Проблема доступа в теории эпистемологического дисджонктивизма

Прись Игорь Евгеньевич кандидат философских наук, кандидат физико-математических наук старший научный сотрудник, Институт философии 220012, Беларусь, г. Минск, ул. Сурганова, 1, оф. 810 Pris Francois-Igor Senior Researcher, Institute of Philosophy 220012, Belarus, g. Minsk, ul. Surganova, 1, of. 810 frigpr@gmail.com Другие публикации этого автора

Эпистемологический дисджонктивизм в интерпретации Дункана Притчарда (Duncan Pritchard) утверждает, что для парадигматических случаев перцептивного знания агент S знает, что p, в силу наличия у него рациональных оснований R для своего мнения, что p, которые одновременно являются фактивными (то есть, R с логической необходимостью влечёт p) и доступными рефлексии S. ^[4]

Здесь p обозначает предложение о факте, который познаётся при помощи перцепции.

Притчард ^[4] ограничивается случаем зрительного перцептивного знания. В случае парадигматического зрительного знания о том, что p, у агента S есть доступное рефлексии рациональное фактивное основание для своего мнения, что p, которое состоит в том, что S видит, что p (то есть, основание « я вижу, что p »).

Притчард делает различие между парадигматическими случаями перцепции (эпистемологический дисджонктивизм применим лишь в этих случаях) и непарадигматическими случаями перцепции. Природа доступных рефлексии рациональных оснований в этих двух случаях различна. Лишь в первом случае основания являются фактивными.

Например, в случае галлюцинации, что p, несмотря на то, что перцептивный опыт галлюцинирующего агента будет точно таким же (предположим это) как и в случае подлинной перцепции, что p, его рациональные основания для своего мнения, что p, не будут фактивными. (Согласно стандарной эпистемологии в обоих случаях рациональные основания агента одинаковы (не фактивны).)

Притчард защищает эпистемологический дисджонктивизм независимо от того, верен или нет метафизический дисджонктивизм. Последний утверждает, что не только рациональные основания, но и сам перцептивный опыт, в случае галлюцинации будут другими.

Эпистемологический дисджонктивизм сталкивается с рядом проблем. Притчард выделяет три основных, тесно связанных друг с другом проблемы: «проблема доступа», «проблема различимости» и «проблема базиса» (basis problem). Мы рассмотрим здесь предложенное Притчардом решение проблемы доступа.

Проблема доступа состоит в том, что при помощи одной лишь рефлексии и, следовательно, a priori, агент не может получить знание о факте, относящемся к внешнему миру, то есть, о факте эмпирическом. Но, на первый взгляд, именно это следует из позиции эпистемологического дисджонктивизма, который утверждает, что агент знает, что p, в силу рациональных оснований для его мнения, что p, которые одновременно доступны рефлексии и фактивны, то есть с необходимостью влекут наличие самого факта, p.

Возьмём случай парадигматического зрительного знания, что p. В этом случае при помощи одной лишь рефлексии агент может узнать, что он видит, что p. Очевидно, что рациональное основание «я вижу, что p» является доступным рефлексии и фактивным. Поэтому, исходя из основания «я вижу, что p», агент может логически вывести, что предложение p истинно. (Заметим, что проблема регресса оснований для мнения в этом случае не возникает, поскольку априорная доступность рационального основания «я вижу, что p» означает, что агент знает, что он видит, что p. Такое основание не нуждается (для своего обоснования) в другом основании.)

Итак, вроде бы получается, что согласно дисджонктивизму знание эмпирического факта, что p, может быть получено чисто априорным путём.

Можно возразить, что это иллюзия, если предположить, что сам зрительный опыт, на котором базируется предполагаемое дисджонктивизмом априорное знание, что p, включает в себя знание, что p, то есть, является специфической (зрительной) формой знания, что p, или, по-крайней мере, можно предположить, что из зрительного опыта, что p, логически вытекает наличие знания, что p. Такой точке зрения способствует то, что зрительный опыт является фактивным и в парадигматических случаях устойчивым.

Если бы это было так, то, конечно, проблемы доступа не существовало бы. При этом, однако, возникла бы другая проблема для дисджонктивизма - так называемая проблема базиса: если знание уже присутствует в перцептивном опыте или логически вытекает из него (это более слабый тезис), то каким образом оно может основываться на нём?

Притчард аргументирует (см. ниже), что несмотря на близкую связь между зрительным опытом, что p, и (соответствующим зрительным) знанием, что p, так называемый entailmentthesis, утверждающий, что наличие первого влечёт наличие второго, неверен. (Этот тезис отвергается также и МакДауэллом (John McDowell). См., например, ^[18], с. 277. Напротив, например, Френч (Craig French) полагает, что упомянутый тезис имеет солидные основания. ^[17]) Можно видеть, что p, не зная, что видишь, что p. Хотя у агента может быть рефлексивный доступ к фактивным основаниям, он не всегда может им воспользоваться. Например, согласно Притчарду, присутствие субъективного дефитора (defeator) может разрушить имеющееся знание (см. ниже).

Заметим, что понятие знания, которым оперирует Притчард, является чисто пропозициональным. Я полагаю, что «видеть, что p» (и даже, быть может, «видеть p» - но это отдельный вопрос) подразумевает наличие некоторого рода непропозиционального феноменологического (то есть подразумевающего употребление так называемых феноменальных концептов) или инстинктивного знания, что p. (Субъективный дефитор разрушает лишь рефлексивное/пропозициональное, но не имплицитное/инстинктивное или феноменологическое знание (см. ниже).)

Для Тимоти Уильямсона тоже «(...) seeing that A is a way of knowing that A» (видеть, что А, является одним из способов знать, что А) (^[6], с. 38) в соответствии с его теоретическим анализом знания как наиболее общей фактивной пропозициональной (ментальной) установки. Но Уильямсон не делает различия между рефлексивным и инстинктивным знанием.

Мой взгляд близок к взгляду Френча (French) ^[16], который cчитает, что непропозициональный взгляд на ментальное состояние «видеть, что p» имеет смысл, несмотря на то, что это ментальное состояние в одном смысле кажется перцептивным, а в другом - пропозициональным. Согласно непропозициональному визуально-эпистемическому взгляду, «видеть, что p» не является конститутивно пропозициональным. (Напротив, согласно пропозициональному визуально-эпистемическому взгляду, ментальное состояние «видеть, что p» является конститутивно пропозициональным; оно содержит в себе знание, что p, сформированное на основе визуальной перцепции.)

Притчард различает сценарии парадигматической перцепции (так называемые хорошие сценарии с плюсом) и сценарии перцепции при хороших объективных, но плохих субъективных условиях (так называемые сценарии хорошей перцепции).

К объективным условиям относятся условия, связанные с наличием самого факта, состоянием окружающей среды и функционированием мозга. В случае хороших объективных условий для зрительной перцепции, что p, предложение p истинно, условия видимости хорошие, окружающая среда не является особой (например, агент не находится в районе фальшивых амбаров (в случае, если он смотрит на амбар)), агент не галлюцинирует, у него хорошее зрение и так далее.

Субъективные условия связаны с наличием дефитора (defeator), то есть, как правило, надёжного информатора (или веского основания), который информирует (истинно или ложно), что p (или не-p).

В случае хорошего сценария с плюсом, например, агент видит перед собой амбар; видит, что перед ним находится амбар; знает, что он видит перед собой амбар (и знает, что он видит, что перед ним находится амбар); знает, что перед ним находится амбар (следствие).

К просто хорошему сценарию (без плюса) наблюдения амбара относится, например, сценарий, когда объективные условия хорошие, и, следовательно, агент видит перед собой амбар и видит, что перед ним находится амбар, но когда дефитор (ложно) информирует его о том, что он находится в районе, в котором большинство амбаров являются поддельными. Поскольку объективные условия для перцепции остаются хорошими, новая информация (которая является ложной) не повлияет на зрительный опыт. Агент продолжит видеть, что перед ним находится амбар. Он, однако, потеряет знание о том, что перед ним находится амбар и, соответственно, знание о том, что он видит, что перед ним находится амбар. Другими словами агент потеряет доступ к фактивному основанию «я вижу, что передо мною находится амбар».

Для того, чтобы восстановить доступ к фактивному основанию и знание о том, что он видит, что перед ним амбар, агент должен нейтрализовать дефитор. Он может это сделать, например, опровергнув ложную информацию о том, что в данном районе большинство амбаров поддельные.

Притчард приводит следующий аргумент в пользу того, что вмешательство плохих субъективных условий не влияет на сам перцептивный опыт (а влияет лишь на доступность фактивных оснований). Ретроспективно, то есть после нейтрализации дефитора, агент будет считать, что он и раньше (то есть, до нейтрализации дефитора) видел, что перед ним находился амбар, но не знал, что он это видел.

Помимо двух рассмотренных выше сценариев Притчард различает следующие сценарии: плохие, плохие с плюсом, плохие с двумя плюсами и плохие с тремя плюсами.

К плохому сценарию относится, например, сценарий с амбарами, который отличается от парадигматического сценария только тем, что агент находится в районе поддельных амбаров (то есть, некоторые объективные условия являются плохими), хотя случайно видит настоящий амбар. В этом случае агент видит перед собой амбар, но не видит, что перед ним находится амбар, и, соответственно, не знает, что он видит амбар и, соответственно, не знает, что перед ним находится (настоящий) амбар. (Заметим, что утверждение, что агент видит амбар, не очевидно. В этой связи см. также ^[17].)

В случае плохого сценария с плюсом в придачу ко всему имеется дефитор, (истинно) утверждающий, что агент находится в районе поддельных амбаров (то есть субъективные условия плохие). В этом случае также агент видит амбар, но не видит, что перед ним находится амбар; не знает, что он видит амбар; и не знает, что перед ним амбар.

Агент не видит, что перед ним амбар и не видит амбар в случае, когда он, например, галлюцинирует (плохая ситуация с двумя плюсами – объективные условия настолько плохие, что агент не видит амбар). Плохой сценарий с двумя плюсами, в котором впридачу субъективные условия плохие (у агента имеются достаточно веские основания полагать, что он галлюцинирует), Притчард называет плохим с тремя плюсами (см. ^[4], с. 33).

Заметим, что Френч ^[17] предлагает альтернативную версию эпистемологического дисджонктивизма, согласно которой в парадигматических случаях зрительного опыта рациональное фактивное основание для мнения формируется не на основе опыта типа «видеть, что p», а на основе опыта типа «видеть вещь F». Таким основанием является основание типа «я вижу F». Например, если в парадигматическом перцептивном случае агент видит жёлтый лимон, он имеет рефлексивный доступ к фактивному основанию «я вижу жёлтый лимон», из которого следует, что лимон, который находится перед ним, жёлтый. (В таком подходе проблема базиса не возникает и, как полагает Френч, он содержит меньше метафизики перцепции.)

Вернёмся к проблеме доступа в рамках эпистемологического дисджонктивизма Притчарда.

Предложенное Притчардом решение проблемы доступа (см. § 2) состоит в том, что на самом деле утверждение, что знание об эмпирическом факте, что p, может быть получено чисто априорным образом, не следует из позиции дисджонктивизма.

Фактивные основания (например, основание «я вижу, что p») являются эмпирическими основаниями, и они доступны рефлексии лишь в парадигматических случаях (перцепции). (Например, основание «я вижу, что p» является эмпирическим.)

Верно то, что в хороших сценариях с плюсом (и только в этих сценариях) агент находится в положении с лёгкостью, при помощи одной лишь рефлексии (априорно) установить, что рациональное основание для его мнения, что p (где p – эмпирическое предложение), есть фактивное эмпирическое основание, из которого вытекает p. Но это означает, что говорить о приобретении знания о специфическом эмпирическом факте при помощи одной лишь рефлексии не приходится.

Роль рефлексии, однако, не тривиальна. В случае непарадигматического зрительного опыта, когда присутствует дефитор (в классификации Притчарда это хороший случай без плюса), последний должен быть нейтрализован, прежде чем агент получит рефлексивный доступ к фактивному рациональному основанию «я вижу, что p». (См. описание хорошего, но не парадигматического, сценария выше.)

Я бы сказал, что доступные рефлексии фактивные основания имплицитны в опыте. Рефлексия всего лишь делает эти основания эксплицитными. Например, фактивное основание «я вижу, что p» имплицитно в зрительном опыте агента, что p. Даже в случае наличия дефитора (то есть в хорошем случае без плюса) агент знает, что p, но это знание является лишь некоторым феноменологическим или инстинктивным, то есть непропозициональным знанием (без нейтрализации дефитора фактивное основание не может быть эксплицировано, то есть знание не может быть рефлексивным).

Как мне кажется, в парадигматических случаях перцептивного знания мы не выводим рефлексивно-логически наше знание, что p, из нашего зрительного опыта, что p. Мы знаем, что p, непосредственно в самом опыте. Рефлексивно-логический (априорный) вывод является последующей рационализацией, которая, однако, приводит к более достоверному (рефлексивному/интеллектуальному) знанию.

Напротив, для Притчарда зрительный опыт, что p, сам по себе не содержит в себе никакого знания, что p (в этой связи см. также разделы 2 и 6), хотя в хороших сценариях с плюсом знание, что p, может быть легко получено из этого опыта при помощи рефлексии и логического вывода.

Таким образом, я разделяю позицию Тимоти Уильямсона, который отрицает, что наши перцептивные мнения и знание базируются на рациональных основаниях. Этой же позиции придерживается и, например, Литлджон (Littlejohn). ^[25] Согласно ему большая часть нашего перцептивного знания может рассматриваться как результат действия наших идентификационных (recognitional) способностей при подходящих условиях. ^[25]

Притчард определяет хороший сценарий с плюсом, как сценарий, в котором объективные условия хорошие и отсутствует дефитор (субъективные условия хорошие).

Мне кажется, однако, что хорошие сценарии с плюсом неоднородны. Можно, например, выделить сценарии, в которых дефитор не просто отсутствует, а практически невозможен. (В некоторых случаях агент не примет всерьёз «информацию» даже самого надёжного информатора. Здесь возможен, конечно, целый континуум различных сценариев, когда агент нуждается в более или менее сильных дефиторах для того, чтобы потерять своё первоначальное знание (то есть, мнение агента может быть более или менее устойчивым по отношению к раличного рода дефиторам).) Я бы назвал такие сценарии собственно парадигматическими, или хорошими сценариями с двумя плюсами.

Я буду называть хорошими сценариями с плюсом лишь те сценарии, в которых дефитор достаточнолегко вообразим, хотя он и отсутствует.

В обоих случаях - в случае хороших сценариев с двумя плюсами и в случае хороших сценариев с одним плюсом - наличие зрительного опыта, что p, влечёт наличие знания, что p. Я вижу, однако, следующее принципиальное различие между этими двумя случаями. В первом случае наличие подлинного визуального опыта (а не, например, галлюцинации), соответствующей ему реальности, а также соответствующего знания об опыте и реальности, является грамматическим (логическим, а не эпистемическим) фактом в смысле философской грамматики Виттгенштайна. Соответствующее предложение, «я вижу, что p», является в этом случае «осевым предложением» (подобно осевому предложению «У меня две руки»). Оно не может быть ложным; и не имеет смысла ставить вопрос о его истинности или ложности. (Например, «я вижу, что у меня две руки», «я знаю, что у меня две руки», и «у меня две руки» - логические (грамматические) истины.) Во втором случае мы имеем дело с собственно перцепцией и собственно знанием, которые предполагают некоторую «систему отсчёта», в рамках которой они могут быть подлинными или нет. На мой взгляд дисджонктивизм применим нетривиальным образом именно в этой области. (Можно даже сказать, что в хорощем случае с двумя плюсами дисджонктивизм не имеет смысла, так как агент и не нуждается в рефлексии. В этом случае «фактивные основания» превращаются в грамматику языка.)

В связи с вышесказанным заметим, что дисджонктивизм, а, точнее, предложенная Притчардом модифицированная нео-мооровская позиция - комбинация дисджонктивизма и нео-мооровской позиции - помогает также лучше понять проблему радикального скептицизма. Вывод, который делает Притчард, состоит в том, что радикальный скептицизм плохо мотивирован. Более того, с точки зрения Притчарда, эпистемологический дисджонктивизм и только он позволяет решить скептическую проблему. Я знаю, что у меня две руки, благодаря доступному рефлексии рациональному фактивному основанию, что я вижу, что у меня две руки. Следовательно, исходя из доступных рефлексии рациональных оснований, и при помощи логического вывода я могу утверждать, что я знаю, что я не мозг в пробирке. ^[11]

Как я уже сказал выше, на мой взгляд дисджонктивизм, строго говоря, не имеет смысла применительно к так называемым виттгенштайновским осевым предложениям типа «у меня две руки». Поэтому я не уверен, что предложенное Притчардом решение скептической проблемы удовлетворительно. Моя точка зрения, однако, согласуется с виттгенштайновским «растворением» скептической проблемы ^[22-23].

6.1 Я предлагаю трактовать эпистемологическую проблему знания в тесной связи с проблемой объяснительного провала в философии сознания, которая в свою очередь может трактоваться в терминах виттгенштайновской проблемы следования правилу. (Следовательно, для решения своих проблем эпистемология нуждается в философии языка и философии сознания.)

Вкратце, знание, в частности подлинное перцептивное знание (в хорошей ситуации с плюсом), есть результат прагматического (в смысле виттгенштайновской проблемы следования правилу) закрытия «провала» между рациональными основаниями для мнения (такими основаниями для мнения, что p, например, могут быть основания «мне кажется, что p», «обычно, если мне кажется, что p, то и действительно p», так называемые «благоприятствующие основания» (см. ниже) и так далее), играющими роль эпистемического виттгенштайновского правила (это понятие требует, конечно, детального исследования. В этой связи см., например, ^[3]), и фактом (знанием). В случае, когда провал закрыт, мнение, что p, оказывается прагматически «успешным», то есть соответствующим своей норме – знанию (я принимаю тезис Тимоти Уильямсона, что знание есть норма для утверждения (мнения)).

6.1.1 Эпистемология «сначала знание» и другие

Как мне кажется, то, что я называю прагматическим/феноменологическим закрытием эпистемологического провала, в эпистемологии experience first («сначала опыт») играет роль опыта. ^[26] В рамках этой эпистемологии, однако, опыт есть «видимость», которая (в конечном итоге) обосновывает мнение (см. ^[26], с. 18-19). Уильямсон не без оснований считает, что речь идёт об устаревшей эпистемологии видимости как единственной отправной точке исследования (Dougherty и Patrick это оспаривают). В ^[25] также отмечается, что опыт не относится к рациональным основаниям.

В эпистемологии «сначала рациональные основания», к которой относится и эпистемологический дисджонктивизм МакДауэлла (McDowell) ^[33] и Притчарда (Pritchard) ^[4]), рациональные основания предшествуют знанию и позволяют объяснить каким образом оно приобретается (см., например, ^[25]). Такие основания я интерпретирую как рефлексивное эпистемическое виттгенштайновское правило (которое, заметим, само может быть сформулировано в терминах знания. См. ниже). Правило предшествует своему применению. В этом смысле обоснование предшествует знанию. С другой стороны приобретённое новое знание может быть обосновано ex post. И в этом смысле обоснование вторично.

В рамках эпистемологии «сначала знание» (knowledge first) Тимоти Уильямсона, отвергающей эпистемологию «сначала обоснование», не знание объясняется в терминах мнения, а, скорее, мнение, рациональное обоснование и очевидность объясняются в терминах знания. ^[31] Для Уильямсона знание соответствует действию, а мнение – попытке действия. Он также пишет следующее ^[27] :

«Beliefs are the products of cognitive faculties whose function is to produce knowledge. When and only when all goes well, beliefs constitute knowledge. Even if something goes wrong, the belief may still be true (...)» (мнения – продукты когнитивных способностей, функция которых состоит в производстве знания. Тогда и только тогда, когда всё идёт хорошо, мнения составляют знание. Даже если что-то идёт неправильно, мнение всё таки может быть истинным (...).)

В моих терминах знание есть результат успешного закрытия эпистемического провала (то есть результат действия), то есть успешное мнение. В зависимости от контекста «провал» может быть закрыт или нет. Например, если я знаю, но не достоверно, что банк в субботу открыт, я могу потерять своё знание, если вдруг окажется, что цена моей ошибки может быть очень высокой. Чем выше цена ошибки, тем более достоверным должно быть моё знание для того, чтобы оно оставалось знанием, то есть тем более солидными должны быть рациональные основания для моего мнения. Другими словами понятия знания и эпистемически рационального мнения требуют для своего понимания понятие практической рациональности. (О роли прагматики в эпистемологии см., например, ^[34-40].)

Уильямсон объясняет рациональное обоснование мнения в терминах очевидности и эпистемической, или очевидностной, вероятности. ^[31] Очевидность - всё имеющееся знание, E=K; очевидностная вероятность - условная на очевидности вероятность. Чем выше очевидностная вероятность, что мнение истинно, тем лучше оно обосновано. В случае, если очевидностная вероятность равна единице, мнение является знанием. ^[31]

Задание правила/концепта эквивалентно заданию всех его применений, то есть соответствующей «формы жизни». Эпистемическому правилу, которое предназначено для формирования мнения в соответствии с нормой «знание» (для Уильямсона знание есть норма для мнения) соответствует совокупность всего имеющегося знания, то есть знание как очевидность в терминологии Уильямсона. Поэтому я интерпретирую очевидность (как знание, E=K) как эпистемическое виттгенштайновское правило для мнения.

Очевидностная вероятность характеризует величину «провала» между правилом и фактом.

Для Уильямсона наличие знания не влечёт зв собой наличие знания о знании. Очевидностная вероятность может быть равна единице (мнение есть знание), но очевидностная вероятность, что очевидностная вероятность равна единице, может быть сколь угодно малой. И наоборот: можно иметь хорошие основания считать, что знаешь, что p, и в то же время не знать, что p.

С моей точки зрения (но не точки зрения Уильямсона!) знание о знании есть рефлексивное знание, а очевидностная вероятность, что очевилностная вероятность равна единице, есть рефлексивная очевидностная вероятность.

В такой терминологии «провал» между правилом и фактом, если он закрывается прагматически/инстинктивно, есть провал на рефлексивном уровне. Рефлексивный провал может быть большим, и тем не менее он может отсутствовать на инстинктивном уровне, и наоборот. Если провал закрыт на инстинктивном уровне, в принципе дополнительные рефлексивные основания могут быть эксплицированы, и, соответственно, провал может быть закрыт и на рефлексивном уровне.

Таким образом, я симпатизирую подходу Уильямсона, хотя и понимаю его по-своему.

Фоли (Foley) ^[30] отвергает эпистемологию «сначала обоснование», но и не считает, что она должна быть заменена, как это делает Уильямсон, эпистемологией «сначала знание». На его взгляд ни одна из двух эпистемологий не является «первой» по отношению к другой. Речь идёт о равноправных проектах. В свою очередь Кванвик (Kvanvig) ^[32] отрицает существование удовлетворительной эпистемологической теории с одним фундаментальным элементом.

6.2 Возвращаясь к эпистемологическому дисджонктивизму Притчарда, также как и Смитиз (Declan Smithies) ^[11] я полагаю, что вовсе не очевидно, что наши обыденные представления говорят нам, что в парадигматических случаях перцепции наши перцептивные мнения имеют фактивные рациональные основания. Обыденные представления могут говорить нам, что основаниями для наших мнений являются нефактивные основания типа «мне кажется, что я вижу, что p», если при этом предполагается, что наша перцепция является безошибочной.

Прагматический взгляд позволяет сохранить классическое определение знания как истинного обоснованного мнения и понять дисджонктивизм как рационализацию ex post.

Как мне кажется, моя гипотеза не противоречит позиции Бриана Болла (Brian Ball) ^[1], а также согласуется с выводами статьи Тимоти Уильямсона ^[9] (см. § 6.1.1 и ниже). Согласно Бриану Боллу, утверждение, что знание есть «эпистемически допустимое мнение», есть концептуальная истина. При этом «эпистемически допустимое» мнение является «обоснованным» в смысле, который не допускает существование обоснованных ложных мнений или случаев Гетье (таким образом, знание есть обоснованное мнение). Болл принимает также тезис Тимоти Уильямсона ^[6], что знание есть норма для мнения, который Болл интерпретирует как правило «верь тогда и только тогда, когда знаешь». (Сам Уильямсон говорит: «Верь, что p только тогда, когда знаешь, что p» (^[8], с. 359). См. также (^[6], с. 11) : « (…) One should judge (or believe p) only if one knows p » (следует судить (или верить), что p лишь тогда, когда знаешь, что p).) Согласно натуралистическому анализу метафизической природы знания Болла, знание есть нормальное мнение, то есть мнение, которое сформировано в результате нормального (в смысле телеологии Милликан) функционирования механизма формирования мнений. ^[1]

Замечание.

( Условие истинности мнения оказывается, таким образом, избыточным. Знание есть обоснованное мнение (при условии, что эпистемологический провал между обоснованием и фактом закрыт). // Отметим, что понятие истины имеет два тесно связанных между собой смысла: истина как соответствие и древнегреческое понятие истины как алетэйа, которое Хайдеггер интерпретировал как раскрытие Дазайна. ^[5] Этот второй смысл понятия истины не является «внешним» понятием. Классическое определение знания как истинного обоснованного мнения можно интерпретировать как включающее в себя как понятие истины как соответствия так и понятие истины как раскрытия Дазайна, что автоматически предполагает закрытие эпистемологического провала. Обоснование есть экспликация истины (при этом истина как раскрытие Дазайна превращается в истину как соответствие). При таком взгляде на понятия обоснования и истины возможны три эквивалентных концептуальных анализа понятия знания: «знание есть истинное («успешное») мнение», «знание есть истинное обоснованное мнение», «знание есть обоснованное мнение». )

При этом обоснование может быть эксплицитным (случай модифицированного интернализма) или имплицитным (случай модифицированного экстернализма). В обоих случаях само оно является знанием (эксплицитным или имплицитным), которое в случае закрытия соответствующего эпистемологического провала есть (частично имплицитное) знание об истинности обосновываемого мнения. Чисто экстерналистская позиция оказывается предельным случаем, когда обосновывающие мнение рациональные основания полностью имплицитны в соответствующей эпистемической практике.

Приобретаемое новое знание всегда прежде вcего (хотя, возможно, лишь частично) знание инстинктивное, содержащее свои собственные (новые) основания имплицитно. В результате процесса рефлексии, которая эксплицирует по-крайней мере некоторые из этих оснований, знание превращается в знание более или менее рефлексивное (я предполагаю, что «более рефлексивное знание» имеет больше эксплицитных оснований или более эксплицитные основания).

Для любого вида знания (обыденного, метафизического, эмпирического, математического, физического и так далее), а не только для зрительного перцептивного знания, акт прагматического закрытия провала между рациональными основаниями и знанием (фактом) есть своего рода перцептивный опыт в широком смысле (или феноменальное сознание). В конечном итоге мы знаем, что p потому, что мы «видим» (или «ощущаем»), что p. В так называемых случаях Гетье (то есть случаях обоснованных истинных мнений, которые не являются знанием) провал между обоснованием (видимостью) и фактом (реальностью) не закрыт.

Замечание.

( Тимоти Уильямсон предложил формально-логическую эпистемическую модель, включающую в себя формализованные понятия знания и обоснованного мнения, а также принимающую во внмание различие между видимостью и реальностью. В рамках этой модели случаям Гетье соответствует увеличение незнания вследствие увеличения «провала» между видимостью и реальностью (даже если мнение агента зависит от видимости лишь в той мере, в которой она не позволяет ему быть ложным). Формальный метод и традиционный интуитивный метод (или метод мысленного эксперимента) дополняют и подтверждают друг друга. ^[9] (См. также ^[15] и ответ ^[13-14] на ^[9].) )

Жослин Бенуаст замечает, что « le fait de la perception (…) constitue une des dimensions mêmes du concept de réalité » (факт перцепции составляет одно из измерений концепта реальности) (^[2] , с. 99). Он подчёркивает « le caractère basal de la perception (…) dans la définition même de la réalité » (фундаментальный характер перцепции в самом определении реальности) (^[2], с. 99). Поскольку знание предполагает контакт с реальностью, я переношу сказанное Бенуастом в эпистемологию, утверждая, что знание имеет перцептивное/феноменальное измерение, а факт перцепции составляет одно из измерений концепта знания.

Исходя из сказанного выше, моя гипотеза состоит в том, что эксплицитные «фактивные основания» (в случае хороших сценариев с плюсом) являются рационализацией/экспликацией expostпрагматического закрытия эпистемологического провала между рациональными основаниями для мнения и фактом (знанием).

Притчард подчёркивает различие между знанием, что p (выражаемым утверждением «p») и знанием, выражаемым утверждением «я знаю, что p». Например, имеется разница между знанием, выражаемым утверждением «Это зебра» и знанием, выражаемым утверждением «Я знаю, что это зебра». В последнем случае знание является более надёжным. При этом агент должен иметь дополнительные эксплицитные основания для своего мнения типа «нет никакого смысла подделывать мула под зебру», «подделка бы дорого стоила», «подделка была бы легко обнаружена» и так далее (в случае утверждения «Это зебра» эти основания являются имплицитными). Это так называемые благоприятствующие основания, которые позволяют отдать предпочтение первому из следующих двух утверждений: «Это зебра», «Это подделанный под зебру мул».

Предположим, например, что агент знает, что перед ним зебра, хотя он и не может отличить её от подделанного под зебру мула. Предположим, что кто-то сомневается в том, что это именно зебра, а не подделанный под зебру мул и, в частности, приводит в качестве основания для сомнения тот факт, что ни он сам, ни агент не могли бы отличить хорошо подделанный под зебру мул от зебры. (Более серьёзным основанием для сомнения, например, мог бы быть слух, что в зоопарк поместили подделанного под зебру мула.) Согласно Притчарду в этой ситуации агент теряет своё исходное знание, что передо ним находится зебра. Для того, чтобы восстановить своё знание, он должен эксплицитно выдвинуть основания, благоприятствующие тому, что перед ним зебра, а не подделанный под зебру мул. Он уже не может просто знать, что перед ним зебра. Он должен знать, что он знает, что перед ним зебра, то есть, он должен быть способным выразить своё знание словами «Я знаю, что передо мною зебра».

В отличие от Притчарда я полагаю, что в том случае, когда субъект способен эксплицировать имплицитные благоприятствующие основания, он приобретает рефлексивное знание типа «Я знаю, что это зебра», но даже тогда, когда он не способен это сделать в описанной выше ситуации первоначальное инстинктивное знание, то есть способность делать утверждения типа «Это зебра», сохраняется. (Притчард просто утверждает, что в этом случае знание теряется.) Сомнения и возможность утраты знания относятся не к инстинктивному, а к рефлексивному уровню.