Кризис мультикультурности в контексте юридической антропологии

Русанов Виталий Викторович кандидат исторических наук доцент, кафедра теории и истории государства и права, юридический факультет, Алтайский государственный университет 656000, Россия, Алтайский край, г. Барнаул, пр. Социалистический, 68, каб. 315 Rusanov Vitaly Victorovich PhD in History Docent, the department of Theory and History of State and Law, Altai State University 656000, Russia, Altaiskii krai, g. Barnaul, pr. Sotsialisticheskii, 68, kab. 315 radomir77@mail.ru Другие публикации этого автора

Реализм существующей действительности, кризисные явления последнего десятилетия, неопределенность в выборе вектора дальнейшего развития социума, подвели как итог к краху мультикультурной модели общества и как следствие нивелировали достижения правовой мультикультурности. Были ли эти достижения, мы обратимся чуть позже в своих рассуждениях, а пока сосредоточимся на кризисных моментах, ознаменовавших слом установленных стереотипов.

Для современного этапа развития мирового сообщества характерны две противоположные тенденции: с одной стороны, вовлечение национальных государств, а значит, и национальных правовых систем в глобализацию, интеграцию в единый мировой комплекс на основе рыночной экономики и либерально-демократической системы ценностей, с другой - усиление национальной идентификации, национальной фрагментации и национального обособления традиционных обществ^{[1, с. 103]}.

Тревожные звонки поступали и ранее, отход от социалистического лагеря значительного количества государств на рубеже 1990-х и активное внедрение в новую для них концепцию мультикультурного общества содрогнул Европу, но отчасти и омолодил, придал новый импульс развития, способствовал расширению рынка сбыта и притоку квалифицированных кадров в страны Старого Света. Интеграция постсоветских Восточно-Европейских государств, так или иначе, состоялась. Кто на добровольной основе, кто, через тернии гражданской войны как это было в ряде Балканских стран, включился в общую систему «европейского общежития». И казалось, что концепция мультикультурности, «плавильного котла» как ранее было принято называть это в США, а теперь более благосклонно «салатницы» - работает. Пожиная плоды относительного благополучия, Европа перешла к следующему, амбициозному этапу в виде формирования Евросоюза на основе Европейского экономического сообщества 1992 г., и последующего активного включения в состав ЕС стран Восточной Европы.

Но на смену тревожных звонков пришел­­ колокол. И фактически впервые, колокол загремел в 2004-5 гг., в процессе антиправительственных манифестаций мусульман во Франции. Манифестанты протестовали против планируемого принятия закона о светском характере общества, который должен был запретить школьникам в государственных школах носить предметы одежды, символизирующие их религиозную принадлежность. К демонстрациям мусульман присоединились французские сикхи, которые также посчитали, что их религиозным чувствам было нанесено оскорбление. Более того, аналогичные демонстрации прошли во многих странах мира, при поддержке международных мусульманских организаций. Следует отметить, что в 2005 году мусульманская диаспора во Франции считалась самой крупной и насчитывала около 5 миллионов человек. Во Франции действуют филиалы различных исламских политических партий и движений, в том числе радикального толка^{[2, с. 155]}.

Несмотря на обозначенный конфликт и резкое противодействие, закон о светском характере общества был принят. Отчасти аналогичные запреты прямые или косвенные были приняты в Дании, Италии, Австрии и Великобритании. Сторонники мультикультурализма и либерального национализма могли праздновать победу? Но, как показали последующие события это была «пиррова победа». Ибо, после Франции 2004 года, последовали: убийство голландского режиссера Тео Ван Гога за фильм «Покорность» о насилии над женщинами в мусульманских семьях; разгром типографии датской газеты Jyllands-Posten и датских посольств в Дамаске и Бейруте за карикатуры на пророка Мухаммеда; критика папы Бенедикта XVI за нелицеприятную цитату византийского императора в адрес пророка Мухаммеда; запрет строительства новых минаретов в Швейцарии. Не стала исключением и Российская Федерация^[3]. 20 ноября 2009 года в Москве был застрелен настоятель храма Святого апостола Фомы Даниил Сысоев. В убийстве сразу нашли исламский след: священник был известен радикальной позицией к мусульманам, написал несколько антиисламских трудов^{[4, с. 25]}.

Перечисление всех конфликтных случаев могло бы отнять значительное количество времени. Итогом конфронтации стало повсеместное резкое снижение терпимости к иноверцам в западных странах. Выиграв бой, мультикультуралисты проиграли войну. Продолжая борьбу против политики либерального национализма в отдельных странах, исламские активисты вывели её на общеевропейский уровень. Объединяясь, мусульмане пришли к решению начать политические кампании по лоббированию своих интересов в Европарламенте. Понадобилось всего 5 лет, чтобы европарламентарии признали свое поражение.

Апофеозом капитуляции стал бесцеллер Тило Саррацина «Германия упраздняет себя». Скандальность этого произведения заключается в том, что в нем поставлены под сомнение или прямо отрицаются не просто принципы, которыми руководствовалась германская политика на протяжении уже почти полувека, но священные принципы, составляющие кредо каждого просвещенного либерала, демократа и социалиста, вообще европейца, а именно: принципы мультикультурности, толерантности и политической корректности.

Ну, и наконец, общественность испытала шок после двойного теракта норвежца Андреса Брейвика, который главным объектом для своей критики избрал именно европейскую политику мультикультурализма.

В итоге, в 2010-2011 гг., одновременно ряд ведущих политиков (Ангела Меркель, Николя Саркози, Дэвид Кэмерон) в схожих выражениях заявили о полном провале мультикультурной модели Европы. Крах европейской модели отчасти можно сравнить с развалом Советского Союза. Фактически представители политических элит признали, что глобализация предполагает потерю устойчивости общественных процессов, появление новейшего класса угроз и вызовов на цивилизационном уровне, демонтаж гигантских традиционных институциональных структур, трансформацию ценностных ориентаций и мотиваций^{[5, с. 207]}.

Теперь, остановимся, на категориальном аппарате освещаемой темы. Что понимается под мультикультурностью и с какой стороны к этому термину подходит либеральный национализм? Мульти­куль­ту­ра­лизм — политика, направленная на сохранение и развитие в отдельно взятой стране и в мире в целом культурных различий, и обосновывающая такую политику теория или идеология. Мульти­куль­ту­ра­лизм — один из аспектов толерантности, заключающийся в требовании параллельного существования культур в целях их взаимного проникновения, обогащения и развития в общечеловеческом русле массовой культуры.

Еще в 1960-годах некоторые исследователи и политики начали признавать политический провал идеи национального «плавильного котла». И выдвинули альтернативную идею и концепцию национально-государственной интеграции различных этноконфессиональных групп, получившую название мультикультурализма.

Эту концепцию начали разрабатывать примерно полвека назад в Канаде, Австралии и затем в скандинавских странах, прежде всего в Швеции. Сам термин был введен швейцарскими учеными. При всех различиях в подходах к проблеме, теоретики мультикультурализма считали, что необходимо политическое и юридическое конституирование в рамках нации-государства в той или иной мере обособленных этноконфессиональных и этнокультурных групп, живущих по своим собственным законам.

Сама идея мультикультурализма закладывает под современное государство опаснейшие «политические мины». В первую очередь это касается концепции суверенитета, лежащей в основе современного государства^[6]. Государственный суверенитет это основа, фундамент силы государства, его способность выполнять возложенные функции. И вместе с тем, суверенитет не может быть основой для антиправовых действий^{[7, с. 62]}.

Как показывают последние исследования, сегодня в странах Западной Европы достаточно сильна культурная компонента, а в странах Центральной и Восточной Европы — гражданская компонента национализма. Существует несколько типологий национализма, и мы не ставим своей задачей рассмотрение всех существующих типологий. Однако, Эрнест Ренан, в конце XIX века обратил внимание на роль гражданского национализма в повседневной жизни. В рамках гражданского национализма выделяют подвиды. Государственный национализм утверждает, что нацию образуют люди, подчиняющие собственные интересы задачам укрепления и поддержания могущества государства. Он не признаёт независимые интересы и права, связанные с половой, расовой или этнической (иногда религиозной) принадлежностью, поскольку полагает, что подобная автономия нарушает единство нации.

Либеральный национализм напротив, делает акцент на либеральных ценностях и утверждает, что патриотические нравственные категории занимают подчинённое положение по отношению к общечеловеческим нормам, таким как права человека. Либеральный национализм не отрицает приоритеты по отношению к тем, кто ближе и дороже, но полагает, что это не должно быть за счёт чужих. Одной из современных трудностей этого движения является политика государства по отношению к этническим меньшинствам. Сторонники мультикультурализма считают допустимой государственную поддержку этнических субкультур и признание коллективных прав меньшинств, чтобы они в свою очередь согласились идентифицировать себя с нацией.

По мнению автора настоящей работы, в действительности либерального национализма не существует. Либеральный национализм - маска, за которой скрывается государственный национализм. Правительство Испании, готово предоставить определенные преференции и льготы баскам и каталонцам при условии их самоидентификации в рамках Испании. Примеров подобному множество. Разве это либеральный подход? Это государственная политика, проведение единой национальной идеи. С долей иронии мы можем признать наличие либерального национализма, если сравнивать его с другим типом - этническим национализмом. Этнический национализм фокусирует своё внимание на «органическом единстве» образующих нацию людей, которое может иметь культурную или генетическую природу. С его точки зрения, членов нации объединяет общее наследие, язык, религия, традиции, история, кровная связь на основе общности происхождения, эмоциональная привязанность к земле, так что все вместе они образуют один народ или сверх-семью, кровнородственное сообщество.

Что касается России, не нужно быть наивным, в нашей стране мы находим проявления всех типов национализма. В позиционировании России как сильного, суверенного государства на политической арене виднеется фундамент государственного национализма. В рассуждениях о правах народов на самоопределение и подтверждение многонационального состава страны присутствует либеральный национализм^[8]. Наконец утверждая о своеобразии пути России, ее исторических ценностей и нахождении отличий от Европы мы встаем на платформу этнического, культурного национализма не виднеется фундамент государственного национализма. В рассуждениях о правах народов на самоопределение и подтверждение многонационального состава страны присутствует либеральный национализм^[9]. А наличие в законодательстве наказания за экстремизм говорит о присутствии радикального национализма.

Обозначенные выше процессы захватили и Россию. С одной стороны, она выступает по отношению к глобальному миру как единое государственное образование и в этом смысле подвергается унификации. С другой стороны, Россия сама выступает унифицирующим началом по отношению к различным народам, населяющим ее^[10].

Каковы же итоги? Возможно, окончательно ставить крест на модели мультикультурализма рано. Последовательные сторонники мультикультурализма повторяют, что настоящий кризис, это своего рода «издержки переходного периода», и что рано или поздно силы, стремящиеся к консолидации мультикультуральных групп, победят силы, стремящиеся к конфронтации. Не сомневаюсь, что разум должен возобладать над хаосом. Для автора настоящей работы не ясно, чей разум утвердит свою окончательную победу. Хронологически мы рассматривали ситуации прошлого десятилетия, но 2014-2015 гг., открывает новые страницы взаимоотношений Востока и Запада.

Критики мультикультурализма выразили мнение: предполагалось, что новая европейская культура полностью отрешится от консерватизма, национализма и христианской религиозности — и станет удобной «толерантной» средой для снятия старых конфликтов и адаптации, вновь прибывающих иммигрантов из стран Юга к «свободному миру». Произошло прямо обратное: радикально ослабленная «автохтонная» культура Европы ничем не привлекала иммигрантов (в отличие от социальных благ и мечты о «красивой жизни»). Массово переезжая в Старый свет, они сохраняли свою самобытность и обособлялись от «безликих европейцев». «Толерантность» и «мульти­куль­ту­ра­лизм» в европейском исполнении работают не на интеграцию иностранцев или тем более их ассимиляцию (как в прошлые века), а на сегрегацию и создание «пятой колонны» Юга, которая не прочь взорвать «безбожный Запад» изнутри. При этом интеграционные механизмы (образование, армия, профессиональная социализация и др.) работают хорошо, но охватывают лишь малую часть иммигрантов. Таким образом, интеграция возможна только в сильную доминирующую культуру, а не в «толерант­ность» и «безликость»^[11].

Поскольку право не в последнюю очередь - это психологическое явление, то его роль социального регулятора состоит в создании новых психологических импульсов поведения. Люди психологически взыскуют системности, закономерности, упорядоченности^{[12, с.242]}.