Развитие учения о законе и преподавание государственного права (сюжет к характеристике образовательно-научной системы России XVIII-XIX веков)

Зипунникова Наталья Николаевна кандидат юридических наук доцент, кафедра истории государства и права, Уральский государственный юридический университет 620137, Россия, г. Екатеринбург, ул. Комсомольская, 21 Zipunnikova Natalia PhD in Law Docent, the department of History of State and Law, Ural State Law University 620137, Russia, g. Ekaterinburg, ul. Komsomol'skaya, 21 zipunnikowa@yandex.ru Другие публикации этого автора

Активное и в целом плодотворное изучение отечественной образовательно-научной традиции, особенно заметное в последние десятилетия, ведет к заполнению соответствующего проблемного поля разнообразными сюжетными линиями и исследовательскими подходами. Это в полной мере относимо к опыту российского юридического образования и научного правоведения. Закономерным видится не только появление абсолютно новых тем и сюжетов, но и современное «прочтение» проблематики, к которой не раз обращались предшественники. Очевидным является и наличие значительного числа областей пересечения, содержательных стыков вполне самостоятельных исследовательских кейсов. Одним из таких сплетений могут быть показаны развивавшееся в отечественном правоведении учение о законе, включавшего идеи об основных, коренных законах, и практика преподавания государственного права в университетах Российской империи, где названному учению отводилась немалая роль.

Определенных пояснений требует следующее обстоятельство. Закон как источник права известен российской правовой системе с самых начальных этапов ее формирования, развиваясь во времени от фиксации, записи в известной степени обобщенных норм обычного права до непосредственной воли законодателя. Особая роль закона связана с имперским периодом в истории российского права, с процессами абсолютизации власти, что очень четко зафиксировали в своих работах еще историки права XIX в. Научное правоведение в России также получает импульс к развитию в начальный период имперской эпохи, изучая в том числе предшествующий опыт интуитивного, мистического и религиозного осмысления явлений государственно-правовой действительности.

«Новый закон», его осмысление и первый опыт университетского преподавания (XVIII столетие). Модернизация «сверху», активные преобразования социальной жизни в Петрову эпоху обусловили особый, мало связанный с предшествующим пониманием, взгляд на закон. Теперь закон («новый закон») – проводник государевой воли, мощный носитель идеологии абсолютистской власти; сторонникам мнения о полном разрыве с традицией советования власти с населением, в том числе по поводу реформ и принятия законов, можно возразить напоминанием о деятельности в XVIII веке законодательных комиссий, каковых было созвано не менее десятка. Количество законов резко возрастало, они облекались в различные формы (указы, манифесты, регламенты, уставы, др.). Разграничение между законами и указами (подзаконными актами) практически отсутствовало. Неисполнение закона жестоко каралось. Не обнаруживается в XVIII веке и устойчивой законодательной программы, стратегии; законодательная ткань, при заметно увеличивавшейся плотности, была и противоречивой, и пробельной.

Создание академического триединого симбиоза в Санкт-Петербурге во многом способствовало началу теоретического осмысления закона как одной из центральных категорий науки о праве. Открытый при императорской Академии наук университет предусматривал обучение и юриспруденции («прав искусству»), которая получала официальный статус ^{[23, т. 7, № 4443, 4807]}. Приглашенные в Россию иностранные ученые распространяли давно окрепшее к тому времени в Европе учение естественного права. И, быть может, профессора-иностранцы И. Бекенштейн, Ф. Штрубе-де-Пирмонт, др. в своих работах серьезно не «продвинули» учения о законе, тем не менее, их попытка ознакомиться с российским законодательством, составить «краткое руководство» или путеводитель по узаконениям не может совсем сбрасываться со счетов ^{[14, с. 50-59]}. В работах отечественных мыслителей И. Т. Посошкова, В. Н. Татищева содержалась критика действовавшего законодательства, а также идеи необходимости более качественных законов, а в итоге – книги законов (уложенной книги) ^{[12, с. 230-233; 11, с. 171-172, 177-178]}.

Учрежденный в 1755 г. Московский императорский университет имел в своем составе и юридический факультет. Работавшие там иностранные профессора (Г.-Ф. Дильтей, К. Лангер, И. Шаден), не зная хорошо российского законодательства, продолжали традицию отвлеченно-философского осмысления закона. Манифест 1763 г., предусмотревший, кроме прочего, создание классов российской юриспруденции в Московском университете и Кадетском корпусе, а также скромные по полученным результатам инициативы Г. Дильтея по проведению частной инкорпорации российского законодательства вряд ли могут характеризоваться как переломные для изучения проблемы закона. Более обстоятельно она стала рассматриваться в трудах профессоров С. Е. Десницкого, И. А. Третьякова, юриста-практика Я. П. Козельского, писателя и просветителя А. Н. Радищева. В русле естественно-правовой доктрины С.Е. Десницкий различал «воздаятельную истину» - нравственность и справедливость и «исполнительную истину» - право; при этом делил законы на справедливые и несправедливые. Я. П. Козельский различал право, закон и совет, под законом понимая правило или повеление, по которому человек «дела свои располагать обязывается страхом наказания или надеждою награждения». Отличие законов от прав он видел в том, что основанием законов может быть и несправедливость, право же справедливо всегда. У Радищева закон – «извет общие воли», «извещение, в чем состоит общественное блаженство»; в основе закона должно лежать естественное право, а противоречащие ему законы, основанные на силе, не должны иметь обязывающего характера ^{[7, с. с. 209; 15, с. 356; 26, с. 31]}.

Особое развитие темы закона принес «Наказ, данный комиссии о сочинении нового Уложения», сочиненный/скомпилированный императрицей Екатериной II и включенный в XIX веке в состав Полного собрания законов Российской империи. Вступив на престол, монархиня провозгласила свою приверженность к порядку и законности: «наше же утешение и облегчения великого бремени управления государственного будет то, чтобы видеть нам законы в своей силе и почтении, а правосудие в действии» ^{[23, т. 17, № 12801]}. Екатерина, «обобравшая» не только Монтескье, но и других европейских просветителей, а также теоретиков полицейского права, продемонстрировала следование идеям естественного права (в науке высказывалось также мнение о псевдопросветительской программе императрицы ^{[24, с. 576-590]}). В числе 9 разных родов законов (право божественное, право церковное, право народное, право государственное общее, др.) она выделяла и право естественное. Законы определялись как малые протоки, через которые изливается власть государства, как способы соединения и сохранения людей в обществе. Цель законодательства, по мысли монархини, обеспечение большего спокойствия и пользы людям, безопасности каждого гражданина; существуют и пределы действия закона. Выстраивая систему законодательства, Екатерина пыталась формулировать признаки закона: устойчивость (невозможность изменения) и небольшое количество. Считается, что императрица одной из первых задумалась о соотношении закона и воли государя; указы характеризовались ею как разновидность законов («по частным вопросам»). Значительная часть положений императорского сочинения носит характер практического руководства Уложенной комиссии: о хранилище законов, невмешательстве их в сферу обычного права, лучшем их содержании, доступности и т. д. ^{[23, т. 18, № 12949]}

В целом законность для императрицы – это состояние защищенности человека от произвола других людей. Вся «наука законов» должна обращать людей к добру, препятствовать злу, отвращать от беспечности и нерадения; «обороной к тому служит закон общий всех без изъятия лиц». При генерал-прокуроре должны состоять 4 человека (самых искуснейших юриспрудентов»), которые следят за качеством законов, их непротиворечием и при необходимости – консультироваться с профессорами университета, Академии наук, кадетского корпуса ^{[23, т. 18, № 12950]}.

Исследовательские реконструкции традиций отечественной науки государственного права и ее преподавания показывают, что в это время государственно-правовая тематика была представлена в читаемых профессорами курсах. Помимо упомянутых выше ученых-иностранцев, а также С. Е. Десницкого, который разрабатывал принципиальные положения наук государственного и административного права, совершенно справедливо называется известный российский законоискусник З. А. Горюшкин, работавший в Московском университете с 1786 по 1811 г., автор большой работы «Руководство к познанию российского законоискусства». Его занятия носили, как сейчас говорят, практико-ориентированный характер, что в известной степени мешало той части предмета, где была сосредоточена государственно-правовая проблематика, требующая особой фундаментальности в изучении ^{[2, с. 4-7; 33. С. 6-8]}.

Систематизированное законодательство, университетские уставы и рост науки государственного права («университетский век»). XIX столетие, состыковавшее «остатки» феодализма с новой, буржуазной эрой, может быть рассмотрено через важнейшую юридическую доминанту. Речь идет об увенчавшейся значительными успехами деятельности по систематизации имперского законодательства. И накопленный законодательными комиссиями опыт, и достаточно стройная программа систематизации, и кадры соответствующей квалификации способствовали таковым успехам. Как Полное собрание законов, так и Свод законов Российской империи, развиваясь специфически в последующих десятилетиях, сохранили свою актуальность в качестве актов систематизации и в начале XX века.

Идеолог систематизации М. М. Сперанский уже в первый период своей государственной деятельности в юридических трактатах оценивал роль законодательства как средства проведения политических реформ и обращался к классификации законов. Предметом всех законов, по его мнению, является необходимость «учреждения отношения людей к общей безопасности лиц и имуществ», законы он делил на государственные (коренные и преходящие) и гражданские. При этом, как замечал «светило русской бюрократии», «божьей милостью чиновник», законы должны быть исключительно предметом «законодательного сословия», чьи действия могут быть 2 видов – составление законов и взыскание ответа во всех уставах и учреждениях ^{[29, с. 2-3, 48]}. План коренного переустройства страны, составленный в 1809 г., содержал ярко выраженные ориентиры в сторону постепенного перехода к конституционной монархии, разделения властей, изменения общественного устройства, др., вызвав жаркие споры и недовольство автором ^{[13, с. 118]}. Свою записку 1802 г. Сперанский предварил замечательной увертюрой: «Каким образом коренные законы государства соделать столько неподвижными и непременяемыми, чтоб никакая власть преступить их не могла и чтоб сила, в монархии вседействующая, над ними единственно никакого действия не имела? Сей вопрос всегда был наиважнейшим предметом размышления всех добрых государей, упражнением наилучших умов, общею мыслию всех, кто истинно любит отечество и не потерял еще надежды видеть его счастливым»^{[28, с. 226]}. Категория «коренные законы», равно как «Государственная дума» и ряд других, прочно связаны с наследием Сперанского, чьи юридические воззрения в целом носили эклектический характер, а относительно стройно были им обобщены в конце жизни в работе «Руководство к познанию законов». В ней было обосновано выделение среди законов государственных их первого разряда – т.е. «Законов Основных». Состав их «предметов» автором показывался так: 1) сила и пространство верховной власти; 2) порядок наследия престола; 3) порядок законодательства; 4) порядок верховного правления ^{[30, с. 56-59]}.

Систематизированное законодательство было укоренено в российскую историю, чему способствовали факторы разного свойства и, в том числе, постепенное распространение идей исторической школы права. Однако первые десятилетия века еще отличались связанностью с философским наследием естественно-правовой доктрины. В стандартах нравственно-политических отделений (юридических факультетов), содержавшихся в уставах российских императорских университетов начала XIX в., было предусмотрено преподавание «права естественного, политического и народного». Государственное право называлось лишь в заметно отличавшемся уставе Дерптского университета, где значительное место было уделено так называемому «местному праву», причем в составе симбиоза «положительного государственного и народного права, политики, истории права и юридической словесности». В Московском университете в начале XIX в. продолжал свою службу упомянутый выше З. А. Горюшкин, а также еще один «законоискуссник» Н. Н. Сандунов, автор методического пособия «О необходимости знать законы гражданские и о способе учить и учиться российскому законоведению» (1822). Выделяя уровни подготовки (в зависимости от целей приобретения правовых знаний студентами), на третьем уровне он предполагал разъяснять всю систему государственного правления ^{[21, с. 113-115, 611]}. Теоретиком права и закона был также профессор Л. А. Цветаев, читавший, кроме прочих, и курс естественного, политического и народного права. К концу же 1820-х гг. появляется фигура И.В. Васильева, менее известная сегодняшнему широкому читателю, но обязательно упоминаемая в серьезных исследованиях. И. В. Васильева, автора «Новейшего руководства к познанию российских законов» (1826-1827) называют «предтечей исторического направления в русском теоретическом правоведении», замечая также, что пронизывающей его творчество идеей была идея законности («законы… самые крепкие связи государственного тела») ^{[31, с. 254]}.

В провинциальном Казанском университете в 1805 г. профессором по кафедре прав естественного, политического и народного был назначен Г. Бюнеман, а с 1809 г. – И. Финке. После смерти последнего был опубликован его труд «Естественное, частное, публичное и народное право» (пер. с немецкого; Казань, 1816), явившийся первой в Казани книгой по правоведению ^{[9, с. 112-113, 247]}. И. Нейман пропагандировал уже идеи исторической школы права, полагая, что в России нет самостоятельной науки права и что в связи с этим единственным путем ее создания является исторический метод. Сходные идеи разделял Е. Врангель. Представитель «русской партии» Казанской профессуры Г. И. Солнцев, кроме прочих, читал и курс «право естественное, частное, публичное и народное российское». Он выделял право в «поумножительном» и «преунижительном» смыслах. «Собрание законов одного какого-либо рода вместе» он относил ко второму контексту ^{[25, л. 1-1об.]}. Политические науки в Харьковском университете преподавали И. Шад, Л. Якоб, Й. Ланг, др.

Проникновение в Россию и упрочение позиций исторического правоведения, «разгром» университетов, суды над профессорами, запрет на преподавание естественного права, систематизация законодательства имели серьезное значение для эволюции учения о законе, науки государственного права и ее преподавания будущим юристам. Общий устав российских императорских университетов 1835 г. содержал стандарт подготовки, созвучный структуре Свода законов; были обозначены как обязательные к преподаванию российские государственные законы, а также законы о состояниях и государственных учреждениях. Н. М. Коркунов характеризовал время второй четверти XIX в. как сложное для развития государственных наук. Одной из причин он называл «новое, донельзя расширительное понятие закона», связанное с появлением Свода. Догматическая разработка государственного права, по его мнению, пришла к полному упадку, появилось лишь 3 руководства по русскому государственному праву (Дюгамеля, Сперанского, Проскурякова) ^{[16, с. 9-10]}. «Опыт государственного права Российской империи» О. Дюгамеля (1833), как определял сам автор, носило характер учебного руководства, должный дать юношеству обзор русского государственного права – краткий, но сведениями о всех важнейших подробностях и указанием источников этих сведений. Критики XIX в. и советские исследователи по-разному оценивали это сочинение ^{[16, с. 10; 19, с. 18]}. В отличие от вызванных к жизни систематизацией законодательства описательно-комментаторских работ Н. Рождественского, Ф. Проскурякова, С. Орнатского, труды правоведов-«энциклопедистов» П. Дегая, К. Неволина ориентировали читателя на познание сути и природы закона. Как отмечается, несмотря на масштаб работ по упорядочению нормативного массива, стройного понятия закон так и не было выработано ^{[20, с. 8; 27, с. 54]} .

В Московском университете лекции по государственном праву (студентам 2-го курса) читал П. Г. Редкин – «теоретик права, историк философии и педагог», «последовательный гегельянец, стремившийся разработать философию законодательства» ^{[22, с. 190]}. Высказано предположение, что нормативная часть курса, базирующаяся на современном ему праве, менее удавалась профессору, чем доведенная до совершенства теоретическая часть, закладывающая философское мышление у его слушателей ^{[2, с. 9]}. Отмечается также, что сам Редкин выражал сожаление о слабости разработки государственного права в России ^{[22, с. 195]}. Курс о государственных и губернских учреждениях читал и начинающий тогда ученый и педагог К. Д. Кавелин. В открытом в 1833 г. Киевском университете Св. Владимира после его преобразования 1842 г. функционировала самостоятельная кафедра государственного права. Во второй половине 1840-х гг. лекции по русскому государственному праву читал С. Н. Орнатский, вернувшийся вместе с другими выпускниками «школы профессоров» Сперанского после заграничной научной стажировки в Россию ^{[3, с. 128-130]}. С конца 1840-х гг. Орнатский преподавал в Московском университете; исследователями обычно подчеркивается, что в изложении российских государственных законов профессор следовал Своду, его структуре.

Характеризуя 1840-1850-е годы, важно также упомянуть о попытках введения специализаций на юридических факультетах - обособления камеральных наук (Казанский, Киевский, Санкт-Петербургский, Харьковский университеты) и запрет преподавания государственного права европейских держав, что обусловливалось соответствующим поворотом внутренней государственной политики.

Обширность материала для заданного исследовательского ракурса применительно к буржуазной эпохе российской истории обусловливает необходимость обозначения ряда «опорных точек». В это время юридическая наука вступает в свой золотой век, явившись во всем разнообразии идей, школ, методологий (историческое правоведение, позитивистские доктрины, «новое» естественное право, др.). «Обостряется» тема закона, а термин «конституция» приобретает все большую частотность употребления. Университеты одной из главных проблем/задач ощущают свою автономию, устав «эпохи великих реформ» сменяется самым критикуемым уставом 1884 г. Наука государственного права обогащается не просто именами, но «глыбами» отечественного правоведения; ее преподавание становится теперь заметно разнообразнее, вновь вводятся специализации (отделения) на юридических факультетах. Традиционно отмечается и общий рост популярности юридического образования. «Питательной средой» научных разысканий и их апробации в аудиториях были сами буржуазные преобразования с их разнообразными следствиями. «Русский суд после александровской реформы стал великолепным институтом, и не только на бумаге», – писал в 1948 г. своему другу и многолетнему корреспонденту В. Набоков, внук министра юстиции Российской империи в период 1878-1885 гг. и сын одного из основателей «партии профессоров» ^{[8, с. 284]}. И хотя с приведенным в одной из последних работ утверждением о том, что «заметно меньше внимания исследователей привлекала взаимосвязь реформ второй половины XIX в. и преобразований в сфере в области образования» ^{[10, с. 25]}, можно согласиться лишь частично, очевидно, что для юридического образования и правоведения наступил особый период.

Приведем некоторые иллюстрации. Учению о законе посвятил первый том своего капитального труда А. Д. Градовский. Закон для него – общее правило, служащее основанием для разрешения конкретных случаев в судебной и административной практике. Он есть «норма правоотношений», устанавливающая права и обязанности. По содержанию закон – это правило, определяющее взаимные права и обязанности граждан и государственной власти, т.е. «мера свободы» и «граница власти», закон – юридическое основание всех прав гражданина и всех требований, обращенных к нему государственной властью. Исследуя признаки юридической силы закона, специфику законодательного процесса, правовед оперировал и более широкой категорией «законность», которая, как он полагал, являлась исторической традицией русского государства, где издавна нормой управления и суда являлся писаный закон ^{[5, с. 6-8, 11-12 и далее]}. Также в русле позитивистской доктрины рассуждал о законе Г. Ф. Шершеневич, определявший его как норму права, исходящую непосредственно от государственной власти в установленном порядке (норма – приказ). В качестве признаков закона мыслитель называл следующие: 1) закон есть общее правило, рассчитанное на неопределенное количество случаев; 2) норма права исходит непосредственно от государственной власти, составляет прямое выражение воли органов власти; 3) воля органов государственной власти, творящей норму права, должна выразиться в установленном порядке. Без внимания автора не остались, что понятно, важные составляющие учение о законе компоненты (классификации, систематизация, др.) ^{[32, т. 1, вып. 1, с. 237, т. 2, вып. 2-4, с. 15-28, 62]}. Блестящий представитель социальной юриспруденции Н. М. Коркунов, автор теории права как разграничения интересов, последовательно демонстрировал разницу между правом и законом, выступал против превращения юриспруденции в «служанку законодательства». В центре внимания ученого оказалась проблема соотношения закона и указа; прямым заблуждением он называл высказывание многих о том, что всякое высочайшее повеление есть закон. Отличие указа от закона заключается в отсутствии законодательной формы, а от других актов управления – в установлении не частного распоряжения, а общего правила ^{[18, с. 227]}. Коркунов называл законность в российской жизни «не ограничением, извне навязанным нашей власти, а собственным ее созданием» ^{[17, с. 209]}.

Университетские уставы второй половины XIX в. зафиксировали государственное право в стандартах подготовки юристов. Причем по уставу 1863 г. по кафедре государственного права должны были читаться курсы теории государственного права, государственного права важнейших иностранных государств, русского государственного права; в уставе 1884 г. столь подробной «росписи» сделано не было. В Московском университете курсы с государственно-правовой тематикой читали блистательные правоведы Б. Н. Чичерин, М. М. Ковалевский, А. С. Алексеев, в Санкт-Петербургском – А. Д. Градовский, Н. М. Коркунов, в Киевском – А. В. Романович-Славатинский, в Казанском – Н. К. Нелидов, в Демидовском юридическом лицее – А. Е. Назимов, В. Г. Щеглов. Отмечалось, что устав 1863 г. наметил путь, которым и «могла быть достигнута разработка государственного права». Этот путь заключался в усвоении результатов западноевропейской науки и в обработке материала, предоставляемого русским правом историко-сравнительным методом. Следуя этому направлению, И. Е. Андреевский и особенно А. Д. Градовский заложили прочный фундамент в изучении русского государственного права ^{[34, с. 400]}. Одной из первых серьезных и новаторских работ по государственному праву стал труд И. Е. Андреевского ^[1]. По мнению Н. М. Коркунова, именно ему принадлежит «заслуга первой попытки поставить изучение русского государственного права на действительно научную почву». Важно и то, что этот труд внес три новых методологических элемента в изучении государственно-правовой проблематики: теоретический, сравнительный, исторический. Другое дело, что разработаны эти элементы автором были с разной степенью основательности ^{[16, с. 12-15]}. Об особой роли устава 1863 г. для политического образования и государственных наук говорил в одной из своих речей и сам А. Д. Градовский, глубокий знаток как русского, так и европейского государственного права ^{[6, с. 30-35]}.

В конце столетия был учрежден «окраинный» Сибирский (Томский) университет, где с 1898 г. стал функционировать юридический факультет. Как и во всех университетах к этому времени остро встал вопрос о методической составляющей преподавания права, в частности о внедрении практических занятий. В Томске полагали, что практические занятия должны вводиться по ряду кафедр, в том числе на кафедре государственного права. Причем в помощь профессорам для ведения практических занятий должны быть ассистенты; предлагался и расчет издержек в связи с нововведениями ^{[4, л. 3-3об.]}. Таким образом, набрав обороты, юридическая наука осмысливала все новые проблемы, а образовательная практика усложнялась, отвечая на запросы времени.

Завершая небольшой очерк, заметим, что ряд важных вопросов, возникающих в связи с осмыслением взаимосвязи формирования учения о законе и традиций преподавания государственного права в университетах Российской империи, остались за его пределами. Однако показанные в единстве две большие историко-правовые проблемы, как думается, активизируют рефлексию по их поводу. Не меньший интерес представляет в этом отношении и опыт XX столетия, к которому обратимся впоследствии.