Языковая социализация детей как отражение изменений в обществе: социо-лингвистический подход

Антропова Юлия Юрьевна доктор социологических наук профессор, ФГАОУ ВПО "Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б.Н. Ельцина", кафедра теории и истории международных отношений , проректор, ГАОУ ДПО Свердловской области "Институт развития образования" 620137, Россия, Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. Академическая, 16, оф. 315 Antropova Iuliia Doctor of Sociology Prorector, Institute of Development of Education; Professor, the department of Social and Political Sciences, Ural Federal University of the First President of Russia B. N. Yeltsin   620137, Russia, Sverdlovskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. Akademicheskaya, 16, of. 315 ayy2102@mail.ru Другие публикации этого автора

Доминирующее состояние публичного языка – это «показатель духовного здоровья или духовного заболевания общества» ^{[1, с.43]}, который осложняется процессами интенсификации глобальных коммуникаций в эпоху постмодернизма.

В наши дни мы наблюдаем явление языковой экструзии, т.е. упрощения и вытеснения родного языка, а значит и культуры из повседневной жизни и повседневного общения. Сущность культуры – «удержание гармонии человеческих отношений, в основу которых положены идеи (ценностные смыслы) справедливости, добра, блага, красоты и пр.» ^{[1, с. 48, 56]}.

Происходит примитивизация языка и, как следствие, примитивизация социальной жизни. Поскольку, наряду с нарушением процесса овладения парадигматически построенны­ми кодами языка, нарушается еще и процесс усвоения плав­ной, синтагматически развертывающейся речи.

Проявляется сдвиг ценностных смыслов, разрушение смысловых опор жизни, что определяет принципы формирования личности и тип его мышления, который характеризуется условно безграничными возможностями, ощущением полной свободы, которая не ограничивается нравственными рамками, что подталкивает человека к агрессивному поведению: и речевому, и социальному. Что мы наблюдаем и в Интернете, и в реальной действительности. «Мы не отдаем себе отчета в том, что сегодня живем в мире изображений, а не слов. Слово потеряло свое сакральное значение. Чтение книг превратилось в досуг, и то не для всех, а для вполне определенных людей… по сравнению с читателями старшего поколения роль книги в жизни детей уменьшилась…» ^{[2, с.170-171]}.

С появлением Интернета, по словам М. Кронгауза, «возник новый промежуточный тип коммуникации и новая промежуточная форма языка. Язык Интернета письменный по форме и устный по сути». А у детей эпохи Интернета оказывается не сформированным единый графический образ слова, вариативность написания слов, которой так пестрит Интернет, становится для них нормой. И, как следствие, исчезает «стыд собственной неграмотности» ^{[3, с. 44, 124]}.

Какие характеристики языковой экструзии мы можем наблюдать, анализируя речемыслительные умения современных школьников:

• «плохо умеют находить, преобразовывать, использовать и воспроизводить информацию, полученную как в устной, так и в письменной форме. Многие привыкли пользоваться чужими мыслями, фразами, часто автоматически их переписывая, механически объединяя, не понимая смысла;
• с трудом воспринимают большую по объему информацию, не умеют долго работать с одной мыслью, в том числе с доказательством тезиса;
• ученики привыкли общаться при помощи отдельных слов, словосочетаний, коротких фраз, поэтому не дочитывают текст до конца, делают вывод по первым фразам, остальное домысливают сами по шаблонным представлениям о данной теме, что ведет к искажению информации;
• не умеют выделять существенное и несущественное в полученной информации, поэтому стараются запомнить информацию слово в слово, что невозможно (запоминаются обычно первые три предложения);
• не могут структурировать полученную информацию, понимать логические связи ее микротем, так как не знают законов передачи информации в текстах, не привыкли выделять смысловые части даже в небольшой по объему информации;
• не умеют формулировать проблему, выдвигать гипотезу;
• у обучающихся не развит навык логично и связно оформлять свою мысль, так как не сформировано умение выстраивать логическую цепь рассуждения и ограничен словарный запас, поэтому ученики стараются «затемнить» мысль, неумело используя метафоры, сложные конструкции, ложный пафос, шаблонные лозунги, чужие мысли и чужие фразы, чужую образность»^[4].

Каковы истоки такого плачевного состояния речемыслительных умений современных детей?

Как показывают работы Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурия, речь, психические функции и способности не даны ребенку от рождения, а формируются под решающим влиянием целенаправленного воспитания и обучения, условий его жизни в обществе. Все психические процессы у ребенка – восприятие, память, внимание, воображение, мышление, целенаправленное поведение – развиваются с прямым участием речи.

Для нормального речевого развития ребенка общение должно быть значимым, проходить на эмоционально положительном фоне и побуждать к ответу. Ребенку недостаточно слышать звуки и слова (радио, магнитофон, телевизор), необходимо, прежде всего, прямое общение со взрослым на основе характерной для данного возрастного этапа ведущей формы деятельности. Освоение языка является базовым компонентом социализации ребенка. Ведь из общения со взрослым ребенок не только получает информацию об окружающем мире, но и усваивает нормы поведения. У. Фоли указывает, что «освоение нормативной речевой практики играет главную роль в социализации ребенка как компетентного члена данной культуры» ^{[5, p.357]}. В процессе социализации ребенок учится расшифровывать социальную информацию, учится варьировать свое общение, исходя из социальной ситуации. В языковой социализации ребенка выделяют три составляющие: «усвоение собственно языковых единиц и правил их взаимодействия, усвоение норм языкового поведения в различных социальных контекстах, усвоение информации об окружающем мире, передаваемой вербально» ^{[6, с.110]}.

Овладению речью предшествует восприятие и понимание речи окружающих ребенка людей. Затем, посредством использования голосового аппарата, начинает развиваться собственная речь детей, основанная на подражании. Воспринимая чужую речь (как устную, так и письменную) ребенок усваивает два вида информации: прямую (предмет речи) и косвенную (информацию о закономерностях языка). Усваиваемая на подсознательном уровне, косвенная информация способствует формированию у ребенка так называемого «чувства языка». Овладение этой второй информацией и является основой для возникновения и развития самостоятельной речи детей ^[7].

Как показал Л.С. Выготский, на каждом этапе раз­вития ребенка слово, сохраняя одну и ту же предметную отнесенность, приобретает все новую и новую смысло­вую структуру, оно меняет и обогащает систему связей и обобщений, которые стоят за ним, что означает, что зна­чение слова развивается.

Выготский Л.С. в основу разработанной им концепции развития психики положил теснейшую взаимосвязь психического развития с воздействием окружающей среды и ввел понятие социальной ситуации развития, которая представляет собой сочетание внутренних процессов развития и внешний условий. Хватцев М.Е. в развитии концепции все причины речевых нарушений разделил на внешние и внутренние, при этом важную роль отводил социально-психологическим причинам, понимая под ними различные неблагоприятные влияния окружающей среды.

Таким образом, мы приходим к пониманию важнейшей роли семьи и ближайшего окружения ребенка в развитии его речевой деятельности. Семья является источником и опосредующим звеном передачи ребенку социально-исторического опыта, и, прежде всего, эмоционального и коммуникативного опыта взаимоотношений между людьми. Деформация детско-родительских отношений приводит к резкому уменьшению количества и качества общения с ребенком. Наблюдается уменьшение воспитательных ресурсов родителей, в частности, снижение качества и количества речевого, доверительного общения с ребенком. Так, «… в 1940г. запас ребенка 6-14 лет был равен примерно 25000 слов. Сегодня - 10000 слов… Живое общение исчезает даже из семьи. В 1960-е годы отцы в среднем говорили со своими детьми 45 минут в день, сегодня – 6 минут» ^{[2, с.159]}.

В проведенном нами в 2007г. социологическом исследовании по изучению взаимосвязи уровня материального благополучия, ценностных ориентаций и социального благополучия семей, была выявлена следующая закономерность: с возрастом в 2 раза уменьшается число детей, которые доверяют родителям все свои радости и переживания (с 37% в 7-12 лет до 18% в 13-16 лет), и почти в 5 раз увеличивается число детей, которые ничего не рассказывают своим родителям (с 8% в 7-12 лет до 37% в 13-16 лет). Основными причинами, по которым дети не доверяют свои переживания родителям, были названы: «родителя меня не понимают», «родители меня наказывают», «родители всегда считают меня виноватым», «родители не помогают мне справиться с проблемой» ^{[8, с.137-142]}.

На сегодняшний день специалисты говорят о субклинической депривации подрастающего и последующих поколений, характеризующейся ростом жестокости и правонарушений среди молодежи, ее социальной пассивностью, увеличением количества суицидов, всплеском аффективных, невротических и психических расстройств у детей и подростков, нарушениями в освоении ими социальных ролей и установлении эмоциональных связей. Психически депривированный ребенок вырастает, нередко, в гигиенически образцовой среде, с первоклассным уходом и надзором, но в условиях монотонии чувственных и социальных стимулов, в условиях деформации родительских позиций по отношению к ребенку и возникновения определенного внутреннего психического барьера или «полосы отчуждения» от ребенка.

В последние годы на первый план выдвигается проблема психологической изоляции ребенка в семье, где для него не хватает времени, где родители не способны эмоционально с ним сблизиться, где отсутствует эмпатия и безусловное принятие ребенка со стороны взрослых членов семьи, где нарушена связь поколений. В целом, современные детско-родительские отношения отличаются «отсутствием времени на ребенка», пренебрежением родительскими обязанностями и проявлением безразличия, а часто жестокости по отношению к детям, что ведет к недостатку у ребенка сенсорных, эмоциональных, социальных и интеллектуальных стимулов, наносит ущерб его психическому здоровью.

Кроме того, «российские ученые и их зарубежные коллеги констатируют серьезную проблему, заключающуюся в том, по сравнению с предыдущими поколениями, современные дети имеют существенно меньше возможностей самостоятельного территориального передвижения (к местам учебы и обратно к дому, к друзьям, родственникам, к рекреационным зонам и пр.). Что, в свою очередь, ведет к сужению возможностей спонтанного поведения, уменьшению количества социальных интеракций и к снижению интенсивности социального взаимодействия детей друг с другом, с другими взрослыми в разных социальных обстоятельствах. Ограничение потребности ребенка в свободном социальном контакте с другими детьми и взрослыми, возможном только при самостоятельном территориальном передвижении, приводит в дальнейшем к искажению психо-физического развития, фрустрациям, конфликтам с окружающими и пр.»^[9].

И если совсем недавно – буквально 20 лет назад - вопрос о несформированности речемыслительных умений и навыков сразу переходил в плоскость специальной (коррекционной) педагогики, и к его решению подключались «узкие» специалисты – логопеды и дефектологи, то сегодня данной проблематикой занимаются социологи и политологи, поскольку она приобретает статус проблемы национальной безопасности.

Каковы последствия таких явлений, как: снижение качества и количества речевого общения с ребенком, дефициты речемыслительных умений современных детей? Прежде всего, это рост в обществе социальной агрессии и угроза возрождения радикализма и экстремизма, в том числе в формате так называемых меметических войн в сети, главной целью которых становится ревизия и замена базовых ценностей социума, формирование с помощью сервисов Web 3,0 нового «коллективного разума», разрушающего социальные устои, приводящего к «бархатным», «цветным» и иным геополитическим революциям.

На сегодняшний день невиданный размах в обществе приобретают негативно окрашенные коммуникации – от грубости родителей в отношении детей, неуважении и жестокости к пожилым, до открытого агрессивного общения на дорогах, в СМИ, в Интернете и пр. При этом, речевая агрессия выступает как особенность аффективного поведения, которую использует языковая личность для снятия фрустрации. Т.е. речевая агрессия обусловлена агрессией поведенческой и как языковое явление она многоаспектна и многовариантна (оскорбление, угроза, злопожелание, насмешка и пр.).

По мнению Фромма Э., «человеку нужна система координат, некая карта его природного и социального мира, без которой он может заблудиться и утратить способность действовать целенаправленно и последовательно». ^{[10, с. 302]}.

Человеку, а тем более, ребенку и подростку, важна такая система координат, которая позволяла бы ему классифицировать все впечатления, обстоятельства, ситуации его жизни, и которая бы позволяла выстраивать свои действия во внешнем мире. Кроме того, для человека чрезвычайно важно иметь цель, которая придает смысл его действиям и жизни в целом, и которой он служит. Потребность в таком служении, как – это первичная экзистенциальная потребность, которая должна быть удовлетворена любой ценой и во что бы то ни стало» ^{[10, с. 305]}.

Массам людей хочется быть к чему-то причастными и иметь возможность подхватывать и распространять мысли, идеи, все, что Р. Докинз определяет понятием репликатор, единица культурной информации.

Мемы (англ. meme) – от греческого «мимос» - «подражание». Сегодня под мемами понимается единица культурной информации, распространяемая от одного человека к другому посредством подражания, имитации, подобия, научения. Р. Докинз так описывает это явление: «Примерами мемов служат идеи, модные словечки и выражения … которые распространяются из одного мозга в другой с помощью процесса имитации… если идея подхватывается, то говорят, что она распространяется, передаваясь от одного мозга другому» ^{[11, c.295]}.

Распространяются мемы через любые сетевые коммуникации, в том числе, через Интернет. Именно благодаря распространению мемы закрепляются в массовом сознании. «Чем большее количество людей заинтересуется идеей – причем идеей довольно поверхностной, невесомой, несерьезной, нефундаментальной, что является важным условием выживания, - тем сильнее будет мем. Максимально доступный, деструктивный, конфликтный, разрушительный мем станет поддерживать множество людей, вызывая социально значимые процессы и последствия, в том числе смену государственных режимов. Здесь важны доступность восприятия, яркость, наглядность, броскость». ^{[12, с. 146]}. И, что самое, важное, они строятся на принципе малого объема информации, состоящей из отдельных слов, словосочетаний, коротких фраз. Т.е. опираются на такую особенность современных детей и подростков, как неразвитость речемыслительных умений.

И если в эпоху модерна примерами мем можно назвать пословицы и поговорки, отражающие народную мудрость являющиеся примерами подлинной культуры, в эпоху постмодерна – эпоху отсутствия доминирующей идеологии и морали - мемы стали носить симуляционный характер.

Примерами комплексных мемов служат религиозные и политические доктрины, в том числе, представляющие наибольшую угрозу религиозные мемы исламистских террористических организаций, набирающие все большую популярность среди молодежи. Как свидетельствует В.Малахов: «…было бы упрощением увязывать рост популярности исламского радикализма с ухудшающимися материальными условиями молодежи. Некоторые из них не только не бедствуют, но и могут считаться вполне состоявшимися членами общества. Однако, внешняя успешность не мешает им симпатизировать экстремистским организациям и даже вступать в их ряды… Нам не дано знать, что происходит в голове пятнадцатилетнего подростка или двадцатилетнего юноши, когда он начинает воображать себя воином ислама, мстителем за всех жертв…» ^{[13, с. 174]}.

К глубокому сожалению, современное состояние публичного языка скорее говорит о функциональных нарушениях в духовном «здоровье» его носителей, что ведет, прежде всего, к сбоям в процессах передачи духовно-нравственного и ценностного опыта подрастающему поколению. И, безусловно, все взоры обращаются к системе образования, призванной, по мнению профессора М. Кронгауза, изучать «не слово и грамматику, а текст, его семантику и коммуникации… сложную коммуникативную деятельность, к которой можно отнести и понимание, и рассуждение….» ^{[14, с.303-304]}.

Примерная программа основного общего образования по русскому языку и примерная программа среднего (полного) общего образования по русскому языку (базовый уровень), созданные на основе ФГОС, ориентированы на такую языковую компетентность личности обучающегося, которая помогает достичь успеха, способствуют его социальной адаптации к изменяющимся условиям современного мира. Вместе с тем, специфика ЕГЭ и ОГЭ как любой формальной проверки, влияет на специфику учебных занятий по русскому языку и литературе в современной российской школе. Обучающиеся не столько учатся самостоятельно создавать устные и письменные высказывания в различных жанрах, сколько тренируют навыки выполнения заданий контрольно-измерительных материалов ЕГЭ и ОГЭ.

«Если в процессе обучения, как писал Э. Фромм, ребенок проникает в глубь вещей, если идет движение с поверхности явления к его причине, от ложных идеологических постулатов к фактам, и значит – к истине, то такой процесс обучения вдохновляет учащихся и становится условием их роста» ^{[10, с.318]}.

Если же, учеба сводится к усвоению стандартного набора информации, к «натаскиванию» на задания государственной итоговой аттестации, то можно говорить уже о формировании условных рефлексов, основанном на потребности ребенка в успехе и одобрении и на механизме: простой стимул (раздражитель) - простая реакция, что не требует от ребенка никаких усилий: ни терпения, ни дисциплины, ни критического мышления.

Усвоив данный механизм в школе, человеку и в дальнейшей жизни достаточно будет только простых стимулов (раздражителей). По мнению Э. Фромма, «у человека гораздо более сильное возбуждение вызывают такие простые раздражители - стимулы, как: гнев, бешенство, жестокость или жажда разрушений», которые всегда в изобилии и в СМИ, и в Интернете: войны, катастрофы, несчастные случаи, скандалы и пр. (пассивная агрессия), и которые можно с легкостью создать себе самому: на кого-то накричать, кого-то ненавидеть, кому-то навредить и пр. (активные формы агрессивного, в том числе: деструктивного, поведения).

Язык, являясь социальным конструктом, определяет, с одной стороны, целостность и безопасность государства, поскольку обеспечивает единство нации, с другой стороны – социальную реализацию личности, поскольку уровень его владением определяет достижение успеха в жизни. Вместе с тем, с появлением «новой промежуточной формы языка» - языка Интернета, возрастает риск возрождения радикализма, экстремизма, национализма и прочих «-измов», поскольку виртуальная реальность снимает социальные, культурные и языковые различия между его носителями.

И проблема вербовки молодежи через соцсети (например: создание вербовщиком своей личной странички с полным освещением хода «джихада» в Сирии «ВКонтакте», «Фейсбук», «Твиттер», Friendica, Instagram и пр.), через рассылки в WhatsApp (которые никак не контролируются правоохранительными органами), через специально разработанное приложение для Android «The Dawn of Glad Tidings» («Рассвет радостных вестей») остается чрезвычайно актуальной в наши дни. Ведь для вербовщика важна реакция на получаемое сообщение, фото- или видео. А если у подростка или молодого человека не сформированы умения анализировать и рассуждать, и, соответственно, у него повышена внушаемость, то «заманить» такого в новые сторонники религии очень и очень просто, хотя бы за счет обещаний совместной борьбы за справедливость в лёгких по содержанию постах, через хеш-теги, участие в видио-роликах детей, либо за счет трогательных видео играющих с котятами боевиков (интернет-мем «мяуджахеды»).

Рост количества сайтов в Интернете, осуществляющих пропаганду идеологии экстремизма и терроризма, по словам Р. Сулейманова, российского исламоведа, ошеломляющий. «Если в 1998 году таких сайтов насчитывалось всего 12, то уже к 2005 году их было 4800 на разных языках, а к 2013 году - составляло уже около 10 тысяч. По требованию прокуратуры в 2015 году Роскомнадзор удалил более 4,5 тысяч интернет-страниц с призывами к экстремистской деятельности, а также заблокировал более 160 ресурсов для сбора денег в поддержку незаконных вооруженных формирований в Сирии» ^[15].

Механизмы информационно-психологического воздействия, которыми пользуются вербовщики, не новы и достаточны просты: «подтасовка фактов с опорой на необразованность или незнание определенных законов, фактов и пр., манипулирование тенденциозно подобранными новостями и яркая риторика» ^[16]. А также учет специфики интернет-языка молодежи, в том числе: черный юмор, стёб, фото-жабы как основа интернет-мемов и пр.

На наш взгляд, современная российская действительность требует серьезного теоретического и практического осмысления взаимосвязи процессов развития языка и возникновения негативных социальных явлений в обществе, поиска точек пересечения лингвистических и социальных процессов, формирования проблематики исследований языковых и поведенческих практик в единстве лингвистического и социального измерений.