Об опыте развития фидуциарных правоотношений

Колиева Ангелина Эдуардовна кандидат юридических наук к.ю.н., доцент, доцент кафедры гражданского права ФГБОУ ВПО «Адыгейский государственный университет» 18, Россия, республика Адыгея, г. Майкоп, ул. Лебедева, 22, кв. 64 Kolieva Angelina Eduardovna PhD in Law PhD Applicant at Adygeya State University, Department of Civil Law 18, Russia, The Republic of Adygeya, Maykop, ul. Lebedeva, 22, kv. 64 refer2004@mail.ru

Колиева Ангелина Эдуардовна,

к.ю.н., доцент, доцент кафедры гражданского права ФГБОУ ВПО «Адыгейский государственный университет»

Kolieva Angelina Eduardovna Ph.D., associate professor, assistant professor of civil law VPO "Adygeya State University"

Об опыте развития фидуциарных правоотношений

About the experience of development of fiducial legal relationship

Аннотация

В статье рассматриваются основы доверительных отношений в зарубежном законодательстве в сферах управления имуществом и коммерческого представительства, приведена эволюция отечественного права в отношении владения, пользования и распоряжения государственным имуществом, а также отличие классических вещных прав от права оперативного управления и права хозяйственного ведения; а также охарактеризованы некоторые модели фидуциарных правоотношений в различных правовых системах.

The summary

In article basics of the confidential relations in the foreign legislation in spheres of management of property and commercial representation are covered, evolution of the domestic right concerning possession, uses and orders by the state property, and also difference of the classical real rights from the right of operational management and the right of economic maintaining is given; and also some models of fiducial legal relationship in various legal systems are characterized.

Ключевые слова: доверительные отношения, правовые системы, траст, институт представительства, доверительная собственность, комитент, комиссионер, оперативное управление, договор поручения, договор комиссии, договор простого товарищества.

Keywords: the confidential relations, the legal systems, trust, the institute of representation, the confidential property, the committent, the commission agent, the operational management, the contract of an assignment, the commission agreement, the contract of simple association.

Доверительные отношения в зарубежном регулировании в основном связаны с такими независимыми правовыми конструкциями, как конструкции договора и конструкции юридического лица^[1]. Договоры, по которым лицо, управляющее имуществом собственника, обязано действовать в его интересе, т.е. по существу договоров в сфере коммерческого представительства, которые в дальнейшем получили название «фидуциарные сделки», закреплены соответствующими нормами в гражданском законодательстве всех без исключения стран западной Европы.

Юридическое лицо в романо-германской системе есть, прежде всего, форма, посредством которой для достижения определенных целей экономический собственник имущества лишается возможности распоряжения этим имуществом, и одновременно данная возможность приобретается органом юридического лица (т.е. другим или другими физическими лицами - единоличным управляющим, правлением, наблюдательным советом и т.п.), обязующимся действовать в интересах экономического собственника, или, говоря экономическим языком, происходит разделение капитала-функции и капитала-собственности ^[2].

В континентальной правовой системе собственник имущества может управлять своим имуществом самостоятельно, может создать искусственную конструкцию юридического лица, обособив таким способом часть имущества и доверив его управление наемным работникам или иным образом зависящим от него лицам, либо передать его другому лицу, который будет осуществлять управление им на основе договорного гражданско-правового обязательства. При этом собственник может полностью самоустраниться от управления своим имуществом либо управлять им вместе с другими собственниками, путем объединения, как самого имущества, так и усилий по его управлению без образования юридического лица (договор простого товарищества) или путем его создания (хозяйственное товарищество). По сути, в странах континентальной правовой системы доверительные правоотношения и фидуциарные сделки не тождественны, так как с развитием конструкции юридического лица они стали делиться на договорные и корпоративные; хотя кардинальных отличий между ними нет.

Англо-саксонская правовая система использует свой традиционный институт «доверительной собственности», схема которого выглядит следующим образом: учредитель доверительной собственности передает имущество одному или нескольким лицам и оговаривает, что оно будет управляться в интересах одного или нескольких лиц. В качестве бенефициантов могут выступать определенные лица (частный траст), а также индивидуально неопределенный круг лиц.

В понятие права доверительной собственности по англосаксонскому праву заложены прямые запреты и дополнительные обязанности (кроме бремени содержания своего имущества), которых не знает право собственности в континентальном значении этого понятия.

Так, в континентальной системе право собственности традиционно определяется как наиболее полное вещное право, позволяющее его обладателю обращаться с вещью по своему усмотрению, разумеется, в установленных законом пределах. В этой связи доверительная собственность по определению не может сравниваться с понятием собственности в континентальном смысле, поскольку, хотя доверительный собственник формально и является собственником (legal ownership), в действительности он обязан использовать принадлежащее ему имущество в интересах учредителя доверительного управления или иного указанного им лица (бенефициара), а не в своих интересах, не по «своему произволу» ^[3].

Представляется, что данный факт нетождественности понятий права доверительной собственности и права собственности в континентальном смысле приводит к некоторым разночтениям в отечественной науке при анализе отношений доверительной собственности. Так, и приверженцы заимствования данного института отечественным правом, и его противники, зачастую проводят аналогии между доверительной собственностью, при которой на одну вещь существует несколько титулов собственности, с «расщепленной» или «разделенной» собственностью, при которой часть правомочий собственника принадлежит одному лицу, а часть - другому, либо доверительная собственность сравнивается с ограниченными вещными правами. При этом и те, и другие, апеллируют к римскому праву, доказывая наличие или отсутствие в нем подобных явлений^[4]. В действительности подобные аналогии мало уместны, поскольку в конструкции доверительной собственности имеет место не расщепление «континентального» права собственности на отдельные правомочия, а скорее от него отделяется интерес, являющийся непременным атрибутом права континентальной собственности. В результате, лицо, не имеющее интереса в имуществе (т.е. доверительный собственник), получает право распоряжения им, а лицо, обладающее этим интересом (т.е. бенефициар), лишается этой возможности. Однако, право распоряжения доверительного собственника нельзя назвать правом в собственном смысле этого слова, поскольку он, не имея прямого интереса в имуществе, обязуется распоряжаться им разумно и добросовестно в интересах бенефициара. Отсутствие же интереса в имуществе у доверительного собственника не мешает признать его англосаксонской системе действительным собственником именно из-за различий между понятиями собственности в континентальном и англосаксонском смысле.

Таким образом, доверительная собственность - это не столько право, сколько право-обязанность, а потому любое сравнение ее с расщепленной собственностью или ограниченным вещным правом заранее обречено.

Правовые системы знакомы также с еще одним институтом, основанным на фидуции - институтом представительства. Представляется, что данный институт сложился под влиянием злоупотреблений со стороны лиц, управляющих имуществом экономического собственника в качестве как наемных работников (орган юридического лица), так и постоянных управляющих. Экономический собственник мог предпочесть постоянному управлению своим имуществом, связанному в особенности с совершением крупных сделок, приглашение компетентного специалиста в той области, к какой относилась соответствующая сделка, либо специалиста в области ведения коммерческих операций. К услугам такого специалиста могло прибегнуть и лицо, действовавшее в качестве доверительного собственника или управляющего, в тех случаях, когда сделка требовала длительного времени для ее совершения, совершалась в пункте, удаленном от места расположения основного имущества, либо когда для ее совершения требовался особый коммерческий опыт.

В данном случае отношения, которые в действующем ГК РФ получили название отношений в сфере коммерческого представительства, сложились в двух формах, различавшихся по степени несовпадения внешней формы и внутреннего содержания соответствующих правоотношений: в форме договора поручения и договора, который со временем получил название договора комиссии. В первом случае поручитель мог полностью контролировать действия своего представителя, а третьи лица знали не только о том, что лицо представляет интересы другого, но и о том, чьи именно интересы оно представляет. Во втором случае поручитель уже не мог полностью отслеживать действия своего доверенного лица, поскольку перед третьими лицами оно выступало от собственного имени, а третьи лица могли и не знать, что комиссионер действует не для себя, и тем более могли не знать, чьи имущественные интересы он представляет.

Исследуя российский опыт становления правовой системы в данной области, следует сразу отметить, что отечественное право почти не подверглось влиянию римского частного права, что вызвало довольно скудную практику обобщения.

Отдельно стоит остановиться на изучении становления и развития института доверительных отношений в дореволюционный и советский периоды. Так, в актах досоветской эпохи почти не встречаются какие-либо определения и постановления по исследуемой теме, хотя в России уже в сравнительно ранний период были известны институты представительства, отличающиеся, по выражению некоторых исследователей истории гражданского права, «космополитическим характером», объясняемым, по их мнению, однородностью потребностей, вызвавших появление этих институтов в гражданском обороте. В частности, это известно из некоторых дошедших до нас юридических актов, относящихся к среднему периоду российской истории. Известно, например, что если представители монастырей (игумен, староста) совершали сделки для представляемых учреждений, то правовые последствия таких сделок с самого момента своего возникновения считались принадлежностью самого учреждения. Этот период истории русского права характеризуется отсутствием единообразных законодательных постановлений относительно правовых последствий, возникающих, к примеру, из договора поручения.

В данных обстоятельствах пробелы законотворчества восполняли законоприменители, в частности, суды. К примеру, в судебных решениях по конкретным делам говорилось, что юридические отношения комитента и комиссионера к третьим лицам- контрагентам последнего бывают двоякого рода, смотря по тому, договаривается ли комиссионер с ними от имени поручителя или «на свое собственное имя». В первом случае комитент является прямым ответственным лицом перед третьим лицом как участник договорного отношения. Во втором случае комиссионер становится единственным юридическим субъектом заключаемой им сделки; между комитентом и третьим лицом не возникает никакого юридического отношения.

Несмотря на то, что отечественное законодательство не испытывало на себе прямого воздействия римского права, к XIX столетию последнее оказало свое косвенное влияние посредством европейской (прежде всего, германской) юриспруденции. В этой связи в дореволюционном отечественном законодательстве можно обнаружить фидуциарные институты, которые известны римскому и позднее континентальному праву. Так, в Своде законов гражданских ^[5] содержались довольно подробные нормы о таких институтах как хранение или поклажа, опека и попечительство «в порядке семейственном» (то есть над недееспособными или не полностью дееспособными), доверенность, товарищество в смысле римского закона (хотя специальных норм о подобном товариществе не существовало, и, скорее всего, оно регулировалось общими положениями об обязательствах, а также положениями об общей собственности). В Уставе торговом ^[6] содержались особые правила об управлении торговым делом, которые представляли собой комбинацию норм о личном найме, если управляющему вверялось только совершение фактических действий по управлению, и доверенности, если управляющий кроме того уполномочивался на совершение юридических действий от имени своего хозяина.

Отечественное законодательство указанного периода также довольно хорошо было знакомо с институтом юридического лица, хотя сам термин этот им не использовался. Правила о юридических лицах были помещены главным образом в главе 6 «О товариществе» книги 4 «О обязательствах по договорам» Свода законов гражданских. Кроме того, нормы об особых видах юридических лиц можно было обнаружить в Уставе торговом, в Уставе о векселях^[7] и т.д. При этом положения об одной и той же организационно-правовой форме юридического лица можно было обнаружить как в законах общегражданских, так и в торговых законах. Ввиду подобной путаницы, вопрос о том, какие образования следует относить к юридическим лицам, а каким в юридической личности отказывать всегда являлся дискуссионным в отечественной литературе ^[8]. Например, П.Л. Цитович только торговые полные товарищества и торговые товарищества на вере отнес к разряду юридических лиц ^[9], в то время как Г.Ф. Шершеневич и общегражданские товарищества приводил в качестве примера юридического лица ^[10].

В отличие от большинства европейских законодательств, нормы дореволюционного отечественного законодательства предусматривали необходимость в большинстве случаев утверждения учредительных документов юридических лиц государственной властью (за исключением полных товариществ и товариществ на вере, которые создавались явочным путем), и утвержденные государственной властью уставы рассматривались как законы, изданные позднее по отношению к Своду законов гражданских или Уставу торговому, а потому имеющие приоритет применительно к данному лицу. Более того, как указывал Н.Л. Дюверпуа, для той или иной формы организации не всегда могли быть найдены соответствующие нормы в законодательстве, что, однако, не рассматривалось в качестве препятствия для утверждения устава данной организации ^[11].

На основании исследования отечественного законодательства дореволюционного периода можно утверждать, что последнее не содержало особых норм, предназначенных для управления чужим имуществом, и к указанным отношениям применялись, как уже было сказано, нормы о личном найме и доверенности. При этом объем полномочий управляющего зависел исключительно от воли доверителя и определялся только доверенностью. Данное положение уже у авторов того периода вызывало некоторые возражения. В частности, сравнивая положение управляющего торговым делом и немецкого прокуриста, А. Гордон подчеркивал, что полномочия прокуриста очерчиваются не столько договором, сколько законом, поэтому «объем и пространство его полномочий не находятся в колеблющемся состоянии и не зависят от содержания «верящего письма», а «полномочие прокуриста всегда объективное» ^[12].

В начале советского периода государство было вынуждено определенным образом управлять экспроприированным имущество. При этом оно не могло допустить приватизации совсем недавно национализированного имущества, и уже в первом советском Гражданском кодексе 1922 года (статья 22) ^[13] был установлен запрет на какое-либо отчуждение государственного имущества, за исключением устаревшего и пришедшего в негодность (континентальная модель юридического лица, не имеющего право собственности на свое имущество).

Поначалу, однако, создаваемые государством юридические лица (т.е. государственные предприятия) отечественная наука пыталась подвести скорее под понятие государственных органов, которые действуют от имени единого субъекта гражданско-правовых отношений - государства. Иными словами, учреждаемые государством юридические лица, по мысли будущего создателя конструкции оперативного управления, лишь олицетворяли собой государство в товарно-денежных (т.е. гражданско-правовых) отношениях, а их собственность - это в то же самое время собственность самого государства.

Подобная конструкция весьма напоминала классическое учение о гражданской правосубъектности государства, от имени которого действуют создаваемые им органы, не приобретая никаких прав на государственное имущество. Однако она пригодна до тех пор, пока государство остается одним из многих собственников. Если государство становится единым и единственным собственником (а именно таким, по сути, и являлось советское государство), то теоретически можно предположить, что в таком государстве прекращаются гражданско-правовые отношения (поскольку последние - это отношения между автономными собственниками) и вместо них возникают отношения по поводу распределения государственного имущества между непосредственными потребителями, которые впрочем могут регулироваться правом, но не гражданским.

В этой связи возникает вопрос: если единственным субъектом права государственной собственности является социалистическое государство, а отдельные органы лишь управляют предоставленным им государством имуществом, то, как совместить отрицание права собственности за государственными органами на это имущество с понятием договора купли-продажи как договора, направленного на передачу права собственности одним собственником другому? Что представляет собой в таком случае купля-продажа внутри государственного сектора?

Этот вопрос заставил изменить представление о правовой природе государственных предприятий. Государство социалистическое, в отличие от государства буржуазного, не только организует выполнение общественных задач, но и само осуществляет их. Поэтому перед административными, социально-культурными и хозяйственными органами советского государства ставится не только задача организации выполнения соответствующих функций, но и само осуществление хозяйственной, социально-культурной и административной деятельности. Осуществление указанной деятельности требует непосредственного закрепления за соответствующими органами определенной части государственного имущества и наделения указанных органов правомочиями по владению, пользованию и распоряжению этим имуществом, которые в своей совокупности и образуют содержание оперативного управления государственным имуществом. Именно поэтому при купле-продаже (поставке) между госорганами государственное имущество, не меняя своего собственника, переходит в то же самое время из непосредственного оперативного управления одного госоргана в непосредственное оперативное управление другого госоргана. В связи с этим А.В. Венедиктов предлагал модернизировать легальное определение купли-продажи, дополнив его указанием на то, что имущество переходит в распоряжение, а не только в собственность покупателя. Только опасение быть непонятым «широкими массами» препятствовало А.В. Венедиктову прямо предложить указать в легальном определении купли-продажи на то, что имущество может переходить не только в собственность, но и в оперативное управление покупателя ^[14].

Конструкцию оперативного управления, а также разработанную позднее на ее основе конструкцию хозяйственного ведения (или полного хозяйственного ведения), являющуюся достоянием отечественной правовой системы, следует также причислить к числу разновидностей фидуциарных правоотношений, несмотря на имеющие хождение в юридической науке утверждения, что ограниченные вещные права (каковыми являются право хозяйственного ведения и оперативного управления) не заключают в себе ничего доверительного, поскольку служат интересам своего обладателя, но не интересам собственника обременяемого ими имущества.

Отличие классических вещных прав от права оперативного управления и права хозяйственного ведения заключается именно в том, что их обладатель создается именно для осуществления государственных, а не своих собственных интересов, а потому и право хозяйственного ведения, и право оперативного управления в отличие от вещных прав в собственном смысле этого слова не могут в полной мере противостоять праву государственной собственности на то имущество, которое они «обременяют». В этом также заключается несоответствие между внешней формой и содержанием заявленных отношений, при которой обладатель вещного права, по выражению Ю.К. Толстого ^[15], «обеспечивающего удовлетворение интересов управомоченного лица», удовлетворяет в действительности интересы другого участника гражданских правоотношений - своего учредителя, то есть Российской Федерации, субъекта Российской Федерации или муниципального образования.

Гражданское законодательство советского периода формально не отступало от традиций романо-германской правовой системы. Уже в ГК РСФСР 1922 г. существовали три основных правовых института, в той или иной мере регулирующие фидуциарные отношения: договоры поручения, комиссии и товарищества. В дальнейшем договор товарищества трансформировался в договор о совместной деятельности; в ГК РСФСР 1964 г. глава о договорах о совместной деятельности включала одну статью, которая по существу декларировала то, что граждане или организации могли объединить свои усилия и принять на себя обязанности действовать совместно для достижения установленной договором хозяйственной цели. Действие данного договора прекращалось с достижением данной цели либо ввиду невозможности ее достижения. Что касается договора поручения, то он действовал исключительно в отношениях между гражданами и только на безвозмездной основе. Довольно подробно был регламентирован договор комиссии, особенно в ГК РСФСР 1964 г., однако главную роль все-таки играли подзаконные нормативные правовые акты.

В начале 1990-х годов был принят ряд нормативных актов, в которых упоминался институт управляющего чужим имущество. Так, например, в статье 5 Закона РСФСР «О банках, и банковской деятельности» указывалось, что банки вправе «привлекать и размещать средства и управлять ценными бумагами по поручению клиентов (доверительные (трастовые) операции)». Затем в различных подзаконных актах появились предложения и указания различным ведомствам передавать акции, находящиеся в государственной собственности, в доверительное управление (траст) ^[16]. Однако, какие-либо нормы, регулирующие отношения между собственником и управляющим отсутствовали вплоть до принятия Указа Президента РФ от 24 декабря 1993 г. «О доверительной собственности (трасте)».

Таким образом, модели фидуциарных правоотношений в континентальной и англо-саксонской правовых системах наглядно показывает, что все они удовлетворяют главному признаку: несовпадению между их внешней формой и действительным экономическим содержанием.

В той или иной форме правоотношения римской эпохи сохранились в континентальной правовой системе, и соответственно - в России как одной из представительниц данной правовой ветви. В данном случае речь идет, прежде всего, о договорах поручения, комиссии и простого товарищества.

Так, анализ исторического опыта развития фидуциарных правоотношений лишь позволяет, с одной стороны, наглядно убедиться в том, насколько сложным был путь развития законодательства в этой сфере, а также о том, насколько тесной является связь между экономическим укладом жизни общества и политикой государства в области управления экономикой. С другой стороны, несмотря на относительную стабильность правового регулирования охарактеризованных отношений, обеспеченную Гражданским кодексом РФ, вряд ли можно категорически утверждать, что точка в формировании этих отношений окончательно поставлена.

Литература

1. Панаева Э.А. Некоторые аспекты Гражданско-правовой ответственности господствующего предприятия перед зависимым предприятием в результате нарушения фидуциарной обязанности по праву Германии // Международное публичное и частное право, 2007. - № 5. - С. 60-62.
2. Лазар Я. Собственность в буржуазной правовой теории: Пер. с нем. - М., 1985. - 182 с.
3. Нарышкина Р.Л. Доверительная собственность в гражданском праве Англии и США. - М.: Юридическая литература. - 1964. - 779 с.
4. Хромушин C.B. Доверительное управление в качестве профессиональной деятельности на рынке ценных бумаг (правовые аспекты): Дисс. ...канд. юрид. наук. - СПб., 2000. - 180 с.
5. Свод законов гражданских: С предметным указателем и с позднейшими узаконениями по день выхода в свет / Сост. А.Л. Саатчиан. - СПб: Издание Юридического книжного магазина И. II. Зубкова под фирмою «Законоведение», 1911. - 801 с.
6. Устав торговый: С разъяснениями по решениям бывшего 4-го Судебного, Гражданского Кассационного Департаментов и Общих Собраний Правительствующего Сената и с приложением Гамбургских общих правил морского страхования, Йорк-Антверпенских правил о большой аварии / Составитель Я. М. Гессен. - С.-Петербург: Издание Юридического книжного склада «Право», 1910. - 776 с.
7. Устав о векселях: Закон 27 Мая 1902 года с разъяснениями по законодательным мотивам, решениям Правительствующего Сената и вексельной практике германских судов / Сост. А.И. Каминка - С.-Петербург: Типо-Литография А.Е.Ландау, 1902. - 512 с.
8. Мейер Д.И. Русское гражданское право. - СПб., 1915. - 831 с.
9. Цитович П.П. Очерк основных понятий торгового права. - Киев, типография И.Н. Кушнерева и Ко, 1886. - 257 с.
10. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Изд. 9-е. - М: Издание Бр. Башмаковых, 1911. - 851 с.
11. Дювернуа Н.Л. Чтения по гражданскому праву. Том I Введение и часть общая. - С.-Петербург: Типография М.М. Стасюлевича, 1902. - 434 с.
12. Гордон А. Представительство в гражданском праве. - СПб., 1879. - 446 с.
13. Гражданский кодекс РСФСР: Принятый на IV сессии Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. - М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1923. - 202 с.
14. Венедиктов A.B. Государственная социалистическая собственность. - М., 1949. - 282 с.
15. Толстой Ю.К. К теории правоотношения. - Л., 1959. - 88 с.
16. Указ Президента РФ от 1 июля 1992 г. «Об организационных мерах по преобразованию государственных предприятий, добровольных объединений государственных предприятий в акционерные общества» // РГ, 1992. 7 июля, Распоряжение Госкомимущества РФ от 4 ноября 1992 г. «Об утверждении и введении в действие положения о продаже акций в процессе приватизации и положения о специализированных чековых аукционах» (п. 4.8) // Российские вести. 1992. 17 ноября.