Концепция юридического антропоцентризма в трудах Гуго Гроция

Верховодов Евгений Владимирович кандидат юридических наук федеральный судья, Арбитражный суд Нижегородской области 603082, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, Кремль, корпус 9, каб. 313 Verkhovodov Evgenii Vladimirovich PhD in Law federal judge at Arbitration Committee for the Nizhny Novgorod Region 603082, Russia, Nizhny Novgorod, Nizhny Novgorod, the Kremlin, bld. 9, room No. 313 evg051174@mail.ru Курзенин Эдуард Борисович кандидат юридических наук доцент, Институт бизнеса и делового администрирования, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации 119571, Россия, г. Москва, просп. Вернадского, 82, оф. 219 Kurzenin Eduard Borisovich PhD in Law associate professor at Institute of Business and Business Administration at Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation 119571, Russia, Moscow, Vernadsky's prospect, 82, of. 219 edw2006@yandex.ru

Цыганов Виктор Иванович кандидат юридических наук доцент, декан юридического факультета Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского 603115, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Ашхабадская, 4, каб. 25 Ziganov Viktor Ivanovich PhD in Law asociate professor of the Department of Theory and History of State and Law at N. I. Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod 603115, Russia, Nizhny Novgorod Region, Nizhny Novgorod, str. Ashkhabadskaya, 4, room No. 25 ziganovw@yandex.ru

Современным исследователям истории правовых и политических учений хорошо известно имя выдающегося голландского мыслителя Гуго Гроция (1583 – 1645). Однако в трудах современников мало внимания обращается на то, что в своем основном труде «Три книги о праве войны и мира, в которых разъясняются начала права естественного и права народов, а также принципы права публичного» ^[1], в первой его части – так называемых «Пролегоменах» (т. е. в предварительных, вводных замечаниях) автор прямо указывает на своих предшественников, т. е. тех ученых, чьи идеи в правовой науке он стремится развивать, т. е. линию преемственности в учении. Подчеркнем, что этих писателей, так же как и себя, он называет творцами новой науки права. Первыми новаторами он считает «комментаторов» (они же постглоссаторы), которых звали также «бартолистами». Это были последователи знаменитого итальянского ученого-правоведа Бартоло и его ближайшего ученика Бальдо (их полные имена: Bartolo de Saxoferrato (1314-1357); Baldo degli Ubaldi (1327-1400)).

Как было отмечено еще в середине ХХ века советским ученым В. Э. Грабарем (1946), Гроций дал им «довольно верную характеристику» ^{[2, с. 14]}. Этот «класс» юристов, по мнению Гроция, «не интересуясь божественным правом и древней историей», стремился современные им политические ситуации (в международных отношениях) «решать на основании римских законов, обращаясь иногда к канонам», т. е. каноническому праву. Надо заметить, что каноническое право имело в Европе огромное влияние практически на все стороны жизни общества и государства [3 – 6]. «Бартолисты» и «бальдисты» «неверно понимали римские законы», однако «умело исследовали природу добра и зла», в силу чего, «будучи плохими истолкователями созданного права, они были прекрасными создателями нового права. К их мнению поэтому следует прислушаться, особенно в тех случаях, когда они свидетельствуют об обычае, который является международным правом наших времен» ^{[2, с. 15]}. Здесь требуется разъяснение, расстановка акцентов в приведенном отрывке из рассуждений Гуго. Постглоссаторы школы Бартоло не интересовались конкретными нормами римского права народов (речь идет о jus gentium). Они стремились выявить общие принципы справедливости и добра, основанные на традиционных положениях естественного права. Эти принципы уже были скорректированы в то время новыми обычаями (consuetudines) взаимоотношений между государствами в условиях развития и укрепления национальных государств, в условиях развернутой этими национальными государствами колониальной экспансии в заокеанских странах.

В контексте наших рассуждений нельзя обойти вниманием еще одного итальянского ученого – юриста Андреа Альциата (1492-1550). Им были пересмотрены взгляды бартолистов, и начата текстологическая критика юридической терминологии в различных отраслях правовых знаний. Андреа Альциат пытался привести их к исконным значениям, зафиксированным Трибоннаном в «Своде» Юстиниана (VI в.). Одна из известных его работ была «De verborum signifilationibus» («О значении слов»). Вместе с французом Гийомом Бюде (1467-1540) Альциат почитается как основоположник филологического истолкования (текстологической критики) юридических текстов ^[7].

Большое влияние на творчество Гроция оказали идеи, сформулированные в трудах итальянца Альберико Джентили (1532-1608) ^[8], жившего долгое время в Англии, стране, давшей через сто лет целую плеяду великих мыслителей своего времени, обращавшихся к тем же проблемам, что и их предшественники, но создавшим совершенно иные теории права и государства ^[9]. Известно, что он преподавал в Оксфорде. Джентили занимался вопросами межународного права (в том числе – правом войны). Некоторые положения Джентили были пересказаны Гроцием, в особенности – те положения, которые касаются актуализировавшихся тогда проблем войны и мира. Альберико Джентили формулирует общее правило: «О чем… говорят применительно к частным гражданам, то мы справедливо применяем к государям и народам, ибо основание (ratio), имеющее место по отношению к частному гражданину в частном (отдельном) государстве, то же самое, что и в этом публичном и всеобщем государстве мира по отношению к публичному гражданину, т. е. государю и к народу государя. Как частное лицо относится к частному, так государь к государю»^[10]. Но, Джентили понимает, что такое применение норм частного права к международным отношениям не всегда возможно. Он считает правильным применять нормы частного права «поскольку это возможно». «Я, однако, – замечает он, – в этом великом деле государств нелегко мирюсь с этими определениями, касающимися частных сделок. Ибо, если частный человек допустит что-либо по отношению к частному, это сейчас же может быть исправлено велением правительства, но того, что совершил государь в отношении к государю никто не исправит». Он высказывается против одного из мнений Бальдо на том основании, что… «доказательство ведется от гражданских определений к этим определениям права народов, между тем как основание другое и практика другая»^[10].

Джентили, как мы видим, понимал, что простое применение норм естественного частного права к отношениям между государствами не всегда возможно, что природа тех и других отношений разная, а потому и нормы должны быть, хотя бы в некоторых случаях, разные. Гроций в отличие от Джентили, этого не сознавал, и авторитетом своим закрепил представление о тождестве норм частного и международно-правового порядка. Представители естественного права в течение двух почти столетий повторяли это положение, как аксиому.

Кроме позднесхоластической школы комментаторов (usus italicus) Бартоло, Бальдо и их продолжателя Джентили, Гроций активно использовал предшествовавшую и современную ему протестантскую юридическую литературу – труды таких протестантских правоведов как Гемминг, Винклер, Ольдендорп, претендовавших на выработку нового, освященного истинной религией права, которое выше католических правовых школ. Этот факт в отечественной юридической литературе отмечал профессор П. И. Новгородцев.

Как и протестантские комментаторы античных классиков, Гроций обособлял понятия «право» и «закон». Протестант Гемминг утверждал, что «закон отличается от права, как причина от следствия», т. е. право – нечто производное от закона (законов). Гуго Гроций противопоставил свою позицию Геммингу с большой определенностью. Схема должна быть, по Гроцию, такова: человек (право личности) – право (общественное, естественное) – закон (властью изданный, на базе естественных принципов). Этим Гроций утвердил определенную новацию: антропологический принцип – основа естественного права, из которого, в свою очередь, вырастает государственное законодательство.

Таким образом, Гроций обработав большой массив мнений, высказываний, аргументов и фактов, создал свою важнейшую теоретическую работу «О праве войны и мира…» ^[11]. За эту работу Гроций принялся лишь в 1623 г., и закончил ее с невероятной быстротой, в следующем, 1624 г., потратив на ее написание всего полтора года. Поводом, побудившим Гроция написать свой знаменитый труд, была Тридцатилетняя война, сопровождавшаяся страшными жестокостями и разрушениями. Гроций решил исследовать, в каком отношении война находится к природе человека. Гроций в своей работе ставит задачу разрешить три главных вопроса: о сущности права, сущности государства и о содержании норм международных отношений в войне и мире.

Право, по его учению, основывается не на воле Бога, а на природе человека. Фундаментальные основы права Гроций ищет в природе человека, а не в Боге. «Если даже допустить, – говорит он, – преступную мысль, что Бога нет, то право все равно существовало бы. Но это положение несущественно, ибо никто не сомневается в существовании Бога» ^{[12, с. 6]}. Если у великого мыслителя не было сомнений на этот счет, то его грядущие последователи постепенно вывели Бога из юридического дискурса, повернув историю права «от сакрализации к секуляризации» ^[13]. Рассматривая вопрос о сущности права, Гроций определяет последнее как явление, коренящееся в самой природе человека, и существующее независимо от законов, установленных у различных народов.

Право должно пониматься как согласное с природой справедливое действие общественно разумных существ; право понимается также в смысле лица, субъекта, который может что-либо по праву иметь или делать. В этом аспекте право называется правомочием. Но такое правомочие должно быть справедливым ^{[14, c. 73]}. Наконец, право употребляется в смысле закона, т. е. правила нравственного действия.

По форме изложения книга Гроция как будто мало отличается от прежних схоластических сочинений, так как насыщена в изобилии цитатами и ссылками, но по своему содержанию противопоставляет схоластическому мышлению рациональное и гуманистическое.

Характерно, как Гроций определяет научный метод исследования. Он устанавливает два способа доказательства истины: умозрительный (a priori) и опытный (a posteriori).

Первый способ основывается на том, что данное явление соответствует разуму и природе общежития, а потому его можно считать естественным правом. Опытный способ выражается в обнаружении того, что признание данного правового явления естественным правом встречается у всех, или у наиболее цивилизованных народов, для чего приводятся факты из истории ^{[14, c. 74]}.

Книга «О праве войны и мира» вышла в 1625 г. в Париже и имела огромный успех. Одно издание следовало за другим, появлялись многочисленные переводы. Впервые перевод трактата «О праве войны и мира» в России был осуществлен около 1710 года в Киевской духовной академии по повелению Петра I.

Огромный успех книги Гроция объясняется тем, что она была первым и естественным систематическим изложением действующего международного права, в котором можно было найти ответы на все вопросы международно-правовой жизни. Представленные автором положения были растяжимы, не имели строго юридической определенности и давали воюющим почти безграничные права, ограниченные только соображениями гуманности. Дух гуманности, которым проникнута книга Гроция, в сочетании со значительным простором, предоставленным деятельности государственных людей, сделали ее для последних желанным, практическим руководством, а представителям науки книга Гроция импонировала, главным образом, созданной автором стройной системой естественного права ^[15].

«Три книги о праве войны и мира» вызвали оживленные споры, продолжавшиеся более трех веков. Спор завязался и между последователями Гроция, образовавшими две антагонистические школы: естественного и положительного права. Представители первой отрицали не только существование положительного международного права, но и саму возможность его существования. Сторонники второй школы, не отрицая существование естественного международного права, отстаивали наличие положительного права. Отзвуки этого спора не затихли еще и в наше время, но с XIX века начался другой спор – о том, может ли Гроций считаться творцом современной науки международного права.

В посвящении, которым открывается книга Гуго Гроция «О праве войны и мира», указывается, что она написана «в защиту справедливости». Выявить начала справедливости в международных отношениях – вот та основная цель, которую преследует выдающийся голландский ученый. Если войны между государствами по тем или иным причинам избежать невозможно, то она согласно глубокому убеждению Гроция, должна вестись в соответствии с принципами права и гуманности.

Гроций пытается разрешить проблему соотношения войны и естественного права. Разрешение этой проблемы упиралось в разрешение вопроса о том, что собой вообще представляет право. Гроций пишет, что в научную плоскость его можно перевести, лишь тщательно отделив в законах правила, «возникшие путем установления», от правил, вытекающих из самой природы. «Ибо ведь то, что вытекает из природы вещи, всегда пребывает тождественным самому себе и потому без труда может быть приведено в научную форму, то же, что возникло путем установления, часто изменяется во времени и различно в разных местах, а потому и лишено какой-либо научной схемы, подобно прочим понятиям о единичных вещах».

Идеи естественного права встречаются и в произведениях феодальной эпохи ^[16]. С проповедью этих идей выступал, как уже писалось, средневековый схоласт Фома Аквинский. Но естественно-правовая концепция Гроция отличается от концепций его предшественников. Анализ взглядов Фомы Аквинского показывает, что учение о естественном праве было направлено на защиту устоев религии. В учении Фомы Аквинского естественное право изображается как одно из проявлений вечного закона, представляющего собой божественный разум. В противоположность ему, Гуго Гроций дает трактовку понятия естественного права в свете светской теории, хотя и ссылается на Библейские тексты.

Великий голландец высказал большую сумму идей, стремясь преодолеть теологическую надстройку и снять схоластические наросты с величественного здания античной теории естественного права. Во многом он оказался здесь не реципиентом, а новатором.