Библиотека
|
ваш профиль |
Genesis: исторические исследования
Правильная ссылка на статью:
Мациевский Г.О.
Государство и казачество в XVI – начале XIX вв. (эволюция политических отношений)
// Genesis: исторические исследования.
2016. № 4.
С. 122-136.
DOI: 10.7256/2409-868X.2016.4.19279 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=19279
Государство и казачество в XVI – начале XIX вв. (эволюция политических отношений)
DOI: 10.7256/2409-868X.2016.4.19279Дата направления статьи в редакцию: 24-05-2016Дата публикации: 31-08-2016Аннотация: Предметом исследования является эволюция политических отношений государства и казачества в XVI в. – начале XIX в., когда шло превращение России в крупнейшую евразийскую державу, закладывались и оформлялись основы её имперской политики. Цель работы состоит в выявлении характерных черт и особенностей основных этапов истории этих отношений, когда на протяжении почти трёх веков шёл сложный процесс интеграции казачества в государственную социально-политическую структуру на правах "служилого сословия". Основным методом исследования выступает исторический подход, предполагающий изучение социально-политических явлений и событий через их происхождение и эволюцию. В результате исследования делается вывод о том, что история политических отношений государства и казачества, пройдя рад этапов, эволюционировала от «вольного союза» до «сословной службы». В итоге, к началу XIX в., казачество окончательно было закреплено в качестве военно-служилого сословия Российской империи, внутренняя жизнь и служба которого полностью регламентировались властью. Ключевые слова: казачество, государственная политика, политические отношения, казачьи войска, казачий круг, военно-служилое сословие, Российская империя, казаки, российская армия, государствоAbstract: The subject of this research is the evolution of political relations between the state and Kozakdom in the XVI – the beginning of the XIX centuries, when Russia was turning into a major Eurasian state, as well as the foundations of its Imperial policy were establishing. The goal of this work consists in determination of the characteristic features and specificities of the main stages of the history of these relations, when throughout the three centuries there was a complex process of integration of Kazakdom into the state sociopolitical structure as the “service social class”. The main method of this research lies in the historical approach which suggests the study of the sociopolitical phenomena and events through their origin and evolution. The author makes a conclusion that the history of political relations between the state and Kozakdom going through number of stages, evolved from “free union” to “class service”. As the result, by the beginning of the XIX century, Kazakdom was definitively assigned as the military-service class of the Russian Empire, the inner life and service of which was fully regulated by the authorities. Keywords: State, Russian army, Kazaks , Russian Empire, Military-service class, Kazak circle, Kazak army, Political relations, Sate policy, KazakdomИстория политических отношений государства и казачества в XVI – начале XIX вв. протекала на фоне превращения России в крупнейшую евразийскую державу. Необходимость освоения и защиты новых территорий, объединения различных народностей и вероисповеданий в единый многогранный социокультурный организм, создания эффективной системы управления государством предполагала формирование чёткой, жёстко структурированной системы социально-политических, хозяйственно-экономических, правовых, этнокультурных, религиозных и иных отношений. А потому эволюция отношений центральной власти и казачества от «вольного союза» до «сословной службы» была предопределена. Данная статья посвящена выявлению и рассмотрению особенностей основных этапов истории политических отношений государства и казачества в обозначенный временной период. Исторические корни вольного казачества уходят в глубину веков, а «самое раннее начало казачества для нас теряется в истории» [1, с. 524]. При этом до сегодняшнего дня в научной среде не выработано единых подходов к пониманию происхождения казачества. На протяжении последних двух столетий создаются массы «теорий» и просто «версий», от «бродницкой» (В.В. Мавродин, Н.М. Волынкин), тюркско-татарской (Г. Штёкль), «этрусской» (Е.П. Савельев) и «половецкой» (М. Аджиев) до «бегло-холопской», распространённой в советской историографии, попыток объявления казаков «отдельным восточнославянским народом» (И.Ф. Быкадоров, Т.М. Стариков) и т.д., что так и не делает ответ на вопрос об истоках политической истории казачества более понятным и однозначным. Первые письменные упоминания о казаках восходят, по мнению некоторых авторов [2, с. 3] к XIV в. Наиболее же достоверной датой является 1444 г., когда, согласно Ермолинской и Никоновской летописям, в битве русских дружин на р. Листани с войском крымского царевича Мустафы принимали участие и казаки [3, с. 62]. До конца XVI в. вольные казачьи образования существовали и развивались как своеобразные «казачьи республики» (С.А. Козлов), «квазигосударства» (В.П. Скорик) с универсальной формой власти, характерной для многих обществ, находящихся на стадии военной демократии. Формирование и пополнение их шло во времена, когда «Русь становилась сплошной Московией, однообразной территорией централизованной власти…» [4, с. 282], во многом за счёт людей, «выходцев из государства, большей частью недовольных государственным строем…», которые и «основали свободные казацкие общины…» [5, с. 140]. Автор статьи «Козачество» в Энциклопедическом словаре Ф. Брокгауза и И. Ефрона отмечал: «Составляя пограничный оплот русской земли, созданный усилиями самого народа, козацкие общины вместе с тем удовлетворяли стремлению народных масс построить свою жизнь на излюбленных началах равенства и самоуправления, не нашедших себе осуществления в общих государственных порядках… Отсюда и борьба казачества с последними, направленная к ниспровержению не всяких вообще государственных форм, а форм данной эпохи, не мирившихся с народными идеалами, которые нашли себе подчас грубое, но всегда отчётливое выражение в устройстве самого казачества…» [6]. При этом основу вольного казачества составляли не только крестьяне и холопы, уходившие от крепостничества, но и представители местных элит, дворяне и стрельцы, недовольные прикреплением к государевой службе. Как отмечал Н.И. Костомаров, «издавна в характере русского народа образовалось такое качество, что если русский человек был недоволен средою, то не собирал своих сил для противодействия, а бежал, искал себе нового отечества» [7, с. 154]. В.О. Ключевский писал: «В десятнях степных уездов XVI века встречаем заметки о том или другом захудалом сыне боярском: “Сбрёл в степь. Сшёл в казаки”» [8, с. 268]. С.Ф. Платонов также отмечал, что в десятнях Ряжска и Епифании в конце XVI в. отмечены данные о том, что некоторые дети боярские «сошли на Дон безвестно» или «сошли в вольные казаки с Василием Биркиным», боярским сыном [9, с. 101]. Так складывалось донское и малороссийское, запорожское, казачество. Как отмечал И.Я. Куценко, «в памяти народной старинное вольное казачество запечатлелось как носитель идеалов независимости и справедливости, как принципиальный противник всякого угнетения» [10, с. 48]. В то же время Москва была заинтересована оказывать поддержку уходившему на юг населению, которое заселяло пограничные территории и составляло новые отряды и общины казаков. Россия усматривала в зародившемся казачестве силу, способную реально противостоять попыткам Турции и Крыма утвердиться на опасных для неё рубежах. По мнению С.М. Маркедонова, «военная мощь казачества была чрезвычайно нужна Москве, отсюда интерес к Дону и его строптивым обитателям, поддержка жалованием (хотя и не регулярным), воинскими контингентами (особенно с середины XVII века). На всём протяжении исторической жизни казачества Дона империя видела в нём две стороны: военную силу и стремление к политической независимости. Первая всячески поощрялась государством…, а вторая подавлялась в моменты усиления имперского влияния в “Диком поле”» [11, с. 105-106]. В XVI в. донские и запорожские казаки послужили базой для появления других «исторических» казачьих сообществ. Начало яицкому казачеству было положено между 1520 г. и 1550 г., когда отряд донских переселенцев под командованием полулегендарного Василия Гугни в количестве 30 человек пришёл на реку Яик. Позже, в поисках промысловых мест, удалённых от царских наместников и воевод, на Яик стали приходить люди из других великороссийских областей. Примерно к этому же времени в низовьях Терека оформляется Терское низовое казачество. Один из дореволюционных исследователей истории терского казачества В.А. Потто писал: «Три атамана донских и волжских казаков, навлекших на себя царскую опалу, в 1579 г. совещались в низовьях Волги, куда им укрыться от царского гнева. Старший из них, Ермак Тимофеевич, потянул на север… и сделался завоевателем царства Сибирского, остальное казачество выплыло в море и, разбившись на два товарищества, направилось к Яику, а большинство к тому же Тереку, в глухое, привольное тюменское владение, где с давнейших пор заведён был разбойничий притон для всех воровских казаков» [12, с. 12]. Гребенские казаки, появившиеся здесь, возможно, ранее, осели по притокам Терека, в ущельях гор, по гребням Терского хребта. К XVI в. система казачьего управления представляла из себя двухуровневую систему, предполагавшую уже разделение властей. Основная власть, решавшая стратегические вопросы управления и суда принадлежала народному собранию или Войсковому кругу (Войсковой Раде), где каждый казак имел право голоса. Исполнительная власть на Дону, в ведении которой были вопросы текущих дел, была представлена войсковым атаманом и есаулами, выбиравшимися на Войсковом круге сроком на один год. Как отмечают исследователи, Донское войско «по внутреннему своему складу... продолжало стоять особняком и сохраняло древнерусские, до-Московские, несложные начала вечевого строя, которым подчинялась вся разноплеменная вольница, вошедшая в состав войска» [13, с. 36]. В Запорожской Сечи исполнительная власть была представлена кошевым правительством, в которое входили атаман, писарь, судья и есаул (на куренном уровне – куренными атаманами, а так же войсковым правительством и паланочной старшиной). Атаману отводилась роль «блюстителя порядка и исполнителя приговоров народных». При этом атаман на Войсковом круге (Раде) никаких преимуществ не имел и его голос был равен голосу простого казака. По мнению Ф.А. Щербины, в основе самоуправления Запорожской Сечи, предшественницы Черноморского, а затем и части Кубанского казачьего войска, лежали древнерусские вечевые принципы [14]. С расселением казаков и увеличением числа станиц стали создаваться частные управления по принципу войскового. Появились «становые избы», где была сосредоточена станичная власть, решавшая свои внутренние частные вопросы, зачастую, без вынесения их на Круг (Раду). Следует отметить, что в то время писаных законов не существовало, а решение спорных вопросов, вынесение приговоров и административных распоряжений осуществлялось на основе права совести, воли и обычая, носителями которых были сам Круг, а так же старшина – старики. В вопросе о динамике развития взаимоотношений казаков с Московским государством необходимо учитывать, что отношения «между Доном и Москвой были взаимоотношениями двух временных союзников, которые …всё больше и больше приобретали вид взаимоотношений между сеньором (Москва) и вассалом (Дон)» [15, с. 8]. В «Статистическом описании земли Донских казаков», изданном в Новочеркасске Областной Войсковой Донской типографией в 1891 г., пишется следующее: «Первая известная грамота к Донским казакам, писанная от царя Иоана Васильевича, 1570 года, января 3, содержит в себе упоминание подобного рода: …а Мы вас за службу жаловать хотим» [16, с. 272]. В другой грамоте от 17 августа 1571 г. сказано: «…а как Нам послужите, …и Мы вас пожалуем своим жалованием» [16, с. 272]. Жалование, как правило, было разовое денежное, а так же предполагало разовые пожалования различными военными припасами. С середины XVI в. казачество подпадает под влияние Москвы, что наиболее ярко проявилось в Смутное время начала XVII в., когда шатавшееся и метавшееся из стороны в сторону казачество наконец-то прибилось к российскому берегу и приняло участие в становлении дома Романовых [17, с. 165]. Как считает С. Сватиков, XVII в. был периодом перманентных попыток Москвы ограничить самостоятельность вольных казачьих общин [18, 19]. С 1614 г. сношения Московского государства и Дона начинают вестись через Посольский приказ. 18 марта 1614 г. впервые жалуется казакам Царское знамя и с этого времени Михаил Федорович Романов уже выплачивает постоянное ежегодное жалование, закреплённое в договорах между казаками и царем. В 1671 г. Войско Донское присягнуло на верность царю Алексею Михайловичу, а в 1676 г. – его сыну Фёдору Алексеевичу, что определило его окончательную ориентацию на Российское государство. А.И. Козлов, приводя «таблицу царских пожалований» от Алексея Михайловича до Петра I делает вывод, что к концу XVII – началу XVIII вв. «…казаки запряглись в российскую военную машину, ставились под царский скипетр. Теперь уже царь управлял ими по своему усмотрению» [20, с. 170]. В 1700 г. по царскому Указу реформируется Круг, на который собирается теперь не всё мужское население, а только станичные атаманы со старшиной. Кроме того, в противовес Кругу образуется Правление старшин. Характеризует новую форму отношений казачества с царской властью и тот факт, что традиционный знак атаманской власти – серебряная насека изготавливается теперь в Москве и власть как бы вручается атаману из рук царя. В 1709 г. Петр I впервые своей властью назначает донского атамана пожизненно, тогда же царь жалует казакам и герб. По мере укрепления абсолютной монархии в России нарастало непосредственное вмешательство государства в войсковые порядки и общественную жизнь казачьих сообществ. Это выразилось, в том числе, в нарушении целого ряда старинных обычаев и ограничении прав Войска Донского: исключительного пользования земельными и лесными угодьями, рыбными промыслами на своей территории; свободы торговли; надёжного укрытия всех беглых и вольных людей; вольного выбора службы; беспрепятственных, внешних сношений и самостоятельности во внутреннем управлении. Такое вмешательство привело к восстанию в 1707-1709 гг. донских казаков под предводительством К. Булавина, что вынудило Петра I лично заняться решением «казачьего вопроса». В результате, восстание было жесточайше подавлено. По подсчетам историков, на Дону в начале XVIII в. имелось более 100 городков, в которых проживало казачье население численностью свыше 40 тыс. человек. В ходе столкновений с правительственными войсками В.В. Долгорукова с обеих сторон погибло около 30 тыс. человек. После завершения ожесточённых боёв было казнено 7 тыс. казаков. Более 2 тыс. казаков, во главе с атаманом Игнатием Некрасовым (Некрасой), переправились через Дон и с жёнами и детьми, ушли на Кубань во владения Турции. Однако правительство Петра I не ставило задачу полного социокультурного и политического уничтожения казачества. Это был лишь важнейший шаг на пути «огосударствления» и регламентации его образа жизни, превращения в военно-служилое сословие будущей Российской империи. Вскоре вольный Дон утратил свой автономно-государственный статус и лишился демократического устройства. История политических отношений Запорожской Сечи и русского государства имела свои особенности, связанные с тем, что она находилось на территории Украины, входившей в состав Польши (с Люблинской унии 1569 г. – Речи Посполитой). За всю историю Запорожского казачества существовало 8 сечей, которые располагались в основном в нижнем течении Днепра, за порогами излучины реки, и существовали от 5 до 40 лет каждая, сменяя друг друга (Хортицкая, 1556-1557 гг.; Томаковская, 1564-1593 гг.; Базавлуцкая, 1593-1638 гг.; Никитинская, 1639-1652 гг.; Чёртомлинская, 1652-1709 гг.; Каменская, 1709-1711 гг.; Алёшкинская, 1711-1734 гг.; Новая (Подпольненская), 1734-1775 гг.). Существовало на территории Польши и т.н. реестровое казачество, начало которому было положено в 1572 г. польским королём Сигизмундом II Августом. В этом году впервые на государственную службу было нанято 300 казаков, а к 1583 г. их численность выросла до 600 человек. Реестровые казаки давали присягу на верность королю и должны были, находясь в полной боевой готовности, отражать вторжения татар на территорию Речи Посполитой, участвовать в подавлении выступлений крестьян, восстававших против панов, и в походах на Москву и Крым. За это король пожаловал казакам городок Трахтемиров в Киевском воеводстве с монастырями и землями, а также клейноды – хоругвь, бунчук, булаву и печать. Оплата за службу производилась деньгами и одеждой. Официально реестровое казачество стало называться Запорожское войско в противовес Запорожской Сечи. Таким образом, в Малороссии к концу XVI в. образовалось два казачьих центра: один в Запорожской Сечи, считавшейся очагом свободного казацкого движения, второй в Трахтемирове, базе реестровых казаков, пошедших на службу к польскому королю. В 1617 г. польский Сейм утвердил численность реестра в 1 тыс. человек, в 1619 г. – 3 тыс., а в 1625 г. – 6 тыс. казаков. Находясь в составе Речи Посполитой, запорожцы и «реестровики» во времена Смуты принимали участие в походах Лжедмитрия I на русские земли, а в 1618 г. в составе войск польского королевич Владислава участвовали в походе на Москву. После подписания в 1596 г. Брестской унии, объединяющей православную и католическую церкви Речи Посполитой, положение православного населения значительно ухудшилось. В 1648 г. казаки Никитинской Сечи поднимают восстание из-за усилившегося притеснения казаков и населения слободской Украины польской шляхтой, которое возглавил полковник реестрового казачества Богдан Хмельницкий. Земский собор 1653 г. в Москве принял решение о поддержке казаков, а Переяславская Рада 1654 г. заявила о переходе подконтрольных восставшим территорий под протекторат России. В результате русско-польской войны 1654-1667 гг., завершившейся Андрусовским перемирием, Левобережная Украина вошла в состав России, Правобережная осталась в составе Польши, а Запорожская Сечь переходила под совместное управление России и Польши. Реестровое казачество на территории Польши было отменено, а царём Алексеем Михайловичем был утверждён казачий реестр в России в количестве 60 тыс. человек, а также подтверждены права и привилегии, которые имело реестровое казачество в Польше. После заключения в 1686 г. «Вечного мира» между Россией и Польшей, последняя отказывалась от протектората над запорожцами. Реестровое войско сокращалось до 30 тыс. человек. Запорожская Сечь, пытавшаяся сохранить свою «самостийность» и «незалежность» и вести собственную политику, в марте 1709 г. на Раде приняла решение о поддержке Швеции в Северной войне. После того как сечевой атаман Кость Гордиенко и реестровый гетман Мазепа подписали союзнический договор с Карлом XII и начали боевые действия против русских войск, Пётр I отдал приказ «истребить всё гнездо бунтовщиков до основания» [21, с. 324-325]. 26 мая Пётр I издал грамоту, в которой говорилось, что причиной уничтожения Сечи была измена самих запорожцев, потому что они сносились с врагами России – шведами [21, с. 333]. Большинство оставшихся в живых запорожцев ушли на территории, подконтрольные Османской империи и Крымскому ханству, где попытались создать Каменскую (1709-1711 гг.) и Алёшковскую (1711-1734 гг.) Сечи. В 1733 г., с началом русско-турецкой войны, крымский хан, планируя использовать запорожцев в войне с Россией, приказал им двинуться к русской границе. Но запорожцы не хотели воевать против России. В урочище Красный Кут Киевский генерал-губернатор Вейсбах вручил казакам грамоту императрицы Анны Иоановны о помиловании и принятии в русское подданство. Запорожцы обязались оберегать границу от татар и за это получали прежние земли, которые поделили на 5 паланок (округов), каждую под начальством полковника и его старшины; всех переселившихся из Крыма запорожцев насчитывалось 7 268 человек. Впоследствии количество их достигло 13 тысяч. Быт их значительно изменился: большинство уже были люди женатые; однако женатые не пользовались ни правом голоса на Раде, ни правом избрания на должности и были обязаны уплачивать в сечевую казну «дымовое» – налог с семьи; полноправные (холостые) запорожцы жили либо в Сечи, либо посёлками по паланкам (в зимовиках). Паланками управляли выборные полковники и старшина (есаул и писарь). Терско-гребенское казачество с появлением в регионе «государевых» городов-крепостей и «царевой рати» вынуждено было войти в соглашение с Московским правительством, которое стало снабжать их оружием и боеприпасами. В свою очередь терцы и гребенцы стали принимать активное участие в охране южных рубежей государства: содержали сторожевые посты, высылали разъезды, помогали русским отрядам в качестве проводников и разведчиков, непосредственно участвовали в сражениях с турками и крымским татарами. За участие в военных походах им отпускали царское жалование. В начале XVIII в. гребенские казаки переселились на Терское левобережье, где окончательно попали под контроль российских властей, а их городки в последствии положили начало Кавказской укреплённой линии. Процесс «огосударствления», «социализации» и «вписывания» казачества в российскую историческую систему, несомненно, оказал влияние на торможение процессов этнизации, которые на рубеже XVII – XVIII вв., по мнению ряда историков, находился в зените. В результате, казачество не успело преодолеть стадию субэтноса, но, тем не менее, сформировало ряд черт, предопределивших его современный облик. В этот период были заложены особенности политической жизни и политической культуры казачества, ставшие впоследствии яркими чертами политической традиции, и выражавшиеся, в том числе, в вольности и «незалежности» казачьего характера, а также казачьей социальной психологии, заключающейся в идее «братства по духу» и формуле обращения «братцы» во многих исторических песнях [22, с. 12]. Именно от этого времени в исторической памяти самих казаков характерным становится представление об общей судьбе и родстве казачьих войск, схожем образе жизни. Одним из важнейших компонентов политической традиции казачества стало представление о «личной свободе и независимости своего войска, традиционная организация которого считалась гарантией свободы и всеобщего равенства» [23, с. 32-33]. По мнению ряда исследователей (например, А. Гордеев, И. Яковенко, С. Сагнаева и др.), особое место среди казачьих традиций занимают: свободолюбие, преданность воинскому долгу, коллективизм, взаимопомощь, веротерпимость, определяющие патриархальный, антиличностный характер казачьей культуры. Петровские реформы открыли новую эпоху в развитии отношений российского государства и казачества. С 1716 г. делами отношений казачества с государством ведает только что созданный Сенат, а в 1720-1721 гг. все казачьи дела передаются в ведение Военной коллегии Сената. С 1723 г. упраздняется институт выборных атаманов. Теперь они назначались лишь Высочайшей властью. Правда, при этом, казаки могли предлагать трёх своих кандидатов на должность атамана, из которых и выбирал император. Тем не менее, казачество всё более воспринималось государством как «особый род войск Российской империи» [24]. На 1723 г. строевых казаков насчитывалось: донских – 14 тыс., яицких – 3 тыс., терских – 1,8 тыс., гребенских – 0,5 тыс. человек [25, с. 474]. Городовые казачьи команды появляются в конце правления Петра I в процессе реорганизации стрелецких и воинских команд. Сведений о конкретном времени и месте их образования, характере формирования и службы не так много. На казачьи команды были возложены функции, которые прежде выполняли местные служилые люди: охрана внутреннего порядка, доставка почты, борьба с разбоями, поимка контрабандистов, служба на форпостах и т.д. Но это не означало, что городовые казаки привлекались к несению службы только в своём городе или его окрестностях. Их привлекали к участию в военных походах российской армии, конвоированию судов, обеспечению безопасности российских должностных лиц в других землях, недопущению междоусобиц среди кочевых народов (калмыков, казахов и др.), дозорной службе и т.п. Кроме выполнения прямых служебных заданий, городовые казаки могли привлекаться, в том числе, к строительным работам [26]. Служба для городовых казаков была постоянной обязанностью на протяжении всей жизни, а переход в другой род войска не допускался. Освобождение от службы могли получить только те, кто был не в состоянии выполнять служебные обязанности. При этом городовые казаки не имели никакого самоуправления, а организация их службы и жизни приближалась к службе и жизни солдат армейских частей. С первой четверти XVIII в. «вольное» казачество стало привлекаться ко всем войнам, которые вела Российская империя вне зависимости от территории – в Прибалтике, Польше, Финляндии, Пруссии на Дунае и Балканах, а также для освоения земель от Поволжья и Кавказа до Средней Азии и Дальнего Востока. Казак подтверждал свой статус лишь отправляясь на военную службу и вне её для государства не существовал. Дальнейшая централизация политической власти нашла своё отражение в Указе Анны Иоанновны от 4 марта 1738 г., когда «должность атамана была введена как жалуемый правительственный чин» [27]. Роль Круга, как органа власти, решавшего основные вопросы управления, а так же избирающего исполнительную власть, сходила на нет. Однако, в некоторых казачьих войсках ещё продолжали существовать свои особенности политической жизни. Так, например, яицким казакам в 1740 г. было предоставлено право обжаловать действия начальников Военной коллегии, всё делопроизводство приказано вести в письменном виде, а при выборах войскового атамана разрешалось представлять на Высочайшее имя трёх кандидатов. С 1740-х гг. в Донском войске был введён постоянный орган управления, подвластный военной коллегии Сената – Войсковая Канцелярия. И хотя в течение последующих десятилетий структура Войсковой Канцелярии изменялась, да и сама Канцелярия периодически реорганизовывалась и принимала различные названия в зависимости от воли царской власти, жёсткое централизованное подчинение Войска правительству сохранялось. Вместе с тем, на нижнем станичном уровне властные отношения продолжали оставаться прежними. В городках и станицах проводились станичные круги, в которых участвовало всё мужское население и избирался атаман. Данное разграничение жесткой авторитарной центральной власти и местного демократического самоуправления с некоторыми вариациями сохранилось вплоть до начала ХХ в. Воспринимая казачество неотъемлемой составной частью государственного организма, власть в XVIII – XIX вв. играла исключительную роль в его жизни. Она формировала новые, «служилые», казачьи войска, поддерживала и регулировала численный состав казачества, нередко включала в его состав представителей других наций и сословий, переселяла, распускала и переформировывала существовавшие казачьи войска. Так, необходимость усиления границ привела к созданию по инициативе правительства в 1748 г. Оренбургского казачьего войска из ясачных крестьян, отставных солдат и татар; в 1787 г. образуется Черноморское войско из части Запорожского; в 1808 г. – Сибирское, основу которого составили сибирские городовые казаки, крестьяне и представители местных сибирских народов; в 1817 г. – Астраханское из местных городовых команд; в 1832 г. – Кавказское линейное из терских, гребенских, кубанских, малороссийских казаков и приписанных крестьян. В 1851 г. было образовано Забайкальское войско, в состав которого кроме местных казаков вошли русские крестьяне, буряты и эвенки. В 1858 г. было создано Амурское войско, в формировании которого приняли участие забайкальские казаки и 2 тыс. солдат штрафных частей из корпуса Внутренней стражи; в 1867 г. – Семиреченское на основе двух полковых округов Сибирского казачьего войска, население которых еще недавно являлись тобольскими крестьянами и крестьянами других губерний с включением в состав войска представителей местного населения и даже китайцев; в 1889 г. – Уссурийское, основу которого составил полубатальон Амурского казачьего войска, а в последующие годы к войску были приписаны донские, кубанские, оренбургские казаки. Кроме вышеперечисленных, периодически создавались и упразднялись казачьи войска и войска, бывшие на положении казачьих – чугуевские (1700-1803) и бахмутские (1700-1764) казаки, Бугское (1769-1797, 1803-1817), Екатеринославское (1787-1796), Дунайское (Новороссийское) (1828-1868), Украинское (1812-1817), Азовское (1828-1860), Ставропольское калмыцкое (1739-1842), Башкиро-мещерякское (1798-1863), Крымское татарское (1784-1796) и Греческое (Албанское) (1775-1859) войска, а также временные части, бывшие на положение казачьих (пандурские, литовские казаки и др.) [28, 29, 30]. Со второй половины XVIII в. параллельно сосуществуют и развиваются в России два типа казачества: «вольное» и «служилое», характеризующиеся определёнными особенностями в организации политической жизни и развитии систем управления и самоуправления. По мнению Н.И. Никитина, «вольный» тип казачества привёл по пути «самобытного творчества» к созданию социально-политического устройства, аналогичного «варварским» объединениям периода «военной демократии», «служилый» тип к государственному «устроению» казачьих формирований для решения военно-политических задач. В первом случае военно-организационная структура накладывалась на уже существовавший социально-политический и хозяйственный организм, подчиняя и приспосабливая его к государственным нуждам. В казачьих обществах второго типа сама общественная и хозяйственная жизнь выступала в качестве производного элемента, подчинённого решению военно-политических и административно-полицейских задач [31, с. 240]. В условиях превращения казачества в военно-служилое сословие Российской империи, «исторические» казачьи сообщества в очередной раз попытались отстоять своё понимание казачьих вольностей. В 1772 г. началось яицкое восстание, актуализированное противостоянием т.н. «старшинской» партии, поддерживающей идею «огосударствления», и «народной» партии, недовольной усилением власти прогосударственной старшины и ослаблением роли казачьего круга. Не случайно, что появление на Яике донского казака Емельяна Пугачёва (хоть и выдававшего себя за императора Петра III, тем не менее, для многих сподвижников бывшего всё же именно донским казаком), обещавшего казакам вернуть их былую волю, права и привилегии, послужило детонатором нового казачьего выступления, вылившегося в т.н. пугачёвское восстание (1773-1774 гг.). Показательным является тот факт, что восстание активно поддержали яицкие казаки, а также башкиры, татары, удмурты, марийцы и другие местные народы, ещё не принявшие идею абсолютистского государства. Большинство же казаков «служилого» Оренбургского казачьего войска сохранило верность правительству и приняло участие в разгроме восстания Пугачёва [32, с. 264]. После подавления в 1775 г. восстания Екатерина II издала указ о том, что в целях полного предания забвению случившейся смуты Яицкое войско переименовывалось в Уральское казачье войско, Яицкий городок в Уральск, а войско утрачивало остатки былой автономии. Одно из старейших исторически сложившихся казачьих сообществ, Запорожская Сечь, по Манифесту Екатерины II от 3 августа 1775 г. «Об уничтожении Запорожской Сечи и о причислении оной к Новороссийской губернии» перестала существовать окончательно. Кроме причин субъективного характера, к которым можно отнести участие казаков в восстании Е. Пугачёва, «грабежи», «разорения» и «непослушания», творимые запорожцами, были и объективные причины. В 1764 г., в ходе реформ государственного и губернского управления, автономия Украины была ликвидирована, отменено гетманство, последний гетман К.Г. Разумовский был отправлен в отставку, а его место занял генерал-губернатор. Запорожская Сечь с её сильными традициями «самостийности» и «незалежности» не вписывалась в общую структуру абсолютистского государства. По этому поводу в Манифесте говорилось: «…нет теперь Сечи Запорожской в политическом её уродстве (выделено мной – Г.М.), следовательно же и казаков сего имени…» [33]. Кроме того, после заключения Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г. с Турцией, Россия получила выход к Черному морю, Крымское ханство было аннексировано, южные границы империи отодвинулись за Днепровскую оборонительную линию. Таким образом, необходимость в Запорожской Сечи, как оплоте южных границ государства, отпала. В результате, часть казаков была «окрестьянена», около 5 тыс. запорожцев, переселившихся на территорию Турции, в дельту Дуная, образовали Задунайскую Сечь, а почти 12 тыс. казаков, оставшихся в Российской империи, в 1787 г. подали прошение на имя императрицы, в котором выразили желание служить государству. Из их числа в 1788 г. было образовано Войско верных Запорожцев, переименованное в 1790 г. в Черноморское казачье войско и заселившее в 1792-1793 гг. левобережье Кубани. В течение всего XVIII в. шёл сложный, в определённой мере стихийный и противоречивый процесс интеграции казачества в систему абсолютистского государства, близкий процессу адаптации входивших в состав России родоплеменных и этнических образований, когда при сохранении некоторого внутреннего единства на представителей местной аристократии распространялись права и преимущества российского дворянства, а основная масса населения сближалась с податными слоями. В конце XVIII – первой половине XIX вв. происходит окончательное включение казачества в государственную систему Российской империи в качестве военно-служилого сословия. 22 сентября 1798 г. императором Павлом I был подписан указ, согласно которому казачьи чины включались в Табель о рангах, казачьи военачальники были уравнены в чинах с армейскими офицерами и получили титул личного дворянина. Правда, как считал А.И. Чернышёв, в 1832-1852 гг. возглавлявший военное ведомство, «сравнение казачьих чинов с армейскими имело целью уяснить их значение, но не уравнять их во всех правах и преимуществах, подобно тому, как сравнение гражданских чинов с военными не уничтожило различия их в правах» [34, с. 328-329]. Стремясь подчинить себе «исторические» казачьи сообщества, некогда «вольное воинство», власть «замещала» староказачьи права привилегиями, тем самым своими руками способствуя обособлению казаков, формированию в их среде идей донской (кубанской и пр.) «особости». Показательной в этом плане является высказывание генерала А.П. Ермолова, приводимая Д.В. Давыдовым, о том, что казаки почитают себя «лишь союзниками русского государя» [35, с. 535]. В начале XIX в. в общей логике реформы российской армии происходит реформирование управления казачьими войсками. 29 сентября 1802 г. было утверждено «Воинское устройство войска Донского», а 13 ноября 1802 г. Положение о Черноморском казачьем войске. 8 июня 1803 г. получает Высочайшее утверждение доклад Военной коллегии «Об устройстве Оренбургского казачьего войска и о штате его», 2 ноября того же года – доклад министра военных сухопутных сил «Об устройстве Ставропольского калмыцкого войска», 26 декабря выходит именной указ «Об образовании внутреннего управления канцелярии войска Уральского», а 19 августа 1908 г. Высочайше утверждаются штаты и положение о Сибирском казачьем войске. В эти же годы утверждаются первые образцы обмундирования и снаряжения казачьих войск. Всё это придавало казачьим войскам более однообразное устройство, унифицировался порядок управления ими. В результате произошедших изменений Войсковой круг полностью утратил свои функции как властный орган и теперь представлял из себя лишь парад, проводимый в определённые дни. Государственные чиновники вошли в состав Войсковых канцелярий, а казачье дворянство всё более приобретало черты дворянского сословия. Ему дано было право владения пашнями, рыбными, лесными и прочими угодьями, а так же правом ведения торговли, ремесла, владения промышленными заведениями. В 1811 г. казачество было окончательно закреплено как военно-служилое сословие. 6 мая 1815 г. Сенатом был утвержден Указ «О новом образовании присутственных мест войска Донского». По Указу в Войсковой Канцелярии упразднялась гражданская экспедиция, а оставались лишь воинская и экономическая. С 26 апреля 1827 г. начинает действовать новое Положение об управлении Черноморского войска, регламентирующее систему управления Черноморским войском. По этому же Положению курени, как военно-административные единицы упразднялись, а войско делилось на полки. Взамен упраздненных куренных атаманов появились сельские атаманы, выполнявшие те же функции. С этого времени отделы казачьих войск стали называться полками и в мирное время. Таким образом, эволюцию политических отношений государства и казачества в XVI – начале XIX вв. можно рассматривать с точки зрения нескольких этапов, каждый из которых характеризуется определёнными тенденциями и особенностями. Первый этап характеризуется появлением вольных казачьих сообществ на Дону, в Запорожье и далее на Яике и Тереке. Верхние рамки этапа достаточно размыты и неявны, нижние ограничиваются концом XVI – началом XVII вв. В этот период казачьи сообщества существовали и развивались как своеобразные «казачьи республики», «квазигосударства» с универсальной формой власти, характерной для многих обществ, находящихся на стадии военной демократии, сохраняя древнерусские начала вечевого строя в виде казачьего Круга (Рады). Русское государство видело в зарождавшемся донском казачестве силу, способную реально противостоять попыткам агрессивных соседей утвердиться на опасных для неё рубежах, а потому взаимоотношения между ними строились на основании союзнических и договорных отношений. Несколько в иной логике развивались отношения запорожского казачества с Речью Посполитой, где к концу XVI в. образовалось два казачьих центра: один в Запорожской Сечи, считавшейся центром свободного казацкого движения и тяготевшей к России, второй в Трахтемирове, базе реестровых казаков, пошедших на службу к польскому королю. На протяжении второго этапа (с рубежа XVI-XVII вв. по конец XVII в.) казачьи сообщества (Дона, Запорожья, Яика и Терека) постепенно интегрируются в российскую государственную систему. Освоение и защита новых территорий и границ предполагало постоянное ежегодное жалование, которое закреплялось в договорах между казаками и царем. К концу XVII в. казачество окончательно закрепляется в качестве военной силы, находящейся на государственной службе. При этом всё более утрачивается политическая самостоятельность казачьих войск, хотя формально ещё существует Войсковой круг (Рада). Третий этап (XVIII – начало XIX вв.) стал временем радикального реформирования системы управления казачьих войск, всё большего вмешательства государства в систему самоуправления казачьих сообществ, «огосударствления» и регламентации всех сторон жизни. Стремясь сохранить свою политическую самостоятельность и самобытность, казачьи территории периодически становятся центрами народных выступлений и восстаний. Однако центральная власть, заинтересованная в создании предсказуемого и управляемого социально-политического пространства государства, жёстко подавляет любые попытки его дестабилизации. Постепенно казачество утрачивает свой автономный статус и демократическое устройство управления и самоуправления, превращаясь в военно-служилое сословие, получая взамен былых вольностей сословные привилегии. Более того, государство начинает создавать «искусственные» («указные», созданные по царскому Указу) казачьи войска и городовые команды для решения стоящих перед властью задач. Библиография
1. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. М., 1990. Кн. 1-3. 1638 с.
2. Карасёв А.А., Попов И.Х. Краткое историческое и статистическое описание Войска Донского // Донские казаки в походе и дома. Ростов-на-Дону: Донское слово, 1991. С. 3-16. 3. Полное собрание русских летописей. Т. XII. (Репринт). М., 2000. 272 с. 4. Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Т. 2. Избранные статьи по философии русской истории и культуры. СПб., 1992. 351 с. 5. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. М.: Территория будущего, 2005. 800 с. 6. Козачество // Энциклопедический словарь / Издатели: Ф.А. Брокгауз и И.А. Ефрон. СПб., 1895. Т. 15 а: Коала-Конкордия. С. 581-592. 7. Костомаров Н.И. Господство дома св. Владимира. М.: Военное издательство, 1993. 767 с. 8. Ключевский В.О. Курс русской истории. М.: Хронос, 1990. 774 с. 9. Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI – XVII вв. СПб., 1910. 642 с. 10. Куценко И.Я. Кубанское казачество. Краснодар: Кн. изд-во, 1993. 583 с. 11. Маркедонов С.М. Донское казачество и Российская Империя (История политических отношений) // Общественные науки и современность. 1998. № 1. С. 103-111. 12. Потто В.А. Кавказская война. Т. 1. С древнейших времен до Ермолова. Ставрополь: Кавказский край, 1994. 672 с. 13. Дулимов Е.И. Исторические традиции казачьего самоуправления (по материалам дореволюционных изданий) // Становление казачьего самоуправления: Доклады и тезисы научно-практической конференции (26-27 февраля 1998 г., Ростов-на-Дону) / Под ред. В.Ф. Хижнякова, А.В. Венкова, Е.И. Дулимова. Ростов-на-Дону, 1998. С. 36. 14. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Т. 1. Екатеринодар: Печатник, 1913. 700 с. 15. Дулимов Е. И., Золотарев И.И. Самоуправление казаков: история и современность. Ростов-на-Дону: ДЮИ, 1998. 336 с. 16. Статистическое описание земли Донских казаков, составленное в 1822-32 годах / Ред. В.Д. Сухоруков. Новочеркасск: Областная Войска Донского типография, 1891. 314 с. 17. Козлов А.И. Откуда пошли и кто такие казаки (периодизация казачьей истории) // Проблемы истории казачества: Сб. науч. трудов. Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 1996. С. 163-183. 18. Сватиков С.Г. Россия и Дон (1549-1917). Исследование по истории государственного и административного права и политических движений на Дону. Вена: Издание Донской исторической комиссии, 1924. 592 c. 19. Сватиков С.Г. Автономия Дона // Донская волна. 1919. № 26 (54). С. 7-9. 20. Козлов А.И. Возрождение казачества: история и современность (эволюция, политика, теория). Ростов-на-Дону: Изд-во Рост. ун-та, 1995. 248 с. 21. Яворницький Д.І. Історія запорозьких козаків, у трьох томах. Т. 3. Львів: Світ, 1992. 456 с. 22. Белецкая Е.М., Белецкая Е.Л. Социальная психология казачества в песнях гребенцов // Традиционная мужская культура в фольклоре Великой Отечественной войны. Тверь: Золотая буква, 2002. С. 10-14. 23. Сопов А.В. Некоторые особенности ментальности казаков // Проблемы изучения и пропаганды казачьей культуры: Материалы научно-практической конференции. Майкоп: Адыг. респ. книж. изд-во, 1998. С. 31-37. 24. Государственный архив Ростовской области (ГАРО). Ф. 341. Оп. 1. Д. 7. Л. 25. 25. Соловьев С.М. Собрание сочинений. В 18 томах. М.: Мысль, 1988. Т. 15. C. 55. 26. Торопицын И.В. Служба казачьих городовых команд в Нижнем Поволжье (первая половина XVIII в.) // Государственная служба казачества: история, современность, перспективы: Материалы Всероссийской научно-практической конференции (Старый Оскол, 30 марта 2010 г.) / Отв. ред. Г.О. Мациевский. Старый Оскол: Издательство «Оскол-Информ», 2010. С. 27-42. 27. ГАРО. Ф. 341. Оп. 1. Д. 14. Л. 19. 28. Анцунов И.А. Казаки и военные поселенцы на Днестре и Буге в ХVІІІ-ХІХ веках // Ежегодный исторический альманах Приднестровья. 1997. № 1. С. 30-39. 29. Савельев Е.П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2010. 480 с. 30. Казачьи войска. Справочная книжка императорской главной квартиры / Ред.: В.Х. Казин, В.К. Шенк. СПб.: Тип. В.Д. Смирнова, 1912. 496 с. 31. Никитин Н.И. О формационной природе ранних казачьих сообществ (к постановке вопроса) // Феодализм в России. М., 1987. 32. История Урала с древнейших времён до конца XIX века / Под ред. Б.В. Личмана. Екатеринбург: Изд-во «СВ-96», 1998. 448 с. 33. Полное собрание законов Российской Империи. 1-е изд. Т. 20. № 13354. 34. Столетие Военного министерства. 1802-1902. Главное управление казачьих войск. Исторический очерк. Кн. 1. СПб.: Синодальная типография, 1902. 384 с. 35. Давыдов Д.В. Сочинения. М.: Гослитиздат, 1962. 661 с. 36. Ерохин И.Ю. Казачьи вольности как признак этничности казачества // Политика и Общество. 2015. № 1. C. 30 - 42. DOI: 10.7256/1812-8696.2015.1.14104. References
1. Kostomarov N.I. Russkaya istoriya v zhizneopisaniyakh ee glavneishikh deyatelei. M., 1990. Kn. 1-3. 1638 s.
2. Karasev A.A., Popov I.Kh. Kratkoe istoricheskoe i statisticheskoe opisanie Voiska Donskogo // Donskie kazaki v pokhode i doma. Rostov-na-Donu: Donskoe slovo, 1991. S. 3-16. 3. Polnoe sobranie russkikh letopisei. T. XII. (Reprint). M., 2000. 272 s. 4. Fedotov G.P. Sud'ba i grekhi Rossii. T. 2. Izbrannye stat'i po filosofii russkoi istorii i kul'tury. SPb., 1992. 351 s. 5. Vladimirskii-Budanov M.F. Obzor istorii russkogo prava. M.: Territoriya budushchego, 2005. 800 s. 6. Kozachestvo // Entsiklopedicheskii slovar' / Izdateli: F.A. Brokgauz i I.A. Efron. SPb., 1895. T. 15 a: Koala-Konkordiya. S. 581-592. 7. Kostomarov N.I. Gospodstvo doma sv. Vladimira. M.: Voennoe izdatel'stvo, 1993. 767 s. 8. Klyuchevskii V.O. Kurs russkoi istorii. M.: Khronos, 1990. 774 s. 9. Platonov S.F. Ocherki po istorii Smuty v Moskovskom gosudarstve XVI – XVII vv. SPb., 1910. 642 s. 10. Kutsenko I.Ya. Kubanskoe kazachestvo. Krasnodar: Kn. izd-vo, 1993. 583 s. 11. Markedonov S.M. Donskoe kazachestvo i Rossiiskaya Imperiya (Istoriya politicheskikh otnoshenii) // Obshchestvennye nauki i sovremennost'. 1998. № 1. S. 103-111. 12. Potto V.A. Kavkazskaya voina. T. 1. S drevneishikh vremen do Ermolova. Stavropol': Kavkazskii krai, 1994. 672 s. 13. Dulimov E.I. Istoricheskie traditsii kazach'ego samoupravleniya (po materialam dorevolyutsionnykh izdanii) // Stanovlenie kazach'ego samoupravleniya: Doklady i tezisy nauchno-prakticheskoi konferentsii (26-27 fevralya 1998 g., Rostov-na-Donu) / Pod red. V.F. Khizhnyakova, A.V. Venkova, E.I. Dulimova. Rostov-na-Donu, 1998. S. 36. 14. Shcherbina F.A. Istoriya Kubanskogo kazach'ego voiska. T. 1. Ekaterinodar: Pechatnik, 1913. 700 s. 15. Dulimov E. I., Zolotarev I.I. Samoupravlenie kazakov: istoriya i sovremennost'. Rostov-na-Donu: DYuI, 1998. 336 s. 16. Statisticheskoe opisanie zemli Donskikh kazakov, sostavlennoe v 1822-32 godakh / Red. V.D. Sukhorukov. Novocherkassk: Oblastnaya Voiska Donskogo tipografiya, 1891. 314 s. 17. Kozlov A.I. Otkuda poshli i kto takie kazaki (periodizatsiya kazach'ei istorii) // Problemy istorii kazachestva: Sb. nauch. trudov. Volgograd: Izd-vo Volgogr. gos. un-ta, 1996. S. 163-183. 18. Svatikov S.G. Rossiya i Don (1549-1917). Issledovanie po istorii gosudarstvennogo i administrativnogo prava i politicheskikh dvizhenii na Donu. Vena: Izdanie Donskoi istoricheskoi komissii, 1924. 592 c. 19. Svatikov S.G. Avtonomiya Dona // Donskaya volna. 1919. № 26 (54). S. 7-9. 20. Kozlov A.I. Vozrozhdenie kazachestva: istoriya i sovremennost' (evolyutsiya, politika, teoriya). Rostov-na-Donu: Izd-vo Rost. un-ta, 1995. 248 s. 21. Yavornits'kii D.І. Іstorіya zaporoz'kikh kozakіv, u tr'okh tomakh. T. 3. L'vіv: Svіt, 1992. 456 s. 22. Beletskaya E.M., Beletskaya E.L. Sotsial'naya psikhologiya kazachestva v pesnyakh grebentsov // Traditsionnaya muzhskaya kul'tura v fol'klore Velikoi Otechestvennoi voiny. Tver': Zolotaya bukva, 2002. S. 10-14. 23. Sopov A.V. Nekotorye osobennosti mental'nosti kazakov // Problemy izucheniya i propagandy kazach'ei kul'tury: Materialy nauchno-prakticheskoi konferentsii. Maikop: Adyg. resp. knizh. izd-vo, 1998. S. 31-37. 24. Gosudarstvennyi arkhiv Rostovskoi oblasti (GARO). F. 341. Op. 1. D. 7. L. 25. 25. Solov'ev S.M. Sobranie sochinenii. V 18 tomakh. M.: Mysl', 1988. T. 15. C. 55. 26. Toropitsyn I.V. Sluzhba kazach'ikh gorodovykh komand v Nizhnem Povolzh'e (pervaya polovina XVIII v.) // Gosudarstvennaya sluzhba kazachestva: istoriya, sovremennost', perspektivy: Materialy Vserossiiskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii (Staryi Oskol, 30 marta 2010 g.) / Otv. red. G.O. Matsievskii. Staryi Oskol: Izdatel'stvo «Oskol-Inform», 2010. S. 27-42. 27. GARO. F. 341. Op. 1. D. 14. L. 19. 28. Antsunov I.A. Kazaki i voennye poselentsy na Dnestre i Buge v KhVІІІ-KhІKh vekakh // Ezhegodnyi istoricheskii al'manakh Pridnestrov'ya. 1997. № 1. S. 30-39. 29. Savel'ev E.P. Drevnyaya istoriya kazachestva. M.: Veche, 2010. 480 s. 30. Kazach'i voiska. Spravochnaya knizhka imperatorskoi glavnoi kvartiry / Red.: V.Kh. Kazin, V.K. Shenk. SPb.: Tip. V.D. Smirnova, 1912. 496 s. 31. Nikitin N.I. O formatsionnoi prirode rannikh kazach'ikh soobshchestv (k postanovke voprosa) // Feodalizm v Rossii. M., 1987. 32. Istoriya Urala s drevneishikh vremen do kontsa XIX veka / Pod red. B.V. Lichmana. Ekaterinburg: Izd-vo «SV-96», 1998. 448 s. 33. Polnoe sobranie zakonov Rossiiskoi Imperii. 1-e izd. T. 20. № 13354. 34. Stoletie Voennogo ministerstva. 1802-1902. Glavnoe upravlenie kazach'ikh voisk. Istoricheskii ocherk. Kn. 1. SPb.: Sinodal'naya tipografiya, 1902. 384 s. 35. Davydov D.V. Sochineniya. M.: Goslitizdat, 1962. 661 s. 36. Erokhin I.Yu. Kazach'i vol'nosti kak priznak etnichnosti kazachestva // Politika i Obshchestvo. 2015. № 1. C. 30 - 42. DOI: 10.7256/1812-8696.2015.1.14104. |