Экзистенциальная безопасность как парадигма сохранения человеческого существования

Осмысление глобальных проблем существования человечества, обеспокоенность негативными последствиями неудержимого научно-технологического прогресса, угроза ядерного апокалипсиса заложили гносеологические предпосылки формирования наиактуальнейшей философской проблемы – экзистенциальной безопасности. О непродуктивности предупредительных мер, опирающихся лишь на организационно-технологические и военно-силовые методы, реализуемые в рамках программ глобальной и региональной безопасности и устойчивого человеческого развития, свидетельствуют возрастающая динамика и масштабы экологических, техногенных и гуманитарных катастроф, расширение зон нестабильности на планете. Тогда, как разрешение этой проблемы, по убеждению мыслителей, возможно лишь через духовное обновление человека, перестройку его сознания и поведения на основе переосмысления ведущей системы ценностей и идеалов ^{[1, с. 177]}.

Такая постановка вопроса предполагает разработку концепта экзистенциальной безопасности как основы формирования познавательной парадигмы, расширяет рамки исследовательских возможностей, открывает новые пути решения проблемы. Гармоничный синтез онтологического и культурологического подходов, рациональных и феноменологических методов в исследовании безопасности открывает перспективы решения проблемы за счет инициации ее глубинных пластов – смыслового, эмотивного и ценностного содержания. По своей сути концептуализация экзистенциальной безопасности выступает основанием переформатирования парадигмы человеческого мышления на новых ценностных основах. Таким образом, целью статьи является обоснование и репрезентация экзистенциальной безопасности в качестве концептуальной основы разработки когнитивной парадигмы.

В основу изменения мышления, как социокультурного условия человеческого существования, может быть положена новая парадигма познания, синтезирующая в единую систему все знания человечества о безопасности. В широком понимании, когнитивная парадигма экзистенциальной безопасности рассматриваются нами как способ получения знаний, совокупность теоретических, методологических и аксиологических установок, воспринимаемых в качестве образцов, стандартов разрешения познавательных задач, в соответствии с которыми выстраивается знание об угрозах человеческому существованию и путях их преодоления в историко-культурном контексте. На наш взгляд, когнитивная парадигма экзистенциальной безопасности должна отражать модификации смысловой структуры безопасности, конституирующие социокультурний опыт предупреждения и преодоления угроз человеческому существованию и функционирующие в культуре.

В основании же логики выстраивания когнитивной парадигмы нами положен концепт экзистенциальной безопасности, выступающий в качестве предмета когнитивного анализа. Анализ экзистенциальной безопасности осуществляется в работе на основе выделения двух сторон: предметной (объективной) и субъектной (субъективной). Изучение предметной стороны предполагает исследование объективных характеристик самого социокультурного явления, отражаемого номинацией «экзистенциальная безопасность». При этом учитывается, что проблемы экзистенциальной безопасности, как явления общественного бытия, частично представлены в политологических и социологических концепциях глобальной и международной безопасности и устойчивого человеческого развития. Субъектная же сторона экзистенциальной безопасности характеризует данное явление, прежде всего, в качестве феномена индивидуального и коллективного сознания, как ментальный комплекс феноменологических характеристик и регулятивов мышления, поведения и деятельности.

Становление экзистенциальной безопасности,как феномена сознания, происходило через осмысление перспектив человеческого существования и поиск возможных ответов на экзистенциальные вызовы бытия. Ментальные и культурные предпосылки ее становления можно обнаружить уже в мифологической и религиозной формах сознания. Парадигмальную же основу анализа экзистенциальной безопасности, как феномена мифологического и религиозного сознания и соответствующих культурных пластов, образуют наработки представителей культурологического, феноменологического, экзистенционального и других течений философии постмодерна.

В основание анализа мифологического модуса осмысления безопасности в работе положена культурологическая концепция мифа как механизма воспроизводства культурных традиций. В соответствии с взглядами Т. Манна, миф или культурный архетип выступает как первичный образец, исходная форма бытия, вневременная схема, древняя формула в которую вкладывается жизнь. В культурологической традиции миф рассматривается как своеобразный символический язык. Символическая теория мифа, разработанная Э. Кассирером и развитая С. Лангер, позволяет интерпретировать мифологические представления в качестве системы символов, объективирующих чувства, эмоции, переживания человека относительно угроз его существованию. В соответствии с этой теорией мифы образуют смысловое, ценностное и символическое поле экзистенциальной безопасности. Таким образом, мифологическое сознание в терминах символического языка как бы моделирует, классифицирует и интерпретирует мир, общество и человека в контексте безопасности существования. В свою очередь, мифологические представления о безопасности существования человечества можно интерпретировать как символический код, ключом к которому выступают смыслы, скрывающиеся за символикой мифологических сюжетов. В целом же, в мифологическом сознании безопасность представляется как такое состояние жизненного мира, которое основывается на единых универсальных принципах существования и постигается благодаря уяснению непреходящих смыслов бытия. А угрозы воспринимаются таким сознанием как последствия человеческих деяний, нарушающих универсальные принципы Вселенной.

В религиозной философии проблема безопасности существования человечества осмысливается несколько в иных ключах и в контексте эсхатологии – религиозного учения о конце Света, основанного на апокалипсических откровениях пророков. Апокалипсис представляется богословами как финал истории, возвращение к такой форме бытия, когда пространство, время и материя находились в свернутом состоянии в качестве потенции Универсума. Ментальные предпосылки апокалипсиса богословы усматривают в возможных последствиях нарушения универсальных принципов человеческих отношений, завещанных Творцом. Исходя из принципа неограниченного могущества Бога, Августин приходит к выводу, что спасение града Божьего поддерживается только верой. ^{[2, с. 519]}.

Таким образом, в вопросе об общем спасении скрывается феноменологический аспект решения проблемы экзистенциальной безопасности посредством изменения индивидуального и коллективного сознания. А источник достижения такого состояния общества находится в сознании каждого человека, представляя собой духовные ценности, определяющие отношение к миру. Философия религии дает возможность охватить, как минимум три уровня смыслового содержания феномена безопасности. Сакральный смысл безопасности существования человечества заключается в способности верующего человека находиться в благодати как сфере влияния Бога. Эзотерический смысл заключен в священнодействиях, позволяющих удерживать, сохранять благодать с помощью религиозных обрядов и ритуалов. Экзотерический смысл безопасности заключен в религиозной культуре, обычаях, предписаниях и нормах, позволяющих сохранять и поддерживать ощущение причастности к Высшему в повседневной жизни. Как видим, безопасность существования человечества в религиозном мировоззрении приобретает трансцендентальную значимость и обусловливается высшими, духовными ценностями и внеисторическими смыслами, постижение и реализация которых возможны на основе веры.

Следует отметить, что мифологические и религиозные формы осмысления перспектив человеческого существования частично, фрагментарно трансформировались в повседневную форму коллективного сознания в качестве модуса безопасности. Его канву представляют сюжеты народных сказок, баллад, песен, басен, пословиц и поговорок, отражающих жизненные смыслы человеческого бытия и образующих метафизическую опору сознания в постоянной борьбе за устойчивость и безопасность жизненного мира в повседневной жизни.

Однако, наиболее рельефно осмысление угроз существованию человечества, как экзистенциальной проблемы, происходило в русле развития неклассических течений философии постмодерна. Эта проблема интерпретировалась в терминах «конца истории», «антропологической катастрофы», «онтологического кризиса человечества» и др. Озабоченность незащищенностью человеческого бытия, как онтологической проблемы звучит в произведениях О. Шпенглера, М. Хайдеггера, К. Ясперса, Ж.-П. Сартра, А. Камю и других представителей экзистенциализма. По их взглядам, катастрофические события новейшей истории выявили неустойчивость, слабость, незащищенность человеческого существования. «Мы оказались беспомощными, растерянными перед лицом катастроф, уничтожением всех, защищавших нас ранее, привычек и ценностей», пишет К. Ясперс ^{[3, с. 275]}. Анализу трансформаций, сопровождающих переход общества в постиндустриальную фазу развития и порождающих угрозы социуму, посвящено творчество Д. Белла, У. Бека, Н. Лумана, Т. Гиденса. Концепцию «конца истории» как критической межи, к которой вплотную приблизилось человечество, разрабатывают Т. Адорно, Р. Гвардиани, Ф. Фукуяма. В условиях «онтологического кризиса человечества», задачу обоснования путей сохранения жизни на Земле, выдвигают в качестве приоритетной, представители практической и коммуникативной философии Д. Каллахан, В. Поттер, К.-О. Апель, Ю. Хабермас, В. Хесле. В целом же, философия постмодерна, с одной стороны, породила концепты неустойчивости, беззащитности, уязвимости человечества, с другой – инициировала поиск новых моделей развития общества в условиях системного кризиса и глобализации угроз человеческому существованию.

Непосредственно, рациональным основанием разработки проблемы экзистенциальной безопасности, раскрывающим ее предметную сторону, явилось комплексное осмысление учеными глобальных угроз, с которыми столкнулось человечество в конце двадцатого столетия, вследствие неподготовленности общества к взрывообразному научно-технологическому прогрессу. Ведущая роль в осмыслении глобальной безопасности и устойчивого человеческого развития принадлежит ученым Римского клуба, основанного А. Печчеи в 1968 году. В докладах Д. Медоуза, М. Месаровича, Э. Пестеля, Я. Тинбергена, Э. Ласло и Б. Гаврилишина был осуществлен критический анализ развития цивилизации, которой угрожает глобальная экологическая катастрофа; проанализированы перспективы нового мирового порядка и модели его исследования на основе математических критериев; обоснована возможность возникновения мировой ядерной катастрофы и необходимость ее предотвращения; предложены пути разрешения экологических, энергетических, продовольственных, демографических и культурных проблем развития человечества.

Таким образом, синтез рациональных, феноменологических и иррациональных знаний об угрозах существованию человечества, послужил основой формирования отношения к безопасности как к интегративному и универсальному явлению человеческого бытия. При таком подходе, понятие экзистенциальной безопасности стало употребляться, прежде всего, для обозначения состояния общественного сознания, характеризующегося обеспокоенностью судьбой человечества, существованию которого угрожают глобальные опасности экологического, техногенного и антропогенного характера, сопровождающееся поисками путей к их предотвращению.

Теоретическое поле анализа экзистенциальной безопасности, рассматриваемого в качестве социального явления, образуется такими понятиями как экзистенциальные угрозы, опасности и риски, с одной стороны, и возможные пути и способы их предотвращения, – с другой. При этом, в публикациях встречаются два подхода. Для первого подхода, характерно толкование экзистенциальных угроз как планетарного явления, к которому относят деструктивные факторы развития земной цивилизации, по существу совпадающие с глобальными угрозами. К основным группам глобальных угроз относят: глобальный экологический кризис и связанный с ним блок экологических, антропологических, демографических вызовов существованию человечества; ограниченность энергетических и сырьевых ресурсов, детерминирующая экзистенциальные риски; угрозу катастрофического роста обнищания населения вследствие асимметричности мирового экономического и демографического развития, влекущую ряд миграционных и этнических проблем; опасность развязывания мировой ядерной войны, ядерного терроризма и ряд экзистенциальных рисков, связанных с разработкой новых видов оружия массового уничтожения. Однако, основные пути решения глобальных проблем до сего времени остаются в границах методов, предлагаемых технократическими подходами, с привлечением институционального инструментария, разработанного в рамках политологических теорий национальной и международной безопасности.

Второй подход базируется на традициях, заложенных в феноменологии, экзистенциальной философии и культурологии, где акцентируется внимание на внутреннем, жизненном мире человека. А проблема сохранения существования нашла свое первичное выражение в осмыслении соотношения жизни и смерти как двух противоположных сторон единого целого – феномена существования или экзистенции. Знаковыми феноменами, рассматривающимися в качестве признаков экзистенциальной безопасности, выступают, во-первых, интенция к предупреждению возможности утраты сознанием своей устойчивости в пограничных ситуациях и, во-вторых, забота – как бытие присутствия и «проект в будущее», по М. Хайдеггеру. В качестве условия полноценного существования личности, выдвигается необходимость преодоления ужаса, возникающего в пограничных ситуациях и являющегося предпосылкой экзистенциальной ситуации – трансцендирования. В целом же, представители второго подхода при рассмотрении экзистенциальных угроз акцентируют внимание на факторах негативного влияния на сознание, мировоззрение и психику человека, следствием которого могут стать необратимые антропологические изменения деструктивного характера. Становится очевидным, что понятие безопасности в экзистенциальной философии трансформируется в проблему поддержания устойчивости сознания, как важнейшего условия сохранения устойчивости существования внутреннего, «жизненного мира» человека, в кризисных для сознания ситуациях.

Проблема устойчивости существования человеческой цивилизации с привлечением факторов сознания, ментальности и культуры нашла развитие в различных философских течениях постмодерна. Объединяющей их, является, с одной стороны, направленность в будущее, с другой, – обращение к онтологическому основанию безопасности – существованию человечества как единой цивилизации. Так, Арнольд Тойнби в «Исследовании истории» к угрозам цивилизационного развития относит военные поражения, природные катастрофы, экономическое, политическое, национальное соперничество сверхдержав, отчуждение от власти и культуры масс населения, изнутри разрушающие цивилизацию. Спасти цивилизацию, по убеждению мыслителя, может духовное обновление, согласие, моральное единство народа, гармонизация отношений с природой, рациональность мышления творческой и правящей элиты, ее способность к новому пониманию сути «вызовов времени» и способность дать соответствующий «ответ». Прогресс цивилизации, по мнению Тойнби, заключается в духовном совершенствовании и духовном единстве на основе синкретической религии будущего – источника норм, ценностей морали и духовности, составляющих ядро человеческой культуры и внутренний стержень истории.

Предостережению общества от тоталитарной идеологии и манипуляций сознанием масс средствами культуры посвящены работы К. Поппера, Т. Адорно, Ж. Доменака, К. Мангейма, Е. Шилса. Развивая идею «паноптикума» И. Бентама – власти как всевидящего ока, М. Фуко анализирует такие механизмы тотального контроля как биовласть, психиатрический и дисциплинарный порядок ^{[4, с. 101, 178]}. Однако, наиболее опасную форму реализации идеи «паноптикума» аналитики усматривают в возможностях, открываемых перспективой глобализации информационного пространства и конвергенции информационных и высоких гуманитарных технологий. Тотальные формы социального контроля и манипуляции в постмодерном обществе анализируются Ж. Бодрийяром в работе «Символический обмен и смерть». Описывая механизмы контроля «бинарного пространства» информационного общества, в котором на смену традиционным ценностям пришли симулякры, мыслитель подчеркивает, «сколь велико различие между этим полем контроля и репрессивным пространством традиционного общества – пространством полицейского порядка, который еще соответствовал что-то значащему насилию» ^{[5, с. 145]}. Время торжества симулякров Ж. Бодрийяр отождествляет с виртуальным апокалипсисом, который имеет место здесь и теперь.

Вопрос опасности утраты мирового культурного наследия поднимает Поль Рикер в статье «Всемирная цивилизация и национальные культуры». «В этом экстремальном пункте триумф потребительской культуры, универсально идентичной и интегрально анонимной, репрезентирует нулевой уровень культуры творческой, это будет скептицизм в планетарном масштабе, абсолютный нигилизм в триумфе благополучия, и необходимо признать, что эта опасность, как минимум, приравнивается опасности атомного уничтожения, а может даже превышает ее», предостерегает мыслитель ^{[6, с. 292-300]}.

Представители культурологического направления Э. Тейлор, Дж. Фрезер, Б. Девидсон основную угрозу человечеству усматривают в столкновении различных по содержанию культур. Причинами социокультурных конфликтов, по их мнению, являются различия в традициях, верованиях, социальных нормах, искусстве, провоцирующие социальное напряжение во взаимоотношениях между представителями различных этнических и конфессиональных групп. Поэтому диалог между носителями различных моральных идеалов, сориентированный на достижение базового консенсуса, по убеждению О. Ахиезера, должен определяться как прогрессивные человеческие усилия осознанного противоборства с социокультурным расколом, как противостояние опасности дезорганизации ^{[7, с. 217–219]}.

Проблема межцивилизационного конфликта является ведущей в работе С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций». Автор выдвигает тезис, что в отличие от прошлых времен, когда главным источником глобальных и локальных конфликтов были экономика и идеология, в будущем им станет культура. Столкновение цивилизаций, по его мнению, является наибольшей угрозой миру во всем свете, и международный порядок является самым надежным способом предупреждения мировой войны ^{[8, с. 8]}. Важной предпосылкой устойчивости цивилизационных образований Хантингтон считает цивилизационную идентичность. Она образуется как культурная идентичность наивысшего ранга и имеет общие черты объективного характера: язык, историю, религию, институты, обычаи, традиции, а также субъективную самоидентификацию людей.

К группе экзистенциальных угроз и рисков мыслители относят опасность, таящуюся в возможности использования новых знаний во зло человечеству. Этот феномен, названный В. Поттером «опасным знанием», наиболее ярко проявляется в развитии оружия массового уничтожения, создании новых видов вооружения, технологиях манипулирования массовым сознанием. Это обусловлено, по мнению мыслителя, опережающим ростом научного знания по отношению к возможностям его осмысления и адаптации к новым реалиям бытия, опережением темпов социальной трансформации по отношению к возможностям науки отвечать на вызовы социальных изменений. Опасное знание определяется исследователями как информация, полученная в результате научных исследований, негативные последствия которой общество не в состоянии эффективно контролировать на данном этапе своего развития ^{[9, с. 208]}.

Научная деятельность, лишенная ценностных императивов, по взглядам ученых, способна завести человечество в цивилизационный тупик. Тогда, как решение вопроса об использовании новейших знаний с учетом критериев «добра и зла» открывает пути практического решения проблемы существования человеческой цивилизации, находящейся под угрозой ядерного апокалипсиса. Проблема формирования и использования научных знаний на современном этапе развития цивилизации неизбежно выводит на проблематику современных технологических рисков, поиска новых этических регуляторов, научно-технической деятельности, путей преодоления глобальных кризисов, на проблематику устойчивого развития и возможного изменения базисных ценностей технологической цивилизации ^{[10, с. 46]}. Становится очевидной зависимость направленности результатов исследования от ценностных ориентаций, гуманистических, этических, экологических принципов, исповедуемых ученым. Этичность выступает одной из предпосылок гуманитаризации науки, условием ее гармоничного включения в культуру как предпосылки сохранения человеческой цивилизации. Изменение парадигмы мышления на основе формирования этики ответственности, по убеждению Г. Йонаса, является условием сохранения целостности человеческого существования ^[11].

Возрастающая рискогенность современных научно-технологических знаний в сфере ядерной физики, генной инженерии, нанонаук, синтеза информационных и высоких гуманитарных технологий актуализирует проблему выживания человечества. Французский мыслитель Жан Фурастье, в качестве негативных последствий технологического развития выделяет разрушение «тысячелетних гарантий» стабильности и психологического равновесия, проявляющихся в разрыве личностных связей, контактов с живой природой, разрушении размеренного ритма жизни и других исходных жизненных потребностей человека. Основное условие сохранения устойчивости социума Фурастье усматривает в восстановлении целостности человеческого существования, возможного благодаря развитию культуры.

Известные футурологи У. Бек, Е. Ласло, Э. Тоффлер, Ф. Фукуяма также ставят под сомнение гуманистическую ценность научно-технологического прогресса, превращающего социум в общество риска, наполненное угрозами, открытое для катастроф, неспособное гарантировать экзистенциальную безопасность. Применение высоких технологий без учета возможного негативного влияния на природу и человека создает угрозу утраты ими «иммунной системы защиты» ^{[12, с. 70-77]}. Вторжение технологий в фундаментальные первоосновы природы может угрожать человечеству непредвиденными, катастрофическими ответными реакциями природы. Планетарная жизнь, по мнению исследователей, становится беззащитной перед научно-технологичной активностью цивилизации ^{[13, с. 5]}. Пробуждение у людей осознания уязвимости природы, ответственности за ее сохранение и последствия своей деятельности, рассматривается как ведущий тренд переформатирования общественного сознания. В таком мышлении мораль, по отношению к истине, выступает как система ценностных критериев, определяющих этические требования и гуманитарные границы применения научных знаний. В качестве единственного возможного пути сохранения человеческой цивилизации выдвигается идея преобразования внутреннего мира человека, его сознания и культуры. По убеждению В. Келлє, именно духовная культура, как среда функционирования интеллекта, способна защитить человека от угроз, которые могут быть порождены интеллектуальной деятельностью ^{[14, с. 52]}.

Наряду с экзистенциальными угрозами экологического и технологического характера в психологическом, интеллектуальном и духовном мире происходят непредсказуемые процессы, связанные с «изменением человеческой субъективности» ^{[15, с. 70]}. Ведущим фактором рискованной, радикальной трансформации человеческой природы выступает синергетическое взаимодействие нанонаук, генной инженерии, информационных и высоких гуманитарных технологий, предупреждают ученые ^{[16, с. 5]}. В связи с этим, констатируется появление новой гуманитарной угрозы «деантропологизация человека». Современный человек не только утратил свою идентификацию, но и умирает как антропологическая данность. Разговор идет, по своей сути, не о преобразовании человеческой природы, а об ее утрате, подчеркивает П. Гуревич ^{[17, с. 31]}. Постепенное вытеснение человека – «постчеловеком» вследствие интервенции в природу человека высоких «конвергирующих технологий BNIC (био-, нано-, инфо- и когнитивных), ведущих к утрате смыслов человеческой жизни, по мнению В. Лекторского, порождает экзистенциальную угрозу «коллективного самоубийства человечества» ^{[18, с.34]}.

На наш взгляд, инструментом предотвращения подобных гуманитарных рисков может стать аксиологическая экспертиза новейших технологий на их соответствие общечеловеческим и экзистенциальным ценностям, определяющим общепризнанные смыслы человеческого существования и учитывающие, по мысли К.-О. Апеля, «регулятив выживания». Аксиологическую экспертизу можно рассматривать как составляющую гуманитарной экспертизы, которая должна быть органично вплетенной в любую экспертную деятельность, ориентированную на человека ^{[19, с. 150]}.

В условиях обострения конфронтации культур и цивилизаций целевым вектором социальной философии становится возможность конституирования принципиально ненасильственных способов человеческого существования. Или, как писал Т. Адорно, пространства, свободного от господства. Повышается актуальность выявления предельных аксиологических оснований человеческого бытия, обуславливающих возможность достижения консенсуса как предпосылки предотвращения гуманитарных катастроф. Обоснованию этических норм взаимопонимания, достигаемого на принципах рациональности, справедливости и гуманизма, посвящены труды представителей коммуникативной философии К.-О. Апеля, Ю. Хабермаса, Д. Белера, В. Кульмана, П. Ульриха и др.

Учитывая, что в основе стратегии коммуникативного поведения находится «эмансипационный интерес» – стремление человека к освобождению от любого насилия, Ю. Хабермас приходит к выводу, что такой интерес может быть реализованным только посредством становления «подлинной интеракции». Такая интеракция принципиально возможна как диалогичная, аксиологически симметричная межличностная коммуникация, разворачиваемая посредством дискурса и предполагающая достижение справедливого консенсуса. К.-О. Апель рассматривает практический дискурс как диалогически равноправную процедуру рационально аргументированной проверки ценностных ориентаций и институциональных форм на соответствие истине как «стратегии выживания рода человеческого» ^{[20, с.330-332]}.

Значимость рационально аргументированного дискурса заключается в том, что он позволяет опровергать догматические и идеологические ценностно-нормативные системы и на основе конвенции утверждать универсально значимые этические нормы, в основании которых, в качестве метанормы, лежит «регулятив выживания». Вплетаясь в коммуникативную сеть, «идеальная коммуникативная общность» становится реальной силой, воздействующей на принятие решений и вынуждающая политические институты считаться с собой.

Анализ концепций дает основание утверждать, что одним из источников формирования угроз экзистенциального характера, ведущих человечество к самоуничтожению, является утрата ценностной системы, опирающейся на высшие духовные и моральные абсолюты. Нивелируя высшие ценностно-смысловые основы, человечество непосредственно приблизилось к Рубикону, перейдя который оно способно уничтожить самое себя. Одним из следствий разрушения ценностных основ культуры является утрата устойчивости сознания. Нивелирование духовных ценностей, отражающих жизненные смыслы, провоцирует маргинализацию сознания. Этот процесс характеризуется разрывом духовных и социокультурных связей с основами собственной культуры как источником духовности. К признакам маргинального сознания относят чувства беззащитности, растерянности, оторванности от своих культурных корней, формирование номадного типа личности. Экзистенциональный риск утраты своей идентичности мыслители относят к признакам глобального информационного общества. По выражению М. Фуко, – человек исчезает, как лицо нарисованное на прибережном песке. Этот социокультурный феномен означается термином «кризис идентификации», приписываемым Дж. Уарду и понимаемым как разрушение возможности целостного восприятия субъектом себя в качестве аутентичной личности. Вследствие утраты идентичности возникает феномен «массовизации сознания», усиливаемый влиянием глобальных информационных сетей, которые внедряют в сознание стандарты массовой культуры, вытесняя духовно-моральные ценности. В результате, человеческое бытие постепенно утрачивает свои сущностные антропологичческие качества – духовность, доброту, совестливость, способность к сопереживанию, осмысленность жизни.

Таким образом, осмысление массива философских работ позволяет сделать вывод о том, что социокультурными и ментальными предпосылками экзистенциальных угроз является мышление, лишенное высших духовно-моральных и гуманистических ценностей, а так же, деструктивные процессы в сознании и социокультурной сфере, продуцируемые неконтролируемой научно-технологической активностью. Становится очевидным, что решение проблемы экзистенциальной безопасности предполагает изменение парадигмы мышления, в контексте приоритетов, обеспечивающих сохранение человеческого существования в будущем. В таком ключе экзистенциальная безопасность может рассматриваться как форма и способ интеграции знаний об угрозах существованию Цивилизации и организации человеческой активности в соответствии с высшими, вневременными приоритетами и жизненными смыслами существования человечества. Это, своего рода, метафизическая опора человеческой субъективности на трансцендентные смысловые и ценностные структуры человеческого существования.

Обобщая результаты анализа в целом, следует выделить принципиальные особенности концепта экзистенциальной безопасности как системообразующей основы познавательной парадигмы. Во-первых, это обращение к онтологическим основам безопасности – существованию человечества как предельной, рубежной ценности бытия. Во-вторых, это направленность в будущее. В-третьих, – комплексный, междисциплинарный охват проблемы с выходом на ценностные основы в качестве ключевых регулятивов человеческого мышления, поведения и деятельности. В целом, когнитивная парадигма экзистенциальной безопасности представляет собой совокупность идей, фундаментальных знаний, ценностных установок, методологических подходов, образцов разрешения познавательных задач, в соответствии с которыми выстраивается интегральное знание об источниках угроз человеческому существованию и возможных путях их нейтрализации.

Дальнейшее изучение экзистенциальной безопасности, как парадигмы познания и мышления, открывает перспективу разработки гуманитарных методов и социокультурных процедур практического решения проблемы.