Китайский фактор в конструировании нового мирового порядка в XXI веке: возвышение Китая и возможные геополитические последствия

Лобанова Татьяна Николаевна доктор филологических наук доцент, Московский государственный областной университет 141031, Россия, Московская область, г. Мытищи, ул. Малая Бородинская, 1, кв. 1 Lobanova Tatiana Nikolaevna Doctor of Philology Associate Professor, Moscow State Regional University 141031, Russia, Moskovskaya oblast', g. Mytishchi, ul. Malaya Borodinskaya, 1, kv. 1 lobanovaty@mail.ru Другие публикации этого автора

Китай на современном этапе в той или иной степени позиционируют себя как новый геополитический центр силы, определяющий изменения существующего миропорядка и стремящийся к достижению многополярного мироустройства. Китайский фактор сегодня – это многокомпонентная величина, которая  все больше становится определяющей в системе международных отношений. «В долгосрочном плане возвышающийся Китай представляет собой куда более серьезный вызов западной идеологии мирового господства, чем довольно слабая Россия» ^{[14, с. 18]}.  

Широкому кругу проблем международного сотрудничества КНР, понятийного аппарата политологического осмысления процессов внешнеполитической деятельности Китая и других смежных проблем посвящены труды известных российских ученых: М.Л. Титаренко, У.И. Берзини, А.П. Девятова, С.Г. Лузянина, А.Н. Алексахина, А.М. Байчорова, В.Я. Портякова, А.И. Кобзева, А.Н. Карнеева, Ю.М. Галеновича, Н.В. Кухаренко, С.В. Кухаренко, Я.М. Бергера, А.В. Лукина, К.С. Ануфриева, К.П. Боришполец, В.Л. Ларина, а также работы зарубежных экспертов: Бэйтса Гилла, Николаса Ларди, Дерека Митчелла, Ху Аньгана, Чжао Хуашэна, Цзи Чжие, Ли Юнцюаня, Фэн Юйцзюаня, Гуань Гуйхая и др.

Исследователь В.В. Бартольд отмечает: «Сравнение Китая c Западной Европой лучше всего показывает, что успехи техники сами по себе не вызывают прогресса общественной жизни. Из примера Китая видно, что можно знать порох и не создать сильной армии, знать компас и не создать мореплавания, знать книгопечатание и не создать общественного мнения» ^{[3, с. 106]}.

Как будет вести себя на мировой арене продолжающий возвышение Китай?

Руководство КНР, резервируя за страной вслед за ростом ее экономической мощи и культурного влияния право  принимать более активное участие в международных делах, играть роль ответственной державы ^[25], неизменно декларирует ориентацию Пекина на мирное развитие, на углубление взаимодействия с внешним миром на принципах  сотрудничества и взаимного выигрыша.

В свою очередь В.В. Путин основной внешнеполитической задачей во время  третьего срока на посту Президента РФ определил создание ЕАЭС. Отвечая на вопрос эксперта из Китая на заседании международного дискуссионного клуба «Валдай», он отметил, что необходимо использовать имеющийся потенциал постсоветских государств: общую базовую инфраструктуру, экономическое пространство, совместные гуманитарные связи для укрепления межгосударственного экономического сотрудничества в регионе, повышения уровня рыночной экономики, экономического развития, улучшения жизни населения. Это и есть основные цели экономической интеграции в Евразии ^[26]. <…>. Президент РФ на вопрос «как нам вести себя с учетом динамично укрепляющегося китайского фактора?» отвечает, что «рост китайской экономики – не угроза, а вызов, несущий в себе колоссальный потенциал делового сотрудничества, шанс поймать «китайский ветер» в «паруса» нашей экономики. Мы должны активнее выстраивать новые кооперационные связи, сопрягая технологические и производственные возможности наших стран, задействуя китайский потенциал в целях хозяйственного подъема Сибири и Дальнего Востока. <…>  Пекин разделяет наше видение формирующегося равноправного миропорядка. Будем продолжать сообща решать острые региональные и глобальные проблемы, наращивать взаимодействие в Совете Безопасности ООН, БРИКС, ШОС, «двадцатке» и других многосторонних механизмах. <…>. У нас закрыты все крупные политические вопросы в отношениях с Китаем, включая главный – пограничный. Выстроен прочный, оформленный юридически обязывающими документами механизм двусторонних связей. Между руководством двух стран достигнут беспрецедентно высокий уровень доверия» ^[22].

Реализация курса КНР «идти вовне» преследует вполне очевидные цели, которые заключаются в приобщении народов других стран к своим мировоззренческим константам и национальному наследию, что в дальнейшем обусловит усиление влияния китайской культурной системы на духовную жизнь обществ ^{[1, с. 207]}.

Согласуется ли провозглашаемая Китаем «многополярность в мире» с китайским «новым внешнеполитическим мышлением»?

Противоречие налицо: c одной стороны, КНР позиционирует себя как державу миролюбивую, готовую поделиться выгодами от его экономического роста, и при этом, интегрируясь в мировое сообщество, она настойчиво внедряет инструментарий и практики мягкой силы как специфический императивный ценностный потенциал, преследуя свои цели, связанные с необходимостью сохранять суверенитет и безопасность государства.

Мнения ученых-исследователей разделились: одни утверждают, что декларируемые противоречия между США и КНР – это «некая «внешняя имитация конфликтности», и на самом деле стороны уже давно и обо всем договорились» ^[9]. Китайские ученые, напротив, утверждают, что переход Китая и в новую категорию сверхдержавы, напротив, усугубляет внутреннюю конфликтность китайско-американских отношений, которая будет продолжать присутствовать, поскольку обусловлена противоположными геополитическими и геоэкономическими интересами ^[28-29]. 

Кроме того, отечественные авторы-исследователи, пишущие по международной проблематике, исходят из презумпции того, что есть некая единая «китайская» точка зрения на события в международных отношениях.

Однако в последнее время сильно возросла роль факторов, прежде сильно не влияющих на выработку политики: Интернета, социальных сетей: имеет место медиатизация политики в КНР ^{[11, с. 38]}.

Цель работы – рассмотреть и сформулировать прогнозы относительно роста КНР с анализом геополитических последствий дальнейшего возвышения Китая, в том числе его вероятное воздействие на международные отношения (США, Россией, странами Африки, ЦА и ЛА).

Большинство современных исследований китайских ученых по проблемам геополитики и международных отношений КНР связаны с вопросами реализации стратегии создания китайского «могущественного культурного государства», успешно синтезирующего внутренние и внешние идеологические долгосрочные экономические цели мобилизации сплоченности народа на основе ценностей китайской культуры, ее «мягкой силы», работающей на взаимодействие с внешним миром ^[28-29].  

Так, мягкая сила страны по Дж. Наю зиждется на трех китах: ее культуре, политических ценностях и ее внешней политике и трактует ее как внешнеполитический ресурс и «способность достигать результатов через убеждение и притягательность, а не через принуждение или плату» ^[27]. Дж. Най также считает, что Китай своими практиками в информационной политике себя ограничивает в распространении культурных ценностей и в то же время подчеркивает количественный рост различных институтов-ретрансляторов мягкой силы: “China has always had an attractive traditional culture, and now it has created several hundred Confucius Institutes around the world to teach its language and culture. The enrollment of foreign students in China has increased from 36,000 a decade ago to at least 240,000 in 2010, and while the Voice of America was cutting its Chinese broadcasts, China Radio International was increasing its broadcasts in English to 24 hours a day” ^[27].

Трансформация китайской внешней политики:

треугольник «Россия-Китай-США»,

инфраструктурные инициативы и поиск эффективных механизмов сотрудничества: оценки российских и китайских экспертов   

Многие отечественные и зарубежные ученые говорят об ускоренном темпе трансформации китайской внешней политики ^[14].

После мирового финансового кризиса возникла G20; затем в качестве реакции на ряд вызовов и угроз появились новые многосторонние институты, представляющие интересы России, Китая и других стран с переходной экономикой: Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, Банк развития БРИКС, Фонд Шелкового пути. В условиях нестабильности на Ближнем Востоке и кризиса на Украине, взаимоотношения между Китаем, США и Россией стали той силой, которая прямо или косвенно формирует новое мироустройство. <…>. Вместе c тем, стороны по-разному трактуют общепризнанные понятия – такие, как «демократия» и «свобода»; размах и наполнение китайско-российских отношений принципиально иное, нежели американо-китайских отношений.

Важнейшее направление российской внешней политики – развитие дружественных отношений с Китаем и Индией. Россия будет продолжать наращивать всеобъемлющее равноправное доверительное партнерство и стратегическое взаимодействие с Китаем, активно развивать сотрудничество во всех областях. Совпадение принципиальных подходов двух стран к ключевым вопросам мировой политики рассматривается Россией в качестве одной из базовых составляющих региональной и глобальной стабильности. На этой основе Россия будет развивать внешнеполитическое взаимодействие с Китаем на различных направлениях, включая поиск ответов на новые вызовы и угрозы, решение острых региональных и глобальных проблем, сотрудничество в Совете Безопасности ООН, «Группе двадцати», БРИКС, Восточноазиатском саммите, ШОС и других многосторонних объединениях ^[13]. Согласно докладу по российско-китайским отношениям РСМД на сегодняшний день важным является вопрос сопряжения Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП), а также поиск потенциала для роста в области гуманитарного сотрудничества и научно-техническом взаимодействии c учетом сложных кризисных явлений  в национальных экономиках России и КНР ^[17].      

Согласно мнению ряда российских ученых как бы ни складывалось китайско-американское соперничество в долгосрочной перспективе, Китаю в любом случае, похоже, прогнозируется в иерархии мировых экономических держав место не ниже второго. Что же касается комплексной мощи государства и мирового лидерства в целом, то большинство западных и российских экспертов предсказывают долговременное сохранение ведущей роли за США ^{[8, с. 105]}.

Академик А.А. Дынкин и сотрудник ИМЭМО РАН В.И. Пантин допускают, что при определенных условиях США придется отчасти поделиться с Китаем своим мировым лидерством, но они ставят под сомнение идею неизбежного подтягивания Китая к уровню США, особенно по среднедушевым показателям. Российские исследователи считают наиболее вероятным сценарий, согласно которому примерно до начала 2020 гг. Китай, несмотря на отдельные социальные и экономические потрясения, будет догонять Соединенные Штаты, а затем наступит перелом. Опираясь на новейшие технологии и разработки после 2020-х гг. США вместе с Японией и  тиграми  Юго-Восточной Азии могут вновь серьезно потеснить Китай, который к тому же, скорее всего, будет сталкиваться с целым рядом внутренних проблем ^{[8, с. 106]}.  

Китайские ученые, напротив, утверждают, что к 2030 г. Китай займет 1-е место в мире по объему экономики, оставив позади США.

Исследователи-международники подчеркивают, что спорные территории – это своего рода дипломатический инструмент, помогающий государству максимизировать свои интересы на международной арене. Так, «горячими точками» во внешнеполитической сфере КНР остаются спор с Японией вокруг островов Дяоюйдао в Восточно-Китайском море и проблема островов Южно-Китайского моря ^{[10; 17]}.

Обратимся к прогнозам китайских ученых и аналитиков относительно внутренних дел в Китае. В конце 2014 г. многие опасались начала настоящего кризиса в Китае, так как падали ключевые экономические показатели – ВВП, объём экспорта и другие. В 2015 г. количественные показатели остались на прежнем уровне, но кризиса не произошло: приостановка двукратных темпов роста, которых привыкли ждать от Китая, свидетельствует о переходе экономики на качественно иной уровень. Китай отказывается от экономики постоянного бесконечного роста и начинает концентрировать усилия на углублении инфраструктурных преобразований. 2015 год Китай c большой скоростью проводил работу по формированию Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ). Китай в 2016 г. впервые председательствует в «Группе двадцати», встреча которой пройдет в этом году в городе Ханчжоу. На открытии финансового саммита G20 в Шанхае глава Международного валютного фонда Кристин Лагард предупредила, что оЗамедление роста китайской экономики вызвало панику на мировых финансовых рынках и способствовало резкому понижению цен на энергоносители.тток капитала из Китая негативно повлияет на рост всей мировой экономики. Она также отметила, что МВФ прогнозирует рост экономики Китая в 2016 г. на уровне 6,3%. Замедление роста китайской экономики вызывает панику на финансовых рынках и спровоцировало понижение цен на энергоносители. Руководство КНР заявило главной темой своего председательства в G-20 в 2016 г. выход из глобального кризиса на путях «построения инновационной, оживленной взаимосвязанной и инклюзивной глобальной экономики».

Обратимся к китайскоязычной медиасфере как инструменту медиакратического управления обществом. В условиях постмодернистского видения мира и доминирования симулякра изучение политики Китая в глобальном информационном пространстве приобретает особую актуальность и представляет интерес в первую очередь с точки зрения использования им возможностей соответствующих современных технологий для усиления своей роли в международных процессах. Основные постулаты, предопределяющие методологию данной части исследования следующие: 1) в КНР взаимодополняемы два процесса: медиатизация политики и политизация медиа; 2) язык и дискурс медиасферы КНР манипулятивны и составляют предмет методологии критического дискурс-анализа (далее – КДА) и отражают идеологию господствующей социально-политической власти, неизбежно принимая некоторую точку зрения; 3) анализ и выявление медиакратических принципов, приоритетов, инструментов медиакратии, конкуренции дискурсов в медиа позволяют прогнозировать направление внешнеполитических устремлений руководства КНР; 4) КДА как метод КДИ в совокупности c методиками контент-анализа составляют основу исследования возможностей медиакратического управления в КНР. 

В условиях современного информационного общества КДИ, вместе с тем, в большинстве случаев не требуют эксклюзивных и сложных процедур сбора данных, и в этом состоит их преимущество. Материалы доступны в Интернете и медиапространстве (за исключением ситуаций, когда для анализа используются секретные или архивные документы). Это делает КДИ также достаточно экономичным методом анализа, который предполагает только усердие и внимательность со стороны исследователя при формировании методики и сборе корпуса текстов. В качестве верифицируемой методики при работе с материалами СМИ возможно опираться на поисковые системы, реагирующие и «выдающие» материалы по ключевым словам или словосочетаниям: http://cntv.cn/news/ (поисковик-рубрикатор китайской медиаплатформы CNTV).

Корпусные технологии анализа семантики текста, основанные на положениях контент-анализа, также можно включить в верифицируемые методики КДИ.  контент-анализ компенсирует методологию КДА в части предоставления количественных данных. Медиаповестка, употребление определенного лексического яруса, метафоричность, мифы и их частотность определяются экстралингвистическими факторами, в связи c чем мы говорим о политическом языке и медиадискурсе. 

Целесообразен контент-анализ материалов китайской медиаплатформы CNTV по тематике возвышающегося Китая или Китая-супердержавы: 1) Полный контент-анализ китайской медиаплатформы CNTV c использованием поисковика по ключевым словам за определенный период; 2) Анализ заголовков статей, отражающих проблему, за март, апрель, май 2016 г. в газете 《环球时报》(«Global Times») и на медиаплатформе CNTV в сопоставительном ключе.

Обработка материалов контент-анализа позволяет получить данные о динамике уровня публикаций (коэффициент периодичности публикаций) помесячно или по годам; о распределении материалов по рубрикам, например, «Международные отношения» или «Главные события недели» и т.д.; проанализировать тематику публикаций и семантику заголовков, а также характер оценок относительно конфликта; выявить манипуляционные приемы информационного противоборства (вербальные средства и визуальный ряд).

Календарная динамика (по годам) публикаций за период 2011-2016 гг. отражена в диаграмме на рис. 1.

Рис. 1. Распределение количества публикаций на медиаплатформе CNTV по тематике «Китай – супердержава» 

2011 год выступил самым насыщенным по медиаповестке «Китай-супердержава». Подавляющее большинство материалов медиаплатформы CNTV содержит в себе положительные оценки перспектив китайской экономики; анализ заголовков: “媒体：部分欧洲人认为中国已取代美国成全球超级大国” 、“中国无意取代美国成为全球超级大国”、“中国难成“美式超级大国”свидетельствует о стратегии соперничества c США.

Выводы: от «Китайской мечты», инфраструктурного проекта «Один пояс, один путь» до мегапроекта «Трансконтинентальный шелковый путь» в разработке своих инициатив Китай, применяя «ценностно-управленческий ресурс мягкой силы» (В.А. Абрамов), неустанно изыскивает возможности для своего будущего развития и выгоды. В перспективе Китай вынужден будет более жестко бороться за доступ к источникам сырья и энергоресурсам, а также  рынкам сбыта своей продукции по всем направлениям, поскольку именно приобретение ресурсов – ключ к успеху китайской модернизации. Ожидаемо, что противоречия в «горячих точках» только углубятся.

«Китайское экономическое чудо». Китай – первая экономика мира?

Лауреат Нобелевской премии по экономике Майкл Спенс высоко оценил политику реформ и открытости за время экономического роста КНР ^[30].

Во всех случаях достижения высоких темпов роста, Китай стал самым быстрорастущим. Такого рода скорость и масштабы беспрецедентны. Произошло «китайское чудо»: КНР добилась самого крупномасштабного и быстрого в истории человечества экономического роста.

Идея Дэн Сяопина, который внедрял СЭЗ, заключалась в том, чтобы, не меняя резко экономический уклад и, тем более, социально-политический строй, открыть ворота для вхождения страны в рыночную экономику и международное разделение труда. Фактически в СЭЗ вводился рыночный капитализм, но под контролем Госсовета и КПК, а также местных властей. Так СЭЗы стали драйверами экономического роста Китая. Шэньчжэнь – это своего рода витрина китайского капитализма. Не случайно по аналогии с «американской мечтой» в Китае родилось понятие «шэньчжэньская мечта». Показатели развития этой СЭЗ: годовой товарооборот с 18 млн юаней увеличился до 500 млрд юаней. ВВП – с 200 млн юаней – до 1,2 трлн юаней в год. Рост ВВП в 4000 раз! ^[23].

Уже более трех десятилетий Китай поддерживает мощный и быстрый рост. По оценке исследовательского центра университета Цинхуа ^[28] в период с 1978 по 2010 гг. коэффициент среднего прироста ВВП достиг 9.89%. Если сравнить ВВП Китая времен начала реформ в 1978 г. с объемом экономики в 2010 г., то можно заключить, что этот показатель увеличился в 20.57 раза. За 30-летний период с 1978 по 2008 гг. Китай среди 166 государств развивался быстрее всех, коэффициент роста составил 9.9%. <…>. В то же время, Китай является страной с самым стабильным в мире ростом: коэффициент колебания ВВП составляет 0.28% ^[28].

В ближайшие 20 лет экономика Китая по-прежнему имеет большой потенциал для развития и инерции роста, как и раньше в состоянии поддерживать долгосрочный высокий прирост. Однако относительно последних 30 лет темпы роста экономики снизятся: в период с 2011 по 2030 гг. китайская экономика будет поддерживать высокие темпы роста, предположительно 7%~8%.

Таким образом, средний коэффициент роста в течение ближайших 20 лет будет соразмерен 7.5% по прогнозам китайских ученых.  С 2011 г. до 2020 г. умеренный прирост будет доходить до 8%. Как видно из таблицы 1 ^{[28, с. 58]} в период с 2021 по 2030 гг. коэффициент роста обещает быть 7%, т.е. фактическое увеличение потенциального темпа роста весьма неустойчиво.  

Таблица 1.

中国GPD潜在增长率预测(2011-2030)(%)

[Потенциальный прогноз роста ВВП Китая (2011-2030 гг.) (%)]

Примечание: доля инвестиций в основной капитал – 0.4; затраты труда – 0.3; инвестиции в человеческий капитал – 0.3; СФП – на основе эффективности факторов производства. Все данные приведены по оценке профессора Ху Аньгана.

Считается, что ни одна страна в мире не способна в течение 52 лет увеличивать объем производства, и достичь прироста более чем в 80 раз. Это равнозначно тому, как если бы в двенадцати странах Западной Европы за 172 года в период с 1820 по 1992 гг. ВВП увеличился в 40 раз дважды.

Китай – 2030: темпы роста, геополитическое доминирование в Азии

и сдерживающие факторы возвышения

Подведем некоторые итоги. На сегодняшний день для внешней политики Китая актуальна концепция «новой безопасности», которая строится на основе взаимного доверия, взаимной выгоды, равноправия и координации действий между странами. Эта концепция – ключевой компонент внешней политики Китая и основной принцип национальной стратегии.

Вполне прогнозируемы попытки интенсифицировать различные форматы регионального или трансграничного сотрудничества с участием КНР. Ожидаемо, что будет еще шире и активнее, чем раньше, использоваться экономическая дипломатия, включая широкую пропаганду идеи получения теми или иными странами внушительных дивидендов и взаимовыгоды от сотрудничества с КНР, от высокой динамики ее роста и крупных масштабов народного хозяйства ^{[19, с. 220]}.

Китай взял на вооружение прагматическую стратегию для того, чтобы избежать судьбы возвышающихся государств, преждевременно бросивших вызов существовавшему гегемону. Идеологемами, обеспечивающими реализацию этой стратегии, выступили: партнерство, добрососедство, участие в ООН, экономическая и цифровая дипломатия.

Отношения партнерства устанавливаются в 90-х гг. с территориальными соседями (Россия, Индия, Пакистан, Непал, страны АСЕАН, Монголия, РК, Япония), а затем по всему миру (США, Африка, Латинская Америка). Это помогло снизить уровень напряженности со странами, в отношениях с которыми сохранялись сложности (США, Япония) и тем самым повысить уровень безопасности КНР. Вместе c тем, отношения добрососедства, стратегического партнерства и сотрудничества у России c Китаем не закреплены союзническими отношениями.  

Относительно прогнозов развития КНР сопоставим некоторые аналитические данные российских и китайских источников, в т.ч. государственных документов. Министерство экономического развития России предполагает в азиатском регионе возрастание роли Китая и Индии, «которые увеличат свой вес в мировой экономике (ВВП по ППС) с 19% в 2010 г. до 30% в 2030 г., а совместно с Японией и новыми индустриальными странами Азии регион будет обеспечивать более трети мирового ВВП» ^[21]. Одновременно подчеркивается, что «рост экономики Китая в период до 2030 г. замедлится».   

В Китае существуют более оптимистичные прогнозы развития своей страны на период до 2030 г: по мнению исследовательской группы под руководством профессора Университета Цинхуа Ху Аньгана в 2030 г. страна должна завершить переход от общества средней зажиточности к обществу всеобщего процветания и стать экономической сверхдержавой, инновационным государством, обществом всеобщего благосостояния и высокого уровня человеческого развития, а также «зеленой страной» ^[28]. Данные таблицы 2 свидетельствуют о том, что  прогноз Ху Аньгана заточен под принцип восстановления исторической справедливости, заключающемся в доведении доли Китая в мировой экономике до трети – то есть до того уровня, который был у него в первые десятилетия XIX века – до начала иностранного проникновения в страну и Опиумных войн. 

Таблица 2.

南北国家GPD占世界总量的比重（1820—2030）% ^{[28, с. 30]}

[Доля стран и групп государств (Север-Юг) в мировом валовом продукте (1820-2030 гг.)  (%)]

Если сравнить общее количество ВВП, то к 2010 г. Китай превзошел Японию по величине ВВП, заняв второе место в мире. По данным результатов оценки тремя различными методами, прежде чем наступит 2020 г., Китай обгонит США по объемам экономики с учетом валютного курса и паритета покупательной способности. К 2030 г. ВВП Китая превысит американский в 2–2.2 раза.

Согласно прогнозу китайских ученых к 2030 г. Китай все-таки займет 1-е место в мире по объему экономики, оставив позади США. Китай обещает стать крупнейшим потребительским рынком в мире и сформировать современную промышленную систему. Ожидается, что Китай станет основателем крупнейших городских агломераций и построит новейшую в мире систему инфраструктуры. В Китае, вероятно, будет сосредоточено около 30% крупнейших компаний мира. Речь идет о трансформации макроуправляемой экономики, решения в которой принимаются сверху вниз, в рыночную экономику с микроуправлением. Этому будут сопутствовать всевозможные проблемы с коррупцией, реформой госкомпаний и другими рыночными реформами.

***

Разворот возвышающегося Китая к активной внешней политике образует новые вызовы в международных отношениях и мироустройстве.    Геополитический и экономический рост КНР к 2020-2030 гг., ускоренный темп трансформации китайской внешней политики, ее активная направленность при Си Цзиньпине в условиях «постбиполярного мира» приведут к трансформациям в международных отношениях, что, в свою очередь, поможет c ответом на вопрос о том, как должен выглядеть новый мировой порядок.  

Рискованно заниматься внешнеполитическим прогнозированием относительно такой «мега-системы», как Китай.

Непрерывный ход событий свидетельствует о величественной дальновидности Мао Цзэдуна, даже когда он нисколько не ведал о ВВП Китая, опираясь лишь на производственную мощность Поднебесной и ее желание превзойти Соединенные Штаты.

Для оценки китайского фактора в целом целесообразно рассматривать проблемы, возникающие в треугольнике «США-Китай-Япония». Провозглашение нового мегапроекта Транстихоокеанского партнерства – серьезный вызов для КНР и РФ в сфере региональной экономической интеграции. РФ c КНР – партнеры, реализующие отношения сотрудничества, но не союзники, в связи c чем является важным, какими новыми свойствами и качеством будет прирастать российско-китайское сотрудничество. Расширение связей с КНР – безусловный внешнеполитический приоритет России.

Вместе с тем, российские исследователи в поисках ответа на вызовы, связанные с возвышением Китая предлагают следующее: 1) диверсифицировать азиатскую политику. 2) Восстановить традиционные связи с бывшими союзниками и геополитическими «друзьями» – Вьетнамом и Индией, Ираном ^[16]. «США активно работают над формированием «антикитайских групп» c участием Австралии, Вьетнама, Индии, Мьянмы, пытаясь институционально оформить их в региональные «структуры безопасности» ^{[17, с. 11]}.  Возможно и более тесное политическое взаимодействие с КНДР, которая находится под слишком большим влиянием Пекина. 3) В экономическом плане необходим курс на продолжение интеграции экономик двух стран <…> ^[16].

Возвышение Китая на геополитической арене оставляет открытыми вопросы: рост китайской экономики в 2016 году должен составить 6,5-7 процентов, а средний показатель в период до 2020 года – не менее 6,5 процента. В прошлом году власти наметили цель достичь "примерно 7-процентного" роста национальной экономики. По итогам года экономика Китая выросла на 6,9 процента, что стало самым низким показателем за последние 25 лет.

В целом Китай не заинтересован в конфронтации c кем бы то ни было и изменениях механизмов функционирования миропорядка. Он рассматривать будет его эволюцию только c позиции получения выгод в свою сторону. Внешняя политика при Си Цзиньпине приобрела наступательные очертания c политическим содержанием альтернативы западным концепциям развития: реализация амбициозных проектов по созданию «Экономического пояса шелкового пути» и «Морского шелкового пути» – наглядное тому доказательство.  Оптимальным для России представляется развитие евразийского вектора внешней политики.  

Вместе c тем, остаются вопросы на повестке дня. Сколь глубоким и прочным будет сотрудничество между Россией и Китаем в экономической и политической сфере? Каковы будут реальные результаты инвестиционного сотрудничества (Евразийский высокоскоростной транспортный коридор «Москва-Казань)? Сформируется ли в итоге глобальная «двойка» Китай и США? Станут ли Россия и Китай военными союзниками? Каков будет уровень конкуренции между Россией, Китаем и США на геополитическом пространстве Тихоокеанской Азии? До каких пределов расширит Китай свое влияние на регион, прежде всего – страны Юго-Восточной Азии? Как будут решаться проблемы ядерной безопасности в регионе? В каком направлении будет эволюционировать китайская экономика и китайская политическая система? Как интенсивно будет развиваться китайский военно-промышленный комплекс? Как будут разрешаться споры Китая с другими государствами региона в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях? В связи c активизацией внешней политики КНР возможны ли еще конфликты? Возрастет ли при этом уровень конфронтации между странами-участницами конфликтов? Насколько успешно удастся России интегрировать трансграничные регионы –  Дальний Восток РФ и Байкальский регион – в экономику Китая? Не оттеснят ли проекты «Один пояс – один путь» и Экономический пояс Шелкового пути интересы по приграничному сотрудничеству между Дальним Востоком РФ и Северо-восточным Китаем в сторону регионов Центральной Азии и Москвы?  Ориентирован ли российский дальневосточник на восприятие китайских социокультурных ценностей в условиях сложившейся разницы в демографическом и социально-экономическом положении приграничных регионов РФ и КНР? Каковы потенции «теории китайской угрозы»? и др.

Замедление роста китайской экономики вызвало панику на мировых финансовых рынках и способствовало резкому понижению цен на энергоносители.Замедление роста китайской экономики вызвало панику на мировых финансовых рынках и способствовало резкому понижению цен на энергоносители.

Замедление роста китайской экономики вызвало панику на мировых финансовых рынках и способствовало резкому понижению цен на энергоносители.