его стороне. Став султаном, Селим назвал крепость в Черкесии в честь своего преданного друга и вассала ^{[20, c. 17–18]}.

Видимо, именно князя Темрюка имел в виду венецианский посол в Стамбуле Сануто в своем донесении от 23 июня 1516 г.: «Черкес отправился к Черному морю против Софи, чтобы помочь государю своему Турку» ^{[10, c. 85]}. Под «Софи» здесь подразумевается Сефевидский шах Ирана Исмаил.

Венецианцы внимательно отслеживали все политические альянсы и события в бассейне Черного моря, стараясь использовать Сефевидский Иран против Османской Турции. Накануне войны с Ираном и мамлюкским Египтом, этот анонимный или собирательный образ Черкеса, помогающего Турку против Софи, как раз и указывает на уже оформившееся подданство части черкесских князей османскому султану.

Такое прочтение строчки у Санудо подкрепляется мамлюкским автором этого времени Ибн Зунбулем, который, по выражению В.В. Бартольда, донес до нас черкесскую точку зрения на османское завоевание Египта. «Султан Селим имел с собой десять тысяч всадников, которые составляли лучшую часть его армии, но на поле битвы они напоминали мне баранов. Никто из них не знал, как управляют конем в сражении и, когда среди них попадался искусный всадник, то это всегда был один из наших черкесов, который изменил своему народу и перешел к Селиму» ^{[21, c. 89–91]}.

Это сообщение из Каира 1517 г. корреспондируется с теми сведениями, которые содержатся у Печеви при описании биографии Черкес Оздемир-паши: «Он один из черкесов, участвовавших в завоевании Египта. Когда Хадым Сулейман-паша был назначен сердаром в походе на Йемен, он тоже решил присоединиться к нему, но говоря, что не может расстаться со своей лошадью попытался устроить ее где-нибудь на корабле. За это солдаты стали подшучивать над ним и называть его рехнувшийся черкес. Однако, Сулейман-паша обрадовался такому поведению «рехнувшегося черкеса», и приказал поместить его лошадь рядом со своей. Таким образом, Оздемир привезет свою лошадь, и, сошедши на берег, верхом на ней набросится на врага с такой отвагой, которой от него никто не ожидал» ^[22].

Интересно, что Сулейман Великолепный откровенно благоволил черкесским беям Египта, восхищаясь их военным искусством и отвагой. Публично он высказывался на тему того, что его отец был несправедлив по отношению к черкесским мамлюкам ^{[23, c. 91–92]}.

Хотя надо признать, что Селим, будучи действительно очень жестоким человеком, в отношении египетских черкесов поступил очень для себя нетипично. Фактически он дал им автономию в виде королевства и вчерашних врагов оставил повелевать их прежней вотчиной. Этот поступок Селима вызвал недоумение со стороны арабов и негодование со стороны османских генералов ^{[24, c. 63]}.

Таким образом, можно полагать, что в отношениях Стамбула и Черкесии до 1517 г. значительную роль играло то обстоятельство, что представители черкесской феодальной элиты составляли костяк правящего мамлюкского режима в Египте. Османский историк Ашик Пашазаде (1393?–1484?) использует определение «черкесское племя» (Çerkez ta’ifesi) для правящей аристократии мамлюкского Египта ^{[11, c. 573]}.

Черкесия являлась источником пополнения мамлюкской армии, далеко не единственным, но постоянно задействованным. Это не могло не породить у османов стремления пресечь трафик военных рабов и, в целом, коммуникации населения Черкесии с Каиром. Каналы поставок рабов из бассейна Черного моря после захвата османами Константинополя (1453) и Каффы (1475) в значительной степени сузились. Мамлюкское правительство было вынуждено обратить внимание на рабов европейского происхождения. Так, А. фон Харфф перечисляет в составе мамлюкского войска греков, албанцев, венгров и итальянцев, а из восточных рабов – только самих черкесов ^{[25, c. 87, 103]}.

Стамбул начал первую войну с мамлюками (1485–1491) после того, как османский десант атаковал черноморское побережье Черкесии. Дм. Кантемир отмечал, что Баязид II приступил к этой «бесплодной» войне с мыслью о том, что «господство черкесов в Египте невозможно было сокрушить силой оружия, и что эта процветающая империя останется несокрушимой до той поры, пока страна под названием Черкесия будет сохранять свою силу: единственное средство ослабить Каитбая – заградить проход тем многочисленным солдатам, которые все эти годы переправлялись в Египет и способствовали возрождению его мощи». В результате османский экспедиционный корпус в 889 г. хиджры (1484) нанес удар по Черкесии и прошел ее из конца в конец, захватив «бесконечное множество пленников» ^{[26, c. 132]}.

Точно известно об османском походе в Черкесию 1479 г. Вполне вероятно, что именно этот поход имел в виду Кантемир и просто ошибся в дате. Если удар наносился по Черкесии с целью установления контроля за главными портами, то разумно было бы ожидать запрета со стороны османского правительства на трафик черкесских невольников по турецкой территории. И такой запрет последовал после начала войны с Египтом в 1485 г.: султан Баязид запретил провоз черкесских рабов не только в Сирию и Египет, но и в Персию, поскольку оттуда они переправлялись к мамлюкам. Х. Сахиллиоглу приводит ряд документов, демонстрирующих полное преобладание черкесов в общем числе кавказских рабов, переправлявшихся через различные анатолийские порты и Бурсу ^{[27, c. 71, 77, 81, 98–104]}.

В 1515–1516 гг. османы, при поддержке хана, приступили к строительству крепости Темрюк. Челеби отмечал, что крепость была заложена Селимом I в 921 г.х. (1515–16) и строительство было завершено при Сулеймане в 925 г.х. (1519–20). Затем она еще достраивалась при султане Мураде в 983 г.х. (1575–76). В 1666 г. гарнизон состоял из 200 человек. Четырехугольная крепость имела в окружности 400 «небольших шагов» ^{[20, c. 46]}.

2 июня 1519 г., посол Б.Я. Голохвастов, прибыв в Азов, узнал о строительстве турецких крепостей на Тамани и тут же отправил сообщение об этом в Москву: «а Сенчак ныне в Кубе, делает город от Черкас… А крымской, государь, сказывают, в Перекопе, а присылал к нему турской, чтоб послал людей своих к Черкасом беречи людей его, которые город делают в Кубе, и, сказывают, посылает детей своих, Казы-Гирея да Бабея, да Темош-мурзу Мамешева сына Ширина, а с ними, сказывают, отпускает восмь тысяч людей» ^{[28, c. 667–668]}.

Из следующего донесения Голохвастова становится понятно, что речь шла о строительстве Темрюка: упоминается залив Темир-Бугуз, а под Кубой, как совершенно справедливо заметил А. М. Некрасов, в этом случае надо понимать не Копу, а реку Кубань ^{[10, c. 89]}. 26 августа 1519 г. кафинский санджакбей, завершив строительство крепости в Темрюке, возвратился в Кафу ^{[28, c. 671]}.

Таким образом, сведения Челеби о дате возведения Темрюкской крепости, получают подтверждение из современного русского источника.

Русский посол В. Коробов, направленный в Стамбул через Крым, в апреле 1515 г. сообщает о походе в Черкесию сыновей Менгли-Гирея: «царевичи ходили Черкас воевати», хотя из контекста неясно, когда состоялся этот поход ^{[28, c. 144]}.

В архиве Посольского приказа сохранилось весьма любопытное сообщение о панике среди черкесов Крыма в 1515 г., вызванной смертью Менгли-Гирея, когда многие представители этой общины поспешили в Керчь с тем, чтобы переправиться на черкесскую сторону пролива: «и в Керчь пришла весть в понедельник на святой неделе, что Менли-Гиреа царя в животе не стало; а тут в Керчь прибегли многие черкасци из Крыма, ино деи к ним прислал во вторник на святой неделе болшей сын Менли-Гиреев, Магмед-Гирей с грамотою, чтоб они жили по своим местом потому же, как жили при отце его» ^{[28, c. 140]}.

Обращает на себя внимание, что наследник трона Мухаммед-Гирей очень оперативно отреагировал на бегство черкесов и уже на второй-третий день после того, как обозначилось их скопление в Керчи, послал к ним своего представителя с письменным обращением о том, что при новом хане им гарантирована такая безопасность проживания в Крыму, как и при старом хане – его отце.

Бахадур-Гирей, сын хана Мухаммед-Гирея, в августе 1518 г. писал в Москву: «а не найдем своего недруга (астраханского султана, прим. С.Х.), и мы любезне к себе домов пойдем, а не найдем, ино ежегодная у нас война Черкасы, и мы тех пойдем воевати, молвя, да туде пошли есмя, и тебе бы ведомо было» ^{[28, c. 516]}.

19 января 1519 г. в Москву доставили грамоту Мухаммед-Гирея, адресованную великому князю, в которой сообщалось о самых неутешительных итогах похода Бахадур-Гирея в Черкесию: «а Богатырь царевич был, государь, в Черкасех, и Чаркасы его, государь, побили; сказывают, государь, толко треть людей вышла из Черкас, а два жеребья (две трети, прим. С.Х.) людей побита» ^{[28, c. 607]}.

Тем не менее, несмотря на разгром крымского отряда, нашлась какая-то группа лиц, которая поспешила присягнуть Мухаммед-Гирею. В марте 1519 г. в грамоте великому князю хан сообщает: «из Черкас к нам послы приходили, да нам били челом, чтобы мы к ним послали, а они нам хотят дати подать; также где и недруг мой будет, и они на нашей службе со всею ратью хотят быти готовы. И яз к ним посла посылаю» ^{[28, c. 635]}.

Отметим, что хан направляет к черкесам не наместника, а посла. Таким образом, речь не шла о прямом административном подчинении, но, скорее всего, о признании верховного сюзеренитета хана.

Таким образом, к 1520 г. османы окончательно закрепились на Таманском полуострове. Кафинское бейлербейство было весьма значимым наместничеством, на которое назначались султанские наследники. Военные экспедиции вглубь Черкесии носили эпизодический характер и не привели к ее покорению. Тем не менее, само массированное и постоянное присутствие османов, имевших возможность использовать мощный крымский ресурс, привело черкесскую элиту к неизбежности признания верховного сюзеренитета и османского султана, и крымского хана.

Если в 1475 г. у Кемалпашазаде фигурирует определение Çerkes-Diyârı «Черкесская земля», то в 1539 г. – Çerkes-Vilâyeti «черкесский вилайет». Но важно, что в османской номенклатуре определений Черкесия не просто вилайет, а вполне самостоятельное политическое образование: Memleket-i Çerkes «государство черкесов», Çerkes-Bilâdı «страна черкесов», Çerkes-Eli «владение черкесов» ^{[29, c. 64, 66–67, 69]}.

Кафинское бейлербейство включило в свой состав земли по обе стороны Керченского пролива, отделив, таким образом, черкесские земли от государственного сращивания с Крымским ханством. На Таманском «острове» в 1515–1520 гг. были возведены две крепости. В 1520–1539 гг. последовал относительно мирный период взаимодействия, на протяжении которого черкесские князья получали жалованье от султана. На Тамани сохранялось черкесское население, которое управлялось собственными князьями. После 1539 г. последовал длительный период конфронтации, формально спровоцированный нападением черкесов на османские крепости. Четыре похода хана Сахиб-Гирея I в Черкесию, осуществленные при самой действенной поддержке османов, также не привели к покорению, но зато вызвали к жизни русско-черкесский альянс на протяжении 1552–1562 гг. (для Западной Черкесии) и 1557–1570 гг. (для Восточной Черкесии или Кабарды). К 1578 г., когда началась длительная османо-сефевидская война, большая часть княжеств Черкесии оказалась в зависимости от османского султана. Османский контроль над Черкесией не сопровождался попытками демонтажа местных политических институтов, но довольствовался возложением полномочий «эмира черкесских земель» на одного из наиболее авторитетных князей Жанея, Кемиргоя или Кабарды. Фактически и юридически Черкесия сохраняла автономный статус и могла периодически позволить себе игнорировать распоряжения из Стамбула.